Танец длиною в жизнь

      На семнадцатый день рождения Эммы родители устроили вечеринку с барбекю на заднем дворе. Погода была прекрасной, стоял конец июля, и в гостях у семейства Свон собралось множество гостей. Подруги Эммы из танцевальной школы и несколько одноклассников, соседи и кое-кто из родни. Была и Элли, приехавшая из колледжа на каникулы. Девушка проучилась два года и уже подрабатывала в местной больнице, имея намерение остаться там после окончания учёбы. Эмма хорошо проводила время с друзьями и родными, но от ближайшей подруги не скрылось, что Свон что-то тревожит.       − Выкладывай, что с тобой? – Спросила она, улучив момент.       − Просто понимаю, что после следующего своего дня рождения мне придется покинуть Фэйбелтаун и уехать в колледж. – Тихо отозвалась Эмма.       − Но у тебя же всё хорошо с отметками, ты сама говорила, что если чуть-чуть подтянешь английский, то хватит на проходной балл в несколько колледжей. У тебя ещё целый год.       − Дело не в отметках. Я не готова прощаться с городом, не готова уезжать отсюда.       − Да кто же захочет проторчать тут всю жизнь? Даже моя мама уезжала, и если бы бабушка серьёзно не заболела, то вряд ли её возвращение состоялось бы.       − Понимаешь, − Эмма замялась, но потом решила, что может открыться лучшей подруге, − мне будет очень не доставать Реджины. Я слишком сильно к ней привязалась.       Элли с подозрением глянула на Эмму, а потом спросила напрямик:       − Ты в неё влюбилась?       − Не знаю, − честно ответила Свон. – Возможно. Я думаю о ней довольно часто, она занимает слишком много моих мыслей для простого учителя танцев. И это, пожалуй, первый человек, о котором я так много думаю. Я хочу поцеловать её. Это ненормально, да?       − Ну почему же, − Эллен пожала плечами, − у меня в колледже есть девушка, которой нравятся другие девушки. Об этом мало кто знает, зато в родном городке у неё есть подруга. Они постоянно висят на телефоне и строчат друг другу письма. В какой-то степени я считаю это даже романтичным. Любовь есть любовь, во всех её проявлениях.       − Не замечала за собой увлечения другими девушками. Да и парнями тоже. Мне никто кроме Реджины не нравится. – Эмма тяжело вздохнула. – Всё так сложно и запутанно. Она взрослая женщина, ей 34 года! Я не смогу звонить по телефону и писать романтические письма.       − Может быть, поэтому тебе и стоить уехать, увидеть другие города, узнать новых людей, это поможет тебе сгладить чувство к Реджине.       − Звучит просто ужасно, − вяло отозвалась Эмма. Она была уверена, что никакие расстояния не смогут остудить её чувства к женщине и вряд ли хоть какой-нибудь новый знакомый даже близко сможет заменить общество Реджины Миллс. Собственно, Эмма и не стремилась искать замену.       Договорить подругам не дали, потому что виновницу торжества потеряли, и ей пришлось вернуться к гостям. В целом день прошёл хорошо, Эмма радовалась всем кто пришёл, получила большое количество подарков и услышала много добрых слов и пожеланий. Когда под вечер все разошлись, зазвонил телефон. Девушка, уверенная, что кто-то припозднился с её поздравлением, сама сняла трубку, звонила Реджина.       − Привет, с днём рождения!       − Спасибо, мисс Миллс. – На душе Эммы потеплело от этих слов. Словно жаркий июльский день мгновенно прибавил в температуре.       − Как насчёт того, чтобы прогуляться до моего дома? У меня есть для тебя небольшой подарок.       − Конечно, сейчас приду. – Свон с трудом удавалось сдерживать рвущуюся наружу радость. Чем ближе становился вечер, тем сильнее казалось, что женщина попросту забыла поздравить свою ученицу. В конце концов, разве она обязана это делать? У нее есть своя жизнь и куча дел, среди которых запросто можно потеряться. Предложи сейчас Реджина прогуляться на какой-нибудь край земли, Эмма бы не задумываясь согласилась и, бросив распаковку подарков, отправилась на этот зов. Мало того, что женщина позвонила с поздравлением, так ещё и подарок для неё приготовила. Бросив родителям, что она скоро вернётся, Эмма со всех ног помчалась на Пай-стрит. Когда она остановилась у дома Миллс, на улице уже сгустились сумерки, и Реджина, открывшая дверь, предстала в прямоугольнике мягкого желтого света.       − Заходи, − женщина улыбнулась Эмме. – Надеюсь, я не оторвала тебя от гостей?       − Нет, все уже разошлись, − располагаясь в гостиной на диване, заверила девушка.       − По правде, я думала, что ты вызовешься проводить Элли, и ждала, когда вы пройдёте мимо, но увидела лишь её.       − Я осталась помогать маме, мыть посуду. – Эмма не могла сдержать улыбки, это было так мило, что женщина ждала её, сидя на крылечке.       − Вот, это тебе, − Реджина протянула Эмме плоскую коробку, − не бог весть какой подарок, но он со смыслом.       Свон нетерпеливо развернула упаковку и увидела альбом для эскизов в твёрдой обложке и упаковку карандашей.       − Для твоих эскизов, которые в будущем воплотятся в прекрасные модели, − улыбаясь, пояснила Редж.       − Спасибо большое! – Эмма обняла женщину. Девушке было приятно получить такой подарок. Правда, она сразу вспомнила, что для воплощения этой мечты ей придётся покинуть город и покинуть саму Реджину.       − Рассказывай, как прошёл праздник? – Размыкая объятья, спросила Миллс.       − Прекрасно, мы жарили барбекю. Были все мои друзья и родственники. Только… − Эмма замялась, но решилась сказать, − вас немного не хватало.       − Не думаю, что многие обрадуются, увидев меня там.       − С чего вы так решили? Да и вообще, какая разница, это ведь мой праздник, главное, что мне приятно увидеть вас. На следующий год обязательно приходите! Мой праздник, кого хочу, того и приглашаю.       − Ты серьёзно? – В голосе Реджины послышалась смесь удивления и недоверия.       − Конечно. Это будет мой последний день рождения перед отъездом из города, и я хочу видеть вас в числе гостей.       − Хорошо, я запомню это приглашение, − женщина мягко улыбнулась.       Они с Эммой ещё немного поговорили, а потом девушка пошла домой, прижимая к груди подарок. Ночь уже укрыла Фэйбелтаун, дневной зной улегся и воздух отдавал приятной прохладой, наполненной ароматом цветов, над головой светила луна и мерцали звёзды. А Эмма шла домой и уже представляла свой следующий день рождения, на который придёт Реджина, и быть может, она, наконец, решится открыть ей своё сердце.       Последний год обучения Эмма мало уделяла времени танцам, полностью сосредоточившись на школьных дисциплинах. Ей необходимы были хорошие оценки для поступления в колледж. Для учебы девушка выбрала Академию искусств в Сан-Франциско. Находилась она на другом конце страны, и это очень печалило Эмму, девушка понимала, что бывать дома сможет крайне редко, однако это был престижный университет, с интересующей её специальностью. И она имела все шансы поступить. Как запасной вариант был ещё Нью-Йоркский университет, он находился ближе к Фэйбелтауну, но непосредственно дизайну и моделированию одежды там не обучали, поэтому Эмма серьёзно не рассматривала этот вариант. В связи со всем происходящим, с Реджиной девушка виделась редко, занятия сократились до одного в неделю, а беззаботные посиделки у женщины на кухне отошли на второй план. Часто у Эммы не оставалось на это времени, она то рисовала модели для портфолио, то читала необходимую для поступления литературу, а то засиживалась за уроками допоздна. Но за всей суматохой не было и дня, чтобы Эмма не думала о Реджине. Засыпая, она мысленно желала ей спокойной ночи, а сидя на особенно скучном уроке, думала о том, что лучше выдать аллегро в танцевальном зале, чем торчать тут. Девушка скучала, и по Миллс, и по танцам. «Почему я не связала свою жизнь с танцами? – Размышляла она однажды. – Сейчас бы дни и ночи проводила с Реджиной». Но Эмма понимала, что делает правильный выбор, её жизнь далеко не сцена, а совсем иной вид творчества.       