Сияние жизни

Синдзи прислушался к ощущениям. В управлении «Типом-01» без синхронизации была единственная сложность: требовалось прилагать титанические усилия, чтобы поддерживать равновесие. Огромная машина слишком чутко откликалась на его движения, норовя завалиться или опасно раскачаться при ходьбе.  — Запишите: в поясничном узле «Т-6» надо понизить чувствительность обратной связи, — сказала в сторону от микрофона Акаги. — Икари, ты меня слышишь?  — Так точно.  — Повтори маневр защиты неподвижного союзника. Представь, что это Аянами. «Сука». Он прикрыл глаза на мгновение. « — Спрячься от своего чувства. Представь, что это кто-то другой. Вообрази. Думай. Чувствуй — и замыкайся.  — Да что это за совет, Каору?!  — Ерунда, правда? Не смотри на меня так, тебе не станет легче — ни от совета, ни от гляделок.  — Так зачем…  — Обмани пока других. А потом я помогу тебе обмануть тебя самого.  — Как?!  — А ты уже научился обманывать других? Нет? Твой отец играет честне-е… Так что ты скажешь сейчас? Думай об Аянами!  — Заткнись!  — Думай!  — Замолчи!  — Думай, думай, думай…» Шепот беловолосого мучителя тихо скользил по закоулкам разума, приподнимая мыслишки и заглядывая под них: а нет ли у тебя тут гаденькой тоски? Ну-ка, а тут прошепчем: «А-я-на-ми!» Нет? Так мы дальше, дааальшшше… Синдзи открыл глаза, чувствуя, что пульс лишь пропустил удар, не более.  — Слушаюсь, доктор Акаги. Выполняю уклонение. Он дернул рычаги, с интересом концентрируясь на задаче: «Что подставить? Борт? Нет, тонкая броня над турбиной. Вот так!» Машина дернулась и замерла вполоборота к воображаемому врагу.  — Огонь, — скомандовала Акаги. Синдзи одним рывком поднял левый манипулятор, обвешанный целой гроздью стволов: и два пулемета, и огнемет, и — самая мякотка — шестиствольная пушка, вывалившая в сторону внушительный бурдюк барабана. «Да, на правой есть ракеты, но тут у нас скорострельность и подкалиберные боеприпасы. А это — быстрая перегрузка защиты», — Синдзи сощурился, рассматривая в поле визира комбинированную установку, и нажал на нужные гашетки, отсекая одновременно обратную связь.  — Есть. «Условный противник» — утыканная руинами верхушка холма — вздыбилась пылевыми фонтанами попаданий, во все стороны полетели глыбы бетона и тучи мелких осколков, вспыхнуло и расцвело зарево искр. -Цель поражена, расстояние четыре кабельтовых, — доложил Синдзи. На душе было спокойно и безоблачно. Красочный фейерверк быстро затухал, дрожь отдачи в огромном теле — тоже. — Расход — тысяча двести снарядов.  — Подтверждаю. Маршрут седьмой. Возвращайся. Икари улыбнулся: судя по голосу в телефонах, Акаги получила, что хотела, — стабильного пилота. А то, что он уже третьи сутки просыпается в холодном поту по пять-шесть раз за ночь — это ничего, это ерунда. И что каждый раз выплывать из кошмара все сложнее — тоже пустое. «Каору, я так загнусь в самом начале похода». Приборы и шкалы кабины — незнакомые, едва узнаваемые, ненужные — светились и прыгали вокруг, фосфоресцирующие стрелки лихо отплясывали, не попадая ни друг в друга, ни в гулкий ритм шагов. Синдзи повеселел. Его непостижимым образом заразило безумие Нагисы, и он с ироничным интересом вглядывался и в завтрашний день начала «Прорыва», и в собственную — весьма вероятную — смерть посреди очередного кошмара, и в туманные планы безумца Каору. «Умирать веселее без головы, — подумал он, разглядывая выступающую из мглы базу. — По крайней мере, все до конца будут считать меня нормальным». Он ухмыльнулся своему парадоксу и прислушался к ожившим телефонам, которые принялись разъяснять ему направление. * * * Поверхность была совсем близко, а там, глубоко внизу, под мглой, оставалась жуткая, нереальная пустошь, очень похожая на окружающие базу просторы. Он рвал мышцы, подбрасывая себя в низкое небо, всплывал вопреки тяготению, зная, что внизу — гибель и невидимая лучевая смерть. И небо разверзлось. Синдзи подскочил в кровати, тяжело дыша. «Кричал? Нет? Или кричал?..»  — Синдзи? «Блин». Сонный голос безусловно проснувшейся Аски звучал крайне недовольно.  — Аска… П-прости, приснилось что-то. Девушка зашевелилась, скрипя пружинами кровати.  — Тебе теперь часто что-то снится, Синдзи. Ты мне мешаешь спать.  — Прости. Слово ушло в густую тьму и не нашло отклика. Вновь скрипнули пружины, зашуршала ткань: Аска ворочалась и поправляла одеяло. Синдзи прислушался, уловил ее размеренное дыхание и замер, вжимаясь в холодную, пропитанную потом подушку, где еще жили осколки видения. Все тот же сон уже почти неделю, один и тот же, раз за разом — пустоши зовут его в свои отравленные объятия, тянут к истерзанной земле, а он парит над затянутой туманом равниной. И в последний момент с чувством давящего ужаса просыпается. Просыпается все тяжелее и тяжелее.  — Синдзи… Он вздрогнул, но смолчал, ожидая продолжения: «Опять заснул? Опять орал?»  — Тебе плохо? Голос Аски звучал как-то непривычно. Синдзи вслушался: не то чтобы прямо сочувствие, скорее участие и понимание.  — Да, Аска. Мне нехорошо. Металлический скрип. Шорох.  — Завтра все забудется. Поход, пустоши. Там не до того будет. Ты лучше спи. Синдзи невольно улыбнулся: неловкие успокаивающие слова будто царапали ей горло.  — Знаю.  — Мне часто снилось… Многое. Там, на моей первой базе под Оснабрюком. И прогулки по польским городам, и иглы, выходящие из затылка. Но все прошло, потому что я справилась. «Это все темнота», — подумал изумленный Синдзи. Колкая и уверенная в себе немка впервые разродилась какими-то упоминаниями о своей слабости.  — Ты… Никогда не искала покоя в других людях?  — Нет, — Аска узнаваемо фыркнула, но как-то без задора. — Еще чего. Это война. Для таких, как мы, близость — это не завалиться с кем-то в койку. Это почти как… Любовь. Ты вот рискнул… Она осеклась.  — Да, — сказал Синдзи. Выдрессированный плаксивый ребенок в груди даже не пикнул. Знал, стервец, что во сне возьмет свое. — Я именно что рискнул. И хотя бы выяснил, что это.  — И как расплата? — неожиданно зло сказала Аска. — Нормально так? Соизмеримо? Ему стало просто невыносимо обидно, но каким-то озарением он вдруг понял ее и промолчал, вслушиваясь в наполненную дыханием и свистом темноту.  — Ладно. Спи давай, — грустно сказала Аска.  — Аска, если ты… — начал он.  — Заткнись и спи. «А дельная мысль», — подумал Синдзи и перевернулся на бок. * * * Тяжелые ступни ЕВЫ грузно чавкали по каше из перемолотых мутантов. Тонны реактивной фугасной благодати — последнее «прости» от «Токио-3» — существенно облегчили выход из укрепрайона, так что Синдзи пока не потратил ни единого патрона, хотя обвесили «Тип-01» прямо-таки немилосердно. Предусматривалось, что он выпустит весь первичный боезапас еще в границах, контролируемых фронтом, но мутанты, пойдя на штурм за полчаса до выхода войск «Прорыва», слегка изменили этот план. На эти сутки биомасса пустошей была исчерпана.  — Вызываю БМК. Маршрут чист до моей метки.  — Понял. Синдзи щелкнул камерами заднего вида: с грохотом обвала позади него сдвинулся с места атомоход, а вместе с ним и весь конвой, до того ожидавший, пока ЕВА проверит подозрительный участок пути. Огромный гусеничный поезд под эскортом стада громоздких танков — боевых, транспортных и инженерных — не спеша крошил песчаник и спекшийся грунт широченными гусеницами. Прямо у его борта вышагивал «Истребитель Ангелов» — совсем рядом с блоком перезарядки — третьим модулем БМК, который был доверху нагружен боеприпасами для оружия ЕВ. «Четвертый и пятый модули — запасное и сменное оружие соответственно», — тут же рефлекторно вспомнил он. Дрессура у доктора Акаги даром не пропадала. Сейчас он тянул на манипуляторах связки