Я тебе не нужен

…Дни сменяли друг друга слишком быстро. Солнце вставало все раньше и уходило на покой все позже. Мороз сменялся теплом, снова возвращался и снова отступал, но в воздухе уже пахло весной. Еще не бежали ручьи, но снег уже осел и на концах крыш башен появились сосульки. Кое-где начали протекать крыши, и все свободное от службы население занялось ремонтом. Почти неделю стучали молотки, а во дворах жгли смолу, и Май с сыном наконец переселился в другую комнату, где было шума поменьше. Все эти дни Павел, занятый делами, появлялся редко, но об обещании своем не забыл, и первый месяц своей жизни Иллия «праздновал» в новой кроватке. Может, не очень красивой, но очень удобной и прочной. Май не мог нарадоваться на нее, и теперь спокойно уходил по делам, не боясь того, что малыш ненароком упадет в его отсутствие. Грасс привычно ворчал, но уже скорее по привычке. Без своего живота, с зажившей раной, Май двигался быстро и ловко, и лекарь все больше доверял ему изготовление снадобий и зелий. Устроив сына в специально освобожденной для этих целей крохотной комнатке по соседству, Май день и ночь изучал книги и слушал Грасса, рассказывающего о свойствах трав и их взаимодействии. Сначала ему казалось, что он никогда всего этого не запомнит, но понемногу новые знания укладывались в голове. - Через недельку появятся первые почки на деревьях орхолы, – Грасс деловито помешивал варящееся зелье от аллергии. - У нас закончились их запасы, я видел, – Май кивнул, кутаясь в свой балахон, собираясь уходить. – Я могу собрать столько, сколько нужно. Теперь – могу. - Отлично, – Грасс лизнул ложку и, довольно крякнув, снял котелок с огня. – Я скажу, когда настанет время. - Когда почка будет такой тугой от сока, что начнет лопаться даже от дуновения ветерка? – Май улыбнулся, вспомнив недавно прочитанное. - С памятью у тебя все хорошо, как я вижу, – Грасс довольно усмехнулся. - Не так уж и хорошо. Я еще не все запомнил, - Май только вздохнул и вышел из ставшей уже родной «мастерской» зельевара. Тот присмотрит за сыном, а вот ему, Маю, надо использовать передышку и наконец привести в порядок свою одежду и пеленки малыша, пока в купальнях никого нет. Конечно, сами купальни для этих целей в крепости не использовали, но чтобы попасть в небольшую прачечную, надо было пройти общий зал, а Май до сих пор старался не попадаться людям на глаза. В такое время дня купальни обычно были пусты, и Май спокойно занимался своими делами, не опасаясь хоть и не обидных, но болезненных вопросов и любопытных взглядов новичков, коих в крепости было не так уж и мало. …Аккуратно сложив в корзину выстиранное и выжатое белье, Май гибко поднялся с каменного пола и со вздохом облегчения потянулся. От пара и горячей воды было жарко, даже несмотря на то, что он разделся почти до белья перед стиркой, чтобы не намочить одежду. Надо бы приоткрыть дверь, чтобы пустить немного свежего воздуха. Тряхнув влажными от пота потемневшими волосами, Май шагнул к двери, и услышал тихий всплеск. И кто это в такое время в купальни ходит? …Сначала он увидел широкие плечи и ровную спину, под кожей которой красиво перекатывались мускулы. Затем - сильные руки, мокрые волнистые волосы почти до лопаток приятного медового оттенка. А потом мужчина повернулся, и Май охнул от неожиданности, в последнюю секунду успев накрыть рот ладонью. Павел… Май никогда не видел того без его серых одежд, и теперь жадно рассматривал его, чувствуя, как заливает краска лицо и шею, а в прачечной становится слишком жарко. У Павла было красивое тело. И даже шрамы, «украшавшие» своими росчерками смуглую кожу, ничуть его не портили. Май проследил взглядом один из них и шумно сглотнул, стиснув ручку двери. Кажется, у него подрагивают пальцы, а внизу живота стало чуть-чуть щекотно. Он на миг отвел взгляд, чтобы немного успокоиться, а когда снова вскинул глаза, Павел уже вышел из бассейна, и Май выдохнул сквозь стиснутые зубы. Обнаженный, с капельками воды, стекающими по животу и узким бедрам и почти возбужденным членом – Павел был похож на тех альф из книг, о которых в детстве тайком от родителей читал Май. Наверное, он выдохнул слишком громко, а, может, просто смотрел слишком пристально, но почти уже одевшийся Павел повернулся вдруг, и Май отпрянул от двери. Прислушиваясь