Lessons

      Брат повторяет его имя, и то, как он это делает, вселяет тревогу и страх — содрогающий, подавляющий ужас, что сжимает нутро. «И что ты наделал?»       Раэлю хочется сказать, что ничего; что он ничего не делал, но с языка срывается что-то задушенное и нервное, больше похожее на полуправдивое извинение: — Эти люди были просто грязью, хен! — сказанное придает немного сил, но воспоминания об инциденте, в котором те глупые людишки стали кровавыми пятнами, вскоре наполняют его голос дрожью — и это снова заставляет возмущаться. — Они не уважали меня, не уважали нас, и получили по заслугам.       Даже если и было то, чего Раэль не мог вытерпеть — так это пренебрежительные высказывания кучки глупых, недостойных существ на свой адрес. Неужели они не видели, что он совсем отличался от них? Что он другой… — Раэль, — брат заговорил (нет, в такие моменты это был не брат, а глава клана Кертье), — это делает тебя счастливым?       Это не тот вопрос, на который Раэль знает ответ. Слова брата заставили его замолчать и снова насторожиться — он умеет отвечать на обычные вопросы вроде «Раэль-что-ты-наделал» и «Раэль-почему-ты-не-можешь-сдерживаться», которые в итоге всегда сводились к одному: «Раэль-ты-знаешь-почему-я-это-делаю?» — но этот не подходил ни для одного из шаблонов. Он заставил Раэля поежиться и почувствовать тревогу. За все его пять сотен лет брат ни разу не был таким трудным для понимания. — Хен.? — сорвалось с языка. Он снова чувствовал себя ребенком, растерянным и беспомощным.       Следующие слова были как выстрел в живот: — Издевательства над слабыми — это то, что делает тебя счастливым? — Конечно же, нет! — Раэль отвергал любые обвинения и изо всех сил защищался. — Они просто… — он позволяет праведному гневу снова потечь по венам и чувствует себя вполне оправданным, выплевывая продолжение: — Когда они оскорбляют меня, оскорбляют нас — они оскорбляют тебя! Как я мог им это спустить?! — Раэль Кертье, — парень почувствовал, как в него впиваются красные глаза. Каджу требовал ответа. — Ты думаешь, что настолько достоин имени Кертье?       Позор. Стыд наполнил его тело от кончиков пальцев, саму его суть — и наслаждение от убийства нескольких наглых человечишек исчезло в одно мгновение, оставляя его чертовски опустошенным в собственной никчемности. Брат никогда не был в нем так разочарован, как сейчас. — Конечно, стою.       До нелепости слабо и неуверенно, потому что он знает, что будет дальше. Эти быстрые, ловкие пальцы обхватывали его талию, заставляя Раэля дрожать от предвкушения и тревоги одновременно.       Голос Раджека звучал слишком близко, не осуждая, совсем не осуждая, всегда такой снисходительный и пугающе равнодушный: — Тогда докажи мне это.       С детства Раэль был несоизмеримо тщеславный, наивно гордый своей родословной. Это всегда становилось причиной проблем, превращало дворовые насмешки в кровавые побоища — Раэль не отличался терпимостью и утонченностью, неважно, сколько раз Раджек объяснял ему эти понятия.       Раджек всегда говорил: «Он мой младший брат». Говорил так часто, что Раэль возненавидел эти слова так же сильно, как и правду, что за ними скрывалась. Всякий раз, когда Раэль становился причиной проблем, там появлялся Раджек, будто за милю чувствовал несчастья от младшего. «Моя вина, что не научил его должным образом». Очередная надоевшая ложь. Конечно, брат вообще не виноват, но, сколько бы Раэль не хотел вмешаться, он не имеет права спорить с Раджеком — тем более, когда будущее их клана становится на колено, прося прощения из-за него.       «Прости» всегда звучало впоследствии, как только они оставались наедине. Он неуклюже, как только мог, путался в извинениях, говорил что угодно, только бы Раджек не обвинял его. — Я просто так разозлился, и… — Хватит, — говорил брат так мягко, что Раэль не смог бы даже представить теперь. Он тогда клал руку ему на плечо нежно и обнадеживающе: — Ты моя ответственность».       