Одержимость

Это уже похоже на одержимость. Точнее, это и было одержимостью. Проснувшись рано утром, Джон, как обычно, заварил две кружки кофе. Хотя он точно знал, что вторую так никто и не тронет. И, придя домой, он выльет этот кофе в раковину. Только лишь чтобы на следующее утро это всё повторилось. Он не мог отказаться от этой привычки, потому что чувствовал, что если перестанет это делать, он предаст Шерлока. Пускай прошло уже три года, но Джон знал… Нет, он был полностью уверен, что Шерлок жив. Потому что просто не могло быть иначе. Иначе в чём тогда был смысл всех их расследований, всех слов и действий Шерлока? В чём был смысл этой его дедукции, если это всё было подставой, игрой? Зачем надо было заводить себе соседа и брать его почти на каждое расследование, только как лишнего зрителя? Тратить силы на этот спектакль не только в присутствии Скотланд-Ярда, но и дома? А главное, в чём был смысл той «записки»? Точнее — последнего телефонного звонка. Джон чувствовал, что Шерлок пытался ему что-то сказать. А слова: «это лишь трюк» — плотно засели у него в голове. Они не могли относиться к тому, что Шерлок на самом деле обманщик, что он ненастоящий. Но таким образом он мог сказать, что вся его смерть — это трюк. Тем более, Джон видел Шерлока во время расследований, он видел, как тот применяет свою дедукцию, он видел, как она работает и впитывал эти знания. Всё это не могло быть поддельным! Потому что только во время расследования Шерлок на самом деле был живым! Это то, что приносило ему счастье и радость. И это никак не могло быть трюком. И этого ему было достаточно, чтобы верить в то, что на самом деле Шерлок Холмс жив. А также верить в то, что рано или поздно он вернётся к нему. Ничего, что с каждым днём ран на сердце становилось всё больше, главное — верить. Все ему говорили, что надо просто смириться. Что Шерлока уже не вернуть и не надо надеяться на чудо. Он не вернётся. Но разве Джон мог поверить в это? В то, что он не смог сберечь и защитить самого дорого человека, которого успел полюбить всей душой. Джон никогда не обманывал себя по поводу того, что он чувствовал к Шерлоку. Почти что с самого первого дня он почувствовал это. И если вначале это была обычная влюблённость, то с каждым новым днём это чувство всё крепло. Пока однажды не стало таким сильным, что игнорировать его стало невозможно. И тогда Джон решил, что он признается. Да, он боялся потерять дружбу с Шерлоком. Боялся, что ему придётся съехать с Бейкер-Стрит. Но молчать Джон больше не мог. Как только они расследуют это дело, где снова был замешан Мориарти, он хотел рассказать о своих чувствах Шерлоку. Но кто же знал… Сколько раз с ним пытался поговорить Грег, вытаскивая его в очередной бар, где было много дешёвого пива, а иногда и более крепких напитков. Лестрейд был уверен, что Джону просто нужно время и крепкое дружеское плечо рядом, чтобы смириться со смертью Шерлока. Что рано или поздно скорбь пройдёт. Он терпеливо первые пару месяцев каждую пятницу звонил Джону и говорил, чтобы тот был готов через полчаса. Но однажды он просто перестал. Не было такого, что он всё реже и реже звал Джона на очередную пьянку, нет. Он просто как-то зашёл и сказал: — Джон, я так больше не могу. Ты должен смириться с тем, что Шерлок больше не вернётся, слышишь? Да, я знаю, что это сложно, но ты должен это сделать. В первую очередь ради себя. Потому что посмотри во что ты превратился. Ты каждый вечер, когда я тебя не вытаскиваю куда-нибудь, проводишь дома. И просто ждёшь, когда домой вернётся мертвец. Это ненормально. И я надеюсь, что скоро ты снова станешь старым добрым Джоном Уотсоном, которого мы все любим. Нельзя скорбеть вечно. Тут Джон был согласен с Грегом. Нельзя скорбеть вечно. Но вот ждать можно. И если так надо будет, он будет ждать столько, сколько надо. Год, два, десять. Но он дождётся. А остальное не имеет значения. Через какое-то время Грег и вовсе перестал звонить. Точно так же, как и Гарри или Майк. А Молли почти сразу оборвала все связи. Только миссис Хадсон поднималась к нему раз в неделю, приносила ромашковый чай и садилась напротив, в кресло Шерлока. Она тоже скучала по этому