к неторопливым приближающимся шагам, заметался по крохотной комнате, лихорадочно одеваясь. - Есть здесь кто-нибудь? Дверь открылась, когда Май натянул рубашку и уже почти дотянулся до своего балахона. - Май? – В голосе Павла звучало только удивление. Похоже, он не заметил, что за ним наблюдают. - Здравствуйте, – Май повернулся, хотя больше всего хотелось остаться стоять к Павлу спиной. Но это было бы слишком невежливо. – Я не хотел мешать и уже ухожу. - Тебе помочь? – дозорный смерил оценивающим взглядом корзину для белья, а Май вспыхнул. Неужели он кажется таким слабым? - Нет, спасибо, - прохладно ответил он, хотя внутри все переворачивалось. - Я обидел тебя? – Павел нахмурился, и Май мотнул головой. - Нет, все в порядке. Спасибо за предложение, но я сам. Она не такая тяжелая, как кажется, – он быстро натянул свой балахон, не поднимая взгляда. - Как твой малыш? – после недолгого молчания почти нежно спросил Павел, и Май улыбнулся. - Хорошо, спасибо. Благодаря вам он теперь спит гораздо лучше. - Я никогда не видел, чтобы ты выходил с ним гулять, - заметил дозорный, и сердце Мая кольнуло. - Еще слишком холодно. Да и Грассу нужна моя помощь. - Лекарь как-то работал до тебя, - резко ответил Павел, и Май опешил от неожиданности, – значит, справится и теперь. - Хорошо… я понял… - Май вскинул на мгновение взгляд на лицо Павла и тут же отвел его. Кажется, дозорный был по-настоящему зол. – Я подумаю, – засуетился, укладывая белье, а потом поднял свою корзину. Павел посторонился, пропуская его, и Май вышел из прачечной. Старательно глядя себе под ноги, миновал купальни и выдохнул, когда оказался в коридоре, а за его спиной закрылась дверь. Вспомнил разговор с Павлом и невольно поежился от какого-то странного и неприятного ощущения. Кажется, дозорный совсем не воспринимает его всерьез. Занятый своими невеселыми мыслями, Май развесил белье во дворе и, заглянув к Грассу, чтобы проверить, как там сын, почти бегом направился к себе. Нужно отнести корзину, переодеться в сухое и взять еще молока для маленького. Погружаясь в обычные повседневные заботы, Май так старательно пытался не думать ни о чем другом, что чуть не наступил на крохотный сверток, лежавший на пороге его комнаты. Недоуменно оглядевшись, он поднял его, осторожно развернул, да так и застыл, глядя широко раскрытыми глазами на маленькую тряпичную куклу. Грубовато и неумело сшитая, она, тем не менее, была такой бесконечно милой и… теплой, что Май невольно улыбнулся. Поднес игрушку к лицу и вскинулся. Раят. Кукла пахла Раятом. Он сделал эту игрушку? В крепости есть швеи, но их работа не была бы такой неумелой. Но ведь Раят отказался от сына!! Развернувшись, Май почти бегом кинулся в башню дозорных. Раят… Что же это? Почему? В последнее время тот все чаще стал попадаться на глаза, но Май только отводил взгляд или опускал голову, делая вид, что не замечает его. Но эта кукла… Дверь никто не открыл, напрасно Май стучал и звал Раята. Какое-то время он еще прислушивался к тишине его покоев, а потом побрел по коридору обратно, раздумывая о том, где можно найти дозорного. Он уже перебрал в уме все места и даже успел составить план, как заметил краем глаза знакомую фигуру во дворе. Май бросился к окну, выглядывая, и только удивленно распахнул глаза, глядя на то, как Раят, крадучись, пробирается вдоль стены к маленькой неприметной калитке, выходящей к лесу. Раздумывать и колебаться Май не стал. Сорвавшись с места и наплевав на огрызнувшийся болью свежий шрам, он тенью пролетел по коридору, почти кубарем скатился по лестнице и выскочил на улицу как раз вовремя, чтобы увидеть, как исчезает за дверцей в крепостной стене уголок плаща дозорного. Стараясь дышать потише, Май последовал за ним, но у самой двери остановился и прижался к холодной каменной стене, прислушиваясь к тихому разговору. -… двести золотых. Этого должно хватить на три месяца. – Раят. Какой… живой у него голос. Тоскливый. - Мы будем экономить, обещаю. Но тебе самому ничего не осталось, – а вот этот голос Маю был незнаком. Кажется, его обладателю не больше пятнадцати, совсем еще мальчишка. - Меня кормят, одевают и дают крышу над головой. Зачем мне деньги? – Раят изо всех сил пытался сделать свой голос беззаботным, но перестарался. Вот и его собеседник, кажется, это