***
Операция заняла около часа. Бывшую мать уже увезли в палату, оставив на попечение Трайра. Проспит она ещё некоторое время. В опустевшей операционной остались только я да комок плоти, так и не доросший до гордого звания человека. Цинично и неправильно, но что поделать? Голая правда никогда не бывает привлекательной и красивой. Уже остывший, отвратительного красного цвета, в подсыхающих разводах крови с тонкой прозрачной кожицей, сквозь которую были видны красные сосуды, большая круглая голова и тонкие недоразвитые ручки, сжатые в кулаки, будто он до сих пор борется, отказываясь принимать такой расклад вещей. Жутко и отвратительно, но и в то же время завораживающе. Только подумать, что все мы были таким вот мясом. Хотя, многие им и остаются. Обычным мясом. Прости дружок, но другого тебе не дано. Жизнь поимела тебя ещё до рождения. Хотя, может, тебе и повезло в некотором роде. Кого-то жизнь трахает на протяжении многих лет, а ты отделался одним разом. Двери распахнулись с тихим скрипом, впуская Фламинго. Я мазнула по нему взглядом и снова опустила его на извлечённый плод в металлическом лотке, что лежал на освободившемся столе. Вошедший тоже опустил голову, разглядывая причину всей этой канители. — Четвёртый месяц, на этом сроке живот вполне можно спрятать. Это, кстати, девочка, — сказала, сидя на столике с инструментами. — Сколько времени понадобится? — медленно подняв голову, спросил он. — Месяц до полного восстановления, — ответила я, сразу поняв, о чём он. — Долго, — не слишком довольно произнёс он. — Тогда полторы недели минимум, — пожала плечами. Вообще, я могла изначально соврать, что период восстановления много времени не займёт и тем самым не задерживать гостей. Но вот если бы обман раскрылся, то с Фламинго сталось бы развернуть корабль, дабы свершить акт возмездия путём смертной казни, собственно меня. Всё-таки эклампсия не та болезнь, чьи последствия можно игнорировать. Я, конечно, могла бы рискнуть, но не в моём положении это делать. Шестое чувство, в народе именуемое чуйкой, подсказывало, что с человеком передо мной играть не стоит. По крайней мере, сейчас, когда разница в силе и положении огромна, как Марианская впадина. — Ты меня не боишься. Не могу больше. Разучилась как-то. Хочет страха? Этого не будет. Не со мной. Это не пустое бахвальство и не показное бесстрашие. Отсутствие страха — не то, чем можно хвастаться. — Она скоро придёт в себя. Не хочешь к ней? — безмятежно поинтересовалась. Тонкие губы растянулись в почти что довольном оскале, показывая ровный ряд крепких зубов. Так улыбается избалованный ребёнок, нашедший очередное развлечение. — Пойдём, что ли? — обратилась к комку плоти на столе, когда Фламинго покинул помещение. — Если начать не смогла, как надо, то хотя бы закончишь как человек, — усмехнулась, подхватывая лоток и накрывая его куском марли. На выходе ждал мой призрачный попутчик. Он смотрел на мои руки, точнее на то, что они держали, а я в окно. Вечер. Закат скоро. Отлично, людей меньше будет. Место бы ещё подходящее найти. — Как Детка? — нарушил молчание Росинант, шедший рядом. — Детка? — вздёрнула бровь. — Это что, её имя? — больше было похоже на прозвище. Он серьёзно? Здесь вообще есть нормальные имена? — Все её так зовут, — пожал он плечами, — Так как? — пытаясь быть невозмутимым, спросил Рося. — Чего ты так о ней печёшься? — продолжая путь, в свою очередь поинтересовалась я. — Я её ещё ребенком знал, пытался даже от Доффи отвадить, да и не только её, — тряхнул волосами, будто отбиваясь от воспоминаний. — И ни черта у тебя не вышло, — подытожила я, выходя наружу. Росинант лишь молча согласился. В лицо слабо дул тёплый ветер, а закатное солнце заливало небо алым светом. Больница стояла на небольшом возвышении, типа