несносному детективу. И в этом они были похожи. Но сегодняшний день отличался от всех других. Выпив свой кофе, Джон бросил взгляд на часы. Десять утра. В клинике его сегодня не ждут, но он всё равно оделся и быстрым шагом вышел на улицу. Мелкий моросящий дождик и серое небо как нельзя лучше характеризовали состояние души Джона. Как в какой-нибудь глупой мелодраме. Только не хватает грустной музыки на фоне. В этот момент телефон мимо проходящей девушки начал играть «Mad World». Видимо, ей кто-то позвонил. Остановившись, он наблюдал за тем, как она мокрыми от дождя руками пытается достать телефон. Джон грустно усмехнулся. Если уж и есть какие-то всевышние силы, то у них явно неплохое чувство юмора. Засунув руки в карманы и натянув на голову капюшон, Джон направился дальше, ускорив шаг, идя по давно известному маршруту, который он мог бы пройти даже с закрытыми глазами. Сегодня не хотелось ловить такси или ехать общественным транспортом. Будучи отставным военным, Джон привык много ходить. Это отрезвляло и помогало привести мысли в порядок. И это то, что нужно было сегодня, как и каждый Божий день. Уже три года. Спустя полтора часа Джон подошёл к кладбищу. Ему не надо было искать нужную могилу. Ноги сами привели его к той единственной, которая имела значение для Джона. Опустив ладонь на мокрый мрамор, Уотсон закрыл глаза. — Три года, Шерлок, пора уже вернуться домой, — прошептал он. — Полностью с тобой согласен, Джон. Джону показалось, что он резко шагнул в холодную воду. Дыхание спёрло, а все мысли резко вылетели из головы. Что есть силы вцепившись в мрамор, он выпрямился, всё ещё боясь обернуться назад. Туда, откуда доносился голос, который он не слышал долгих три года. Он даже не был уверен в том, действительно ли это Шерлок, или его подсознание снова играет с ним, как в первые пару недель после смерти Холмса. Всё его тело охватила крупная дрожь, но Джон всё ещё не мог пошевелиться, даже когда услышал шаги позади себя. — Это действительно я, — тихо прошептал Шерлок и положил руку на плечо Джона. — Я вернулся. Почувствовав руку на своём плече, Уотсон, распахнув глаза, резко развернулся. Рука Шерлока безвольно повисла вдоль тела, потеряв поддержку в виде плеча Джона. Голова Холмса была опущена, а мокрые и прямые от дождя волосы закрывали глаза. — Джон, я… — голос Шерлока прозвучал надломлено и виновато, однако договорить ему не дал Джон, который буквально мертвой хваткой вцепился в Холмса, прижимая всё ближе к себе. Замерев на несколько секунд, Шерлок неуверенно ответил на объятия. Он до последнего не был уверен в том, как отреагирует Джон на его возвращение из мёртвых, но он и не думал, что все эти три года его лучший друг не мог смириться. В тот момент, когда он услышал об этом от Майкрофта, сердце Шерлока пронзило острой стрелой вины. Он и так всё это время жалел о том, что не смог рассказать обо всём Джону, оставив его одного, считающего, что Шерлок умер, но такого он точно не мог ожидать. И сейчас, чувствуя, как Джон дрожит и судорожно сжимает его пальто, слыша тихие всхлипы самого важного мужчины в своей жизни, Шерлок впервые действительно не может подобрать слов. Он даже не знает, как выразить то, насколько ему жаль, что пришлось поступить так. Когда тело Джона стала бить уж слишком крупная дрожь, а всхлипы стали ещё громче, Шерлок и сам не смог держать всё это в себе. Уткнувшись в плечо Уотсона, он закусил губу, чувствуя, как солёные слёзы обжигают кожу щёк. Переместив свою руку на шею Джона и прижимая его ещё ближе к себе, Шерлок едва различимо прошептал куда-то в куртку Уотсона: — Прости меня, — даже до конца не уверенный в том, что Джон услышал его. — Я знал, я всегда знал. Я верил, что всё это не может быть правдой. Что ты жив, что ты не можешь быть обманщиком, — перебиваемый лишь своим сбивчивым дыханием и всхлипами, прошептал в ответ Уотсон. — Спасибо, — искренне ответил Шерлок. Эта вера Джона в него действительно очень много значила. Он всю жизнь в свою сторону получал только издёвки и колкие комментарии, но Джон с первого своего появления в его жизни был другим. Он никогда не называл Шерлока фриком, он никогда не пытался использовать его