тоже понял. - Хоть мне не лги, брат. Я знаю, от чего ты отказался ради нас. Брат? Брат?! Май в смятении потоптался на месте, боясь и желая заглянуть хоть в щелку. А он-то решил, что Раят – шпион. Вот дурак… - Нет, - после недолгой, но мучительной паузы выдохнул дозорный. – Не знаешь. – От тоски, запевшей в его голосе, сердце Мая сжалось. – Иди, брат, путь не близкий. - Раят… - Иди. - Хорошо. До встречи, братик. - До встречи… Когда смолкли голоса и шум шагов, Май прислонился спиной к стене, ожидая, когда вернется Раят, и угрюмо смотря на тряпичную куклу на ладони. Глазки-пуговки, соломенные волосы, набитое ватой тельце… Она была смешной – эта кукла. Но теперь Май ни за что не вернет ее создателю. Она принадлежит его сыну. ИХ сыну. - Май? – Раят, не ожидавший кого-либо увидеть, ощутимо вздрогнул, войдя через дверь. – Ты что тут… - Взгляд упал на куклу, и дозорный поджал губы. – Что это еще за чучело? Май вскинулся, ошарашенный, откровенно непонимающий. Он не мог ошибиться. Не мог спутать. Качнувшись вперед, он вжался лицом в шею Раята, вдохнул чуть терпкий запах, спрятанный, словно укутанный серой одеждой. - Почему ты лжешь? – тихо, но яростно спросил Май, глядя ему прямо в глаза. Забыв и про свой ожог и про свою стеснительность. – Это ты сделал эту игрушку и оставил ее перед дверью. Для сына. Ты. Но почему?! Раят побледнел и отшатнулся. - Из тебя бы получился отличный сказочник. - Из тебя – не худший, – Май был зол. А еще не давал покоя подслушанный разговор. – Я все слышал. Твою беседу с братом. Ты вовсе не такой, каким хочешь казаться. Если бы тебе было все равно, ты бы не сделал эту игрушку. Раят… Все дело в Дозоре, да? Если узнают, что у тебя есть сын, тебе придется уйти. Я клянусь, я обещаю, что никому и никогда не назову имени отца моего ребенка, но я должен знать, – Май и сам не понимал, почему ему это так важно. Почему ноет сердце, и почему он с таким упорством ловит взгляд синих глаз. - Не здесь, - Раят, поколебавшись немного, решительно сжал его запястье и повлек за собой к домику летней кухни. Зимой он не использовался, но пару дней назад комендант повелел открыть его, чтобы хорошенько проветрить: совсем скоро, как только сойдет снег, столы для трапезы вынесут во двор. Заведя Мая в дом, Раят выглянул в окно, закрыл дверь и заметался по комнате, на что-то решаясь. А когда решился… - У меня была большая семья. Родители, брат, сестра и двое ее сынишек. Все у нас было, как у всех. Особо не шиковали, но и голодными спать не ложились. Но когда в нашем селении начался вдруг мор, все изменилось. Отец умер первым. Мать пережила его на день. А потом заболела сестра и мой старший племянник. Наш городок маленький, почти у самых границ, наш старенький лекарь сбился с ног, пытаясь помочь всем, у кого был еще хоть какой-то шанс. Он спас мою сестру и ее сына, но вылечить болезнь до конца так и не смог. Только остановить. Но чтобы жить, им нужны лекарства, а они стоят слишком дорого. И надо еще на что-то жить. Я брался за любую работу, но денег все равно не хватало. И я решил податься на заработки. В соседнем городе работы и своим-то не хватало, и я пошел дальше. А потом еще дальше. Но тех крох, что я зарабатывал, едва хватало мне самому. Дозор… стал моим последним шансом. Моим и моей семьи, – Раят замолчал, а потом вдруг подошел к Маю и опустился перед ним на одно колено, покаянно опуская голову. – Прости. Не было и дня, чтобы я не пожалел о тех своих словах. Этот малыш – мой сын. Наш сын. - Почему ты не сказал мне сразу? Думал, я тебя не пойму? – после недолгого молчания, Май легко коснулся его плеча. - Я совсем не знал тебя. В ту волшебную ночь я узнал твое тело, но не тебя. - А сейчас? Знаешь? – почему-то одними губами произнес Май. - Я наблюдал за тобой, – улыбнулся Раят, поднимаясь, и Май подумал о том, что теперь знает, почему он так часто видел дозорного. – Как ты разговариваешь с людьми, как смотришь на них. У тебя чистая душа. И я не могу пожелать лучшего отца для своего ребенка. Май вспыхнул, смутившись. - Спасибо, – теперь он не знал, куда себя деть. Под взглядом Раята, один на один с ним, Май отчаянно стеснялся и также отчаянно хотел услышать еще что-нибудь хорошее. Но Раят лишь протянул руку и, взяв его подбородок, принудил поднять голову. Погладил осторожно