Впрочем, редкие встречи вне классных стен у Реджины и Эммы всё же случались, и это делало их общение более приятным. Эмма взахлёб рассказывала женщине про свои работы для портфолио и про книги по моде, которые прочитывала, а Реджина, в свою очередь, делилась впечатлениями о жизни в большом городе.       − Не знаю точно насчёт Сан-Франциско, но Нью-Йорк никогда не спит, это поистине Большое яблоко. Город множества возможностей, развлечений и соблазнов, − говорила она. – Огромное количество туристов, местных жителей, машин. А какое там метро! Наверняка, в Сан-Франциско тебе тоже очень понравится. К тому же, климат там умеренный, никогда не бывает таких холодных зим, как в Фэйбелтауне, и тебе не придётся кутаться в теплые куртки.       − А вам не по душе наши зимы?       − Зимой у меня вечно ноет нога, да и плавать не могу, а именно в воде я чувствую себя комфортнее всего. Там мне не приходится использовать трость, я могу передвигаться свободно.       Только с Эммой Реджина могла говорить о своей травме прямо, без утайки, потому что ни разу за всего годы не видела в глазах девушки сочувствия. Казалось, Эмма просто не замечает хромоты своего учителя. Для Свон Реджина не была калекой, она не придерживала для нее дверь, не подавала руку, не обходила стороной, как делали другие, будто опасаясь, что женщина может случайно задеть их тростью. Возможно, люди делали это ненамеренно, или старались помочь Реджине, считая, что облегчают её жизнь, но они не знали, что Миллс подобного не выносила. Для неё не было ничего хуже, чем видеть сочувствие в чужих глазах, лишнее напоминание того, что она не полноценна, не такая, как все... слабее, беспомощнее. Для женщины с сильным характером, это сущая пытка. Но от Эммы подобной жалости она не видела никогда. Может быть, потому что девушка всегда считала Реджину невероятно сильной, способной на всё, или потому, что ей все равно, с тростью Реджина ходит или нет. Для Эммы женщина стала самой лучшей, она видела внутреннюю красоту, стержень, уверенность, силу воли и только это имело значение. Именно поэтому рядом с Эммой Редж чувствовала себя в безопасности, что случалось крайне редко, и могла открыто говорить о проблемах, связанных с травмой. Женщина знала, что никогда не получит в ответ сочувствующий взгляд или фразу, в которой тем или иным образом прозвучит жалость. Один случай заставил женщину зауважать Эмму ещё больше.       В тот день они случайно встретились в кафе, Эмма пришла туда с подругами, а Реджина покупала любимый американо на вынос. Увидев женщину, Эмма подошла поприветствовать её. В этот момент мимо них проходили какие-то подростки лет 14-15, и один из них с пренебрежением и довольно громко бросил: «Фу, старуха с клюкой, встала посреди прохода и мешает». Его дружки услужливо загоготали, но прежде, чем кто-либо успел отреагировать, Эмма вихрем подлетела к парню и, ухватив его за грудки, хорошенько тряхнула.       − Быстро извинился, придурок, − сквозь зубы, прошипела девушка. Глаза её при этом метали молнии, а вид был настолько грозный, что подросток стушевался от такого напора пусть и от хрупкой девушки.       − Извините, я не хотел, − проблеял мальчишка. Удовлетворившись этим, Свон отпустила парня, и он выскочил из кофейни вместе с дружками. Как ни в чем не бывало Эмма вновь обернулась к Реджине и продолжила оборванный разговор:       − Так, что там насчёт показательных в Монтпилиере? Я хочу выступить.       