крупнокалиберных пулеметов и огнеметы — для разгона стай мутировавшей нечисти, а против особо жирных экземпляров типа лучевика имелась также многоствольная пушка. Предполагалось, что при столкновении с подзабытой уже угрозой Ангела он должен оставить поле боя Аске. «Потом перейти на полную синхронизацию „А-10“ и жарить подколотую тварь из заплечных ракетометов». Равнины пустошей безмолвствовали. Далеко на юге что-то мощно горело, вздымая колоссальный столб густого дыма, и мгла там вполне отчетливо подкрашивалась чернилом. При курсопрокладке заранее оговорили условие: обходить эти загадочные источники вечного горения за две-три мили. «Их хоть видно издалека», — подумал Синдзи. Заметив впереди небольшой разрушенный поселок, он пальнул сигнальной ракетой, призывая отклоняться от курса: БМК в улочки этих руин явно не вписывался.  — Принято, изменяем азимут, — отозвались телефоны. Синдзи отвлекся от визира. Скука и тревога — странное соединение, но в этих пустошах, да еще с таким, как он, и не такое может случиться. Ожил и зашипел канал связи «Истребителя»:  — Синдзи, что за отвалы на северо-северо-востоке? Он послушно всмотрелся в указанном Аской направлении.  — Не пойму. Похожи на шахтные, но тут не должно быть никаких шахт.  — Вот-вот, по моим картам тоже. Но землю кто-то вынул. Дела… — сумрачно протянула девушка. — Если они еще подкапываться под нас начнут…  — На базе уже полгода как установлены сейсмографы. Не трендеть в эфире, — недовольно сказала Кацураги. Аска буркнула что-то общеутвердительное, отключилась, а Синдзи вновь остался в одиночестве и для развлечения принялся размышлять о судьбе полковника. По всему выходило, что женщине не позавидуешь, ведь каждая перемена в ее жизни куда хуже предыдущей. «Вон и проблемной базы лишили, но зато погнали в странную сверхсекретную миссию». Впрочем, Мисато-сан с ходу проявила себя и тут: приняла ряд нужных решений, перекроила походный порядок, перераспределила обязанности. Она в любое дело так бросалась — вся, целиком. «Интересно, есть ли у нее личная жизнь?» Синдзи слышал краем уха о ее связи с Редзи Кадзи, но об этой паре бродило очень мало сплетен, что неудивительно, учитывая род занятий генерал-лейтенанта.  — Синдзи, а тебе сообщили цель нашей экспедиции? — снова объявилась в эфире скучающая Аска.  — Цеппелин, да что же это такое?! — возмутилась Кацураги.  — Ну Мисато-сан, — сказала Аска, — ну что тут такого?  — Все, хватит. Следите оба за маршрутом. Аска перешла на сочный немецкий, высказалась секунд за тридцать и отключилась. Синдзи послушал, как Мисато-сан к кому-то там обращается с просьбой перевести эту тираду, и вернулся к созерцанию маршрута. Тревожная серость, ровная, как стол, пустошь, небольшие воронки и холмики в пределах видимости, — а остальное привычно шло на корм безразличному ко всему и вся туману. Где-то там лежала неведомая цель экспедиции. Ни расстояния до нее, ни предполагаемых преград — она просто есть. И точка. * * * Лавину мутантов Синдзи обнаружил первым. Густой, мощной волной прямо на них шли сводные армии пустошей — шли правильно, грамотно, перехватывая конвой в распадке между невысокими, но крутыми холмами, где нельзя было даже развернуть БМК бортовыми орудиями к врагу. Кацураги бегло изучила картинку и решила орду уничтожить. Истребительная задача в цели миссии не входила, но полковник, видимо, посчитала, что на тяге машин сквозь эту массу не пробиться.  — Синдзи, выдвигайся вперед. Я тебе придаю четыре «Демона» и два «Типа-82» — огнеметные машины подчистят за тобой, штурмовые танки удержат фланги. Пошел! «Тип-01» увеличил скорость. Черно-рыжая каша стремительно сокращала расстояние и перешла на бег, Синдзи даже различал уже отдельных особей и без удивления обнаружил представителей всех основных видов мутантов. Поигрывая масштабированием картинки, он кусал губу: тварей было много, и только наручными стволами он мог не справиться, к тому же точность ручного наведения все еще страдала от недостатка практики. В телефонах Аска возбужденно одолевала его в меру полезными советами, но Икари уже принял неизбежное.  — БМК? — Синдзи прокашлялся, гоня хрипотцу из голоса. — Запрашиваю разрешение на синхронизацию.  — Уверен? — спросила Кацураги.  — Если вам не нужно, чтобы они погрызли нежные части БМК, то — да, уверен.  — Разрешаю, — сказала Акаги, опережая командира. «Вот тварь ведь, — подумал Синдзи, ударом кулака отправляя модуль визира под потолок кабины. — Все же хочет сразу убедиться, что я выдержу…» Он щелкнул рычажком и поднял голову. Приводы подогнали маску к лицу, поползли огоньки калибровки, и Синдзи улыбнулся: вот она, последняя проверка методики Каору. Если удастся обмануть это чудо техники, если разум перенесет сшивание с машиной — все, значит, правда, работают твои бинты, сумасшедший. Значит, и в излечение можно поверить. «Да будет боль». Содрогаясь в пронзающих разум конвульсиях, Синдзи с готовностью рухнул в звенящую металлом бездну. Сознание взорвалось, распадаясь на осколки нужного размера, поплыло, перемешиваясь в потоках и быстринах, все быстрее, быстрее, быстрее. Он повел плечами, открывая пулеметные люки в пилонах, послушная его воле, запела гидравлика за спиной, мир преобразился, замелькали точки прицелов и метки дальномеров, заклокотало пылающее сердце, чутко регулируя ритм. Синдзи прислушался: слабое тело, запертое в крохотной полости внутри него, блаженно улыбалось. Теперь враг. Он есть, но его должно не стать. Синдзи напрягся, готовя себя к боли, слегка развел направленные вперед руки и стал огнем. Ураган точных коротких очередей смел самых крупных особей, а тылы напирающего противника вздыбились оранжевыми снопами пламени. Точки прицелов метались по полю зрения, выбирая по десятку целей сразу, чутко готовясь рвануться к новым — менее важным и опасным мишеням. За корчами боевого безумия трудолюбиво суетился холодный расчет, решая уравнение с противоречивыми переменными: меньше выстрелов — меньше боли — больше трупов. С правого фланга что-то засияло, что-то крупное, и Синдзи не медля раскрутил стволы пушки, зафиксировав в сетке прицела мутанта-лучевика. Очередь разорвала врага в клочья, и горячий двойной разум с ревом потребовал насладиться этим зрелищем. Долг уверенно высказался против и отдал команду сосредоточиться на слишком плотном левом фланге. Тяжело дыша, Синдзи вывалился из полного слияния. Равнина перед ним чадила грязным дымом, но камеры заднего вида показывали клубы куда гуще — там, где огнеметные «Демоны» остановили немногих прорвавшихся мимо «Типа-01» мутантов. Одинокие твари метались посреди костров из своих собратьев, грузли в жиже и становились жертвами скупых плевков штурмовых танков.  — Достаточно, — распорядилась Мисато-сан. — Вспомогательные единицы — оставаться на месте до подхода конвоя. Синдзи-кун, проверь маршрут на семь кабельтовых впереди и возвращайся. На сегодня движение «Прорыва» окончено. Синдзи перевел дыхание и тронулся с места. Позади него БМК сворачивался в мощное кольцо, занимая оборонительное положение вокруг двух научных танков, остальные машины тоже задвигались, становились на условленные позиции. Икари в темпе провел разведку, поминутно слизывая с губы пахнущий кровью физраствор, и пошел назад к лагерю.  — Эй, первая эвакуация в таких условиях? — позвала Аска. — Пьем сегодня?  — А то, — отозвался он. — Только если и ты выпьешь. Синдзи остановился, опустил опоры и принялся «сажать» машину, чутко прислушиваясь, не проседает ли грунт под подошвами гидравлики. Танк эвакуаторов уже стоял перед ним, суля покой, бинты и крепкий запах йода. * * * Синдзи валялся в кровати, шевеля под повязкой онемевшими от тримепередина глазами. Тьма поигрывала красивыми разноцветными сполохами, слегка подташнивало, и настроение было до противного замечательным. В крохотной каюте пилотов царила теплая и душевная атмосфера: Аска, хлебнувшая разбавленного медицинского спирта, блаженно мурлыкала какую-то песенку. Она как раз сделала перерыв в истории о совращении наблюдающего врача и теперь не то вспоминала сюжет, не то мысленно смаковала подробности. Тема была горячеватой, рискованной и с намеком, но Синдзи это было безразлично, и лишь слегка интересовало, насколько прямо рыжая предложит переспать. Сполохи под веками в сочетании с обезболивающим и спиртом неожиданно легко усыпили его. Он вновь парил над отравленными равнинами, проваливаясь в воздушные ямы, и тогда туман жадно раскрывался, обнажал истерзанную землю и шепотом ветра манил спуститься. Синдзи летел, дышал полной грудью, и количество схваченных рентгенов его совсем не волновало: горький и едкий воздух пустошей живительным потоком лился в его легкие, наполнял тело легкостью и уверенностью. Он летел вперед, к цели, которую пока не знал. Лишь завидев впереди щетину руин, Синдзи почувствовал дрожь в груди: вот она. Длинная канава, выложенная изразцами, хрупкие обугленные кусты над берегами сухого, как и все вокруг, русла бывшей реки и статуя, верхняя часть которой напоминала погашенную после долгой ночи свечу: на оплывший воск кто-то изо всех сил дунул, сшибая с него капли, вытягивая оплавленный материал прочь от горячих могучих губ. На одном из наплывов, обезобразивших — или украсивших? — скульптуру, сидел Каору: серый пыльник-комби разведчика, расслабленная поза и никакой маски. Синдзи заложил полукруг рядом со статуей, и Нагиса приглашающе похлопал по ноздреватому камню рядом с собой: мол, присаживайся, поговорим.  — Что мы тут делаем? — спросил Синдзи, вертя головой.  — Сидим. Разговариваем, — тонкие губы Нагисы растянулись в ухмылке.  — Понятно.  — Что именно? Он недоумевающе посмотрел на беловолосого, но тот был убийственно серьезен.  — Что именно тебе понятно? — переспросил Нагиса. — Где мы? Кто я? Кто ты? Что тебе понятно? Синдзи молчал и смотрел на Каору — без удивления или злобы. Безумие собеседника, безумие сна, свое собственное безумие: чему уже удивляться, на что злиться? Мгла вокруг колебалась, туман закручивался сияющими завитками вокруг статуи. «Она зверски фонит», — некстати вспомнил Синдзи и вдруг сказал:  — Я уже был здесь.  — Ты всегда где-то уже был. Что тебя удивляет?  — Я и не говорил, что удивлен, просто… Узнал это место.  — Да… Поговорим об Аянами? Она ведь неподалеку умерла?  — Да.  — «Да — поговорим» или «да — неподалеку умерла»? Он опустил голову, а Каору беззаботно продолжал:  — Этой статуе досталось дважды: в первый раз она потекла во время Второго Удара, который очистил этот континент от людей, а во второй раз — в твоей личной катастрофе. Крохотная метка, объединившая твою смерть со смертью уймы народа.  — Мою… Смерть?  — Да. Ты умираешь. Как я и говорил. Помнишь? Ты на самом деле «вроде как». Ты ее не пережил, просто получил отсрочку.  — Но почему?! — Синдзи почувствовал боль, поднимающуюся из мерзких и зловонных уголков сознания. — Я что, никто без нее? Да что она такое?! Я как-то ведь жил раньше! Жил!!! Каору покивал головой, и он затих, видя скорбь на клейменном безумием лице.  — Это очень грустно, Синдзи-кун. Ты даже не представляешь насколько. Да-да, не представляешь, не спорь… То, из-за чего ты так ценен, тебя же и убивает. «А-10», способность к синхронизации. ЕВА — придаток, возведенный руками человека, но даже с ним ты можешь сливаться в одно. А она — такая же, как ты. Синдзи вцепился в камень, будто боясь, что его сейчас сдует:  — Так я и Аянами…  — Да. Если тебя это утешит, она бы тебя тоже не пережила.  — Это не… Любовь? Каору захохотал:  — Любовь? Синдзи-кун, ты неподражаем! Что такое слова? Почему они так нужны тебе? Ты живешь в мире, где усилием мысли отправляешь в полет стаю смертей, где можешь быть всесильным, но… Он вдруг замолчал и вперил алый пылающий взгляд в Синдзи:  — Скажи, мой друг, ты хоть раз сказал ей, что любишь ее? Облекал душу в слова? Икари помотал головой. Во рту было гадостно, а уж что творилось на душе…  — Вот. И вам обоим было хорошо, вы были одно. Без слов.  — Без слов… — эхом отозвался Синдзи.  — Я бы не хотел играть в слова, но лучше, чтобы ваши чувства не назывались любовью, — нараспев сказал Каору. — Не хочу думать, что такое прекрасное чувство так жестоко убивает. Хотя… Люди часто воспевают смерть. Каору забросил руки за голову и медленно лег на горячий камень, глядя в серое низкое небо. Синдзи проследил его взгляд и увидел, что над ними закручивается вихрь.  — Это твое пробуждение, — тихо сказал Нагиса. — Ты проснешься, наверное, в последний раз. Пока Сорью напилась, воспользуйся ее мягкостью, насладись ее телом. Пойди, скажи полковнику, что ненавидишь ее, что не простил ни за доверие, ни за смерть Рей. И умри. Да, умри. Синдзи дрожал и понимал, что он хотел бы сделать именно это, если бы знал, что ему остался час-другой жизни. Мантра «Это же мой сон… Это же мой сон…» не спасала: он явственно ощущал, что ему влезли в душу, прочитали там самые грязные страницы, плюнули туда и разочарованно захлопнули книгу.  — Я… Не хочу…  — Какой она была? Она правда часть тебя? Нереальные пылающие глаза взорвали его голову болью.  — Д-да…  — Думай о ней. Вспышка.  — Вспоминай о ней. Боль.  — Чувствуй ее.  — Нет!  — Покажи мне ее. Каору держал на ладони пульсирующий шар света, а другой рукой ухватил Синдзи за загривок, заставляя вглядываться в сияние. Вихрь образов, боль в голове, и боль во всем теле, и страх, и… Он видел, как что-то течет из него в этот шар, вливается и меняет его, как увеличивается в размерах странный предмет, как дрожит рука Каору под тяжестью пылающей ноши. Сфера полыхнула белым, голубым и красным, и Синдзи вдруг понял, что смотрит в еще одну пару рубиновых глаз. «Икари? Это ты?» Синдзи вскочил, видя только гулкую тьму. Мир растворялся в пульсе, бьющемся, как пулемет, а затхлого воздуха с металлическим вкусом не хватало — словно после заплыва под водой.  — Тихо, тихо, Синдзи-кун. Он вздрогнул и не сразу узнал хрипловатый голос юродивого.  — Т-ты… Я…  — Сон. Разумеется, сон.  — А…  — Аску вызвала Мисато-сан. Синдзи замолчал и прислушался: Нагиса дышал так же тяжело, как и он сам. Молчание затягивалось, и Каору, наконец, поднялся с кровати:  — Можно понять женщин, боящихся рожать. Но я все равно не понимаю.  — Что?  — Держи свою силу, Синдзи-кун. И больше никому не отдавай. Даже мне. Слегка дрожащая рука ухватила его за запястье и поднесла к чему-то теплому и немного влажному. Мягкая кожа щеки — слишком мягкая! — мокрые волосы, прилипшие к этой щеке, самую малость вздернутый нос, тонкие мягкие губы… Он вздрогнул, и во тьме перед ним вспыхнуло пламя — обжигающее пламя тяжеленной сферы, в которой будто всплывал из невозможных глубин образ.  — А… — он запнулся. — Ая… Аянами?  — Я здесь, Икари. Голос. Голос, которого уже не должно быть.  — Ты… — он изо всех сил старался, но ничего громче шепота не мог из себя выдавить. — Ты вернулась?  — Я должна.  — Аянами, но ты же…  — Я должна быть рядом. Должна быть с тобой, — сказало невидимое чудо ровным голосом. — Тебе должно быть хорошо. Синдзи вдруг похолодел, а тьма немного подумала и невозмутимо закончила:  — Ты моя жизнь, и я сделаю все, о чем ты попросишь. Он хотел закричать, но горло ему не подчинилось, а у самого уха прозвучал задумчивый голос с пляшущими нотками безумия:  — Любовь, Синдзи-кун? У тебя чертовски странные представления о любви…