Се поджигатель

      Деревня браконьеров горит. Сегодня ветреный день, и пламя легко, плавно, будто танцуя, перепрыгивает с одной лачуги на другую. Последний пируэт, последний дом. Я стою в центре пылающего круга, взмокшая от жара, почти оглушённая треском соломы. Несколько женщин и детей жмутся друг к дружке в стороне. Почему молча? Я выла, когда ваши мужья и отцы проткнули копьями Диджита, отрезали ему голову и руки. Почему не рыдаете вы? Я хочу услышать ваше отчаяние!       Деревня убийц полыхает. Огонь пожирает хлипкие хижины, меня пожирает бессильная ненависть, и я не знаю в этот момент, сгорю ли сама. Думала, отомщу – и станет легче. Не становится. В другое время, в других обстоятельствах, в другой стране – был бы это погребальный вдовий костёр?.. Кашляя, я выбираюсь наружу. Глаза щиплет – от дыма, всего-навсего от дыма. У меня кончились настоящие слёзы.       Деревня проклятых ублюдков догорает. Я встаю с наветренной стороны, чтобы голову посыпало пеплом: такую седину уже не закрасить. Однажды Розамонд сравнила меня со стихией, не уточняла, и так понятно. У Ницше: «Прах – вот всё, что оставляю! Пламя я – наверняка!» Я ещё теплюсь, но скоро лишь прах останется и от меня самой.