Реджина попыталась сдержать удивление, и продолжить разговор в привычном русле, хотя в душе осталась поражена. Она привыкла к насмешкам окружающих, оскорбления подобные этому, для женщины это было не в новинку, и она почти не обращала на них внимания. Но она никак не ожидала, что Эмма бросится на защиту, да ещё и с кулаками. И ещё меньше рассчитывала, что после всего, девушка поведет себя так непринужденно. Обычно, если кто-то и заступался за неё, то потом обязательно звучали вопросы: «с вами всё в порядке?» и добавлял что-то вроде: «это ужасно, ваша травма ‒ это не объект для шуток». И, конечно, этот ужасный сочувствующий взгляд. Увы, от этого Реджине становилось только хуже. У Эммы не было ничего хоть отдаленно напоминающего подобное, она словно отвлеклась, чтобы забрать свой заказ у официанта, а не набить лицо сопливому нахалу.       Вечером того дня Реджина долго анализировала произошедшую ситуацию. Эмма не побоялась за себя, а ведь с парнем были друзья, но она, не раздумывая бросилась на обидчика. И девушка совершенно не застеснялась подруг, будто в тот момент в кофейне были только они трое. Женщина посчитала это очень показательным, Эмма не раздумывала, она действовала. Не для каждого человека пойдёшь на такое, и это красноречивее любых слов говорило о том, что для Эммы Реджина значит очень многое. «Но она ведь еще ребенок», но это тянуло на слабенькое оправдание, потому что скоро Эмме исполнится 18, и она точно не похожа на бестолкового подростка. Девушка осознавала и принимала собственные чувства. Затем Миллс задала вопрос себе, готова ли она так же, без раздумий кинуться на помощь Эмме. В первую секунду ответ возник сам собой: «Конечно, она моя ученица, я в ответе перед родителями, и должна оберегать её». «Ну, а если вы не на уроке? – Настойчиво продолжал внутренний голос, − там нет никакой ответственности. Ты готова броситься в воду, если Эмма начнёт тонуть? Заслонишь её от бешеного пса с риском для собственного здоровья? Поставила бы на место Мэнди, которая её вечно задирала?» И Реджина утвердительно ответила на каждый из этих вопросов. Если бы Джонс и сейчас училась вместе с Эммой, женщина определённо относилась бы к девчонке строже и жестче, чем к остальным. Она могла давать ей больше упражнений и делать больше замечаний. Никогда за все годы работы с детьми Миллс так не поступала, не вникала в конфликты и распри, не выделяла одного, отодвигая на второй план других. Но ради Эммы женщина была готова так поступить. И это тоже выглядело весьма красноречиво.       − Ох, Эмма, Эмма, − пробормотала Реджина пустоте гостиной, − что ты со мной сделала и куда все это нас приведёт?       С того дня женщина особенно внимательно следила за Эммой. Она не отталкивала девушку, и, между тем, не делала ничего необычного. Просто наблюдала, как часто Эмма смотрит в её строну, украдкой или открыто, какие слова употребляет, как часто улыбается или хмурится в присутствии учителя. А всё поведение Свон просто кричало о том, как ей комфортно и радостно в присутствии Реджины и каждый раз не хочется расставаться с женщиной как можно дольше. Эмма всегда последний покидала танцевальный зал, почти каждый раз громко прощалась с Реджиной, чтобы та наверняка её услышала, широко улыбаясь при этом. Бывая в гостях у Редж, Эмма обязательно садилась рядом с ней на диван и как бы невзначай касалась руки или волос женщины, при этом выглядела настолько непринужденно, что всерьез могло показаться, будто всё чистая случайность. Подхватывая лейку или любой другой предмет из рук женщины, Эмма старалась соприкоснуться пальцами. Все эти невинные, едва осязаемые касания, и знаки были самым очевидным показателем отношения девушки к учителю. Реджина поразилась собственной невнимательности до сегодняшнего момента, списывая всё на простую привязанность подростка к старшему товарищу. Впрочем, учебный год почти закончился, и скоро Эмме предстояло покинуть Фэйбелтаун, только теперь Реджина понимала, что сделать это будет невероятно трудно.       