You Bring Out The Worst In Me

Леса здесь — не посадки, не подлесок, не романтичные рощицы, а огромные, бесконечно тянущиеся сплошные массивы местных пород, состоящие в основном из дуба и сосны — стоят буквально стеной. Тёмной, мрачной, однозначно видевшей некоторое дерьмо и, наверное, по этой причине такой молчаливой. Единственный признак цивилизации, жалкий и неубедительный — узкая лента дороги. Петляет как юркая змейка меж стенами каменного Лабиринта, что заперли её внутри себя. Очень напуганная змейка. Которая очень боится что стены Лабиринта однажды сойдутся вместе, и раздавят её между собой. И, можно сколь угодно хихикать и изощряться в остроумии — в духе «сколько-сколько, вы говорите, пинт пива выдул Джон Смит ДО ТОГО как по возвращении домой встретить на пустынной дороге зависший в воздухе НЛО, откуда трое дружелюбных сереньких гуманоида вежливо спрашивают, а пролетят ли они здесь на Альфу-Центавру?», но. Но местные всё равно божатся, что дорога на всём участке пути следования через Пустоши, там, где когда-то спокойно и не снижая скорости разъезжались два встречных мастодонта из разряда седельных тягачей или карьерных траков, с каждым годом необъяснимым образом становится всё у́же. И те же самые местные нипочём, пока не закончится это царство деревьев, не остановят автомобиль чтобы подкачать спустившую шину, лирично попи́сать под полуторавековой сосной, или совершить варварский набег на окрестные черничники и тонущие в крупных ягодах клюквы кочки здешних болот. Более того: когда местные едут здесь, они намеренно не глазеют по сторонам, и смотрят только вперёд на дорогу… как бы и что бы там ни скакало и ни л е т а л о, в подступающих вплотную лесах по обе стороны. Уместно поинтересоваться: а что же насчёт неместных, которые вероятнее всего остановят машину по первым признакам «мне вон там что-то странное в лесу померещилось» и с радостным гиканьем и приведённым в состояние боеготовности смартфоном понесутся в оный лес? Нннууу… По различным данным различных статистических служб, в США ежегодно пропадает без вести что-то там в районе миллиона человек… причём вот так непотребно цифры выросли только в последнюю четверть века, ранее всё держалось в рамках относительной пристойности (примерно сто пятьдесят тысяч безвестно пропавших в год — такие показатели были на начало восьмидесятых). Куда и почему пропадают люди — это, как говорится, хз, хз. Чем не основание для теорий о том, что смельчаки, отважно, но безрассудно бросившиеся навстречу сенсационным открытиям, поделиться потом подробностям оных уже просто не могут. В силу действия непреодолимых обстоятельств.

* * *

По обе стороны от полоски асфальта, такой ничтожной в сравнении с бесконечно тянущимися зелёными массивами, петляющей среди них как змея — стоял лес, двумя стенами: от земли до неба, натурально, превращая ночную темень в беспросветную черноту. Собственно, как раз дорога — вся сплошь в причудливых поворотах и крутых виражах, не дающая ни разогнаться сильнее чем пенсионерские пятьдесят, ни расслабиться, переключив внимание с белой разметки — именно дорога, да безлунная тёмная ночь, заставляющая дополнительно сбавить скорость — вот что спасло этого полудурошного клоуна. Который вдруг материализовался из-за черноты стволов придорожного частолесья и шагнул прямо под колёса автомобиля с непреклонностью и решительностью рождественского покупателя идущего на штурм очередной распродажи с мега-скидками. — Е б а т ь, — застыв лицом деревянным голосом убито вымолвил водитель, за секунду до контакта с полной обречённостью осознавая что не успевает, просто элементарно и трагично не успевает затормозить. Ни один из компании ехавших с ним пиздоболов даже не воспользовался такой удобной оказией чтобы спросить «кого?!», потому что водителя никто тупо не услышал. Для него же визуал окружающего мира превратился в мало чем отличающуюся от стоп-кадра замедленную съёмку, машина почти застыла, двигаясь со скоростью дюйма в минуту, в дальнем свете было хорошо видно бледное лицо ночного скитальца. И на этом лице не было ни страха ни шока. Даже наоборот — парень следил за неотвратимо приближавшейся