The song remains the same

“The song remains the same”

– Ты старший брат. А ради младшего ты пошел бы на все? – На все. 1 сезон 18 серия 2010 год

Никто не способен выдерживать такую боль вечно. Даже Дин Винчестер. Раньше у него получалось. Раньше он не позволял себе и на секунду задуматься о том, чтобы сдаться. Он мчался на огромной скорости, не останавливаясь и не оглядываясь, не умоляя и не торгуясь, не разрешая себе раствориться в пучине саможаления, нет, на такую роскошь у Дина Винчестера права не было. Он охотился. Пил. Проводил ночи с проститутками без имен и без лиц. Читал порно журналы. Слушал любимые пластинки. Это помогало. Это отвлекало. Таков был метод Дина – ни минуты наедине со своими мыслями, с теми темными, запретными мыслями, душившими его изнутри. Каждое утро Винчестер заливал их приличной дозой спиртного, выходил из дешевого мотеля, садился за баранку и гнал вперед, к новому делу, к новой охоте. Он справлялся. Справлялся, потому что был обязан. Справлялся, потому что это было его работой, не менее важной, чем спасение людей, чем спасение всего гребанного мира. Почему же Дин Винчестер не в силах справиться с этим теперь? Ответ слишком прост – ему больше не для кого быть сильным. Ему больше некого убеждать, что они пошлют судьбу в самое пекло, некому говорить, что найдут выход, ведь всегда находили, не для кого врать самому себе, что все однажды станет хорошо и прекрасно, и брату больше не придется страдать. Не для кого держать запертой дверь, ведущую в бездну, наполненную адской, невыносимой болью. Сейчас, в эту самую секунду, Дин понимает, что пока он лежит в мягкой удобной постели, Сэмми находится в комнате со стерильными белыми стенами. Конечно, их белизна – всего лишь навеянная Люцифером иллюзия, и Сэм это знает, но осознание не приносит ему облегчения. Сэм лежит на черной кушетке, он накрепко привязан к ней ремнями, ремни больно врезаются в кожу, но эта боль – ничто в сравнению с тем, что последует за ней. Сэму страшно. Да, безусловно, ему очень страшно. Дин в состоянии лишь частично представит себе этот страх. Старший Винчестер был в аду. Но не был заперт наедине с Люцифером в комнате с идеально белыми стенами. В аду Дин видел лишь красные и черные цвета. В аду всегда слышен вой и скрежет, сводящий с ума, оглушающий скрежет. А Сэм окружен тишиной, давящей тишиной, которая гораздо страшнее самого невыносимого звука. Люцифер каждый день придумывал что-то новое, и каждый день Дин в мельчайших подробностях видел все, что происходило с его братом. Он видел, как Сэм горел в адском пламени, видел, как от него отрезали части тела, как ему выдавливали глаза, как сдирали кожу, как вгоняли иголки под ногти. И каждый раз Сэм лежал на черной кушетке в комнате с безупречно белыми стенами. Сейчас Сэму хочется кричать от ужаса, но он стискивает зубы, конечно, разве бы Сэмми стал кричать, разве бы позволил Люциферу увидеть, как зовет на помощь, зовет его, Дина… – Дин? Все хорошо? Винчестер сжал края одеяла так, что костяшки побелели, и ногти до крови впились в кожу ладоней. – Да, – Дин механически улыбнулся, прижал к себе Лизу и нежно поцеловал ее в лоб. – Тебе снова снились кошмары? Лиза так часто задает этот вопрос. "Я был бы рад, если бы меня мучили кошмары, Лиз. Проблема в том, что терзает меня нечто, что гораздо хуже плохих снов. Реальность". Одетый в медицинский халат Люцифер входит в комнату с ослепительно белыми стенами и, насвистывая под нос веселый мотивчик, подкатывает к черной кушетке столик с хирургическими инструментами. – А как же, – улыбаясь, проговорил Дин. – Снилось, что Бен все-таки сломал ту клюшку. – Не начинай, – Лиз тоже улыбнулась и покачала головой. – Бен очень осторожен. И у него неплохо получается играть. – Удар сильный, – кивнул Винчестер, – но над меткостью еще работать и работать. Сердцебиение Сэма усиливается. Он знает, что сейчас произойдет что-то ужасное, но не знает, что именно, и от этого ему становится еще страшнее. Старается догадаться, какую жестокую забаву придумал Люцифер сегодня, но вскоре оставляет попытки. Мысли о