Последние дни мая и начало июня прошли сумбурно: Эмме пришлось сдать уйму выпускных экзаменов, разобраться с поступлением, решить вопросы выпускного и многое другое. В конце июня девушка получила ответ ‒ её приняли в Академию искусств в Сан-Франциско и ждут на учебу в начале сентября. Эмма была вне себя от радости, даже грусть от предстоящего отъезда на время отошла на второй план. Расцеловав родителей и Нила (который не испытывал восторга от проявления сестринской любви), девушка со всех ног бросилась к Реджине. Женщина как раз возилась в саду, когда Эмма на всех парах подскочила к ней и заключила в крепкие объятья, совершенно игнорируя тот факт, что может запросто перепачкаться землей.       − Я поступила! – Закричала Свон, − Реджина, я в Академии! – За бушующими эмоциями, девушка не заметила, как обратилась к учителю по имени, но та лишь широко улыбнулась и прижала ученицу к себе.       − Поздравляю, моя хорошая, − сказала она, − ты этого достойна.       − Я стану модельером, я буду одевать звёзд! Я создам целую коллекцию для танцоров.       − Какие у тебя далеко идущие планы, − женщина не смогла сдержать добродушного смеха.       − Танцы важная часть моей жизни, я никогда о них не забуду, − серьезно заметила девушка.       − Отрадно слышать.       − Вы… Ты же придёшь на мой день рождения в конце июля? – Эмма резко сменила тему разговора. – Я помню твои прошлогодние слова, ведь ты была первой, кого я пригласила на этот день рождения.       − До сих пор думаешь, что моё присутствие уместно? Ты будешь развлекаться с друзьями, а что там делать мне? Разве только разговаривать с твоей мамой о бегониях и яблоневых деревьях.       − Я не стану никого собирать, на следующий день мне уже нужно уехать, путь не близкий, а денег на самолёт у нас нет. Так что, пока я доберусь и обустроюсь на новом месте, пройдет время. Одним словом, выезжать надо заранее. Так что этот день я хочу провести только с самыми близкими, а ты одна из них. Просто приходи, ты же знаешь, в нашем доме тебя все любят и уважают, ты будешь желанным гостем.       − Хорошо, − поколебавшись секунду, Реджина кивнула.       − Спасибо. – Ответила Эмма. И в этом коротеньком слове было куда больше, чем привычная благодарность, и обе это прекрасно понимали.       На дне рождения Эммы Реджина появилась с букетом цветов из своего сада, которые так облюбовала девушка, и домашним пирогом с грушей. Она крепко обняла именинницу и протянула ей маленькую коробочку. Внутри нашелся отполированный до блеска коричневый камешек.       − Это опал. Когда-то, много лет тому назад, разрыхляя землю, я нашла его у себя в саду. Тогда я просто думала, что это красивый голыш, но что-то заставило меня сходить в лавку мистера Голда, он сказал, что это опал. Пусть он будет с тобой в чужом городе, как напоминание о моём саде и обо мне.       − Мне не нужно напоминаний, я тебя и так не забуду, − очень тихо отозвалась Эмма. – У меня тоже кое-что есть для тебя, − с этими словами девушка вытащила из кармана джинс брелок с изображением лебедя. – Свон. Один у тебя, второй у меня.       Реджина крепко сжала кулак, в который опустился брелок, и кивнула. В этот момент Мэри позвала всех к столу, и праздник пошёл своим чередом. Когда солнце стало скрываться за крышами домов, Миллс засобиралась домой и Эмма вызвалась её проводить.       − Я прекрасно провела время, спасибо, Эмма, − женщина мягко улыбнулась, − твоя мама просто прекрасная женщина, а папа мастер рассказывать интересные истории.       − Рада, что ты пришла. Это было важно для меня. – Лицо Эммы было серьёзным. Они уже подошли к дому Редж и стояли у калитки. Вечер был жарким и тихим, на улицах ни души, город будто вымер. – Завтра я уезжаю. Не знаю, когда мы встретимся в следующий раз.       − Я уверена, ты приедешь на каникулы, не на зимние, так на летние точно. Год пролетит быстро в новой обстановке. В большом городе полно развлечений, особенно для молодых людей.       − Я не хочу покидать тебя.       − Ты должна, твоя жизнь не здесь.       − Моя жизнь рядом с тобой. Моё сердце желает остаться с тобой.       − Не надо, Эмма, не стоит. – Реджина замотала головой, но девушка приблизилась к ней и легонько коснулась своими губами её губ. Она крепко сжала запястье женщины и один из ногтей впился в нежную кожу, причиняя дискомфорт, но Реджина даже не шелохнулась, чтобы высвободить руку. Она не отстранилась, но и не ответила на поцелуй. Просто позволила Эмме поцеловать себя, а когда поцелуй прервался, заглянула в серо-зеленые глаза и снова покачала головой. – Ты должна уехать, моя девочка. Такая жизнь не для тебя. Не со мной. В особенности не со мной.       Слова ранили, будто нож, на глаза Эммы навернулись слёзы, хотя она клялась себе не плакать. Она смотрела на женщину, в которой сосредоточился весь её мир, и пыталась понять, так же ей больно от этого расставания или нет. Но Реджина выглядела непроницаемо, сейчас она была той железной леди, которая встретила её восемь лет назад впервые на пороге танцевального класса.       − Со мной тебе не обязательно прятаться за маской суровой женщины, у которой все под контролем. Ты не имеешь власти над чувствами других людей и не можешь запретить мне любить.       − Ты встретишь свое счастье, − только Эмма ничего не желала слышать.       − Я всё равно буду любить только тебя. Всегда. Всю свою жизнь. – Не дожидаясь ответа, девушка развернулась и пошла прочь, слёзы так и текли из глаз, но она даже не пыталась их утереть. Она глубоко сунула руки в карманы джинс и в кулаке одной из рук сжимала камешек опала. Реджина стояла на дороге до тех пор пока Эмма не скрылась за поворотом Пай-стрит, и только зайдя в дом дала волю слезам. Реджина знала, чем закончится этот вечер. Знала уже тогда, когда Эмма чересчур оживленно вызвалась её проводить. Глаза девушки блестели, и она была готова на всё. Ей было больно и точно так же не хотелось отпускать Эмму, но она обязана так поступить. Эгоистично давать девушке даже призрачную надежду на что-то большее, и пусть её собственное сердце разбивалось на тысячу осколков, она должна оставаться сильной, как и всегда. Да, она сама влюбилась, влюбилась, словно школьница в эту белокурую девчонку полную надежд и стремлений. Влюбилась так глупо и не вовремя, вот только подходящее время так никогда и не наступает, есть только здесь и сейчас. На коже полумесяцем краснел след от ногтя, но женщина не жалела о своих словах.       Весь следующий день Реджина не выходила из дома, чувствуя себя совершенно разбитой. Лишь под вечер вышла во двор, полить цветы, и увидела Элли, которая проходила мимо её дома. Завидев Реджину, она остановилась и посмотрела на женщину.       − Уехала? – Почти беззвучно прошептала Миллс.       − Уехала, − кивнула Элли.       − Она сильная и сможет справиться с этим. Так будет лучше для неё.       − Мне кажется, вы тоже её любите, это правда?       − Я...       − Ну же, я не прошу вас исповедоваться, просто скажите, да или нет? Я не стану передавать Эмме ваш ответ.       − Да, люблю и поэтому желаю ей только лучшего.       − Хорошо. До свиданья, мисс Миллс, я тоже завтра возвращаюсь обратно в колледж. Берегите себя!       − И ты, Элли.       «Вот так, − смотря вслед Эллен, думала Реджина, − Эмма уехала, и нужно жить дальше». И хоть особо ничего в её жизни не изменилось, тот же город, та же работа, те же люди, она точно знала, что всё уже не будет как прежде.       Жизнь ‒ это танец, исполняемый с полной отдачей. Иногда с кем-то в паре, иногда сам по себе, но когда дороги расходятся, жизнь не останавливается ни на миг. Ты танцуешь, проживая день за днем, падаешь, разбивая колени, а потом поднимаешься навстречу новому дню. Ведь, в самом деле, Сан-Франциско это не другая планета, и пусть два любящих сердца разделяют расстояния, пока люди помнят друг друга, это дает им силы двигаться в правильном направлении.