рубец ожога, и Май закаменел, глядя в его лицо. - Прости. Я обидел тебя тогда. - Ты… - глаза Мая заискрились, сердце заполошно забилось в горле. – Не надо. Я ненавижу жалость. - Я не умею жалеть. Что случилось с тобой? Май отвел взгляд, попытался отстраниться, но Раят не дал. - Ты требовал от меня ответа, но не хочешь дать мне свой? - Здесь нечего отвечать, – Май опустил ресницы, пряча глаза. – Всего лишь пожар. Лето в тот год выдалось засушливым, а грозы были сильными. В один из домов в моей деревне попала молния, и он загорелся. Вся моя семья осталась там, а я… получил на память это. Я не хочу больше говорить об этом. Пожалуйста. - Я понял, – губ невесомо коснулось что-то, и Май изумленно выдохнул, распахивая глаза. - Что… ты… - Спасибо, – второй поцелуй был таким же невесомым и мгновенным, как и первый. – За ту ночь. И за сына, – Раят скользнул губами по приоткрытым губам Мая, обласкал теплом своего дыхания щеку и отступил. – Позволь мне хоть иногда приходить к тебе. К вам. Май растерянно кивнул, коснувшись кончиками пальцев своих губ. Его никто и никогда не целовал… так. Опьяненные его запахом мужчины осыпали поцелуями его тело, вылюбливали его до сорванного голоса, но никто никогда не касался его губ. И от этого стало вдруг больно. Поймав странный, показавшийся болезненным взгляд Раята, Май опустил глаза и отдернул руку. - Я… - на щеки плеснуло румянцем, и Раят засмеялся. Неожиданно мягко и совсем необидно. - Ну какое же ты все-таки чудо… Возвращайся к сыну, Май. К НАШЕМУ сыну. Май кинул на Раята отчаянный взгляд и, прижав к груди игрушку, которую все это время стискивал пальцами, вылетел из домика. Забыв о своем капюшоне, пересек двор и нырнул в мягкое тепло башни. Билось сердце заполошно, рвано, а мысли метались, словно вспугнутые птицы. Обида на Раята еще тлела внутри, но злость уже ушла. Раят пожертвовал слишком многим ради своей семьи, и винить его Май больше не мог. …Приближающиеся шаги за углом он расслышал слишком поздно. Привыкший к тому, что этой частью башни почти никто не пользуется, кроме него, да еще парочки поварят, повернул стремительно, и в следующую секунду оказался на полу, не удержавшись на ногах. Зашипел сквозь зубы от удара о каменные плиты и вскинулся от неожиданности, услышав знакомый голос: - Май! Ты не ушибся? – Павел опустился на корточки рядом, смотря на него с легкой тревогой и заботой. - Нет, все в порядке, – Май улыбнулся и отвел взгляд, смутившись своего глупого вида. Сжал пальцы и тут же вскинулся, ощутив только воздух. Огляделся заполошно, проклиная узкие окна коридоров и пасмурный день, дающий слишком мало света. Кукла… - Ты это ищешь? Май обернулся и облегченно выдохнул. Павел нашел ее. - Да, спасибо, – он протянул руку, но дозорный отдавать игрушку не спешил. - Что это? – Павел смотрел на куклу почти с отвращением. - Это игрушка. Для сына, – Май невольно сжался. Так, словно Павел смотрел на него. - Она уродлива. И вся в пыли, – Павел решительно поднялся, открыл ближайшее окно и вышвырнул куклу вон. – Я сделаю твоему малышу гораздо лучше. - Нет! – Май вскочил с пола, кинулся к окну, но все, что смог различить – это осевшие сугробы. От обиды задрожали губы, и он, облив Павла злым, отчаянным взглядом, побежал по коридору к лестнице. Дозорный что-то крикнул вслед, но Май только отмахнулся, торопясь найти игрушку до того, как стемнеет. Почти кубарем скатившись по ступенькам, он выскочил во двор и, игнорируя любопытные взгляды, кинулся за угол, туда, куда выходило окно. Остановился на миг в растерянности, а потом, что-то прикинув про себя, принялся разгребать снег. Руки тут же закоченели и покраснели, ледяной ветер обжег лицо, но Май со всевозрастающим отчаянием ворошил снег. Здесь нет. И здесь – тоже. Куда же она могла деться?! - Возьми, – когда перед ним появились вдруг глазки-пуговки, Май замер на миг, не веря, а потом схватил игрушку и прижал к себе. – Прости, – Павел смотрел на него виновато. – Я не думал, что она так дорога тебе. - Это кукла для сына, – бесцветно произнес Май, заставив себя взять в руки. – И она самая лучшая. Павел вскинулся, готовый снова возразить, но Май встал, больше не желая ничего слушать. - Спасибо за помощь, но мне нужно идти, – прочь с этого двора. Прочь, только бы не чувствовать спиной тяжелый взгляд.