Сокровище

отбечено Королю было сорок девять лет. По меркам обычных людей — долгожитель. По меркам его собственного рода — ничего выдающегося. Король был из тех людей, которые умирают в битве, сжимая в окровавленной длани верный меч. Король был убелен сединой, на лбу и около рта залегли глубокие морщины, но его нельзя было бы назвать стариком. Он был статен, опрятен и ежедневно упражнялся с мечом по утрам. У короля был сын, весь в отца. Волевой характер, заинтересованность в политике, чёткое понимание происходящего, твердая рука и умение постоять как за себя, так и за королевство. Единственное — мастью пошёл в мать, наградившую его рыжей копной волос, карими глазами и веснушками, тогда как сам король был темноволос и зеленоглаз. Супруги его не стало вот уже десять зим как, но он строго хранил ей верность, отсылая от двора слишком настойчивых претендентов на роль фаворита. До недавних пор. Всё случилось внезапно, во время его августейшего визита в северные земли с инспекцией. Поговаривали, что нечистые на руку чинуши разворовали зерно на посев, обрекая этим крестьян на голод. Вот и приехал король, как водится, инкогнито, чтобы лично узнать — а так ли это? Дела обстояли чуть ли не хуже, чем были самые страшные опасения — голод и разруха. Проехал король через пару обнищавших деревень, в третьей спешился, посмотреть, где же все? Никто не вышел встречать путника. Ворота — и те нараспашку, заходи кто хочет. Дома сплошь пустые, избы покосились. Тишина. Только из одного дома раздается тихая, жалобная колыбельная. Зашёл тогда в тот дом король, да пропал. На полу у холодной печи, кутаясь в грязный тулуп, сидел юноша и тихонько пел. Очень худое лицо обрамляли спутанные в паклю русые волосы, тоненькие пальцы комкали овечью шерсть на оторочке манжеты, а глаза так и не открылись, когда в избу кто-то вошёл. Голос его срывался, но он продолжал, еле шевеля посиневшими губами: — Тихо, тихо, мой родной, Засыпай, сокровище! Звёзды блещут над водой, Намело сугробища… Сон твой будут охранять Дивные создания: Не подпустят ни на пядь Беды мироздания… Дрогнуло, казалось, замершее сердце короля. Подошёл он к юноше, скинул со своих плеч плащ, не богато украшенный, но теплый и большой — не богатство же греть будет тебя в мороз, а грубое сукно. Накинул его юноше на плечи поверх тулупа, схватил того на руки — тот будто котёнок весил, одни кости да кожа пергаментная. Лошадь к ближайшей деревеньке летела во весь опор, только снег из-под копыт. Юноша едва дышал, провалившись в забытье. Но король успел. Успел и уговорить кого-то из деревенских пустить их на постой — а кому нужны лишние рты, в голодуху-то? Злато пусть и хорошо, но каши из него не сваришь. Впервые улыбнулся король, когда найденыш его в себя пришёл, отогревшись, открыв голубые глаза. — Звать тебя как, сокровище? — тихо спросил юношу, сам не замечая, как скинул с себя те тяжёлые десять лет одиночества. — Лучезар, — прошептал, испуганно оглядываясь, — я умер, да? А вы — судья, что решает, достойно ли прожил человек свою жизнь? — эти слова ещё больше развеселили короля. Но он смеяться не стал, отвернулся от юноши, взяв чарку с жидким бульоном — все, что удалось раздобыть в этом доме у хозяев. Поднес к губам юноши и стал поить того, аккуратно, смотря украдкой с затаенной нежностью. Потом сказал наконец: — Можно меня и так назвать. Но и имя есть у меня — Всеволод. А от смерти я тебя спас, вот в другую деревню привёз, — все же не выдержал, усмехнулся своим же мыслям, на этот раз невесело. — И… Что будет со мной? — Лучезар