Человек как развратная тайна

Один палец проталкивается внутрь первым, заставляет его чуть стиснуть зубы - не с болью, но с нетерпением. Второй помогает, поглаживает и растягивает его изнутри. Они очень аккуратны - Джон всегда следит за тем, чтобы ничем не повредить своему идеальному принцу. Пальцы Джона сладко раздвигают тело, и Эридан приподнимает бедра, обнимая его ногами, чуть слышно шипя, когда пальцы входят глубже - вплоть до второй фаланги. Джон покраснел, его бледно-розовые щеки словно бы подсвечены мутантной красной кровью, и осознание того, что его следовало бы считать самым низшим из самых низких звеньев гемоспектра, если бы он был троллем, нехило заводит ту небольшую часть души Эридана, которая всё еще наслаждается идеей построенной на кастах политики - ту часть, что пока еще не подавлена всепроникающими идеями Джона о любви, равенстве-для-всех и всём таком прочем. Язык Джона сейчас - на его самом чувствительном органе, и зубы человека слегка дразнят кожу у самого кончика, а пальцы всё так же мерно потирают изнутри - и голова Эридана безвольно падает на подушки, он задыхается, ощущая, что жабры на шее пылают от прилившей крови. Пальцы внутри ощущаются такими большими, особенно когда их там уже три, и один из них вдруг наталкивается на что-то крайне чувствительное - это делает всё тело Эридана напряженным и дрожащим, и он случайно задевает очки Джона своим дёрнувшимся щупальцем. Эридан смущается и извиняется. Джон смеется, и в этом смехе - словно вся любовь мира. Ничто не может сравниться с этим. Джон снова потирает его изнутри, пробегая плавными движениями пальцев взад и вперед по чувствительной точке, а потом легким, как касание крыла бабочки, поцелуем целует внутреннюю часть его бедра - в этом есть что-то от поклонения. Сквозь эйфорию и дрожь Эридан думает, что Джон слишком добр к нему, Джон слишком хороший, Джон ничуть не заботится о кровавых убийствах в его прошлом или шраме от бензопилы прямо поперек его живота. Ооохх... Гоже, и он делает это всё так офигенно. Теперь два пальца упорно и почти что безжалостно танцуют над этим ключевым местом, и Эридан стонет, извивается и корчится на кровати, комкая бельё стиснутыми кулаками, крепче сжимая Джона обеими ногами, полушепча, полукрича все непристойности, что только может выдумать в этом мире человек или тролль. А Джон меж тем принимает его в рот и начинает посасывать осторожно, ощущая, как кончик щупальца щекочет нёбо. Джон никогда не был в состоянии взять его в себя целиком, но и того, что есть, достаточно, чтобы довести Эридана до точки апогея, заставить его шипеть имя Джона, конвульсивно схватываясь вокруг этих мучительно-сладких пальцев. Джон всегда глотает всё, что сможет. Джон всегда говорит ему, что он на вкус как море - влажный, солёный и чистый. И он не останавливается. Он отпускает выпуклость, оставляя ее влажной плетью свиваться в воздухе, но пальцы не останавливаются - они аккуратно потирают Эридана изнутри еще и еще, заставляя корчиться и вздрагивать. Его тело, кажется, слишком чувствительно для этого сейчас, слишком растрачено, чтобы принять еще больше стимуляции... Когда эти пальцы покидают его тело, оставляя его ощущать себя опустевшим, он лишь смутно осознает в своем сонном посторгазменном состоянии то, что Джон вдруг начинает возиться с его рукой, снимая кольца. Эридан не возражает, хотя он совсем не уверен, для чего это нужно. Когда пальцы Джона скользят назад с кольцами на них, это полностью вышибает дыхание, и он чувствует, как его тело растягивается, обтекая каждую золотую дугу - кольца трутся о стенки его нутра, холодный металл о горячие, влажные, напряженные мышцы, и это выбивает ошеломляюще громкий стон из его горла, когда Джон нажимает сильнее и снова скользит по нервному узлу. Это удивительно, это всё... уничтожает напрочь самую последнюю жалкую мысль в его голове. В мире не существует более никого, подобного Джону - Джону, который улыбается так застенчиво, глядя на него меж его ног, Джону, которого он так любит, и которого действительно совсем не заслуживает, Джона, который с такой искренностью трахает его пальцами, заставляя всё его тело дрожать и трястись от наслаждения с каждым новым движением, пока он не кончает снова. Эридан испускает звук, похожий на стон под пыткой, вцепляется пальцами в простыни и зарывает ладонь в волосы Джона, и его мир снова становится сияющим и чисто-белым. Этого почти что слишком много, это почти что на грани с болью, и огонь удовольствия в его животе, который, кажется, достигает сейчас каждого нерва в теле, просто не поддается описанию. Огонь медленно гаснет в белых разводах, и в какой-то момент пальцы Джона снова выскальзывают из него, оставляя его пустым, - но потом Джон обнимает его, и губы касаются кожи таким целомудренным и застенчивым поцелуем, что можно было бы подумать, что этот поцелуй - его первый. Эридан не заслуживает его, и он говорит ему об этом задыхающимся шепотом, но Джон мягко возражает: "Конечно, ты заслуживаешь меня, какие глупости. Мейтспритам суждено быть вместе, не так ли?" Не существует никого такого же, как Джон, и никогда не будет никого подобного ему, целующему так глубоко и мурлыкающему так неловко о любви своему троллю.