♠︎
15 февраля 2018 г. в 01:50
Я отчетливо помню, как мы с Бэтменом к этому пришли. С чего всё началось.
Я хотел раскрыть его тёмную сторону, дав ему возможность попробовать со мной одну вещь — кое-что новое и на тот момент неизведанное. Сама идея казалась сумасшедшей, но это будоражило моё сознание и приятно щекотало нервы. Отдаться во власть сурового врага и увидеть, как тот полностью теряет контроль над собой, выпускает наружу свою животную сущность. Это должно было стать моим триумфом — Бэтс, поверженный собственным неумением сдержать порывы мрачной, жестокой натуры. Это обеспечило бы ему недели, а то и месяцы душевных терзаний, а я бы просто запомнил этот короткий момент между нами и продолжил бы жить дальше как ни в чем не бывало.
Всё получилось, как я и представлял. Вначале.
Герой сорвался с цепи, терзал, хватал меня, бил по бокам и пояснице, сжимал мне рот и горло, толкался с нечеловеческой скоростью. Мир плыл перед моими глазами в тот вечер. Я знал, что терплю это ради достижения своей цели.
Но он не сломался, нет. Он вообще никак не изменился, лишь стал ещё грубее и увереннее в общении со мной. А я... Я понял, что ему слишком понравилось. Кто бы мог знать, что моя же шутка в конечном счете обернётся против меня.
Я не понимаю, почему не остановил его сразу, но когда он пришёл снова, чтобы во второй раз получить желаемое, я не стал сопротивляться.
И тогда я осознал, что уже никогда не смогу. Потому что всё, что я когда-либо делал в своей жизни, было только ради него. И это... Для него это самое приятное, что можно делать со мной.
Иногда я пытаюсь думать о том, можно ли как-то это закончить? И к чему это приведёт? Мы вернёмся на начальный этап? Этого уже никогда не будет; всё бесповоротно изменено. Я сам себя загнал в клетку, и теперь от меня уже ничего не зависит. Но даже если я смог бы остановить это прогрессирующее безумие между нами — разве это понравилось бы Бэтси?
Он создан для того, чтобы быть главным. Ему это так нравится — эта безграничная власть, возможность показать свою силу не только в драках, но и в более приятных вещах. И я хочу дать ему это, дать это абсолютное чувство превосходства, потому что это то, что мой герой так любит.
Он нисколько не сдерживает себя, он берёт когда захочет и сколько захочет.
А я... Что я могу сделать? Только смеяться, пока он вдавливает меня своим весом в матрас, или в грязную поверхность кровати в Аркхэме, или в холодную бетонную стену где-нибудь в переулке, или в твёрдый пол захваченного мной здания. Смеяться, пока он сжимает мои волосы до искр из глаз, пока вертит меня, словно куклу. Я всегда буду смеяться. Он никогда не узнает, что мне больно.
Забавно, но мы даже никогда не целовались. Я попытался лишь один раз — и получил удар, который оставил меня без одного зуба. Этим он раз и навсегда дал мне понять, что я не имею права прикасаться к его губам. Что ж, даже если так, даже если мне нельзя трогать Мышонка — я рад хотя бы тому, что могу испытывать эти минутные моменты контакта с его телом и доставлять ему удовольствие. Это неважно, получаю ли я физическое наслаждение тоже. Важно, что моя душа сладостно трепещет от этой близости, от осознания того, что я нужен ему хотя бы для чего-то. В любом случае, это всё равно лучше, чем кулаки. Всё равно немного лучше.
Он в очередной раз приходит ко мне в камеру — хотя здешние работники настаивают на том, чтобы это место называли палатой. Как в больнице, понимаете шутку?
Мой Рыцарь явно не в лучшей форме. Кто-то потрепал его сегодня, он такой уставший. Я сразу понимаю — он пришёл снять стресс. Мне страшно, но он не видит моей дрожи. Всё нормально, всё в порядке. Главное, чтобы моей Мышке было хорошо.