дедукцию в своих целях. Он только искренне восхищался Шерлоком. Иногда, как и все люди, не понимая его. Но не видя в этом ничего плохого. Понимая, что они думают абсолютно по-разному. Джон был единственным человеком, которому Шерлок позволил подобраться настолько близко к себе. Который видел в нём не только бесчувственную машину дедукции, но и его человечную сторону. Он всегда мог рассмешить Шерлока, или наоборот, заставить грустить. Только Джон одним лишь взглядом мог вызвать чувства стыда и искренние сожаления у Холмса. Лишь одному Уотсону он позволил заглянуть за ту маску социопата, которую он носил на протяжении почти всей своей жизни. И вот сейчас Джон так просто говорит о том, что все эти три года верил в Шерлока. И это уже было действительно что-то новое. На такое он не мог надеяться ни от кого. Холмс с самого детства считал, что всю жизнь будет изгоем, никому не нужным, и теперь это убеждение разбилось на тысячи осколков, свалившись бесформенной грудой у его ног. — Джон, пошли домой? — всё так же, не поднимая головы, прошептал Шерлок. — Да, Шерлок. Думаю, что нам пора вернуться домой, — в голосе Уотсона прорезалась едва различимая горькая улыбка. Найдя руку Шерлока своей, Джон сжал её, отказываясь сейчас отпускать его, будто боясь, что тот всё ещё может исчезнуть, словно мираж. Он и не думал о том, что сегодняшний день закончится именно так. Но радость от возвращения Шерлока бурлила в груди. Конечно, там было и множество других чувств, в том числе и гнев от того, что Холмс оставил его на долгих три года. Но Джон уверен, что на это была причина. И она должна быть весомая. А если нет… Врезать этому гениальному социопату можно всегда. А сейчас же надо отвести его домой. Туда, где тепло и сухо. Поэтому, крепче сжав холодную ладонь, Джон быстрым шагом направился к воротам, ощущая, как Шерлок идёт за ним. Поймав такси и устроившись в нём, Джон отвернулся к окну, иногда поглядывая на Шерлока в отражении. Однако его руку он так и не отпустил, чувствуя, как от этого прикосновения по телу разливается тепло. Ему хотелось прямо сейчас обрушить на Шерлока шквал вопросов по поводу того, где тот был последние три года, почему он так поступил, как он это провернул, но Джон понимал, что сейчас не время и не место. Нужно для начала приехать домой, выпить горячего чаю, как в старые добрые времена, расположиться в гостиной. Джон прикрыл глаза. Как давно он ждал того момента, когда Шерлок снова будет сидеть в в гостиной пред камином, как ему не хватало его фигуры, когда он выходил с утра из своей комнаты и сразу видел Холмса в его кресле или на диване. Руки Шерлока были сложены в его любимом молитвенном жесте, а сам он полностью погружён в свои чертоги. Он никогда не мог подумать, что именно эта картина станет для него синонимом счастья и спокойствия. Оказавшись, наконец, на Бейкер-Стрит, Джон выпустил руку Шерлока, чтобы снять куртку. Поднявшись наверх и дождавшись Холмса, который всё никак не решался поднять голову, Джон прошмыгнул в гостиную, а затем и на кухню. — Я пока заварю нам чай. Вскоре по 221В поплыл удивительный аромат эрл грея. И этого тоже до ужаса не хватало Джону. Заваривать чай Шерлоку, точно зная, как именно тот любит и чётко следуя этим правилам. Не слишком крепкий, с двумя ложками сахара и небольшим количеством молока, чтобы напиток приобрёл красивый карамельный цвет. Выйдя с двумя кружками в гостиную, Джон нашёл Шерлока, всё так же стоящего у входа и с опаской оглядывающего гостиную. Его взор метался от вещи к вещи, будто подмечая, что изменилось за три года. — Я оставил всё на своих местах, — Джон поставил кружки на журнальный столик. — Вначале я просто не мог и не хотел ничего трогать, а потом я просто ждал, когда ты вернёшься. А уж я знаю, как ты не любишь, когда переставляют твои вещи. Подойдя к Шерлоку, Джон положил руки тому на плечи. Взгляд Холмса сразу остановился, и он посмотрел прямо перед собой, в синие глаза Уотсона. — Послушай, Шерлок. Я знаю, что у тебя должна была быть причина, чтобы так поступить. И я не обижаюсь. Ну… Уже не обижаюсь. Главное сейчас только то, что ты вернулся живым. Поэтому давай сейчас сядем в наши кресла, я зажгу