be mine...?

      Томас жил девизом — «что мертво, должно быть мертво». Поэтому он не цеплялся за родителей, когда остался без них, и продолжил жить дальше. Он не цеплялся ни за одни из прошлых отношений. Не хранил старые вещи. Почти ничего не оставлял на память и на случай, вдруг будет нужно.       Тереза была другой. Она хранила все, что можно, долго и трепетно, пока однажды это не образовало такой снежный ком, что разобраться с ним она уже не смогла. Тогда Томасу пришлось вытаскивать ее гулять, общаться с ней как можно чаще, чтобы воспоминания не забрали ее вовсе, а также познакомить с Минхо, встреча с которым оказалась весьма судьбоносной.       Глядя на то, как удачно у них все складывается, Томас иногда думал, что чертовски завидует. В конце концов, он никогда не был так влюблен. До потери пульса, когда и дня нельзя иначе, когда весь мир сходится только на ком-то одном. Так, как любили друг друга Минхо с Терезой.       В их плотной компании Томас всегда был лишним. Бренда нашла себе счастье с Галли, которого Томас терпеть не мог, и который не упускал шанса бросить шуточку о том, что Томас все еще один, на что Томас упомнил об их с Брендой недолгом романе. И всегда получал. Соня почти всегда была вместе с Арисом, и, видимо, видела в этом тихом парне того, чего не видели другие, судя по тому, как она на него смотрела. Алби, если уж доводилось увидеться с ним, приходил вместе с Гарриет, и они тоже выглядели счастливыми. Только вот Томас был один.       В один из таких холодных, предрожденственнских вечеров, когда они всей своей компанией сидели дома у Бренды, пили глинтвейн, сделанный лично Галли, Соня сказала, что к ней приехал брат из Лондона, и, поскольку он никого и ничего не знает в штатах, она пригласила его сюда. Ньют оказался милым и приветливым молодым (весьма молодым) человеком, способным поддержать практически любую тему, и что самое главное, он разделял мнение Томаса относительно последних Звездных войн, что делало его на ранг выше остальных.       Собственно, с короткого «Привет» и смущенной улыбки этого сияющего парня и началось их знакомство, которое довольно быстро переросло в дружбу. Они были абсолютно разными, но при этом настолько одинаковыми, что словно зеркалили друг друга во всем: начиная от музыкальных предпочтений и кончая банальными фразами, которые они говорили абсолютно одинаково, сами того не зная. И довольно быстро их дружба стала поводом для подколов Минхо и Терезы, Сони, а также Бренды, которая самая первая поняла, что что-то тут не чисто.       Перед Рождеством Соня, сидя на кухне Терезы и попивая только что сделанный какао, обсуждала какую-то ерунду с ней, пока Томас, заперевшись в соседней комнате, играл в приставку.       — Он влюблен в него, — бросила Тереза, нарезая морковку для салата, который Минхо так ненавидел, но ел, потому что Тереза его любила. — В Ньюта, — дополнила она, — стоит мне упомянуть о нем, как Томас оказывается рядом. Всегда случайно.       — Ты думаешь так? — Соня, обхватив кружку руками, вперила взгляд в Терезу. Это было больше похоже на посиделки двух 12-тилетних девочек, обсуждающих мальчиков из старших классов, а не 20-тилетних девушек, пытающихся свести своих братьев друг с другом.       — Да, — кивнула она. — Он помешан на нем. Сам этого признать не может. Даже себе. Я устала намекать, — вздохнула она.       — Понимаю, — отзеркалила вздох блондинка. — Ньют тоже делает вид, что у них просто крепкая дружба, и все такое…       — Хей, — Томас нарисовался в дверном проходе и, улыбаясь девушкам, полез в холодильник. Тереза бросила Соне взгляд, а-ля «как я и сказала», и Соня спрятала улыбку в кружке с какао. — Тери, а где у нас… хммм… пончики?       — Их нет уже неделю, Том, — вздохнула она.       — Кстати, — протянула Соня, кидая хитрый взгляд на Терезу. — На этот раз собираемся у меня. Не забудь прийти.       — У тебя? — Томас напрягся. — С Ньютом?       — С Ньютом, — улыбнулась Соня.       — Хорошо, — Томас закрыл холодильник. — Буду.       Их отношения росли так стремительно, что Тереза уже стала принимать ставки, когда до них дойдет, потому что дошло уже до всех, кроме этих двоих. И все бы шло отлично, если бы на вечеринке в честь Рождества, которую самолично организовал Ньют, он не объявил, что на Рождество возвращается в Британию. Был рад познакомиться, бла-бла-бла… Томас ушел почти сразу же.       С тех пор они не виделись два года.       Жизнь продолжала идти своим чередом. Они все также собирались у кого-то дома, Томас все так же, большую часть, был один. Перед днем всех Влюбленных девушка бросила его, объявив, что нашла человека по душе и их отношения были ошибкой. Томас не держал ее.       