предстоящих страданиях доводят Сэма до панической атаки, но он продолжает лежать, стиснув зубы и с вызовом глядя в глаза своему мучителю. Я хочу умереть, Лиз. Я никогда не скажу тебе этого, но я хочу умереть. Вот то, что раньше Винчестер держал в узде, вот то, чему не позволял разрушать себя изнутри. Когда Сэм страдал из-за бушующей в его жилах крови демона, Дин контролировал мысли о том, что брату невыносимо тяжело и больно, не выводил на сознательный уровень спрятанное в самых недрах души малодушное желание сдаться. Он не имел право бросить Сэмми и ради Сэмми тщательно следил за своим психологическим состоянием. Сейчас это потеряло смысл. Дин позволил боли взять верх окончательно и бесповоротно. Позволил ей победить. Широко ухмыляясь и сжимая в руке отражающий белизну стен и черноту кушетки нож, Люцифер стал приближаться к Сэму. Сердце скакало галопом, от страха возникло непроизвольное желание заплакать, все душевные силы младшего Винчестера уходили на то, чтобы идти против законов физиологии – не плакать и не кричать, когда все инстинкты принуждают делать совершенно обратное. Дин может лишь воображать, может переживать чувства брата мысленно и понимать, что в реальности все намного страшнее, и Сэму более дорогой ценой дается сдерживаться, и Сэм страдает сильнее, намного сильнее, чем Дин способен себе представить. Потому что такие страдания не могут уложиться в уме человека, не испытывающего воображаемое на собственной шкуре. – Дин, мы сегодня будем играть в гольф? – После завтрака, чемпион, – откликается Винчестер. – Идет. А что на завтрак? Вафли? – Они самые. Заботиться, защищать, не давать погрузиться в пучину отчаяния и безысходности – вот, что требовалось от Дина, вот, в чем заключалась его работа, и он выполнял эту чертову работу каждый день. Когда становилось совсем тошно, так, что уже ни в какую, – Винчестер делал щедрый глоток из горлышка и ехал дальше по ночному шоссе, а на соседнем сидении дрыхнул Сэм. И пока дыхание спящего брата было ровным и спокойным, Дин понимал, что хрена с два он сдастся. Перережет глотки всем, кому потребуется, а Сэмми из передряги вытащит. Я не могу делать то же самое для вас с Беном, Лиз. Я в состоянии улыбаться и шутить, играть с Беном в гольф, но исцелить себя для вас я не в силах. Прости. Его брат привязан прочными ремнями к черной кушетке, в глаза бьёт свет от лампы, направленной ему прямо в лицо, а одетый в белый халат Люцифер берет в руки что-то острое, что-то, способное причинить сильную боль, медленно склоняется над Сэмом, и Сэм ничего не может сделать, ему остаётся только лежать, стиснув зубы и стараясь не отводить взгляд. – Я думаю, тебе нужно пройти медосмотр, Сэмми. Не волнуйся, доктор Люцифер свое дело знает. Приготовься – сейчас укусит комарик. Люцифер принялся медленно вкручивать нож в живот Сэма. Наконец, пришла боль, и младший Винчестер почувствовал облегчение – по крайней мере, пытка ожиданием кончилась. Но облегчение длилось всего секунду, потом нутро обожгло огнем, и Сэм закричал. Да, он лежит на черной кушетке в комнате со стерильными стенами и кричит, ему настолько больно, что он не может сдерживаться. Потому что нож, острый, холодный, конечно, холодный, он ведь из стали, медленно погружается в плоть, и Сэму так страшно и так больно, и становится больнее с каждой секундой… – Можно я возьму большую клюшку, Дин? Дин? – Ну, нет, приятель, когда научишься нормально замах делать, тогда я, быть может, разрешу тебе подержать ее в руках, – Винчестер улыбнулся и потрепал Бена по голове. Мальчик вышел на улицу, а Дин вынул из кармана перочинный ножик, задрал футболку, приложил острый кончик к животу и надавил. Он должен был знать, что чувствует Сэмми, должен был хоть чуть-чуть представить, насколько ему больно. Дин уже срезал пласты кожи с ладоней, держал глаза открытыми в течение нескольких минут, запрещая себе моргать, брал в руки раскаленные угли...