машиной с каким-то вдохновенным интересом. Что сбило с толку, заставив разом забыть что надо делать в случае подобных жизненных сюрпризов при подобных жизненных обстоятельствах. — Е б а т ь, — скорбно повторил водитель, думая, что не так он рассчитывал прожить эту ночь, совсем не так. …У них было адски шумно сегодня. Как в последний раз завывала про свой ПЛОХОЙ РОМАН леди Гага с единственной радиостанции, что здесь ловило, кто-то громко и бодро подпевал ей (хотя вот он точно именно что подвывал): «роммммма-роммма-маааа», кто-то авторитетно рассказывал про Джерсийского дьявола, охотящегося «вот как раз прямо в такой местности, может, его даже именно в этих лесах и видали в предыдущий раз», кто-то скептически комментировал «убогие сельские сказки». В салоне витал дух беззаботного веселья и сладковатого курева, в значительной степени оному веселью поспособствовавшего. И конечно никому из этих трындящих позади на три голоса засранцев и в голову не приходило следить за дорогой — они пребывали в твёрдой уверенности что их статус пассажиров априори гарантирует им святое право НЕнесения ответственности за любые произошедшие в дороге пиздецы. — Это ж Пайн Барренс, — картинно закатывая глаза распинался, увы, подкованный рассказчик (а подкованные люди склонны впадать в одно из худших состояний собеседника, когда у них складывается ложное мнение относительно себя и появляется ничем не подкреплённая уверенность в экспертности собственных знаний), — не пробуйте даже заикаться что никогда не слышали про него, не поверю. Сюда учёные натурально паломничают! Вот прямо сюда… и в Делавэр с Мэрилендом. Это ж зоны вечной мерзлоты. Ещё в додинозаврову эпоху начали формироваться. Десятки миллионов и миллиардов лет! В этих ледниках вся история земли и жизни на ней, в подлинниках, образцы генетического материала, вирусов, бактерий… может, даже фрагменты когда-то населявших планету существ. Или их замёрзшие тела. Ну мы же понимаем конечно, Джерсийский Дьявол никакого отношения не имеет к ведьмам и прочей мистической муре, это пришелец, пришелец из прошлого, криптид. Про тринадцатого ребёнка мамаши Лидс в любой версии легенды говорится что он или родился дьяволом, или стал им, и сожрал дюжину своих братьев и сестёр, когда подрос. Или не сожрал, а просто сбежал, улетел, прямо как Потерянные дети в Неверлэнд. Только этот улетел в Пустоши. — Это миграционный контроль фиксировал? И они же оформляли документы переселения, где так и записали «Дьявол Джерсийский, мать — ведьма Лидс, отец — неизвестен, предположительно Дьявол-старший»? А сама-то Лидс тоже не знала, от кого рожала?! — Середина восемнадцатого века, дубина! Кто сейчас может знать, от кого и как родила своего ребёнка живущая в отшельничестве, вдалеке от людей получокнутая травница?! Что-то, чего она ни объяснить, ни понять не могла иначе кроме как «дьявол». Что-то злое, изначально враждебное к людям, оттого и её ребёнок от этой твари вышел такой… ущербный. Ну ведь понятно же, это был алиен, кто ещё?! Он и на людей потому стал охотиться — как Хищник. — Веками он на них охотится? Он же не может жить триста лет. — Почему нет? Может, пришельцы по десять тысяч лет живут. А полукровка пришельца вполне способна прожить куда больше отпущенного человеку срока. Ну и кто видел его, те говорят что в этом существе нет ничего человеческого. — Фотографии в тридцати трёх ракурсах не прикладывают к своим словам?!.. …Живописание свиноёбств Джерсийского Дьявола достигло критической точки с рассказом о растерзанных телах пропавших детей, части которых поисковики-спасатели собирали на протяжении нескольких миль по берегам лесного ручья, выскочивший на дорогу парень с какой-то канистрой в руках вцепился в неё, прижимая к груди как если бы надеялся защититься ей от удара, а водитель просто не мог выйти из ступора, глядя в приближающиеся вытаращенные глаза. — Да что же за уроды одни такие в е з д е, — вздохнул сидевший рядом с ним впереди пассажир, чья физиономия несла на себе отпечаток глубочайшего презрения и безграничного отвращения к миру вокруг, к этой тупой и бессмысленной жизни, к леди Гаге, к идиотам на заднем сиденье, и к