Он ничего не говорит — как и всегда. Просто открывает мою камеру и останавливается надо мной, нависая своей огромной внушительной фигурой и загораживая собой тусклый свет единственной одинокой лампочки. Я прекрасно понимаю, что он будет сейчас делать со мной, пытаюсь унять дрожь. Давай же, соберись, это в сто раз лучше, чем санитары. Это мой Бэтси. И я готов вновь отдать в его распоряжение своё тело.
Почему только тело? Потому что душу я уже давно отдал. Она целиком принадлежит ему, только ему одному.
Бэтмен не церемонится, не смотрит в моё лицо. Действует будто по слаженной схеме. Рывок — ставит меня на четвереньки, ещё рывок и ещё, и вот мои штаны уже валяются где-то в другом конце камеры. Сейчас будет больно. Но я привык — мой Рыцарь всегда приносит только боль, и какая разница, в какой именно форме? Синяки, сломанные кости, разбитое сердце — всё это лишь часть того, что дарит мне Мыш. И это правильно, это часть нашей игры, я не жду от него другого.
Слышу ставшие привычными щелчки снятия креплений его костюма. Как-то незаметно для самого себя я выучил эту комбинацию звуков. Кажется, я всё же издаю какой-то подавленный всхлип, пока с силой втягиваю в себя воздух, потому что Бэтмен на секунду останавливается, хоть и не привык медлить. Словно ждёт чего-то. Внезапно что-то заставляет меня испуганно вздрогнуть. Мне кажется, что я слишком накачан наркотиками и седативными, и лишь поэтому ощущаю совсем не то, что должен. Я чувствую, как он мягко оглаживает мои бока. Он никогда так раньше не делал. Какая сладостная галлюцинация, мне не хочется, чтобы она заканчивалась! Кевларовая поверхность перчаток холодная и грубая, но это всё равно столь приятно, что на мгновение я забываю о том, что на самом деле происходит. И когда он безо всякой смазки вводит в меня пальцы, мне приходится подавить неожиданный болезненный стон.
На подготовку уходит не более, чем полминуты — он слишком нетерпелив и не собирается ждать. Я чувствую напряжение, которое исходит от него. Позже я слышу его хрипловатое учащенное дыхание, довольные порыкивания, и периодически вырывающиеся властные реплики. Я знаю, как ему до головокружения сильно нравится видеть меня таким беспомощным, в крепко завязанной смирительной рубашке.
Я обездвижен, не могу подтянуть ладонь к своим губам, чтобы с силой прикусить её; не могу даже попытаться прикоснуться к себе. Хотя он и при других обстоятельствах не разрешает мне трогать себя. И я понимаю почему — он не хочет, чтобы от меня что-либо зависело и чтобы я получал удовольствие. В его глазах я худший преступник, я не заслуживаю этого — и он абсолютно прав.
Вновь заглушаю смехом боль и собственный крик души — а он, должно быть, думает, что мне просто весело, что для меня всё просто одна большая шутка. Но это не шутка, Бэтс. Я тоже человек, мне тоже бывает неприятно.
Почему же, чёрт побери, я не могу просто взять и остановить это?
Когда он заканчивает, моя душа опустошена и заполнена одновременно. Я часто и тяжело дышу, утыкаясь лбом в обитый мягким слоем пол. Не знаю, понимает ли Бэтс, в каком я состоянии. Вряд ли он вообще когда-нибудь поймёт, что я терплю ради него. Он и раньше не понимал.
В очередной раз спрашиваю самого себя, для чего я позволяю ему делать всё это со мной. И слишком хорошо знаю ответ.
— Бэтси... — тихо зову я, когда он уже у двери.
Он останавливается, проворачивается на меня своим непроницаемо-холодным взглядом. А я отвечаю ему своим — немного безумным, немного вопросительным и, должно быть, совершенно загнанным. Почему-то где-то в глубине души надеюсь, что он хотя бы сейчас ответит. Хотя бы одно слово. Пусть обругает, или расскажет о своих проблемах, или выдаст что-нибудь патетичное, как он любит — всё равно, я просто хочу реакции.