холма, отчего хорошо просматривалась округа. В центре был сам город, больше похожий на деревню, а вокруг рос густой смешанный лес. Кое-где даже проглядывались знакомые и родные глазу берёзки. А вообще, странно это — больница на отшибе. Видимо её построили в последнюю очередь. Ага, когда половину жителей покосило от какой-нибудь заразы. Глаза зацепили небольшой утес, поросший густой травой, что находился за лесом. Расстояние от городка до него немаленькое. Пройти туда было можно, минуя людей. Вполне сойдёт. Дорога заняла не так уж и много. Тут даже тропинка была, не протоптанная толком, было видно, что ею мало кто пользуется. Хотя, это можно было объяснить небольшой территорией, как я успела понять, острова. Наверняка местные успели перелопатить здесь каждый уголок. Выйдя из-за деревьев, обвела взглядом открывшуюся местность. Пустая, девственно чистая полянка. Подойдя к краю обрыва, по пути сбросив приличную охапку хвороста, собранную по пути, глянула вниз. Скал там не обнаружилось, мыс был землистым. Как бы он не обвалился, пока я здесь. Темнеет. Нужно поторопиться. Последний раз глянув на море, я побрела к центру поляны.Рося, кстати, там уже приземлил свою мёртвую задницу. Соорудив из веток более-менее приемлемую конструкцию, взяла лежащие рядом камни и принялась за древнее дело не менее древних предков. Огонь добывала, другими словами. Кто-нибудь мог бы сказать, что можно было захватить с собой зажигалку или спички и не маяться дурью. Можно было. Но не в этом случае. Огонь нужен был другой. Чистый. Настоящий. Наконец, когда звук бьющихся друг о друга камней начал отдаваться в голове, словно колокольный звон, выскользнула первая искра. Затем вторая, а за ней и третья. И дождавшись, когда огонь достаточно разгорится, произнесла не без иронии: — В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой был взят, ибо прах ты и в прах возвратишься, — и с этими словами бросила тельце в трещащее пламя, отчего-то сперва затихло, будто раздумывая, а затем ярко вспыхнуло, разразившись целым снопом искр. — Ты веришь в Бога? — с отстранённым удивлением спросил Росинант, не отрываясь от представшего его глазам зрелища. — Разве я похожа на человека, обремененного религией? — с усмешкой ответила вопросом на вопрос. — Тогда зачем цитировала Библию? И зачем вообще читала её? — непонимающе произнёс он. — Чтобы понять, во что я не верю, — медленно проговорила я, следя за всё распаляющимся костром. — Чтобы что-то отвергнуть, это «что-то» нужно понять, — подкидывая в огонь пару веток, пояснила я. — И ты поняла? — чуть нахмурился Росинант, глядя куда-то сквозь огонь. Именно с такими глазами люди ворошат прошлое. — Далеко не сразу, и уж точно не с помощью этой книжонки, — хмыкнула я. — Называть Библию книжонкой — кощунство, — Рося кривовато усмехнулся. Наверное, впервые, за всё наше короткое знакомство. — Я знаю, — удобно устроив голову на согнутых коленях, ответила я. Пахло свининой. В прошлый раз, когда передо мной была жареная человечина, запах был другим. Неполноценная плоть съеживалась и чернела под натиском жадного огня, постепенно превращаясь в чёрный пепел. — Что это? — внезапно раздался детский звонкий голосок. Напряжение исчезло также быстро, как и появилось. Рядом со мной сидела чернявая девочка лет восьми, одетая в белое платьице и смотрящая на костёр с искренним любопытством. Совсем как настоящий ребёнок. Вот только… — Это ты. — Почему мы умираем? — не отрывая глаз от огня, спросила она. Языки огня резко взметнулись вверх, выплевывая очередную порцию искр. — Потому что мы живём, — ответила, склонив голову к плечу. — Но я ведь даже не жила, — она медленно повернулась, обратив на меня не по-детски внимательный взгляд. Ни в её голосе, ни в глазах не было обиды или