выпил едва полчарки и отвернулся, качая головой. Но то и понятно, голодным сколько времени провел… — Не знаю. Думаю вот выбор тебе предоставить. Хочешь — останешься тут. Люди в этой деревне хорошие, пусть и туго им приходится. Хочешь — как вылечишься, ещё куда ступай. Хочешь — со мной ищи лучшей доли, по нраву ты мне пришелся. Хотя, кому охота со стариком водиться? — ещё более грустная усмешка. — Знать, сами не желаете, чтобы я ваш путь разделил. Но раз так, то я, пожалуй уйду из этих мест. Не хочу обузой становиться. — А разве ты бы хотел мой путь делить? Вечные дороги, тяготы, косой дождь в лицо, злой и холодный ветер, палящее солнце и колкую снежную морось? Что, если за душой у меня ничего и нет? Ни кола, ни двора? — То не страшно. Страшно — когда все, кого ты любил один за одним уходят на Перепутье. Страшно — когда один умираешь. Страшно — когда сил нет ни на что. А я петь умею, много песен знаю, весёлых и грустных, разных. Так веселее будет, пусть снег или дождь, зной или ветер. Вы спасли меня, добро отнеслись. А если я смогу скрасить ваши странствия, хоть как-то на доброту вашу ответить, то и мне будет счастливее. Только попрошу пару дней тут побыть, чтобы хоть чарку сам в руки смог поднять. Эти слова заставили короля задуматься, хмуря брови. — А если так?! — король резко наклонился к юноше и коснулся его губ своими, — если скажу, что нравишься мне не просто как человек, но как возможный любовник? На некогда бледном лице заиграл румянец, а голубые глаза распахнулись в немом изумлении. — Не знаю… Я никогда не… Я… Яникогдатакнеделал, — выдавил из себя юноша и опустил очи долу, — я не знаю даже как… Как целоваться. Не знаю, что во мне могло привлечь такого как вы. Молодость? Красота? Невинность? Жалость? Желание заботиться? Сердце? Пожалуй, все вместе, пусть и не совсем в таком порядке. — Сначала жалость. Потом я захотел заботиться о тебе. Потом, разглядел тебя самого, отмытого и испуганного. И жалость ушла, оставив сострадание. Я действительно готов забрать тебя с собой. Ничего не бойся только, если увидишь что-то необычное, например, пообещай выслушать меня для начала, а уж потом… Но это сейчас не важно. Важно, если предложу тебе замуж за меня выйти, то пойдёшь, сокровище? Я всерьёз спрашиваю это, не шучу и не лукавлю. После всех слов твоих я, кажется, действительно понял, что ты — действительно сокровище. Если согласие свое дашь, то я не помедлю даже, — уж что-что, а свое Король не упустит, никогда не бывать такому! — Но как же так? Я же… Обузой буду. Ничего не умею толком, кроме как петь, поле пахать да рожь жать. — Ты — сокровище, и даже не спорь. Но если нужно, я подожду твоего ответа, сколько скажешь, клянусь. Я не насильник какой, ты не подумай. Я просто отчаявшийся от одиночества старик. — Негоже врать про старика. И… Я согласен. Терять мне нечего, ничто здесь меня, кроме болезни, не держит. Но я… Я попрошу вас кое о чем. Простите меня за эту просьбу… — Лучезар замялся и прикусил растрескавшуюся нижнюю губу. — О чем же хочешь попросить, моё сокровище? Скажи, я все сделаю, горы сверну, лишь за твою улыбку. А ты грустить вздумал! — король провел пальцем по подбородку юноши, заставляя того вновь посмотреть ему в глаза. — Научите меня, пожалуйста, целоваться, — промямлил наконец найденыш и испугался того, как темнеют глаза его спасителя. Кажется, он что-то сказал не так. Но король смотрел на Лучезара тепло. А потом вновь наклонился и поцеловал того уже всерьёз. Сладко и страстно. А потом ещё раз и ещё, до частого дыхания и кружащейся головы…