Раэль не помнил точно, когда эта доброта начала исчезать, но помнил, как его реальность разрушилась. Он уже и не знал, что тогда натворил, только как сейчас видел перед собой тьму и огонь в глазах Раджека, все большее его отвращение и свою нарастающую тревогу с каждой отнятой этим голосом частичкой тепла: «Если бы ты действительно сожалел, ты бы запомнил, Раэль».       Если бы он был низшим существом, один только звук этого голоса сломал бы его. Но Раэль был стойким мальчиком. И глупым. «Прости меня, — твердил он, — я все еще могу учиться… Я буду». Он нуждался в том, чтобы брат был доволен им, гордился им (как будто Раджек был вынужден охранять брата и принимать наказания за все те преступления, как если бы совершил их сам).       Раджек больше не верил ему, вместо этого сказав те самые три слова, с тех пор всегда повергающие Раэля в ужас. «Докажи мне это»       Вот только тогда Раэль не знал, что именно это значит, только упрашивал и умолял, пока случайное «Хен, я сделаю что угодно!» не слетело с его губ и глаза Раджека не вспыхнули чем-то неизвестным. Раэль заметил это и позволил себе немного оптимизма, что он еще может все исправить, что Раджек простит его. «Что угодно». На этот раз лицо Раджека изменилось, а глаза почти заблестели. Раэль с удивлением и подсознательным страхом осознал — Раджек улыбался. Он протянул руку, чтоб взять Раэля за подбородок. Прикосновение пальцев горячее и пронизывает до костей, когда он наклоняется, чтоб мягко и тихо, прямо в ухо, сказать: «О, я тебя научу должным образом… И уж в этот раз тебе лучше запомнить».       С этими осторожными словами Раэль ждал смертного приговора. Он все еще не был уверен, было это милосердие Раджека хорошим или плохим. Чужие пальцы потянули его за одежду, сильно сжали кожу и Раэль силой воли заставил себя не отстраняться от болезненных прикосновений. Он напомнил себе о данном обещании, а еще — что никогда прежде не видел Раджека таким злым. Он стоит на месте, дрожа исключительно от холода, вовсе не от властного голоса брата, пока Раджек догола раздевает его и хлещет по коже. «Ты должен научиться контролю, покорности, ответственности». Раэль не дурак, и не важно, что брат считает иначе; он понимает, что это за наказание, в то время как Раджек запускает пальцы в его волосы и толкает на колени.       Действия Раджека нельзя назвать нежным, когда он грубо засаживает по самые гланды, затыкая членом и заставляя задыхаться. Раэль сосет на всю длину под команды Раджека, держа рот широко открытым и наклонив голову, чтоб хоть как-то облегчить процесс. Его глаза закрылись, выдавая попытки вспомнить что-то дорогое из детства — все, что он смог придумать, чтобы поставить барьер между действиями тела и разумом. Он должен сделать, вытерпеть это, чтоб Раджек поверил в него. — Даже после этого, ты все еще можешь называть себя частью клана Кертье? — ухмылка Раджека заставляет его оторваться от воспоминаний и возмутиться. Конечно, он может. Он был тем, кем он был независимо от действий — та же кровь, что текла в Раджеке, текла и в нем, и он — Раэль Кертье. Раджек, похоже, не был доволен этим ответом. На следующем движении он толкнулся глубже, удерживая Раэля там, с основанием члена между губ, пока вся эта гордость не исчезнет из головы и он начнет думать о том, как упирается член Раджека в его горло, и насколько хочет дышать. — Ты ничто, — говорит Раджек, и по его тону слышно, что он вот-вот кончит. У Раэля нет возможности даже простонать что-то в протест, потому что Раджек трахает его все сильнее, быстрее. Пострадавшая гордость горит красным цветом и собирается за глазами, и он никогда не чувствовал такого облегчения, как когда член Раджека, наконец, пульсировал на его языке. Он немедленно вытаскивает, выплескивая семя на лицо, и Раэль чувствует на себе удовлетворенный взгляд. Его уши горят, лицо красное от унижения и бессильной злости, когда Раджек застегивает штаны и приказывает: «Запомни этот позор».       Но Раэль не выучит этот урок, пока будет его помнить.