злости. Там было простое и оправданное желание. Знать. — А нужна ли тебе эта жизнь? — тихо спросила я. — Не знаю, — она перевела взгляд на темное небо, в котором уже проглядывались первые звёзды. — Но ведь зачем-то она существует, эта жизнь? Быть может, это наше наказание? Или может, очередная игра капризного ребёнка, которого глупые люди зовут Богом? Кто знает… — А с чего начинается жизнь? — прозвучало с неподдельным интересом. — С имени, — недолго думая, ответила я. — Тогда с чего началась твоя жизнь? — и снова эти внимательные глаза. Я тихо вздохнула, раздумывая, как бы ответить. — Моё первое начало прекратило своё существование, забрав с собой и имя, а второе ещё не началось, — медленно проговорила я, прикрывая глаза. Я чувствовала покой от этой ночи, от этого разговора. Впервые за долгое время. — Тебе не дали имени? Совсем как мне, — грустно улыбнулась девочка. И тут же грусть сменилась радостью: — Тогда я дам его тебе! Да, детский энтузиазм порой пугает. Я беззлобно усмехнулась, чувствуя, как проснувшееся любопытство заинтересовано приподняло голову. Девчушка тем временем в процессе мозгового штурма забавно хмурила бровки-домики и кусала ноготь большого пальца. — Морриган, — прозвучало неожиданно чётко и уверенно, — Отныне тебя будут звать Морриган. — Её глаза были наполнены мудростью, что копиться веками. — Как её, — губы вдруг изогнулись в немного хулиганской, шаловливой улыбке, придавая ей вид беззаботного ребёнка. Её? Хм, кажется, я поняла. Меня вдруг пробрало на смех. — Слышь, мелочь, а не боишься такие имена-то раздавать? — Весело глянула на неё. Проказливая улыбка стала ещё проказливее. — Да кто ж узнает, — мне заговорщицки подмигнули. Кожи ненавязчиво коснулся еле заметный холодок. И это при том, что ночь была тёплой. — Тебе пора, — мотнула головой. — Иди. — Да-а, пора, — она печально вздохнула, поднимаясь. — До встречи, Морриган, я буду ждать, — последние слова прозвучали потусторонним эхом. Миг, и она растаяла, как дым. — Ну уж нетушки, — фыркнула я. — Если и будет кто ждать, то это я. Пламя успокоилось. Теперь оно тихо потрескивало, словно засыпало. Вот и всё. — Эй, слышал? — Лениво обратилась к Росе. — Я теперь Морриган, — протянула также лениво, растягивая губы в полуулыбке. Морриган. Довольно символично. И иронично, если вдаваться в подробности моей биографии. Смерть. Как же. У малявки губа не дура, да и чернуха ей не чужда.Если бы она не сдохла раньше времени, мы бы могли найти общий язык. Мда, что-то меня куда-то не туда уносит. С людьми уже общаться хочу. Дожила. Интересно, сколько сейчас времени? За полночь, наверное. Ну, вряд ли меня кто-то хватился. Шума не слышно и связной слизень молчит, значит все в порядке. Да и что может случиться? Лесное зверьё нападёт? Сомнительно, тут крупнее лисы никого нет. — Пере-пере-пере, пере-пере-пере… Я невидящим взглядом уставилась в чёрное небо. Да, вот только начинаешь верить в людскую сознательность и разумность, как они тут же убеждают тебя в обратном. Впрочем, чего ещё от людей ожидать. С тяжким вздохом выудив улитку, при этом ощущая стойкое желание запустить её в костёр — вот чисто из вредности, — приняла вызов. — Похоронное агентство «Мизантроп» внимательно вас слушает, — вежливым до зубного скрежета тоном выдрессированной секретарши произнесла я. Улитка, уже было открывшая рот, подражая абоненту по ту сторону, тут же его захлопнула, флегматично уставившись на меня. — Ворон, где бы ты ни была и чем бы ни занималась, лети обратно, — с долей нервозности сказал Рыжий. — Что этому пернатому узурпатору на этот раз понадобилось? — закатила глаза, догадавшись о причине вызова. Улитка вдруг знакомо оскалилась и произнесла: — Всего лишь твоя незначительная персона, — послышался знакомый вкрадчивый голос. Оу. Оказия, однако. — Не задерживайся, — еле уловимое предупреждение. И крякнув, улитка снова впала в анабиоз. — Не зли его лишний раз, — серьёзно произнёс Росинант, глядя мне в глаза. — Он не потерпит неуважение к себе и Семье. — Но пока его это развлекает, всё окей, — хмыкнула я. — Не беспокойся, я знаю грань, — утешила его. Знать-то знаю, а вот вовремя остановиться порой бывает трудно. И судя по многозначительному молчанию, Рося об этом догадывается.***