Он чувствовал пустоту. Чувство, разъедающее его грудь изнутри, с каждым днем было все сильнее и сильнее, и скоро он нашел причину. Это все Ньют. В его правиле всей жизни был изъян, то, что не смогло пройти незаметно, уйти, то, что Томас не смог «похоронить». Это Ньют. Он продолжал его держать.       Соня дала его номер, но Томас ему так и не позвонил. По словам подруги, у ее брата все хорошо, есть девушка, дело вроде как к свадьбе идет, и все рады, и только Тереза иногда бросает на Томаса тоскливые взгляды. Только сестра чувствует его на самом деле.       — Все в порядке, Том, — повторяла она раз за разом. — Кого-то еще встретишь.       Но все было не в порядке. Томасу нужно было почти два года, чтобы понять, что все не в порядке. Что ему нужен Ньют. Этот блондин с британским акцентов, хромотой и способностью смеяться над шутками Томаса. Где еще он найдет того, кто поймет его так же? Он чувствовал, что Ньют его понимает. Понимал.       В День всех влюбленных Томас сбежал из квартиры, настолько сильно пустой и холодной, что это было ощутимо физически, и просто гулял по городу. Смотрел на парочки, ходящие мимо, встретил пару знакомых лиц, угрюмо проходил мимо витрин со всеми этим сердечками-мишками-цветочками, от которых уже тошнило, мимо моста, где влюбленные по уши парочки вешали замки со своими именами и где до сих пор висит замок Минхо и Терезы. Он остановился у реки и, оперевшись о перила моста, стал смотреть вдаль, пока в лицо ему, весьма неожиданно и напугав его до чертиков, не прилетел шарф.       — Ох, простите, — обладатель шарфа потянулся за вещью, но Томас схватил его за руку и, чувствуя, как сердце пропустило удар, посмотрел ему в глаза. Карие глаза напротив распахнулись в удивлении. — Томми?..       — Ньют, — выдохнул Томас, желая прижать британца к себе и не отпускать больше, он был так рад его видеть, и больше в мире ничего словно не существовало. Ньют здесь, снова здесь, рядом, или Томас просто сошел с ума. Но потом увидел кольцо на пальце. И отпустил руку. — Не знал, что ты тут, — стараясь говорить как можно более беспристрастно, бросил он, по возможности избегая зрительного контакта.       — Да, — Ньют обмотал шарф вокруг шеи, — после свадьбы мы… — он опустил глаза, пряча руки в карманы. — Мы планируем жить тут, вот и…       — Ясно.       — Да, — Ньют поднял на него взгляд. — Томми…       Но Томас уже уходил.       Он нашел его в парке, на лавочке. Они сидели там много раз, и Томас имел неосторожность бросить, что приходит сюда, когда надо подумать или если хочет побыть один.       — Томми.       Ньют стоял в свете уличных фонарей, словно ангел, выпуская пар изо рта и не сводя с Томаса глаз. А это «Томми» переворачивало все изнутри и выбивало воздух из легких, делало так больно, что трудно дышать.       — Нужно поговорить.       Томас медленно поднял взгляд. Он влюблен в Ньюта. До сих пор, и так сильно, что даже время и расстояние не убило в нем этого чувства. Томас кивнул, продолжая молчать и опустил взгляд. Ньют сел рядом и, вздохнув, долго молчал.       — Мои родители ждут от меня правильного поступка, — наконец сказал он. — Ну знаешь… Закончить колледж, получить хорошую работу, жениться, завести детей, купить дом… Я ненавижу все это, — Ньют посмотрел на парня, хмурясь, и продолжил. — Когда они узнали, что мне нравятся парни, был огромный скандал. Они не разрешили мне ехать в штаты вместе с сестрой, чтобы не спускать с меня глаз, не оставить меня без присмотра в стране, где свободная любовь живет и процветает. Я едва убедил их, что все прошло, это было подростковое наваждение. Мне понадобилось три года! Потом познакомил их с Рейчел. И с ее девушкой, представив ее как сестру, — Ньют улыбнулся, но потом посерьезнел. — Это дерьмово, Томас, когда ты не можешь оправдать ожиданий. Когда твои собственные родители не принимают тебя таким, какой ты есть и в итоге ты сам начинаешь забывать.       — Твоя свадьба… все постановка? — все, что смог выговорить Томас, уже не чувствуя, что бьется сердце.       — Да, — Ньют сел в пол-оборота, глядя Томасу прямо в глаза. — Я смог убедить родителей, что я «нормальный», чтобы уехать подальше от этого вечного надзора. Снять студию, заняться рисованием, завести отношения, наконец. Мне надоело притворяться.       Томас долго молчал, поджав губы. Ньют молчал тоже.       — Ньют, — наконец сказал Томас, в момент улыбнувшись так широко, что это передалось и Ньюту. — Будешь моим Валентином?       Парень рассмеялся и, наклонившись ближе, коснулся губ Томаса. Спустя секунду Томас, прижав Ньюта к себе, вовлек его в глубокий, жадный и нежный поцелуй, наконец восстановив то, чего ему не хватало. Это словно собрать пазл, все элементы на месте. Все как надо. И нет ничего неправильного