и понимал, что все это не даёт ему возможности ощутить и десятой доли страданий Сэма. Ведь его брат находится наедине с двумя величайшими садистами вселенной – архангелом Михаэлем и самим, мать его, Сатаной, и убежден, что пытки этих сволочей будут длиться вечно. – Дин, ты видел, как далеко полетел мяч? – Бен, ты повторяешь свои ошибки. Я ведь тебе сто раз говорил – победа зависит не от силы удара, а от его точности. Люцифер довольно ухмыляется, глядя на распоротый живот корчащегося в агонии Сэма, а Дин вонзает ногти в ладонь, позволяя физической боли отрезвить себя настолько, чтобы, по крайней мере, быть в состоянии понимать обращенные к нему слова. – Я принесла вам лимонад, – сказала Лиза. – Вы играете уже полтора часа. Не устали? Кто выигрывает? – У нас было три раунда, во время последнего Бену почти удалось меня сделать. Почти. – Если бы не этот ветер… – проворчал Бен. Дин потрепал мальчика по голове. – У тебя сегодня неплохо получилось. Но… – Знаю, знаю, много ошибок, надо больше тренироваться, – Бен закатил глаза. – Все верно, профессор. – А мне тут в голову пришла идея, – Лиза приобняла Дина. – Нам нужно развеяться. Давайте сходим в кино. – Одна из лучших идей, которые мне доводилось слышать, – улыбнулся Винчестер. Это стало повседневностью. Крики, стены, кушетка – все это такая же обыденность, как игра с Беном в гольф или походы в кинотеатр. За прошедшие несколько месяцев Дин привык каждый день видеть сцены страданий брата. Что, впрочем, вовсе не приносило Винчестеру облегчения. Он продолжит видеть пытки Сэма и во время просмотра фильма, и во время прогулки по городу, продолжит видеть их и тогда, когда Лиза приготовит вкусный ужин и любимый пирог Дина, и даже в тот момент, когда Лиза будет целовать Винчестера в постели. А потом наступит новый день, и все начнется сначала, и Люцифер придумает еще более изощренные истязания, и Сэму будет еще тяжелее справляться со страхом, и Дину будет еще тяжелее за этим наблюдать… Рано или поздно кто-то из Винчестеров не выдержит. Рано или поздно кто-то из них сойдет с ума. А что куда более вероятно, они сойдут с ума оба. Дин не знал, сколько еще продержится. Можно научиться многому. Можно научиться существовать с постоянным осознанием того, что брата мучают десятки видов душевных страданий. Но никто не сможет научиться жить с мыслью, что родному человеку причиняют сильную физическую боль. Никто не сможет выдерживать такое вечно. Даже Дин Винчестер 2013 год – Сэм, я не прошел испытание! – А я прошел. И пройду остальные. … – Я верю в тебя, Дин. Прошу, поверь и ты в меня. Слова брата крутились у Винчестера в голове, пока он ехал по девственно пустой трассе, безостановочно работая дворниками, чтобы стереть со стекол капли дождя. Дин на полную включил Металлику, но любимые песни не могли заглушить фразу Сэма, не могли избавить охотника от переполняющего душу гнева и чувства вины… Дело ведь было совершенно не в том, о чем подумал Сэм, но Винчестеру не хватило духу сказать ему об этом в лицо. Поэтому когда брат уснул, Дин сел за руль Импалы и взял курс на Сакраменто, Калифорния. Завтра он позвонит Сэму, завтра все ему объяснит, завтра заявит, что брату придется проходить чертовы испытания без его помощи. Дин выругался и в ярости ударил по баранке. Все, хватит с него. Он больше не может этого выдерживать, достаточно. Сэм восстал из мертвых несколько лет назад, и Дин поклялся себе, что никогда не вернется в то состояние, в котором прибывал в течение целого года, так как знал – продолжение банкета сломает его, и на этот раз по-настоящему. Ну а после торжественного принесения клятвы… Младший Винчестер потерял душу (как оказалось, такое можно исправить, уже хорошо), дальше была заварушка с левиафанами, каникулы в Чистилище, и вот, пожалуйста – Сэм снова избранный, Сэм снова должен нести на своих плечах ответственность за судьбу мира, снова должен страдать. Дин не сомневался, что братишка справится, но вот справится ли Дин, если что-то пойдет не так? Справится ли Дин, если Сэма убьют, если Сэм вернется в ад? Охотник вдавил педаль в пол до упора. Ярость сжигала Винчестера, ему хотелось кричать от бессильной злобы. Почему все это происходит именно с Сэмом?! Почему не с ним, почему не с кем-то еще? Почему Дину