огонь в камине, мы выпьем чай. А потом ты расскажешь мне обо всём, ладно? — Джон, — Шерлок поднял одну руку, кладя её сверху ладони Уотсона, — я не знаю, почему ты так верил в меня все эти долгие три года, почему ты не разочаровался во мне, но я хочу, чтобы ты знал, что всё это время я стремился домой, к тебе. И твоя реакция, все твои действия действительно много значат для меня. И также я знаю то, что я не достоин всего этого. Недостоин быть рядом с тобой, называться твоим другом. Недостоин получать от тебя столько заботы и быть тем, в кого ты веришь. Вместо ответа Джон едва заметно печально улыбнулся одним уголком рта и поднял свободную руку, чтобы мягко прикоснуться к щеке Шерлока. Проведя большим пальцем вдоль его острой скулы, Джон медленно прикрыл глаза. — Ты достоин даже большего, Шерлок, — после чего он отстранился от Холмса, кивая в сторону кресел. — А теперь пора выпить чаю. Всё ещё аккуратно и недоверчиво Шерлок сделал шаг, не сводя взгляда с Джона. Его последние слова всё ещё звенели в ушах, а мир на самом деле сжался до небольшого пространства их гостиной. Сделав ещё один шаг, Шерлок заметил, как искренняя улыбка заиграла на губах Джона. Ох, вот чего действительно не хватало ему все эти три года. Улыбки Уотсона. Когда он улыбался не только губами, но и в глазах у него начинали искриться огоньки счастья, а вокруг, казалось, становилось на пару градусов теплее. Неуверенно улыбнувшись в ответ, Шерлок всё же направился к креслу. Взяв в руки чашку с чаем, он сделал небольшой глоток, наблюдая за тем, как Джон начал разводить огонь в камине. Через каждые полминуты он ловил на себе взгляды Уотсона, будто тот всё ещё сомневался в том, что Шерлок никуда не пропадёт. Как только Джон закончил и устроился в кресле напротив, точно так же взяв в руки кружку с чаем, Шерлок, наконец, позволил себе немного расслабиться. Приятное тепло от чая и от огня в камине, игривые блики, которые окрашивали гостиную в совершенно другой цвет, будто делая всё таинственнее и домашнее, потрескивание поленьев во всё том же камине… Вдохнув так давно забытый аромат Бейкер-Стрит, Шерлок, наконец, действительно почувствовал, что он дома. Сделав очередной глоток из кружки, он поставил её на столик перед собой. — Когда я и Мориарти оказались на крыше, у нас с Майкрофтом было тринадцать вариантов дальнейшего развития событий, — начал Шерлок, понимая, что он больше не может молчать, что Джон должен услышать об этих годах скитаний. — Однако я до последнего не ожидал, что всё действительно пойдёт так, — Шерлок прикрыл глаза. — Мориарти сказал, что у его снайперов на мушке три самых дорогих в моей жизни человека. И что только он может отменить их приказ. И если я не спрыгну, эти люди умрут. После чего, достав пистолет, застрелился сам. — Три человека? — Да. Миссис Хадсон, которая стала мне большей матерью, чем моя родная мать. Грегори Лестрейд, мой друг. И… Ты. Я не мог подвергнуть вас опасности. Тем более, как я уже сказал, мы с Майкрофтом предвидели такое развитие событий. Однако я предполагал, что всё пойдёт именно так с наименьшей вероятностью. — Вот как. — И я не мог подвергнуть вас опасности, поэтому мне пришлось прыгнуть. Я не хотел этого делать, особенно на твоих глазах, и за это я действительно прошу меня простить, — Шерлок наклонился и потянулся вперёд, находя руку Джона своей. — Я действительно не хотел покидать тебя на столь длинный промежуток времени. Мне было очень плохо без… Своего блоггера. — Мне тоже было плохо без тебя, Шерлок. — Я не хотел этого, я думал, что так будет лучше для всех, а главное, для тебя. Но я всё же поступил так, как поступил. И этого уже не вернуть. Ты сможешь меня простить, Джон? — Я и не обижаюсь на тебя, Шерлок. Да, в самом начале я не мог поверить, что ты бросил меня одного, я чувствовал некоторую обиду, но потом я понял, что это всё неправда. И просто стал ждать, когда ты вернёшься. — Но как ты смог понять, Джон? Ведь мы разыграли весь этот спектакль, чтобы ты поверил, — Шерлок вновь опустил взгляд. — Я так долго жил и раскрывал преступления вместе с тобой, что научился подмечать некоторые детали, Шерлок. Например, я видел твоё тело только