Джерсийскому дьяволу лично. Последние часа полтора он провёл в некоем подобии медитации, флипингуя и не реагируя ни на что из шумовых эффектов в салоне, нож бабочкой порхал в его руках, но смысл человеческой жизни так и не открылся расширившемуся сознанию, даже бледной тенью нигде не помаячил. Владелец ножа был склонен рассмотреть уже вероятность того что просто на самом деле никакого такого смысла мирозданием для данного класса существ изначально не было предусмотрено. Точнее, изначально человеческая раса подразумевалась как нечто бессмысленное и хаотичное, инертно летящее всей своей бестолковой белковой массой в потоке времени. И скорее всего раса эта изначально задумывалась исключительно с целью наблюдения и исследования беспорядочного движения частиц в естественных условиях обитания. А чтобы самые догадливые представители этого экспериментального материала, отличающегося живым подвижным умом и крайним любопытством вдруг не просекли замысел создателей, всю расу одарили блокираторами мозга, ограничив его функциональность. Тысячелетия раса бездарно и бесполезно несётся сквозь время и космос, и во всём этом нет ни цели ни идеи. Мистер Балисонг и на выскочившего из леса смотрел всё с той же досадой разочарованности в упадническом существовании человеков. — Тормоз, — скомандовал он негромко и утомлённо, массируя двумя пальцами висок, и даже отвернулся в сторону, так ему было противно смотреть на вотэтовсё. — Руль влево. Покосился на являющего ноль реакции водителя. И, поняв что ведёт вещание в космос, а на планете Земля его никто не слышит, сам вывернул руль до упора, перекинул ногу через вариатор, вдавливая стопу водителя в педаль. Мелькнул за стеклом оставляемый ими позади внезапный ночной турист — белый как смерть, мосластый как кладбищенский гуль, и с бензиновой канистрой как идущий на дело последователь Герострата. Их же вынесло на встречную полосу, крутануло, разворачивая, и остановило уже у самых деревьев — опусти стекло окна и можно дотянуться рукой до веток. А в салоне наконец наступила благословенная тишина — даже радио заткнулось и теперь лишь тихонько шипело и щёлкало, пытаясь нащупать гульнувшую волну. — А с хрена ли мы остановились? — искренне удивился Гагин бэк-вокалист. — Кому-то надо отлить? — предположил пассажир с Дьяволом. — Мне уже точно не надо, — откликнулся водитель, выворачивая голову и пытаясь разглядеть в темноте чёртова суицидника. Мудло. Ведь как тролль из-под земли вырос. И выпрыгнул на дорогу как Джек-из-коробочки, разве что без шутовского колпака и без клоунского грима, и… …и свет фар выхватил из темноты долговязую и нескладную худую фигуру. — Это ещё что такое? — синхронно изумились дуэтом с заднего сиденья, а скептически настроенный к миру отрицатель всратых теорий криптозоологии не преминул ехидно отозваться: — Да это ж Джерсийский Дьявол! Ну, или его дитя. — Угу. И кого-то по ходу похоронят сегодня в здешнем сосняке, — дополнил его водитель, выбираясь наружу. Парень-с-канистрой тленно посмотрел на канистру, потом на автомобиль, маетно вздохнул и побрёл к нему. — Не выручите бензином взаймы? — он говорил одновременно светски и развязно. — Нам только до заправки дотянуть, ну совершенно внезапно кончился… И попытался придать лицу, наверное, несчастное и жалобное выражение, но что-то пошло в корне неверно (или же лицо к чему привыкло — то и отобразило), и характерный бебифейс стал попросту блядским. — Малыш, да ты охренел, — с короткой усмешкой заключил пассажир с переднего сиденья, щёлкая зажигалкой, водитель закивал: — Мы едва в дерево не въебались из-за тебя, хрена ли ты под колёса полез, ушлёпок?! — Две другие машины даже не притормозили, проезжая мимо, хотя я махал им канистрой, — кротко заметил ночной шатун, с откровенной жадностью взирая на чужую пачку сигарет, фанат Джерсийского Дьявола ахнул: — Да кто ж тут остановится?! Местные если и ездят, то читая молитву, пока леса не кончатся. И не остановятся ни за что и никогда. А чужаки раз в полгода бывают. Ты не в курсе тех историй что рассказывают про эти леса? — Джерсийский Дьявол? — парень пожал плечами. — Я тоже умею рассказывать страшилки про монстров. Думаете, эти