приходится из года в год наблюдать, как с братом случаются страшные, чудовищные вещи, почему изо дня в день приходится с улыбкой говорить, что все будет хорошо, когда душа разрывается от невыносимой боли? – Я верю в тебя, Дин. Прошу, поверь и ты в меня. – Я больше не могу смотреть на твои мучения, Сэмми, прости, – твердо сказал Винчестер. – Я возьму перерыв. Заслуженный отпуск. Буду лежать на пляже в окружении полуголых красоток и потягивать текилу. Тебе будет тяжело. Очень тяжело. Но ты справишься. Ты всегда справлялся, справишься и теперь. Разница лишь в том, что я не стану свидетелем твоих страданий и твоей смерти. – Нытик, – услышал Дин голос Бобби. – Мне бы дать тебе по лбу. Вы там без меня, гляжу, совсем распоясались. Кончай жалеть себя и поворачивай назад! – Да, ты прав, я жалею себя. А знаешь что, Бобби? Я имею право себя жалеть, – выкрикнул Дин. – После всех этих лет я имею право хоть на минуту себя пожалеть! – Зачем ты оставил брата, балбес? – Сэм крепкий парень, без меня не пропадет. – Это говоришь не ты, Дин. – Заканчивай со своими лекциями по психологии, профессор! – как же охотника иногда раздражало не в меру болтливое подсознание. – Дин… – Я устал, Бобби, – Винчестер покачал головой. – Я очень устал. – Устал вытаскивать брата из передряг? – строго сказал Бобби. – Разве не ты говорил, что это твоя работа, дурень? – Я устал, – Дин выразительно посмотрел направо, словно там сидел Бобби, – потому что Сэм коротал будни в аду, наедине с Люцифером и Михаэлем, пока я играл с Беном в гольф и ел приготовленное Лизой мороженное. Я устал представлять, как моего брата пытают. Я устал, потому что на Сэма обрушилось все зло, которое только существует в мире, и ему приходится справляться с этим злом каждый день, справляться со страхом, с болью, с чувством вины… Да у него не душа, а гноящаяся рана, Бобби. Послушай, я…я устал переживать за него. – На него обрушится еще большее зло, если ты сейчас же не развернешься! Переживать он устал, видите ли. А чего ты хотел, спрашивается? Мягкие перины, завтрак в постель, расслабляющий массаж и никаких тебе трудностей? Такой ты представлял себе жизнь охотника? Я, знаешь ли, тоже кое от чего очень уставал при жизни. Если конкретнее, от вас, балбесов. – Бобби… – И ведь не ныл, когда вы в очередной раз совершали беспросветную глупость, нет, помогал вам, как мог. – Я знаю, Бобби, – сердце неприятно кольнуло. – Мы знаем. – На что ты рассчитываешь? Думаешь, сможешь убить боль расстоянием? Нет Сэма – нет проблем, так, что ли? – На его месте должен быть я. Эти испытания должен пройти я. Бобби, я не имел права снова подвергнуть его такому риску, понимаешь? Я подвел его. Я не выдержу, если он снова…я больше не могу это выдерживать. Я свое отыграл. А Сэм…с ним ведь останется Кас. – Посмотри мне в глаза и скажи, что с Касом Сэм в полной безопасности. – Я не вернусь, – жестко сказал Дин. – Ты не заставишь меня передумать. Я больше не вернусь в этот ад. – А ведь однажды ты продал за брата душу. Дин сжал губы. – Однажды ты согласился на вечность в преисподней ради него. Охотник не нашелся, что ответить. – Ах, да, ты ведь об этом даже не вспомнил, когда прыгнул в машину, – проворчал Бобби. – Что молчишь, язык проглотил? Тогда вспомни еще кое-что. Вспомни, что ты сказал Сэму восемь лет назад, в тот день, когда мысленно во второй раз в жизни принес клятву защищать брата любой ценой. Или ты и об этом успел забыть, дурень? – Я сказал, что ему повезло, – прошептал Дин, – потому что у него есть и всегда будет то, чего не было у того бедняги, избранного Азазелем. Сэм решил, что я имею в виду отца, но… – Но ты имел в виду кретина, оставившего брата на произвол судьбы в тот момент, когда ему так необходима помощь и поддержка, верно? Охотник покачал головой. – Все должно быть наоборот. Уже восемь лет подряд Сэм взваливает на себя груз самых разнообразных испытаний, а я прикрываю ему тыл, но все должно быть иначе, Бобби. Я должен проходить через все это дерьмо, потому что Сэм не заслуживает такой судьбы. – Может, уже перестанешь жаловаться на свою трижды несправедливую