тогда, у Бартса, и даже на похоронах тебя хоронили в закрытом гробу, хотя никаких предпосылок для этого не было. Я видел реакцию Молли, ведь тебе же явно нужен был человек из морга, чтобы провернуть всё это. Так что я быстро понял, что только она могла тебе помочь. Тем более тот факт, что она оборвала общение и постоянно стыдливо опускала взгляд при нашей встрече, тоже указывало на это. И последнее — твои родители. Их же не было на похоронах, Шерлок! А я точно знаю, что они живы и живут в пригороде. Ты сам мне об этом говорил. Это было несложно. И тем более, как я уже говорил, я всегда верил в тебя. Поэтому я знал, что ты не мог по-настоящему прыгнуть с той злополучной крыши. И всё это явно для какого-то дела. Единственное, чего я так и не смог понять, почему так долго? Целых три года. — Преступная сеть Мориарти. После его смерти мне пришлось заняться уничтожением всего того, что он успел построить. Ведь, если гидре отрезать голову, на её месте сразу возникнут две. — Так вот значит, чем ты занимался… — Да. И снова прошу извинить меня. — Шерлок! — голос Джона внезапно стал серьёзным. Опустившись на колени перед креслом Холмса, он посмотрел тому в глаза, — Тебе не за что просить прощения, слышишь? Хватит извиняться. Ведь главное, что ты жив и вернулся домой. — К тебе, — поправил его Шерлок. — Что? — Я говорю, что я вернулся к тебе, Джон, — Шерлок свободной рукой прикоснулся к лицу Уотсона, открыто смотря тому в глаза. — Я старался вернуться не столько домой или в Лондон. Единственное, что я хотел, это вернуться к тебе. Это всё, что имело значение все эти три года. И если бы я только знал о том, что ты ждёшь меня! — Шерлок, сейчас уже нет смысла говорить, о том, что было бы если. Но сейчас мы можем построить заново всё, что было между нами до этих трёх лет. И не только это, — последние слова Джон прошептал едва слышно. — А ты бы хотел этого? — Больше всего на свете, — прикрыв глаза, Джон приблизился к губам Шерлока, ощущая его горячее и сбивчивое дыхание. Замерев на несколько секунд, дав Шерлоку время, чтобы, если тот того не хочет, отстраниться, Джон накрыл мягкие губы Холмса своими. Этот поцелуй не был похож ни на один из его прошлых с другими людьми. Только лишь от первого, почти невинного соприкосновения губ, по телу Уотсона пробежал электрический разряд. Как только он впервые ощутил вкус Шерлока, почувствовал суховатость его пухлых губ, Джон понял, что он больше никогда и ни на что не променяет это. Это действительно было самым лучшим, что он испытывал когда-либо в своей жизни. Приблизившись ещё чуть ближе, Джон начал ласкать нижнюю губу Шерлока. Когда он представлял себе их первый поцелуй, он скорее предполагал, что это будет сделано под воздействием адреналина. Горячо и страстно. Но не так. Медленно, размеренно, тягуче, будто сладкий мёд. От такой нежности щемило сердце. И хотелось, чтобы этот момент никогда не кончался, чтобы он длился целую вечность. Джон и представить себе не мог, что целовать Шерлока будет так волнующе прекрасно. Он чувствовал слегка неуверенные движения губ Шерлока в ответ, от чего сердце щемило ещё больше. Казалось, что опыта с поцелуями в жизни Холмса почти и не было. «Скорее всего, это так и есть», — сразу же поправил себя Джон. Через некоторое время, всё же разорвав поцелуй, Джон прижал сползшего к нему на пол Шерлока к себе. Моментально уткнувшись в плечо, Холмс вцепился руками в мужчину, будто боясь его отпустить, чтобы тот не пропал. — Джон, я… — неуверенно начал Холмс. — Тихо, Шерлок. Я знаю всё, что ты хочешь мне сказать. И так же я знаю то, что ты не готов ещё к тому, чтобы выразить свои чувства вслух. Но я знаю это, слышишь. И я люблю тебя тоже. Зарывшись рукой в кудряшки Шерлока, Джон начал медленно массировать кожу головы подушечками пальцев, чувствуя, как Холмс медленно расслабляется под этими прикосновениями. И теперь он знал точно, что больше никогда не отпустит своего детектива. Никогда. Ведь он доверил Джону самое дорогое, что есть у него. Себя самого. И Уотсон знал, что он не вправе предавать это доверие. И что ради Шерлока он пойдёт действительно на всё. Ведь Холмс стал его зависимостью, его одержимостью.