Джимми-Джимми, возьми нож

Джимми немного не в ладах со своей психикой. Мысли у Джимми мимолетные, обрывистые, сплошной бардак в содержимом его черепной коробушки творящие. Мелькающие, появляющиеся внезапно на периферии сознания, лишь чтобы мгновение спустя так же внезапно исчезнуть, потухнуть, смениться другими огрызками мыслительных процессов, не успев толком даже сформироваться. Страх у Джимми навязчивый, хронический. Джимми боится двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю и двенадцать месяцев в году. Не всегда понимает, чего именно боится, не всегда вообще осознает свой страх, зато мечущееся бешеной птицей в клетке из ребёр сердце и трясущиеся, красные от того, что их постоянно и даже слишком усердно моют руки замечает постоянно. Со временем Джимми тоже не в ладах немного. Оно для Джимми незаметное почти, зато очень быстротечное. Солнце может молниеносно нырять-выныривать за-из горизонт-горизонта, пользуясь тем, что никто и так не обращает на него внимания, будто неразумное дитя, что жрёт банками варенье перед обедом, пока бабушка не видит. Джимми не способен долго уследить за временем, он не может спокойно наблюдать заход-восход солнца и ловит панические атаки от одного лишь взгляда на настенные часы в своей комнате - вот и получается, что каждый день для него: сумасшедший калейдоскоп незапоминающихся событий и унылой бытовухи, который каждый раз резко обрывается ровно в девять ноль один, каждый раз оставляя Джимми лежать в своей кровати-машинке, с которой он будто вставал лишь полмгновенья назад, и сжимать нервно одеяло, каждый раз слушая ударяющиеся о стенки сознания, в кои-то веки ясное и чёткое: "ч-ч-что это было?!..." КаждыйразкаждыйразкаждыйразкаждыйразКАЖДЫЙРАЗ Джимми пугается собственной тени, сердце резко подпрыгивает в глотку, и там, кажется, так и остается висеть, его всего передёргивает и он роняет банку, рассыпая кучу разноцветных плохих таблеточек по полу. Мама не разрешает Джимми пить эти разноцветные таблеточки, она всё твердит что они вызывают какую-то там зависимость плохие. Джимми не слушается маму, он без них не может, они - единственное, что хоть немного помогает. "Быстрее, Джимми, собери их. Иначе они все разбегутся от тебя, как было в прошлый раз, когда ты рассыпал их, поднимаясь по лестнице, помнишь, Джимми? Ты же не хочешь, чтобы было как в прошлый раз, да, Джимми?" Каждый день у Джимми идентичен предыдущему, так же неинтересен, также не приносящий ничего нового и кончающейся также внезапно, как начался. Ритмичный марш из дома-школы-дома-школы-дома, разбавляющейся походом к доброму дяде с непроизносимым именем: "мистер Психорох", который тоже немного помогает. Мистер Психорох сказал, что это пройдет, что у Джимми есть все шансы перерасти этот невроз и что он уже даже может ходить в школу "как другие детишки", с тех пор Джимми каждое утро садится в грязно-желтый автобус и едет туда, где будет истерично глотать кучами незаметно украденные плохие таблетки в туалете по переменам, потому что школьный гомон и детский ор пугает его куда сильнее собственной тени или темноты. Другие детишки оказались донельзя страшными существами, у Джимми кончаются таблетки. Но он это перерастёт. У него есть все шансы перебороть это. Он повзрослеет и в классе где-то в девятом-десятом из двинутого невротика с параноидальными мыслями он превратится в просто нелюдимого молчаливого социапата, и тогда, конечно же, быстротечность времени и идентичность каждого дня с предыдущим начнет ощущаться ещё явнее, но зато хотя бы уйдет эта странная невротичная боязнь. Всё обязательно будет хорошо. "Да, Джимми, конечно будет. Хотя у тебя кончаются таблеточки, Джимми, уверен, что протянешь до девятого-десятого класса без них? А если и да, то не будут ли они всё ещё нужны тебе и в десятом и в одиннадцатом и в колледже? Ты же помнишь, что было написано на упаковке:"вызывают сильную зависимость, не употреблять в больших порциях", вдруг эта зависимость на всю жизнь? Придется искать альтернативу, Джимми." Не придется. Ему это будет не нужно. Джимми поборет этот странный недуг, Джимми всё изменит к лучшему. У него есть планы. Планы эти, правда, пока - всего лишь интуитивное желание что-то поменять, желание абстрактное, отчаянное, как навязчивая идея для поэта, которую тот всё никак не может достойно изложить на бумаге, но которая не даёт нормально спать и есть, пока не сделаешь хоть что-то для её реализации. Но он это перерастет, и тогда это будут нормальные человеческие планы, без панической импульсивной подоплеки, когда-нибудь тогда, потом, а сейчас Джимми способен лишь в порыве особо сильного приступа этого желания покупать какую-то бульварную макулатуру о социализации в коллективе, чтобы хоть немного адаптироваться к своим одноклассникам и пытаться записаться на курсы по тайм менеджменту, чтобы его время прекратило лететь как бешеное. Бульварная макулатура уже полгода как подпирает стол, а курсы остаются так ни разу и не посещёнными. Все планы Джимми так и остаются планами и, наверное, это единственное, что у него так же, как у людей. Джимми опять успокаивает себя тем, что в старшей школе всё обязательно будет иначе. Потом он делает вдох. Потом выдох. А потом приходит в ужас, когда понимает, что ему уже семнадцать, у него давно сломался голос и уже проходят первые прыщи, скоро выпускной, а ничего так и не п о м е н я л о с ь. "Ха-ха, Джимми-Джимми, ну надо же, какая ирония, ты давно заметил неумолимость времени, и всё это время пытался сделать всё, что мог, лишь бы оно прекратило лететь так быстро, но всё разрушилось, стоило лишь тебе один разок отвлечься! Вот умора! Что же ты будешь делать дальше, Джимми?" Джимми не знает. Он нервно сглатывает слюну, нервно косится перекошенными глазами на старую папину бритву и нервно отмечает, что сердце-таки отлипло от глотки и возвращается на свое законное место, вновь начиная знакомо биться в костлявой клетке бешеной птицой, как тогда, в детстве, в самый рассвет его паранойи. Он точно знает, что пойдет на выпускной в одежде с д л и н н ы м и рукавами, когда берет лезвие в руки. Бешено летящее время вдруг останавливается, замирает, как олень под машинными фарами и всё в мире на секунду, блаженственную секунду тишины, покоя и отстуствия путанных мыслей, перестает сущевствовать, кроме трех глубоких порезов от старой ржавой бритвы на тонком запястье и закапавшей на пол крови. "Джимми?...."