участь и развернешь чертову машину? – Я хочу, чтобы это прекратилось, Бобби, – вообще Дин не часто так откровенничал со своим подсознанием, но сегодня повод особый. – Я хочу, чтобы Сэм был счастлив, чтобы он нашел жену, завел детей, старел, толстел и умер спокойно, от старости, а не от руки какого-нибудь демона. – Так для этого ты и оставался рядом с ним, разве нет? Ты делал все, чтобы избавить его от мучений, и знаешь, что я тебе скажу? Сэм сейчас живой и здоровый исключительно потому, что ты не бросал его. Ты ведь всегда в пекло лез, чтобы только его спасти, – Бобби сделал паузу, – с самого детства. Дин резко нажал на тормоз. – О чем ты? – прошептал он, когда машина остановилась. – Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Ты вынес Сэма из горящего дома. Что, и об этом забыл? Или просто запретил себе вспоминать? – Бобби… – Ты в тот день заключил свою первую сделку, Дин. Не с преисподней и не с дьяволом, нет, с кое-кем намного серьезнее и страшнее. Ты заключил сделку с самим собой. Сердце охотника бешено колотилось. – Ты защищаешь его, жертвуешь ради него, а твоя душа не протестует, как бы больно и трудно ни приходилось – вот каким был договор. Столько лет, и вдруг из-за какого-то там испытания решил его нарушить? Кто вы, сэр, что вы сделали с Дином Винчестером? – Бобби, замолчи, – охотник вдавил педаль в пол, развернул машину, подняв клубы дыма, и на бешеной скорости погнал по ночному шоссе. – Смотри, чтоб больше без этих помутнений рассудка, – пригрозил Сингер. – Как вы там без меня справляетесь…таких балбесов, как вы, еще свет не видывал. Дин выхватил из кармана телефон. Входящий вызов от Сэма. – Сэмми, – максимально беспечно поприветствовал брата Дин. – Дин, какого черта? Где тебя носит? – Денек выдался напряженным, никак не мог заснуть, вот и поехал в клуб оттянуться. – Ты мог бы оставить записку. Я думал… – Сэм, все в порядке, я вернусь в мотель к утру. Тут такие девушки, ты бы видел... Глаз не сомкну ни на секунду. Я сейчас с близняшками, и тут Кэри передает тебе привет. Говорит, чтобы и ты зашел ее навестить. Совет эксперта – воспользуйся ее предложением. У нее такая… – Я понял, Дин, понял, – остановил брата Сэм. – Пожалуй, я пасс. – Как скажешь, зануда, развлекайся с подушками, а мне пора к близняшкам. Иди сюда, Сара… Дин бросил трубку, достал с заднего сидения пиво, на полную включил музыку и принялся подпевать, молотя свободной ладонью по рулю. Никто не способен выдерживать такую боль вечно. А Дин Винчестер будет это делать. Будет, потому что много лет назад дал обещание двум напуганным мальчишкам, в безмолвном ужасе наблюдавшим за горящим домом, мальчишкам, потерявшим мать, а вместе с ней и счастливое, безоблачное детство, мальчишкам, которым слишком рано пришлось стать мужчинами. Будет, потому что это его работа, его первая и самая главная обязанность – заботиться о надоедливом младшем братишке. Не давать ему натворить глупостей, не давать ему сойти с ума, не давать ему потерять надежду, не давать ему сдаться. Сегодня ночью Винчестер заключил новую сделку. Он больше никогда не позволит себе оставить Сэма. А память позволит Дину отпустить. Память запечатает все причиняющие адскую боль воспоминания в самый темный уголок подсознания и запрет на десять прочных замков. Дин справлялся раньше. Теперь станет справляться еще лучше. Потому что после разговора с Бобби он сам, пусть на мгновение, пусть всецело не осознавая этого, поверил в те слова, которые так часто повторяет Сэму: “Мы найдем выход. Всегда находили”. С Винчестерами все будет хорошо. Дин об этом позаботится. Охотник сделал щедрый глоток, лихо свернул вправо и принялся подпевать новой мелодии.

I had a dream. Crazy dream. Anything I wanted to know, any place I needed to go Hear my song. People won't you listen now? Sing along. You don't know what you're missing now. Any little song that you know Everything that's small has to grow. And it has to grow! California sunlight, sweet Calcutta rain Honolulu starbright - the song remains the same. Honolulu starbright - the song remains the same.