монстры от моих рассказов становятся реальнее? Хотя конечно реальность монстров во многом определяется силой веры в них. И силой страха, который испытывают перед ними такие верящие. — Где твоя машина, ты говоришь? — пассажир с переднего сиденья сосредоточенно растирал окурок об асфальт. — Ещё не говорил. В лесу осталась. Я посмотрел по карте, прежде чем ехать, и замерил по спидометру, выходило что я почти доехал до дороги… — парень небрежно указал на лес позади своих случайных собеседников. — Вон там должен был бы выехать, но бензин взял и кончился. Так обидно, ну просто за полшага до шоссе. Ну я взял канистру и пошел тогда к нему. Здесь всего-то минут пять идти. — Ты что, — поперхнулся знаток джерсийских легенд, — по здешним лесам решился ехать?! Ночью?! — Там кстати рейнджеры накатали вполне приличную грунтовку. — Да что ты, — пассажир с переднего сиденья протянул руку за канистрой, и, получив её от парня, сунул водителю: — Плесни ему, чтоб до ближайшей заправки можно было дотянуть. Заправка, — он взял злополучного пешехода за плечи и развернув в другую сторону показал рукой вперёд, — там. Туда. — Рейнджеры по этим лесам полвека уже как не ездят, — мрачно заметил краевед вполголоса, рассеянно наблюдая как наполняется канистра, — поселений не было и нет, туристические маршруты тут не проходят. Для того чтобы заняться каноэ, каякингом, пешим туризмом, рыбалкой, велоспортом, охотой, катанием на лошадях есть базы, спецплощадки для кемпинга. А здесь глушь, дебри, даже за черникой или клюквой никто не ходит собирать. Ну может пару раз в год какие-нибудь случайно мимо проезжавшие идиоты-родители не доглядят за своими идиотами-детьми, попросившимися в кустики. Ну какая к хренам грунтовка?!.. — Грунтовка не самое сомнительное во всём этом фантастическом рассказе, — отрывисто заметил вновь закуривший спаситель ночных лесных путников. — Может, от тех полувековой давности времён осталась, не суть. А вот как он через лес в темноте пиздовал. Как к шоссе вышел. Здесь даже дорожного шума нет, ибо никто не ездит почти. На что ориентироваться? — На стрелку внутреннего компаса, — парень подошёл незаметно. — Когда мы были скаутами у меня был потрясный коуч. — И прабабка, которая видела в темноте как сова? — порадовался пассажир. — Точно, как ты догадался?! — ответно порадовался неместный путешественник и непринуждённо ушагал по дороге назад, сойдя с обочины нашёл, очевидно, нужный прогал и шмыгнул в дебри леса, его спаситель покачал головой, крикнул вслед: — Какая у тебя машина, малыш? Может, побережёшь её и подождёшь до рассвета? — Плимут-фьюри, — донеслось из-за деревьев, — и она тоже как сова. — Ну мы можем ехать? — спросил водитель нетерпеливо, и заднее сиденье его горячо поддержало, но переднее, представленное всё тем же пассажиром, в котором что-то неприкрыто намекало на ирландскую кровь, преспокойно заявило: — Глуши мотор, и выключи фары, — вероятный ирландец обвёл глазами своих спутников и усмехнулся: — У мальчишки старый плимут, вы хоть представляете сколько за него могут заплатить собиратели раритетов?! — Ммммм… нет. Сколько? — водитель пожал плечами. — Ну пять, десять тысяч. В зависимости от состояния. — Мне не нравится эта идея, — пробормотал эксперт по Джерсийскому дьяволу. — Коннор, ты знаешь, я всегда за любую движуху, что приносит деньги, но меня никак не улыбает торчать на этой дороге ночью. — Сочувствую тебе, ибо придётся. Всем: не кашлять, не чихать, не сморкаться, не пиздеть, не курить… и отключить всё, что способно не вовремя запеть Питбулем или Тейлор Свифт, — почти стопроцентно ирландец Коннор помахал рукой водителю: — Гаси фары, глуши двигатель, но сначала разверни машину поперёк дороги. И пойдёмте-ка все немножко назад и немножко в лес. Знаток Джерсийского Дьявола печально хрюкнул. Десять минут перетаптывания в ночи, наполненной шорохами леса и редким всписком напуганных вышедшими на охоту совами птиц закончились со звуком приближающегося рёва автомобиля, который явно гнали во весь опор. Дальний свет фар двумя лучами как световыми мечами джедаев взрезал тьму и через несколько секунд на шоссе буквально вылетело некое