До больнички мы дотопали в полном молчании. Я думала о том, какой подарок судьбы ждёт меня на этот раз. Надеюсь, меня там не убьют. Да, я даже представляю, как это будет выглядеть: «Безмерно благодарствуем, такому замечательному доктору за его не менее замечательную работу, но вынуждены сообщить, что более в ваших услугах не нуждаемся, поэтому извольте умереть, ибо мы преступники, а вы свидетель, да и вообще, косить народ пачками наша профессиональная обязанность, так что не обессудьте. Удачи вам в следующей жизни». Да уж, закончить попользованным гандоном, какая замечательная перспектива. Идя по уже изрядно надоевшему маршруту, я вдруг почувствовала небольшое, еле заметное, но всё же ощутимое изменение. Будто назойливый зуд в затылке, что по мере приближения к палате усиливался. Знакомое, уже подзабытое чувство. Впервые я его ощутила на охоте, ещё будучи подростком. На волчью стаю наткнулась. Лето тогда было, дичи вдоволь, вот я и не пошла им на корм. Сейчас было то же самое. Разве что там не волки, а кто позначительнее. Ощущаю себя ягнёнком, которого ведут на заклание. Иногда хочется стать как Рося. Чтоб не видели и не слышали. — Ну, и? — сунув руки в карманы, посмотрела на Фламинго, что сидел на подоконнике, прямо напротив меня. Странно, я думала он здесь не один. — А ты не слишком вежлива, — он по-птичьи склонил белобрысую голову. — Под вежливостью ты имеешь ввиду страх до усрачки? — насмешливо вскинула бровь. — Или лобызанье твоей задницы? Ничего не сказав, он поднял руку и сделал пару витиеватых движений. В это же мгновенье что-то скользнуло по шее. Под ногами валялась моя перевязка, разрезанная в клочья. — Не забывайся, — довольно улыбаясь, сказал этот засранец. — Если продолжишь в том же духе, то на месте этих бинтов может оказаться твой язык. Да, Роси предупреждал. Вон, в глазах так и горит пресловутое «а я тебе говорил». — Только язык? Как-то мелко, я бы предложила голову, — буднично ответила я. — Фу-фу-фу, — развеселился он, — Без головы от тебя будет мало толку, а вот язык для врача не такая уж и большая потеря. — усмехнулся он. — Имеешь виды на мои врачебные способности? — я прищурилась, уловив суть разговора. Не попугать же он меня сюда позвал. — В моей команде как раз освободилось место врача, — явно наслаждаясь ситуацией, оскалился он. — Да? И как же часто оно освобождается? — выделив последнее слово, со скепсисом посмотрела на Фламинго. — Зависит от качества работы, — со смешком ответили мне. Ну, в принципе логично. Кто не работает, тот не ест. В данном случае — не живёт. Вот только почётным работником года я быть не хочу. — Не-не-не, я не люблю работать, я очень плохо это делаю, — пораженчески вскинув руки, заявила я. — Мой предыдущий работодатель держал меня только потому, что никто не хотел сидеть в морге. И не вру ведь. — Поздно. Я выбрал тебя. — глумливо произнёс он. Блядство. — Эй, успокойся! — призрачная ладонь легла на плечо. — У тебя глаза горят, — тихо добавил Роси. У меня сейчас кое-что другое гореть будет. — Я не собираюсь батрачить за просто так, — погасив вспыхнувшую злость, предъявила я. — Не беспокойся, твой труд окупится в сотни раз, — буквально испуская флюиды довольства, многообещающе произнёс он. В сотни, говоришь? Интересно чего. Добро, блять, пожаловать в команду.