Изгой

В чьём бы обществе я не находился, я всегда был изгоем… Даже до того, как у меня появились способности и изменился цвет волос, меня не принимали в коллектив. На детской площадке я пытался подружиться с кем-нибудь, но меня обычно сторонились, потому что я был очень бедно одет, редко попадались те, кто хотя бы немного играл со мной. Я всегда был гиперактивным. По собственному двору я мог бегать, сколько душе угодно, и для меня это было лучшим времяпрепровождением. Но мама загоняла меня в дом, чтобы я не пугал соседей, и подолгу ругалась, что я трачу свою энергию в ненужное русло. «Лучше бы книжки читал!» — говорила она. А как я должен был ей сказать, что я прочёл все книжки, которые были дома, включая маленький такой коричневый томик… запретной для детишек сказки? Кстати, непонятно, откуда он вообще взялся… Только я поступил в школу — началась аномалия. Волосы стали менять цвет с тёмно-русого на серебристый. Стало страшно: неужели в семь лет я начал седеть?! Потом понял, что это очень даже прикольно. Было бы совсем круто, если бы не одноклассники. «Ха-ха-ха! Старикашка!», «Когда похороны, дедушка?» — это меньшее из всего, что было. Первое время я переживал, а потом наплевал на всё и стал жить своей жизнью. Нет, тихоней я не стал и обиды не сносил: мог, как говорится, и в харю дать. Из-за этого маму часто вызывали в школу, а дома мне не хило доставалось. Но все мамины лекции я пропускал мимо ушей. Я думал, что если не буду давать им отпор, то меня так и будут шпынять. К шестнадцати годам у меня выявилась супер-скорость. Это было лучшим событием за всю мою жизнь. Тогда я начал отрываться по полной программе: розыгрыши давались легче лёгкого, можно было безнаказанно воровать из столовой! Тогда я стал окончательным раздолбаем. Ноги на парте, наушники и музыка на полную в ушах — это было моим привычным положением на уроке. Популярным я, конечно, не стал, но со временем одноклассникам стало на меня плевать. Я тоже положил большой детородный орган на всё: учителей с их придирками, одноклассников, даже на полицию. С тех пор я стал ещё более одиноким. Для меня всё было слишком медленным, люди были просто улитками… С одной стороны, это было прикольным. Но порой становилось грустно, что у меня нет друзей или хотя бы такого же быстрого знакомого. Через некоторое время в мой подвал вошло трое людей. Они просили меня помочь им вытащить одного чувака из Пентагона. Из Пентагона! Ну как я мог отказаться от такого веселья! И это было действительно круто! И этот мужик-магнит, которого я вытаскивал, показался мне небывало крутым. Чуть позже я увидел его по телеку. Он толкал речь о том, какие мутанты крутые, призывал нас подняться на бунт. Я обалдел: надо же было вытащить такого монстра! Ещё и стоящая сзади мама добавила: -Эрик… -Ты что, его знаешь? -Это… твой отец. И тут мой мир перевернулся к чёртовой матери. Мой отец — государственный преступник. Кому бы это вообще могло понравиться?! Я чуть с ума не сошёл. А как я орал на мать! «Почему я ничего не знал?!» — и так далее. Крушил всё вокруг. Потом долго извинялся. Десять лет пытался его найти. Думал, что он будет тем, кто сможет мне помочь. Но так и не смог ему сказать, когда была возможность… После битвы с Апокалипсисом (и когда моя сломанная нога уже зажила) я присоединился к «Людям-X». Я думал: «Вот они, люди, которые меня поймут!». Но всё оказалось гораздо сложнее. Даже здесь, среди мутантов мне нет места. Ко мне все дружелюбны, но никто меня не понимает. Я слишком быстрый. Я лишний даже здесь. Я понял, что изгой — это клеймо. Оно преследует всю жизнь и не даёт войти в компанию. Оно автоматически делает человека одиночкой. Ты пытаешься что-то с этим сделать, но никто тебя не примет. У тебя на лбу будто выжгли большими буквами слово «лишний». Я тоже пытался, но не смог изменить порядок вещей. Я пробовал всё: встречался с девушками, курил, беспросветно бухал несколько дней, в общем, кидался практически во все тяжкие. Но не смог. А может не хотел? Не знаю. Я отщепенец. Везде и всегда. И это моя судьба. И никто никогда меня не полюбит. Но, как сказал русский поэт со странной фамилией Есенин: «Если б знала ты сердцем упорным, как умеет любить хулиган, как умеет он быть покорным.». Я понял, что он прав. Но, боюсь, никому этого не познать… Ведь в чьём бы обществе я не находился, я всегда был изгоем…