транспортное средство, сверкая фарами и хищной решёткой радиатора. Резкий поворот, не снижая скорости, под прямым углом, не отразился на управляемости ни малейшим заносом, чётко по осевой машина подорвалась вперёд, набирая обороты. Впрочем, мчала она недолго, буквально через несколько ярдов вынужденно затормозив: вылупившиеся на дорогу сдвоенные, как глаза сатаны, и маньячные, как глаза лемура фары высветили корпус перегородившего дорогу джипа. Хлопок двери, давешний проситель бензина направился к чужому автомобилю, обескураженно замер, обнаружив его пустым и, как обычно в таких случаях поступают, принялся озадаченно чесать свою репу. — Зачотная тачка, малыш. Парень обернулся, наморщил маленький нос, прикрывая ладонью глаза от слепящего света фар своей машины, и сместился чуть в сторону. — О, — сказал он достаточно спокойно, — а я уж думал вас всех унёс Джерсийский Дьявол. Мне проехать надо. Вы дорогу блокировали. Он окинул безмятежным взглядом приближающуюся пятёрку, вскинул бровь. — Вам что, всем одновременно в лес понадобилось? — догадался он. — Ага. Обожаем ссать коллективно, — доверительно поделился однозначно-лидер-группы Коннор, любовно огладил хищные плавники ярко-красного большого автомобиля. — Мммм, что тут у нас… Это ж надо, и правда Фьюри, да ещё и на ходу, хотя лет ей наверное… — почти промурлыкал он. — Годов шестьдесят пятого-семидесятых? — Плюс-минус, — парень недовольно следил как он кружит рядом с машиной: — Она не любит когда её трогают чужие вне станции обслуживания или мойки. — Ну уговорил, готов стать ей своим. — Она не вещь, не выйдет вот так просто взять и навязаться ей. Она сама выбирает себе хозяина, и ты — ты ей не нравишься. Нельзя было не согласиться — машина и правда выглядела агрессивно: вытянутый и приземистый стремительный силуэт, мощный бампер, придающая воинственный вид решетка радиатора, круглые фары под козырьком и акульи плавники. Её имя до невозможности подходило ей — она действительно напоминала фурию, воплощение ярости и неистовства, и даже как будто стала ещё злее от присутствия рядом постороннего человека. — Зато она нравится мне. Смешнее всего было то, что парень реально бесился с этого. И совсем не боялся. Один, ночью, на пустынной дороге в глухомани, где кинь труп в придорожную канаву — и задолбаются искать, а уж если прикопать — то вообще уйдёт в небытие и будет потерян навсегда как гробница Александра Македонского. Это и правда было смешно — словно он не осознавал опасности от пятерых незнакомых мужиков, которые на милю распространяли запах дури, алкоголя и неблагих намерений, и ни в каком месте не были похожи на мормонов. — Шикарно поворот выполнил, — похвалил Коннор, — откуда такая маневренность, передняя подвесочка торсионная? — Точно. — А задняя? — Рессорная. Ну не может же он быть таким наивным. Просто на грани с тупостью. — И сколько у нас лошадей? — У нас их триста пять. Мы владельцы целого табуна. Он откровенно нарывался. — Триста пять? — скептик, отрицающий возможность существования каннибала-гоминида, однозначно привыкший подвергать сомнению вообще всё в жизни, фыркнул: — Что за двигатель у твоей питсотлетней тачки, пацан?! — V8 Golden Commando, пять и девять, — парень пристально, как кот за мышью, следил как водитель стрёмной компании дефилирует мимо к своему автомобилю, теряя терпение, крикнул: — Слушай, может ты наконец уберёшь ЭТО куда-нибудь?! Ты всю дорогу перегородил, если вдруг ты не заметил! — Ты, хорош уже скандалить, — оборвал его Коннор. — Тут у всех, знаешь ли, нервы тоже не железные, чтобы твои истерики сносить. — Он врёт, — равнодушно обронил водитель, включая двигатель. Коннор и юный хозяин раритетного авто переглянулись, и в один голос негодующе воскликнули: — КТО, Я?! — Он, — водитель ткнул пальцем на плимутовладельца. — Просто пиздит как дышит. V8 Golden Commando ставили только по заказу, первый и последний раз — на модели 1958 года выпуска. Но, этой машине всяко не шесть десятков лет. А если б даже и да, в пятьдесят восьмом фьюри была доступна только в кузове двухдверное купе. — Подсудимый, вам есть что сказать? — не без юмора (плюс ещё одно очко за ирландской