Махаон

      Солнце светило. Жаркий летний день осветил весь сад чей-то дачи. Ребятишки, пока зной не нагрел воздух до температуры раскаленной сковородки, побежали гулять и кричать друзей, собираясь спуститься к ручью, где смогут освежиться, намочиться и спастись от зноя. Между тем, чуть подаль каменной дорожки, за беседкой стояла бабушка. Она выдрала сорняк с корнем и, вздохнув, пересадила бедный зажатый под другими цветами гладиолус. Через час цветок ожил, распустив свои стебли вверх, а позже поник, страдая из-за яркого солнца. После обеда вся жизнь кипела лишь у ручья, лягушатника, речки и бассейнов других участников. Все просто вымирали от жары, как впрочем и насекомые, чье царство царило так же у воды.       Вода из закинутого под сливу шланга давно вытекла из лунки. Длинным ручьем она поплыла к сирени, снося по дороге муравьиные домики, из-за чего те повылазили из своих нор и с возмущением смотрели на плывущую своей дорогой воду. Между сем она обогнула клумбу, влившись в травянистый лес и вышла на лунку сирени, рядом с которой разросся клевер и другая трава.       Конечно, денек весьма знойный, но красивый. В такой день и родились гусеницы бабочки Махаон. Облепив весь лист лопуха, из которого они вышли, гусенички сразу начали его поедать. Только некоторые из них, свалившись с листа, поползли своей дорогой в сторону прохлады: под сирень.       Одна из родившихся гусениц посмотрела наверх. С листа лопуха мир оказался слишком большим для только что родившейся гусеницы. Эти высокие деревья, что тянутся куда-то в небо, трава, что растёт тут и огромная крапива, расположившаяся где-то под забором — все это гусеничка хотела исследовать.       Надкусив лопуха полный рот, она поползла к его краю и, неуклюже свалившись, хотела глянуть под сирень, где ее собратья и сестры уже плутали в зарослях клевера, но сердце, если таковое есть у гусениц, позвало ее выше по ручью из шланга.        По дороге, она затерялась в лужайке. Вода пропала из виду, как и все остальное. Она, глядя на солнце, на свежее небо, поняла, что осталась совсем одна, в этом огромном 15-ти сантиметровом пучке травы. Вдруг, что-то сверху пронеслось над ней. Вновь подняв голову, она увидела огромные прекрасные крылья бабочки махаон. Она улетела к сирени так же быстро и легко, как и появилась над травой. Гусеничка вытянулась. Ей хотелось куда больше рассмотреть это создание, но маленький ростик, только что родившейся гусеницы, не давал ей это сделать. Тут во взгляд попал дерево-травинка. В конце концов: она гусеница или кто?!       Самая высокая травинка была покорена. Гусеница деловито возвышалась над этим зеленым лесом и смотрела на дерево, куда она хотела идти. Там же виднелась тропка, залитая водой, словно плотина прорвалась. Туда-то ей и идти.       Вдруг на горизонте появился старый шмель. Без раздумий, он пролетел и снес бедную гусеницу с травки на пол. Она лишь что-то пискнула на своем языке, неуклюже прокатившись из травки прочь. Но этот же шмель и привел ее к тому, что поможет ей выйти из этого леса: к воде. Вдруг обрадовавшись и поблагодарив шмеля, гусеница продолжила свой путь и вскоре вышла на тропку.       Разъяренные муравьи, чьи дома затопила вода, сновали туда-сюда, что-то перекрикивая друг другу на своем языке. Гусеница так и подивилась их ворчливости. Выйдя из своего укрытия, она поползла дальше. Муравьи косо смотрели на гусеничку. Один даже решил подойти к ней, но та, вытянув свои оранжевые рожки, угрожающе посмотрела на него, говоря, что ей проблемы не нужны. Так муравей отступил, а она поползла дальше.       Чем выше, тем больше развившихся в стороны ручейков. Гусеничка даже запуталась: правильно ли она ползет, но своего пути менять не стала, а только ускорилась. Так песчаная тропка была преодолена, муравьи, высокая трава и сирень с лопухом остались позади. Гусеница неутомимо ползла дальше. Вскоре она проголодалась, но поблизости не было того вкусного лопуха, на котором она родилась, и чего-то, похожего на него, так же не виднелось. Вздохнув с тоской, она ползла дальше, пока вновь не потерялась в еще больших зарослях травы. Тут уже и голод все больше начал ее морить и, хочешь не хочешь, но что-то делать нужно. Взяв все лапки в кулачки, она подползла к травинке и надкусила. Через две минуты от травинки ничего не осталось, а голодная гусеница приступила к следующей. От удовольствия у нее вылезли рожки, а когда она наелась и уселась под цветок тысячелистника, они ушли обратно. Радуясь своей обжорливости, гусеничка совсем обленилась, что чуть не забыла для чего приползла сюда. Вернув свою целеустремленность, она поползла дальше.       