Neon Genesis Wasteland

На востоке алела заря, поднимая тающий полог ночи над побережьем кровавого моря. Багровая полоса в небе меркла, бледнела, теряла свое жуткое сияние и почти осязаемую давящую тяжесть. Айда, зябко подрагивая под тонкой кожанкой, каждое утро смотрел на завершение ночи с неизменным трепетом. Его мир — нечеткий, размытый, пугающий — вместе с красками дня обретал рельеф, объем, а тени переставали давить на вещи, и волглая непрозрачная прохлада больше не терзала его затаенными страхами. Днем Айда Кенске просто-напросто видел намного лучше. Он повел плечами, разминая задубевшую в утренней прохладе спину, облокотился на перила веранды и посмотрел вниз — на свое поселение. С высоты пяти метров утеса он мог видеть только срубные крыши землянок — грубые, мощные, способные вынести не один удар мелких ящеров — зачастивших ночных гостей. «В моем доме поселенцы бы раз пять за ночь обмочились», — подумал Айда и хихикнул, оглянувшись на огромные окна, забранные обманчиво хлипкими решетками. Ему вспомнилось, как Вернувшиеся, всегда апатичные, неизменно безразличные к миру, собрались вокруг домика, который он решил восстановить для себя, и впервые отказались ему помочь. «Пришлось пообещать, что свалю от них». Щурясь и рассматривая землянки, он увидел первых проснувшихся. Завернутые в латанные ломотья люди выбирались под квелое еще утреннее солнце и замирали, словно впитывая бледный свет набирающей силу звезды. «Заряжаются, овощи». Айда ухмыльнулся: пренебрежительное отношение к слабости и клинической тупости Вернувшихся не мешало ему быть хорошим вождем. Скорее, даже помогало: он, по крайней мере, четко знал, чего от них ждать. За его спиной в доме хрюкнул давно уже не нужный будильник — дань безоблачному прошлому, когда невнимание к этому прибору оборачивалось печальными объяснениями с сенсеем и старостой. «Где же ты, Хораки?» Кенске невольно коснулся запретного и едва успел вынырнуть из бездны образов слитых воедино душ. Айда бежал из нее, но бездна терпеливо ждала его, даже подарила кусочек себя… Память. Он чувствовал, что, покопавшись там, найдет нужное, отыщет хотя бы отголосок души старосты, и уж понять, вернулась ли она, нашла ли причину пойти назад, — точно сможет. В том мире, который со стороны выглядел морем крови, он знал о Хикари Хораки все, равно как о любом другом человеке. «Потому и ушел оттуда».  — Айда… Кенске вздрогнул, с корнем выдранный из саднящих воспоминаний. Обязанности вождя… Не утомительно, не очень напрягает. И отнимает чертову уйму времени: указать, помочь, подержать, вдолбить. Вдолбить еще раз. И еще раз — в чертову голову, промытую великим соединением душ. И еще в одну. И еще. Измотанный Айда ввалился в свой дом лишь с закатом. Солнце на мгновение осветило захламленную комнату розовыми лучами и исчезло за тяжелой дверью. Кенске прислушался: снаружи шуршали шаги расходящихся людей: получив последние на сегодня указания, Вернувшиеся не спеша шаркали к своим ямам. В животе, обиженном на голодную беготню и перекусы, что-то недобро бурчало. «Чертово вяленое мясо… Срочно надо что-то нормальное сожрать…» Он щелкнул выключателем и забыл обо всем: на столе, как вчера, как позавчера и неделю до того — посреди всякого хлама из плат и полуразобранных приборов — стоял ОН. Его самая ценная находка. Кенске подошел и аккуратно огладил крышку ноутбука, напрочь игнорируя голодную истерику организма. Запыленный пластик почти целого устройства скрывал осколки прошлого мира, может, чьи-то фото, может, когда-то туда записали кучу ценной информации, может… «Я все равно не смогу включить его. Никогда. По крайней мере, пока не найду источник тока». Айда, не отрывая взгляд от тусклого блика на крышке прибора, со вздохом потянулся к ящику консервов. Только обнаружив свежий порез на руке от неловко схваченного консервного ножа, он опомнился и уже всерьез принялся за еду. Но заветный стол