родословной) осведомился Коннор. — Не вижу противоречий, — нагло заявил парень. — Серьёзно? — водитель негромко рассмеялся. — Стало быть, никакой разницы между двухдверным спортивным купе и четырехдверным седаном?! — А в каком из ваших постгашишных глюков вы увидали четырёхдверный седан? — Вот он стоит, — Коннор погладил красный автомобиль по крыше цвета слоновой кости. — И… Он осёкся когда увидал как выразительно глянул на него парень. Повернулся к машине. Подобрал отпавшую челюсть. — Лично я, — сухо произнёс парень, — вижу только две дверки. Но вполне допускаю что у вас тут у всех в глазах двоится после того чего вы накурились. Так что да, наверное в вашей текущей версии вселенной это четырёхдверный седан. А может, и восьмидверный лимузин. Кажется, Коннору расхотелось веселиться и острить. С крайне глупым видом он уставился на спортивный купе — яркий, с огромными плавниками, с обвесом из хрома и с сердитой решёткой радиатора. И двумя дверками. — Ну вы ж тоже видели? — ошеломлённо моргая, обратился он за поддержкой к троим своим спутникам, что маялись без дела неподалёку. — Мерфи? Линч?.. Напрасные надежды. — Я ничего не видел, — тут же категорически умыл руки скептик. — В смысле, я успел только заметить как этот псих пролетел мимо нас, и всё на этом. — А я вообще к другому прислушивался и присматривался, — нервно поёжился знаток криптозоологии, бдительно зыркая по сторонам. — Руди, ты? — Коннор вопросительно поднял брови. — Да вы упали что ли?! — искренне удивился не так давно подпевавший Гаге меломан без голоса и слуха. — Я конечно же сегодня из дома выходил именно для того чтоб считать сколько у кого дверей!.. Совсем уже. Парадокс Монти Холла, давайте сейчас ещё начнём угадывать, за какой из дверей коза, а за какой — призовой автомобиль. — Мне тоже показалось, что дверей четыре, — осторожно встрял водитель. — Дасраньгосподня на оба ваши дома, — морщась, как от сильной боли скороговоркой выпалил дьяволовед, — нас всех не трогает ни разу, что там вы, двое угашенных, видели вместо его машины, хоть школьным автобусом она вам показалась! Вот то что ты увидел наконец-то сейчас, — обратился он к Коннору, — это чёртово двухдверное купе, оно чего-нибудь стоит?! Коннор посмотрел с умным видом на красный автомобиль, покладисто кивнул: — Ну самое время это выяснить, — и ушёл куда-то в сторону от всех, а водитель, послушав его вступительное приветствие неведомого абонента, повернулся к своим приятелям и беззвучно проартикулировал «с Доланом говорят». — Аллилуйя, — пробурчал, всё более и более маясь тоской, названный Линчем пассажир с Дьяволом, косясь на ближайшие к нему деревья так, как если бы и правда ожидал появления из-за них ужасного создания. — И пожалуйста, давайте уже свалим поскорее! Я постоянно чувствую затылком чужой взгляд! — Вы ничего не попутали?! — перекрикивая его, повысил голос пока ещё действующий владелец плимута. — Если вы собираетесь купить эту машину, то у вас просто денег не хва… — Мы совсем не собираемся её… покупать… — Коннор слегка присел, согнув ноги в коленях, и фотографировал хмурое и неприветливое купе: козырьки над фарами смотрелись как веки на глазах, и создавалось впечатление что машина взирает на него исподлобья и прикидывает с чем его сподручнее будет съесть — …мы собираемся её продавать, — договорил он, читая смс, пришедшее в ответ на отправленные им фото. — Что там? — названный им Руди подпевала леди Гаги вытянул шею. — Её возьмут? — Ага, — подтвердил Коннор, что-то обдумывая, — думаю, парни, мы счастливый билетик вытянули с этой тачкой. — Ну логично, — их водитель, не глуша мотор, вылез из машины, подошёл ближе, указывая на плимут. — У старых моделей обычно всё очень грустно с их фактическим состоянием. А эта — пятьдесят восьмой, резво бегает, скорей всего спецпокраска по заказу, и выглядит как только что с конвейера… вы гляньте, — он погладил капот, — ни царапинки, ни скола, да она одна такая в штатах, если не в мире. — Вот только она не ваша, — вмешался ночной парень, явно всё больше и больше охреневающий от направления, которое принимал разговор. — И не будет. — Коннор, — тихо позвал дьяволо-эксперт, — тогда нам пора