Боги не извиняются!

— Верховный лидер! В комнату врывается солдат, наверняка с новостью о тех дикарях, что последние несколько дней разукрашивали Эден Сити во все цвета радуги. Но наткнувшись на суровый взгляд Солюса, солдат тут же принял приветственное положение: — Прошу прощение за нарушение, верховный лидер! Позвольте доложить! Правильно, они должны извиняться перед ним. Солюс оторвался от бумаг, которые он до этого рассматривал, и вальяжно откинулся на спинку своего кресла. — Я слушаю. — Мы поймали правонарушителей, которые занимались вандализмом в городе. Что прикажете с ними делать? — Приведите их сюда. — Солюс улыбнулся. Механизм работал идеально как всегда. Солдат кивнул и вышел. Уже спустя пару минут пара солдат ввела двух девушек с Той Стороны. Солюс закатил глаза — только дикари могли додуматься заниматься таким ребячеством. Одна из девушек была худощавой с тёмной копной волос и большими испуганными тёмными глазами в ужасном розовом платье, сшитом из лоскутков. Типичная дикарка. Лучший скривил губы в презрительной усмешке и перевёл взгляд на вторую дикарку. «Ты не Бог» Эти светлые глаза… Опять она. Опять эта полоумная дикарка стоит тут без капли страха в глазах и улыбается ему. Неужели она не понимает, что её судьба, её жизнь в Его руках? Но ничего…он докажет ей, что он, Солюс — Бог. — Простите, высший лидер, но что прикажите делать с этими… — и солдат презрительно покосился на дикарок. Да, извиняйтесь перед своим Богом. — Тёмную в камеру, светлую в камеру пыток. И вызовите ко мне мою дочь. Солдаты уважительно кивнули и увели дикарок. Темноволосая кричала, вырывалась и проклинала Солюса. Всё как всегда. Тогда почему Она так спокойна? Солюс недовольно нахмурился. Неужели действительно просто сумасшедшая, которая ничего не может понять? Нет, не похожа она сумасшедшую. Но тогда что? Ведь нельзя попасться в одни и те же сети дважды. Может быть… — Прошу прощения, отец. Вы меня вызывали? — поток мыслей лидера прервала его вошедшая дочь, Лилит. Даже его дочь извиняется перед ним. — Да, милая. — Солюс встал, подходя к дочери. — Поймали парочку дикарок и мне надо, чтобы ты сделала то, что ты делаешь лучше всего… -…Выбила из них информацию? — Лилит улыбнулась отцу. — Именно, милая. Но только из одной. Вторая пока останется про запас. А теперь иди. И не забудь оставить что-нибудь, что можно было бы казнить. — Конечно, отец. — и Лилит подставила лоб отцу, который прикоснулся губами ко нему, прежде чем вернуться к работе. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, когда Солюс наконец покончил с бумагами. Мужчина устало потёр переносицу, прикрыв глаза. Даже Лучший может устать от бумажной работы. Однако у него оставалось ещё одно дело на сегодня. Солюс встал и, громко стуча тростью, покинул свой кабинет. Через подземные туннели, которые позволяли добраться до любого места Эден Сити, мужчина быстро добрался до камеры пыток. Как только Солюс зашёл в помещение, ему в нос тут же ударил запах свежей крови. Лилит как раз подносила к спине дикарки раскаленное железо, когда мужчина окликнул свою дочь. — Лилит, хватит. — Но отец…! — попыталась возмутиться блондинка. — Лилит. — Лучший строго посмотрел на дочь. — Простите, отец. — девушка понурила голову и отошла от заключенной, вставая в стороне. Да, извиняйтесь перед своим Богом. — Ничего, дорогая. — он кладёт ладонь на плечо дочери и смотрит на неё с легкой улыбкой. — Какую информацию тебе удалось добыть? Наверняка эта дикарка под напором Лилит рассказала всё. — Только их имена. — Лилит поджимает губы, сразу чувствуя недовольство отца. -…Как их зовут? — Солюс очень недоволен. Он конечно не рассчитывал получить что-то существенное, но это слишком! — Тёмную зовут Строуберри, а эту — блондинка кивает головой на висящую на цепях дикарку — Фокси. Фокси. Лиса. Маленький, непослушный лисёнок… Лучший отпускает солдат и дочь, поцеловав последнюю в лоб и пожелав спокойной ночи. Он изучает дикарку на расстоянии. Лилит постаралась на славу — всё тело девушки было в красных кровоточащих полосах от кнута. Мужчина медленно подходит к заключенной, висящей на цепях, и подставляет трость ей под подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Прости меня… Я не хотела портить твой город — её голос громом звучит в тишине. Но ещё больше его задевают её слова. Перед ним все извиняются, а он ни у кого не просит прощения. Ведь Боги не извиняются. Так почему так неправильно слышать её извинения? Он смотрит на её личико, испачканное кровью, и не понимает почему она улыбается. — Я — Бог. — он уверен в своей правоте. — Боги не извиняются. — она кивает его словам. И опять тишина. Солюс аккуратно проводит пальцами по губам дикарки, стирая кровь. Так хочется узнать — какая её кровь на вкус. — Ты не виноват. — она смотрит на него. Смотрит и улыбается. Мужчина не выдерживает и с силой бьёт её по лицу. Он уходит, уверенный в своей правоте. Но когда он слышит жалобный всхлип девушки, которую солдаты потащили в камеру, сердце невольно сжимается. Но он — Солюс. Он — Бог. И он не испытывает жалости к дикарями. Утром ему сообщают, что заключённые сбежали. Она опять от него убежала. Великий лидер не придаёт этому значения. Пусть побегают. Свой урок они получили. Ему их не жаль. Но когда после тяжелого дня он находит на своей тумбочке букет ромашек, испачканных кровью, в нём зарождается сомнение. Боги не извиняются. Но тогда почему он хочет молить о прощении дикарку с лисьем именем?