За все надо платить

      Мощный рев самца в очередной раз сотряс стены и затем плавно стих, сойдя на бессильный стон. Дремавшая после обеда Солнышко невольно пробудилась и нахмурилась, а сидящая неподалеку Греза отчего-то потупила глаза. Осень зевнула и поудобнее свернулась среди подушек — все последнее время спать ей мешают, негодяи, а ей еще в Храм с утра… Полночь только хмыкнула над шитьем. Она еще не полностью вникла в суть странных взаимоотношений самца и Главы его гарема. Иногда она даже сомневалась, а верную ли взяла по отношению к Сумраку тактику? Слишком уж тот зажимался, принимая ласки — такое впечатление, что наказания он принимал охотнее…       — Опять истязает его, — констатировала младшая дочь Свободы и, не сдерживая негодования, села, хлопнув по бедрам руками. Резкие движения, впрочем, ей в последнее время не особенно давались: у этой самки начала прослеживаться явная тенденция беременеть первой, и это после стольких-то лет мнимого бесплодия… Греза понесла второй, но, судя по ее стремительно увеличивающемуся животу, самка наконец-то решила оправдывать статус дочери Великой Матери, и готовилась сделать большую кладку. Полночь, как самая опытная несушка из присутствующих, недавно уверенно сообщила, что явственно чувствует в себе два яйца. Что до Осени, то, пока выводы было делать рано, но, кажется, Короткая Ночь смилостивилась, даровав шанс произвести потомство и ей. Лишь одна Прорва не подавала никаких признаков беременности. Впрочем, ей уже вряд ли было суждено выводить мальков… Тем не менее, ее сексуальные аппетиты оставались на прежнем уровне и сейчас, когда все остальные самки «сошли с дистанции», Сумрак всецело принадлежал ей одной, так что старшая дочь Свободы использовала его по полной программе.       — Наш самец в состоянии защититься, — заметила Осень из подушек, как бы оправдываясь. — Если он позволяет с собой такое творить, значит, ему нравится.       — Вот особенно сейчас его голос был просто преисполнен счастьем, — саркастически фыркнула Солнышко.       Новый вой прокатился по дому. Тут и Осень вздрогнула.       Второй в жизни сына Грозы Сезон Любви близился к завершению. Он выдался коротким, но насыщенным, и обещал принести много потомства. Самки располнели и успокоились, позволяя тешить себя ласками и сколько влезет мурчать рядом, но уже не допуская вольностей. Все, кроме одной. И эта одна теперь отыгрывалась за всех…       Глухо рокоча, точно матерый соперник перед боем, Прорва бросила его на колени и угрожающе нависла сверху. Смирение. Смирение и подчинение — вот все, чего она хотела сегодня. Никакой инициативы, никаких возражений.       Тяжелая рука опустилась на его плечи и с силой надавила, усаживая у ног Госпожи. Выполнил — хороший мальчик — рука почти ласково погладила изрубцованную спину, забралась в гриву, лениво поворошив все больше разгорающиеся с каждой минутой отростки… А затем резко ухватила за шею и опрокинула лицом вниз, прижав к полу жвалами. Понятно, за что…       Несколько недель назад они вдвоем с Грезой сбежали на целых три дня в лес. Все началось вполне невинно: Сумрак отправился на охоту, младшая супруга увязалась следом… Потом они выследили зверя и начали шуточно состязаться в его поимке. Потом со зверя охотник переключился на самку. Одно к другому… Зверь благополучно ушел, Сумрак и Греза благополучно начали совокупляться. Остановиться вовремя не смогли — дальше смутно…       Короче говоря, очнулись они на третьи сутки. Самец быстренько изловил двух рогачей, а дома влюбленная парочка наврала, что добыча слишком далеко в чащу завела. Ага. Рогачи. В чащу завели. Рогачи, которых кругом пруд пруди, причем, не самые крупные из встречающихся. Одном словом, шита вся эта история была белыми нитками, и, конечно, остальные самки прекрасно догадались, чем на самом деле хозяин гарема с любимой женой в лесу занимался. Сумрак, хоть и всеми силами отрицал, что у него таковая имеется, урча каждой самке на ушко, что она для него самая-самая, да ведь, в конце концов, не слепые же они были! В общем, по возвращении приключенцев с «охоты», Солнышко и Полночь неодобрительно поцокали, а Осень отпустила несколько колких замечаний. И лишь Глава гарема осталась хладнокровной. Сумрак тогда сразу понял: позже отыграется…       Вот и пришло время…       Конкретно придавив супруга собой и лишив его возможности свободно двигаться, Прорва в очередной раз сменила гендерные роли в их любовной игре. Не позволяя самцу разогнуться, дочь Свободы начала поглаживать его клоакальную щель, медленно, но неумолимо продвигаясь к заднему краю и не оставляя уже никаких сомнений о своих намерениях.       — Госпожа… Прошу… — горький шепот, дрожь по телу, опущенный взгляд. Может, еще обойдется?       Вторая рука самки протиснулась под живот, прижимая сына Грозы к объемному корпусу партнерши.       — У тебя есть пять минут, чтобы сходить и подготовиться. Если нужно, — зловеще прозвучало над самым ухом.       Нет, не обойдется…       Сейчас можно было сорваться под благовидным предлогом в купальни, но… Все равно потом пришлось бы возвращаться. Сумрак один раз так уже отсиживался… И потом с огромным трудом заставил себя все-таки пойти к ней. Чувствовал себя при этом последним трусом. Да еще и от заждавшейся самки больше обычного огреб. Так что оттягивать неизбежное не стоило. Прорва добралась бы до него в любом случае.       — Нет… Не нужно… — под ее тяжестью он скрючился, точно эмбрион внутри яйца, говорить пришлось куда-то в собственные колени.       — Значит, готов?       Вместо ответа снизу донеслось тихое рычание.       — Хочешь? — Сумрак почувствовал, что тело самки приподнимается. Прорва отстранилась и теперь разглядывала его, гадая, осмелится ли он поднять голову. Не осмелится. Конечно, не осмелится.       Руки самопроизвольно вцепились в грубую циновку. Из груди вырвалось лишь невнятное бульканье — заставить себя произносить еще слова было сложно.       — Хочешь? — громче повторила Глава гарема и, вновь не услышав ответа, безжалостно схватила самца за гриву, резко дернув назад. — Не слышу!       — Да… — ему не положено было говорить иначе.       — Видишь, ты попросил сам! — ее пальцы разжались, и грива пала на сгорбленные плечи, а рука, все еще располагающееся под животом Сумрака, рывком подняла заднюю часть его туловища, принуждая занять самую оскорбительную позу. И воин покорился.       Прорва вновь добилась того, чего хотела. Укротила, поработила, заставила валяться в ногах. Ее возбуждало прежде, когда юный, неопытный самец ползал перед ней. Но, когда воин Высокой касты, победитель Проклятия Вселенной, убийца чудовищ, ныне прославленный охотник, затрясся в ее руках, будто беззащитный малек от мешающихся в нем унижения и сладости, имея возможность противостоять, но не давая отпора… О, это уже было ни с чем не сравнить!       — Прогнись! — получил самец новый приказ. И вслед за тем горячий гибкий язык вторгся в его напряженное, трепещущее тело. Извиваясь, подобно ползуну, он вошел в половую складку, нащупывая покоящийся там пенис и немного поиграл с ним, заставляя окрепнуть и двинуться к выходу, потом, мимоходом обследовав тугие стенки достаточно чувствительного вместилища, скользнул назад и постыдно проследовал вверх, минуя уретру. Раздвоенный кончик сложился воедино, и вдоль получившейся бороздки скатилась липкая струйка слюны, отчего грива и редкие щетинки на плечах и бедрах самца поднялись дыбом. Мгновение, и язык с нажимом обвел вокруг плотно сомкнутого отверстия, обильно его увлажняя.       — Не надо… — пряча в руках лицо не сдержался Сумрак.       Но Прорва не собиралась ему внимать. И объяснять, что обратного пути нет — тоже.       Еще немного помассировав упрямо сжимающуюся плоть, язык покинул клоаку самца. Следом потекли бесконечно долгие минуты ожидания. Похоже, самка намеренно тянула время, отсев на небольшое расстояние и наблюдая, сколько же славный охотник сможет так простоять перед ней на карачках кверху задом. Она знала, что, сколько потребуется, столько и простоит, просто хотела проверить.       Пауза закончилась так же внезапно, как и началась — новым прикосновением, из-за которого сына Грозы пронзила особо сильная дрожь. Прикосновением чего-то чужеродного, гладкого и неприятно прохладного. Хотелось обернуться, чтобы увидеть, что это за штука, и одновременно было страшно… Нечто закругленное медленно погрузилось в полость клоаки и трижды обошло ее по кругу, каждый раз уменьшая радиус, пока не нацелилось прямо в закрытый сфинктер.       — Не надо… — вновь прошептал Сумрак, и неведомое орудие незамедлительно толкнулось внутрь.       Самец взвыл в отчаянии и непроизвольно дернулся вперед, но твердая рука партнерши решительно удержала его за загривок, а предупреждающее рычание вынудило вернуться в прежнее положение. Стержень плавно проскользнул дальше. Самец напрягся, стараясь воспрепятствовать, но понял, что это невозможно.       — Будешь противиться — будет больно, — пообещала самка и, рокоча, навалилась ему на спину.       