манил Айду — пусть даже не алмаз его коллекции, но хотя бы оправа ждала внимания хозяина. Первый рабочий приемник он собрал, просто скручивая проводки. Увы, пользы от него без тока не было. Поэтому вождь горстки Вернувшихся убивал время, разбирая рабочие на вид схемы, выискивая новые и складывая по полочкам старые. Он настойчиво убеждал себя, что все делает для того прекрасного момента, когда в одну из своих вылазок найдет что-то… «Кого я дурю…» Кенске невесело усмехнулся и принюхался: кроссовки, вымокшие и испачканные в иле, ощутимо попахивали. Долгих размышлений на тему «помыть или выбросить» не получилось. В углу стояла почти дюжина коробок с обувью его размера: неподалеку от поселения нашелся огромный склад с одеждой, галантереей и многими бытовыми вещами. Иногда вождь полагал, что лучше бы поблизости оказалась рабочая электростанция, иногда считал расположение своего поселка ироничным… Очень уж активной оказалась фауна после Третьего Удара. «Черт, даже за проклятыми шмотками надо лазать с риском не для кошелька, а для жизни…» От увлеченной работы его отвлекли звуки снаружи. Кенске прищурился и замер, подняв взгляд к окну перед ним. Что-то появилось там — в свежей, как только что пролитая кровь, ночной тишине. Ветер нес с моря привычный сильный запах, но сейчас к нему примешивался пока еще едва уловимый смрад хищника. Большого, уверенного в своей мощи, наглого хищника, позволившего себе зайти с подветренной стороны. Айда ощутил, как в животе вдруг опустело, словно беспокоящие его внутренности вдруг решили втихую ретироваться раньше хозяина. «Вот только хозяин смываться не будет. Совсем». Кенске щелкнул зажигалкой и поджег первую лампу. Масло немилосердно зачадило, но это все была фигня, вождь понимал, что самое главное — приманить ночного гостя сюда. На огонек. Пусть это до безобразия страшно, но в этом поселении только он сможет себя защитить. В стеклах заиграли отблески огня, но света все равно было мало. Айда зажег еще три припасенные для такого случая лампы, и даже ту самую, на драгоценном керосине, слитом из бака какого-то нерабочего генератора. Теперь он не видел ничего снаружи, зато невидимый враг куда лучше мог видеть свою привлекательную цель. Только когда в решетку за его спиной что-то ударило, он понял, что первую часть своей работы выполнил. Металл ухнул, зазвенело разбитое стекло, и даже стена пусть едва заметно, но вздрогнула. Невидимый хищник решил-таки выковырять вкуснятину из светящейся скорлупки. Кенске прыгнул в центр комнаты и его взгляд заметался по окнам: «Ну, куда дальше?» Под окном у входа была выкопана семиметровой глубины яма с двумя острейшими кольями на дне. Один неверный прыжок на хрупком настиле — и тварь, кем бы она ни была, рухнет прямиком на поджидающие ее вертела. О том, что, судя по мощи удара, тварь могла не поместиться в яму, он старался не думать. «Ну, лапочка, давай, давай…» Еще один удар в окно — и вновь за спиной. Кенске подпрыгнул и обернулся, выставив перед собой почти бесполезный, видимо, тесак, но хищник пока не прорвался. Стискивая успокаивающую железку, Айда пытался запустить тонущий в первобытном страхе разум. Очень опасная получалась тварь: черная тень отскакивала от окна, прежде чем он мог разглядеть ее и хотя бы точно понять форму. Удар, и — почти сразу же — еще один. Кенске завертелся, прислушиваясь и выпучивая слабые подслеповатые глаза: хищник нападал в полной тишине, даже шаги твари слышались далеко не все. В разбитые окна вползала тошнотворная вонь, сводя с ума обоняние, а мощные удары раз за разом словно выбрасывали его из собственной кожи. Он прислушался и прекратил вертеться, понимая, что все стихло, а потом огромные когтистые пальцы просунулись в решетку слева и со скрежетом рванули ее. Кенске в один прыжок с воплем подскочил к этому окну, отбрасывая прочь воющий от ужаса разум, и рубанул по покрытой рыжей чешуей лапе. На лицо тот