Он молчит, и я вздыхаю.
— Почему ты никогда не спрашиваешь меня, зачем я это делаю?
Кажется, мой вопрос заводит его в тупик. Он на секунду выглядит растерянно, но тут же возвращает своему лицу статичное безразличие.
— Ты сам всё это начал. С чего бы мне интересоваться? Вероятно, тебе просто нужно как-то воплощать свои больные фантазии, и ты нашёл себе неплохой способ.
Я с трудом подтягиваю себя, чтобы сесть и облокотиться спиной о стену, выдыхаю.
— И всё же, Бэтс. Почему, ты думаешь, я это начал? — я смотрю на него усталым взглядом с глупой детской надеждой. С ожиданием ответа.
— Я ничего не думаю, — отрезает Бэтмен.
Задумчиво уставившись в пол, издаю горький смешок.
— Знаешь, я и сам иногда не понимаю, почему, — тихо говорю я наконец и вновь поднимаю на моего героя глаза. — Наверное, потому что хочу, чтобы время, которое ты проводишь со мной сейчас, было для тебя таким же наслаждением, каким для меня были наши сражения... Я делаю это для тебя. Только ради тебя.
Что-то в его взгляде меняется. Словно он только сейчас осознал. Неужели ты так и не понял, Бэтмен? Неужели ты хоть на секунду сомневался, что смысл любых моих действий, как и всей моей жизни, только в тебе?
Он долго продолжает стоять там, у двери, пока вдруг не делает аккуратный шаг обратно в мою сторону. Он медленно идёт ко мне, и я хочу вжаться спиной в стену в этот момент. Опускается напротив меня. Невольно зажмуриваю глаза в ожидании удара или пощёчины. Не страшно, я заслужил всё это, все эти синяки.
Но... Ничего не происходит. Стальной удар не врезается в скулу, Рыцарь не рычит от раздражения. Я осторожно приоткрываю глаза и вижу, как он тянется рукой к моему лицу, но не со сжатым кулаком, а ладонью. Невольно прижимаюсь к стене ещё сильнее, подтягивая к себе обнаженные ноги. Не верю своим глазам и чувствам, когда эта ладонь мягко ложится на мою щёку; а потом и сам Бэтси тянется ко мне.
Он накрывает мои губы с такой трепетной нежностью, что мне хочется кричать от переизбытка чувств. Это невозможно, это просто за гранью реальности! Он целует меня, и, Боже, я отвечаю со всем возможным теплом, которое только осталось во мне. Я дрожу; я не понимаю, что вдруг нашло на этого человека, который, как казалось мне, способен лишь на грубость. Но он впервые за всё время целует меня — и как же мне сейчас хорошо!
Вдруг это его своеобразный способ поблагодарить меня за предоставленное в распоряжение тело? Я даже не хочу думать сейчас о том, что у него на уме, мне просто приятно, и я хочу запомнить этот момент.
Затем он будто спохватывается — резко отрывается от меня, смотря каким-то диким взглядом, слегка встряхивает головой и с силой врезает мне по виску. Меня резко отбрасывает в сторону от удара. Последнее, что я слышу в застилающемся пеленой сознании — громкий звук захлопнувшейся металлической двери.
Этой ночью мне хочется и смеяться, и плакать одновременно; меня трясёт и сжимает тело изнутри. Мысли, эмоции — всё путается, вырывая из груди потерянный крик. Должно быть, я разбудил всех вокруг своим шумом, но мне плевать, потому что впервые за всё время в моей безумной голове вдруг появились надежды, будто я действительно нужен ему.
А, может быть, и нет. Может быть, он продолжит только брать, пока ему не надоест его ударостойкая игрушка. Я не могу этого знать. Знаю только одно — я всегда буду жить для него. Даже если он забудет про меня, даже если бросит, как использованную вещь.
Я буду существовать одним лишь тобой, Бэтси.