Тогда, судорожно вздохнув, Сумрак все-таки попытался расслабиться, и Прорва этим вероломно воспользовалась. Орудие в ее руках немного отступило, и тут же с силой прорвалось сразу глубоко. Жертва сорвалась на жалобный крик, за что была немилосердно вжата челюстями в пол. Штырь на мгновение замер. Затем не спеша дал задний ход, подталкиваемый восставшими против этого насилия мышцами, но, едва покинув тело самца, остановился и, не дав подготовиться, вновь устремился вглубь, достигнув уровня семенников. Жвала сына Грозы беспомощно раскрылись и от безысходности впились в циновку. Почувствовав, что сопротивление начинает спадать, Прорва перехватила партнера удобнее и выровняла темп.       Казалось, этому не будет конца… Сначала были только беспрестанное движение вперед-назад, сопровождающееся болезненным мускульным протестом, и щемящие отголоски в подбрюшье, наливающемся томительной тяжестью, не смотря на противоестественность действий. Потом добавилось тепло. Потом — упоение… Упоение, которое не доставало сил терпеть.       — Госпожа… Сжалься, прекрати, прошу… — взмолился Сумрак. Слова с большим трудом покидали его пасть. Он заставлял себя произносить их, отвергая достоинство, переступая через гордость… А сбитое дыхание и подступающие к горлу слезы унижения дополнительно мешали говорить. И одновременно разум начинал отключаться, и телу было так хорошо. Больно, стыдно и хорошо…       Прорва проигнорировала, продолжая экзекуцию. Она наловчилась делать это издевательски медленно, постепенно подводя от неприятных, мучительных ощущений к полной феерии. Когда кровь застывает в жилах, а потом так резко ударяет в голову, что начинает давить виски, уши, глаза…       — Хватит, умоляю…       Колени слабели и разъезжались. Напор усилился, боль — тоже, но с ней и желание. Половой член самца давно наполнился кровью и вышел из складки, возжаждав активности или, хотя бы, прикосновения, но так и не получал желаемого. В конце концов Сумрак потихоньку, чтобы Госпожа не заметила, попытался подсунуть руку и помочь себе, но Прорва зорко за ним следила. Зарычав, она схватила нарушившую правила конечность за запястье и жестоко заломила за спину, в наказание усилив толчки.       — Только попробуй! — при этих словах самец зажмурился и застонал. А в следующий момент, когда ощущения, уже казалось, не могут быть сильнее, Прорва совершила очередную подлость. Нажав на какую-то потайную кнопку, она послала во внутренности партнера слабый электрический разряд. Это был финал… В один миг сознание Сумрака оказалось смято и выброшено куда-то далеко; все тело пробрало мощной судорогой, и брюшные мышцы напряглись так, словно он пытался поднять что-то в разы превышающее его собственную массу, выжимая его внутренние резервуары досуха. В ступни вонзились миллионы игл, и сладостно-колющее ощущение пробежало от кончиков пальцев до основания бедер, поднялось вдоль позвоночника, отдалось в шею и вздыбившуюся гриву, а затем так же чередой коротких вспышек вернулось обратно…       Штырь легко вышел. Рука, фиксировавшая самца, куда-то исчезла. Сумрак обессиленно вытянулся на полу.       …Она улеглась сверху и задумчиво посмотрела на супруга. Он ответил ей прямым взглядом. Раньше Сумрак стыдился, пряча глаза, потом понял, что это лишь дополнительно провоцирует самку на агрессию. Хотя… Да ее, кажется, все, что угодно могло спровоцировать на агрессию. Тем не менее, сегодня он решился заговорить с ней — впервые, серьезно и откровенно.       — Зачем ты это делаешь? — вопросил сын Грозы. — Зачем так унижаешь меня? Ужель тебе так нравится, когда твой самец слаб и жалок?       — Мой самец не жалок и не слаб, — невозмутимо возразила Глава гарема, — он только лишь пока молод и глуп, а это временно. Разве взаимное удовольствие, полученное с любимой самкой, может быть унизительным?       — Но не когда подобное удовольствие ставит под сомнение саму мужскую суть…       — У кого же, позволь спросить, рождаются подобные сомнения? — фыркнула Прорва. — Лично у меня их нет. Для своего возраста, ты лучший из самцов, каких мне доводилось встречать. Сестры скажут тебе то же самое. Что до Маленькой — она влюблена в тебя без памяти, не знаю, что бы такое могло произойти, что заставило бы ее усомниться в тебе.       — Значит, ты будешь продолжать… — он все-таки отвел взгляд.       — Буду. Покуда ты не поймешь, что деля со мной ложе, ты не приносишь тем самым жертву, а лишь глубже постигаешь суть нашего единения, которое не терпит лжи и запретов.       — А, если пойму — все прекратится? — Сумрак опять поглядел на старшую самку — теперь с неожиданной надеждой. — Ты обещаешь?       — Обещаю, мой воин. Как и то, что вслед за этим ты придешь и сам попросишь подарить тебе былое наслаждение.