час же брызнули крупные капли, а в уши ворвался оглушительный низкий вой. Но хуже всего было то, что монстр и не собирался убирать лапу с решетки. «Я его только оцарапал… Блин». Крепления лязгнули, отпуская решетку, и в этот момент пришедший из-за окна грохот вышиб из Айды дух. Почти мгновенно придя в себя, он понял, что лежит на полу, а с потолка на него осыпается какой-то мусор, а окно… Окна просто не было. На бывшем подоконнике повисла слабо подергивающаяся окровавленная туша, из которой что-то с противным хлюпаньем вытекало на пол. В верхней части рамы неведомая сила словно выпилила идеальный желоб, и, проследив взглядом его направление, Айда обнаружил огромную дыру в потолке. Он поднялся, вытряхивая из головы противное гудение, и поискал глазами тесак. Туша на окне вздрогнула в последний раз и затихла, хлюпанье усилилось, и Кенске обнаружил, что к его ногам уже подбирается противного вида комковатая жижа. Он отодвинулся вглубь комнаты. «Кровь или дерьмо?» Почему-то это казалось важным, хотя кроссовки он все равно недавно решил поменять. Хихикнув неуместной мысли, Айда вдруг заткнул себе рот и вскинулся: снаружи скрипнула галька. Потом еще раз. Он понимал, что это звуки шагов человека, но парализующий страх не отпускал его до тех пор, пока в раздолбаном оконном проеме не появился черный человеческий силуэт, словно врезанный в ночное непогожее небо.  — Ау. Я тебя не зашиб? Незнакомый молодой голос. Неясный контур — словно на голове у гостя капюшон или шлем. Какой-то длинный толстый предмет в руках, на котором коротко моргнул красный индикатор. «Светодиод… Электричество?»  — Ау, кому говорю! Кенске опомнился и хрипло закашлялся, пытаясь выговорить хотя бы короткий возглас. Снаружи помолчали, а туша дернулась, когда человек подошел еще ближе и попал, наконец, в слабый свет лампы. Голову незнакомца скрывал капюшон, а вместо лица в дом заглядывала жуткая полумаска с зеленоватыми линзами. Айда слегка попятился от новой твари, но вдруг откуда-то из прошлой жизни пришло воспоминание: «Журнал „War Gear“, выпуск пятый за 2012 год… Это же… Комплект ночного видения с прицельным модулем!» Пришелец дернул труп на себя, и он вывалился наружу, а сам легко перепрыгнул через развороченный подоконник и загремел прямиком на вбитую внутрь решетку. Раздались лязг и чавканье.  — Ну твою же мать, — недовольно произнес пришелец, поднимаясь с помощью длинного предмета, который он так и не выпустил из рук. Пока гость отряхивался, Кенске смог рассмотреть его, и чем больше деталей доходило до его перегруженного мозга, тем отчетливее он понимал простую вещь: это очень крутой парень. Почти до щиколоток, скрывая обувь и штаны, доходил тяжелый плащ неопределимого цвета, перетянутый на груди разгрузочным жилетом. Локти на выпачканных рукавах защищали противоударные щитки, а кисти рук прятались под усиленными армейскими перчатками. А вот в руках… В руках незнакомец сжимал нечто, вызывающее отчетливые ассоциации с ружьем, но память бывшего фаната-милитариста упорно не желала выдавать никаких конструктивных идей по поводу этого образца. Зато мозг бывшего фаната-милитариста настойчиво требовал наслаждаться великолепным видом несомненно мощной штуковины. Портил ее вид только толстый слой грубо крашеной в камуфляж фольги, намотанной на ствол и перетянутой синей изолентой.  — Ну и? Как оказалось, гость успел что-то спросить, и Айда перевел взгляд с оружия на видную из-под маски нижнюю половину его лица. Тонкие губы над вымазанном в грязи подбородком кривились в подобии ухмылки.  — Ээээ… Вы что-то…  — Айда. Привет, что ли.  — Чего? Под его изумленным взглядом незнакомец перехватил оружие за цевье и полез свободной рукой под капюшон. Там что-то зашуршало, маска начала отходить от лица и повисла, в конце концов, на ремешках в его кулаке. Увидев помаргивающие с непривычки ослепительно синие глаза, Кенске сел на пол, прямо в липкую дрянь, вытекшую из убитого монстра. «Слияние… Каша из чужих мыслей, образов, желаний. Звон лопающихся масок, агония лжи. И — в стороне от этого всего, и в то же время в самом центре — две фигуры, одна из которых предлагает другой выбор… „Вот это поза для такого разговора“, — думаю я. Смутно знакомая девушка на смутно знакомом парне. А потом… Потом я не думаю, потому что они, двое уже все решили…»  — Си… Син-дзи… Синдзи… — пробулькал Кенске. Парень в разгрузочном жилете широко ухмыльнулся.  — Если ты встанешь из расплесканных легких, то сможешь даже сказать мне спасибо.  — Легкие… А почему…  — Я снес ему башку, — сказал Синдзи, шлепнулся на стул и вывалил на стол ноги. — Но энергия выстрела из гаусс-ружья дает такой резонанс в живом теле, что… Айда едва мог его слушать. Хорошо экипированный виновник Третьего Удара сидел сейчас перед ним с сапогами на столе — его, Айды, столе, — разглагольствовал о своем оружии, самом мощном прототипе до-Ударных времен, и спокойно ухмылялся. Мысли о том, что этот самый парень — его бывший школьный товарищ, а теперь еще и спаситель, были как никогда далеки от его разума. «Ах ты ж ублюдок…» Багровую пелену перед глазами разогнала только упертая ему в грудь гауссовка, а холодный прищур поверх ствола довершил ледяной душ, выбивающий из мозгов ярость. Некоторое время они молчали, а потом Синдзи спокойно спросил:  — Все?  — Да. Кенске умирать не хотелось.  — Тебе нужна моя амуниция или ты… — спросил Синдзи с интересом и опустил оружие.  — Или я. Я все помню. То, что ты сотворил. Синдзи кивнул и грустно сказал:  — Так я и понял. Иначе ты бы не был таким… Живым. Айда сел напротив и снова повисла нехорошая тишина. Между ними почти осязаемой тьмой висел катаклизм восьмилетней давности, похоронивший прежний мир. Наконец, Синдзи тяжело сказал:  — Раз уж так… Ты должен помнить, что я был лишь оружием. Просто выбрал, как именно погибнет мир…  — Заткнись. Не хочу об этом говорить, — устало сказал Айда. — Я думал, ты не вернулся.  — А еще ты думал, что все живут такими общинами, как у тебя, — с хмыканьем отозвался Синдзи. — И не надо таких взглядов. С гаусс-винтовками тоже не все выбравшиеся из LCL разгуливают.  — Ну да, это же ты у нас бог…  — А теперь ты — заткнись. Синдзи потер лоб и начал расстегивать карман разгрузки, в котором обнаружилась фляга. Отхлебнув из нее, он протянул жестянку Айде и пояснил:  — Десятипроцентный спирт пополам с энерготоником. Незаменим в ночных бдениях. Айда хлебнул дерущую горло вонючую смесь и вытер набежавшую слезу.  — Бде… Бдениях?  — Ну да. Я твоего гостя второй день без сна пас.  — Ты… Пас его? Айда ничего не понимал. В памяти стояла огромная лапа, способная обхватить грудную клетку человека, а за столом сидел не самого мощного телосложения парень и твердил, что сам по доброй воле выслеживал такое чудовище. Кенске уже осознал, что из LCL выбрался какой-то другой Синдзи Икари, явно уж не тот малый, который на одноклассниц робко поглядывал, но этот… Этот… «Охотник… Да, этот охотник — совсем, совсем другой…»  — Мне его заказали. Тут в пятнадцати милях есть захудалый городок, который плотно сидит на удобном для торговли пути, и вот у тамошнего босса схарчили сына с дочкой. Логово тварей я подорвал, но один подлец сделал ноги, так что деньги мне светили не в полном объеме… Кенске почувствовал, как у него кружится голова, и адский напиток Синдзи едва ли был тому причиной. «Торговый путь… Босс… Заказ…» Где-то там была новая цивилизация, наверное, были источники питания для техники, было оружие… Была цивилизация. А он тут платы ковыряет…  — А о твоем поселении никто даже не слыхал. Все уверены, что тут заболоченный пустой и вонючий берег… Э, э, что это ты? Айда подался вперед и выдохнул ему в лицо самый главный вопрос:  — Там… Можно купить очки? Синдзи недоуменно смотрел на него, а потом вдруг осел на стуле и смущенно хихикнул:  — О, зараза… Я-то понять не могу, чего я тебя узнал не сразу? Ты все так же плохо видишь?  — Ну… Да. Так можно?.. Отводя глаза, Синдзи кивнул. Они еще немного помолчали, а потом гость снова протянул ему флягу и спросил:  — И… Каково тут? Кенске почувствовал, что еще может удивляться:  — Каково? Тут? Издеваешься? Ты припираешься с того света с гребаным оружием судного дня, одним выстрелом забиваешь голодного монстра, сообщаешь мне, что есть мир, и спрашиваешь, как я тут… Как дикарь… Жалость к себе подступила комом к самому горлу. Там торгуют, там дают заказы, там есть очки…  — У гауссовки подтекает радиатор, — вдруг сказал Синдзи с кривой улыбкой. — Каждый выстрел — как последний, Айда. Догадываешься, что будет, если у меня в руках рванет перегретый радиатор?  — Ты…  — Я, Айда, я. Этого монстра называют «когтем смерти». Ты понял уже почему, видел его лапу. Так вот, они умны, а потому живут и жрут у крупных поселений, а такие, как твое, им не интересны. Маловата кормушка. Синдзи присосался к фляге, потерев воспаленные глаза, раздраженно посмотрел на ладонь и принялся стаскивать грязную перчатку. Его голова упорно клонилась вперед.  — У нас тут… — сказал Кенске, смущенно отводя глаза от засыпающего охотника. — У нас тут бардак. Тупые эти Вернувшиеся…  — Они не тупые… — сказал Синдзи и начал отключаться. — Они-то совершенны…  — Ээээ… Синдзи? Синдзи!  — Что? — вскинулся тот, кладя ладонь на цевье гаусс-ружья.  — Ты сказал…  — Завтра, — ответил Синдзи и решительно встал. — Все завтра, хоть я и понятия не имею, что тебе сказал. Давай приберемся тут слегка, я у тебя посплю, и завтра к вечеру мне надо уже уходить.  — Погоди, — растеряно сказал Айда.  — Ты хреновый хозяин, Кенске, — сказал Икари и осмотрелся по сторонам. — Где тут у тебя тряпки?  — Но…  — Ты мне должен один выстрел к гаусс-ружью, — по-своему понял его недоумение Синдзи. — Сумасшедшие деньги на рынке, это самый дорогой мой ночлег…  — Я не о том, Синдзи. Просто, как… Ты появляешься и можешь спокойно спать…  — Могу, — устало отозвался тот. — Потому что очень хочу.  — Но я столько хочу спросить…  — Завтра. Все разговоры завтра, Айда. Кенске достал из угла тряпку и сунул ее в требовательно протянутую руку гостя, а себе взял другую. Икари критически осмотрел покореженную решетку и поднял ее с пола:  — Это куда деть? Хороший сплав. Из банка свинтил?  — С инкассаторской машины, — отозвался Айда, собирая тряпкой вонючую жижу. — Она за рощей тут неподалеку в канаве валяется. — Поставь у окна. За завтрашний день ее надо поставить на место. Если вдруг…  — Не вдруг, Айда. Хищники тебя еще неделю, а то и месяц не буду тревожить, — сказал Синдзи, прислоняя решетку к стене. Кенске с любопытством поднял глаза и сообразил:  — Запах, да?  — Он. Ни одна тварь в здравом уме не припрется туда, где воняет когтем смерти. Их даже падальщики не жрут. Синдзи, широко зевая, поднял с пола разбросанные схемы и платы, положил их на стол. На усталом лице гуляли едва заметные твердые желваки. «Из последних сил держится», — понял Кенске, искоса наблюдая за гостем. В голове, опустошенной коктейлем из фляги Синдзи, гуляли разные мысли. Например, о том, как пошло бы все, появись в «2-А» такой Синдзи Икари. Сразу отчего-то вспомнился первый день новичка в школе. «Бедный, бедный Судзухара…» Он вышел с наполненным ведром наружу и осмотрелся. Тучи разошлись, и багровая полоса взошла над миром, перечеркивая небосвод, — вечная память о Третьем Ударе спокойно сияла в вышине. Поселение безмолвствовало, нимало, кажется, не беспокоясь о своем вожде и защитнике. «Они понимают, что или увидят меня утром, или нет. А сейчас все равно мне помочь не могут ничем. Какая забавная логика». Выплеснув собранную дрянь, он вернулся в дом и обнаружил Синдзи спящим на собственных кулаках, положенных на стол. На стук поставленного ведра гость отреагировал молниеносным движением руки к поясу, но обнаружив вошедшего хозяина, он расслабился и встал:  — Все? Куда меня положишь?  — Вон, на тюки с одеждой. Раздеваться будешь?  — Да, плащ с разгрузкой сниму. Ручей на севере?  — Угу. Под верхней одеждой обнаружилась почтенного возраста футболка, впрочем, было видно только ее рукава: торс прятался за легким бронежилетом. Жилистые сухие руки на предплечьях обвивали ремни, удерживающие тяжелые ножи в ножнах, и, собираясь умываться, гость снял только одну оплетку.  — А ты готов ко всему, — сказал Кенске в спину уходящему на улицу Синдзи. Тот только кивнул в ответ. Пока Икари умывался, Кенске смотрел на аккуратно сложенные им вещи, и пытался представить себе мир, в котором нужно было это все, и в котором у Синдзи появилась такая порывистая реакция и такой жутковатый нрав. По всему выходило, что мир этот был весьма бодрым и соответственно жутким. Айда задался вопросом, какое положение там занимает кто-то вроде Вернувшихся, и его воображению живо нарисовалась клетка, кандалы и баланда за день каторжной работы. «А кем бы там был я сам? Синдзи же… Синдзи ведь стал…» За странными размышлениями его застал вернувшийся гость, но разговора уже не вышло — Икари отрубился практически мгновенно, едва опустившись на импровизированный лежак. А вот Айда долго еще ворочался, донимаемый предположениями и даже — мечтами. Кенске смотрел на гребень холма еще долго после того, как за ним скрылся человек с гаусс-винтовкой за спиной. Низкое солнце пробовало на вкус выгоревший лес, и длинные тени накрыли поселение, полосуя скаты землянок. Двое Вернувшихся терпеливо ждали рядом, пока вождь соблаговолит обратить на них внимание. «Еще бы, весь день забивал на свои обязанности, болтал с чужаком…»  — Он сказал, вы совершенные… Айда обернулся и сразу же утонул в огромных глазах своих подопечных. Те безразлично смотрели на него, но Кенске впервые не поддался обаянию космического спокойствия. По словам Синдзи, закуклившись в своем мирке, эти трусы жили на грани слияния и обычного мира — слишком слабые, чтобы жить тут, они нашли в себе силы замереть на полпути. «Что же, буду пастырем малых сих…»  — Так, совершенная братва. В поселение — и бегом. Они не тронулись с места. Кенске поднял брови и прищурился.  — Не понял. Что это?  — Вождь Айда уйдет от нас? — ровно спросил один из Вернувшихся, Иосики. Кенске ухмыльнулся.  — Нет. Не уйду. « — Синдзи, ты можешь помочь чем-нибудь? Ну, с торговлей… Посоветовать там…  — Да, легко. У вас вокруг неплохие ресурсы на обмен. Вот этот торговый путь, на юге, двадцать километров… Хотя нет, не стоит: там рейдеры. Гость задумался и перестал тереть линзы своей маски.  — Так… Если в Поселок, то выйдет двадцать пять, но зато безопаснее… — он умолк и снова замер. — Нет, там вас обдерут, как липку. Слушай, а что конкретно вам тут нужно?  — Ну! Много чего! Айда открыл рот и посмотрел вниз, на свое поселение. Они сидели на пороге его дома и жевали вяленое мясо. Вяло двигающиеся фигуры внизу едва начали свою утреннюю жизнь. Спокойную, размеренную жизнь — без болезней, без нужд, без стремлений.  — Очки и генератор, — выпалил он.  — Ясно. Синдзи кивнул и забрал последний кусочек себе.  — Я завезу тебе это, когда буду неподалеку. Это и еще немного самых простых стволов.  — Но…  — А ты лучше не высовывайся. Там все совсем не так, как у тебя. За такой вот кусок мяса могут и убить. Пока можно, лучше жить так».  — Я не уйду, — повторил Кенске. — Зачем? У меня есть беспомощная совершенная паства, есть работа… Он вновь посмотрел на гребень холма. -…А скоро будут и очки. Айда успокаивал себя и сомневался в себе. Исчезнувший одноклассник принес сумятицу в его мирок: вождь последних выживших вдруг отказался убогим царьком на отшибе большой жизни. «Пришел Икари и все испортил…» Кенске задумался над последней мыслью и, не обращая внимания на Вернувшихся, согнулся от хохота. «Черт возьми, именно так и загнулся прошлый мир. Пришел Икари и все испортил…»