Наконец над головой показалось огромное дерево. Его пышная листва закрыла солнце, чей зной наконец пошел на убыль. Гусеница так и подивилась от темноты вокруг. Солнечные лучи еле пробивались сквозь листву освещая небольшие участки земли. Гусеничка привыкла к свету, а не к этой темноте. Чуть надувшись, она ползла дальше, пока не наткнулась на огромную темную скалу — ствол этого дерева. Цветущая слива тянула свои ветви к солнцу, как гусеничка тянула свою голову вверх, пытаясь рассмотреть верхушку дерева, пока не грохнулась спиной назад. Фыкнув на все, она поползла вверх по стволу.       Темный ствол рос высоко-высоко, а его ветви тянулись еще выше. Дерево обработали только у корня, покрасив его чем-то белым. Листва уже выросла совсем добротная, а белые цветы, где в некоторых местах проживали шмели, пчелы и осы, цвели и излучали приятный запах. Гусеничку он так же привлекал.       Она залезла на самую высокую ветку и огляделась. Отсюда, все куда больше видно, чем с лопуха или травинки. И даже брюшко, что требовало перекусить не могло отвлечь ее от любования красотой всего дачного участка, что отсюда ей казался таким интересным, недосягаемым, но все же, не таким огромным. Высунув свои рожки в трепете, она ахнула. Никуда и уходить не хотелось, только сидеть тут и сидеть.       Так она просидела там до вечера, пока совсем не проголодалась. Решив не спускаться, она начала поедать листву. На вкус она оказалась терпкой, чуть резиновой, но что не приходится есть, чтоб избавиться от голода. Так она съела три листа, а после спряталась под листком, пока ее не снесли летящие мимо пчелы. Поворчав на них, она выползла и пошла на край ветки, где были еще совсем молодые и более вкусные листья. Вот, она ела листья один за другим.        Солнце уже начинало идти за горизонт, а все жители дачных участков вышли из своих домов и занялись хозяйством. Дети вернулись с ручья и лягушатника. Все мокрые, счастливые они принялись докучать взрослых, пока их не отругали, заставив переодеться, ведь заболеть можно и летом. В траве запел кузнечик, в лужайке залетали жучки и бабочки. Скоро проснутся мотыльки и полетят на свет, обжигая свои крылышки о горячую лампу.       Гусеничка, смотря на пылающий горизонт, подивилась. От этой красоты ей хотелось даже плакать. Это первый день ее жизни и он выдался самым лучшим днем в ее жизни. Такой теплый, такой насыщенный и беззаботный. Он пронесся так же быстро и легко, как и облака сейчас на небе.       Вдруг снизу послышалось стрекотание чьих-то лапок. Паук плел свою паутину. Кружась, словно в танце, он поглядывал на гусеницу. Потенциальный обед привлекал его, манил к себе, но пауки — охотники, что подолгу могут выжидать свою добычу. Гусеничка опустила голову и, дико испугавшись, грохнулась с края ветки. Крича, она летела вниз, пока не осознала, что повисла в воздухе, на своей тоненькой шелковой ниточке. Произнеся вздох облегчения, гусеничка опустила голову, посмотрев на землю, что так далеко от ветки, с которой она полетела. Нужно было как-то подниматься, но вот как? Гусеница не понимала.       Птичий крик заставил обернуться. Вернувшиеся из своих гнезд, они хотели перекусить перед тем, как пойти спать. Гусеница притаила дыхание. Она нутром чувствовала, что встреча с летающими созданиями ей ничего хорошо не принесет. Желание вернуться и спрятаться на ветке росло, как сзади на нее что-то налетело. Тело гусенички было сжато в чьем-то клюве. Она успела только ахнуть, как ее сдавили, и боль пронеслась по всему телу, точнее тому, что от него осталось.       Половинка тельца грохнулась на землю, прямо на песчаную тропинку, где раньше суетились муравьи. Сейчас на тропинке не было никого, только истекающее зеленой гемолимфой тело с головой. Гусеничка кричала, дрожала и двигалась в предсмертных муках. Мир так жесток и самый лучший день в жизни становится самым последним для такого создания: как гусеница. Она вытягивала голову, прося о помощи, но кто поможет тому, у кого половина тела находится в клюве у птицы. Вытянув лапки и сжавшись, гусеничка заплакала. Последний раз вздрогнув, она замерла, но еще умерла. -Бабушка! Бабушка! Смотри какая гусеница красивая! — подбежал к умирающей маленький мальчишка. Он взял ее в руки и с интересом смотрел на ее муки. -Фу! Брось, такая нам в гербарий не пойдет! Ее же располовинило! — Проворчала бабушка, продолжая выдирать сорняки. -А мне нравится! Назову ее Катя, — рассмеялся мальчишка и понес гусеницу в дом для гербария.