ехать. И здесь надо… заканчивать. — Ага, — повторил Коннор. Щелчок открываемого балисонга и — половинки рукояти, порхнув точно крылья бабочки, сходятся вместе, и — разворот Коннора, лаконичный, экономящий объём пространства, уходящего под выполняемый манёвр. И это занимает лишь какие-то микродоли секунды, но, но оказывается, кому-то хватает и микродолей. И — странноватый, даже какой-то потусторонний парень, вместо того чтобы падать с перерезанным горлом и захлёбываться собственной кровью, перехватывает нож у самой своей шеи. Перехватывает — это то есть в прямом смысле хватает и сжимает ладонью обоюдоострое лезвие, удерживая его словно не чувствуя боли и не замечая ручейков крови, радостно и весело побежавших наперегонки по запястью, словно не его руку до самой кости рассекла сталь, пройдя через мягкие ткани как сквозь масло. Общее внимание всех присутствующих отвлекается на них двоих, Коннор шипит что-то вроде «и что тебе было не умереть спокойно, отмучался бы сразу», это почему-то здорово веселит его противника, а Коннор вообще-то не такой реакции ждёт. И его можно понять: когда продолжаешь давить на нож, чувствуя твердость и упорное сопротивление кости под лезвием (кость — материал прочный, это не тот рубеж который нож преодолевает в прямом смысле слету, для разрубить человеческую кость нужно что-то посерьёзнее бабочки), последнее что ты ждёшь от своей жертвы — это что она будет заливисто хохотать в ответ. с мальчишкой что-то не то не отрицай ты с самого начала понял что с ним что-то неладное Коннор меняет тактику молниеносно. Высокий болевой порог не есть что-то сверхисключительное и сверхредкое, и кстати, зачастую именно что является одним из признаков того что с человеком «не всё ладно». Маньяки и психопаты всех мастей, шизофреники с раздвоением личности, утверждающие что «а на самом деле нас двое» (а иногда оказывается что и трое, а то и четверо), или нечто менее явное и очевидное, не столь прямолинейное, что в тёмные времена мрачного средневековья толковалось как бесовство, одержимость. И проверялось именно что реакцией на боль. Современное общество вопросами одержимости конечно мало озабочено, и потеря болевой чувствительности, трактуемая в средние века как свидетельство вхождения в тело человеческое дьявола ныне рассматривается как симптом психического заболевания или специфического состояния сознания, когда человек фанатично верит. Не так важно во что — в некую свою особость, или в неспособность чего-либо причинить ему вред, важно — насколько верит. Покрепче ухватив рукоятку, Коннор рывком дергает нож к себе, а не от себя. Ну-ну, что тут у нас, парень откровенно подставляется чтобы ему отрезали пальцы?! Да легко. малыш как ты собираешься удерживать мой нож когда просто не сможешь сжимать руку в кулак Лезвие, уже другой стороной, снова врезается в плоть, скользнув по костям пальцев, как скальпель в руках опытного хирурга находит пястно-фаланговые суставы, связки и сухожилия, перерезая в пару небрежных, почти незаметных движений соединители и сгибатели-разгибатели. Всё, свою руку ты больше не контролируешь. Легко. Но ничего, вообще ничего не выходит легко этой всратой ночью на этой всратой дороге. Чужая ладонь вокруг лезвия ножа ожидаемо разжимается, фаланги беспомощно провисают, но хозяин искалеченной руки ни разу не выглядит огорчённым, и, поднеся пальцы к губам, быстрыми движениями по-кошачьи слизывает кровь, струящуюся по пальцам. псих что и требовалось доказать и маньяк к тому же псих и маньяк — Ты кто, грёбанный Дракула Трансильванский, что ли?! — с нервным смешком выкрикивает Коннор, вновь занося руку для удара, и успевает ещё услышать как этот фрик неразборчиво отвечает «римский», но не успевает понять что это значит, и тут что-то большое, шумное, взвизгнувшее резиной покрышек при резком старте сбивает его с ног. Всё это — всё происходящее вслед за произнесённым словом «заканчивать» занимает буквально считанные секунды, слишком быстро для полноценного восприятия последовательности отдельных действий, и они просто сливаются в одно сплошное целое. Непрекращающееся хаотическое движение брауновских частиц, на поверку оказавшееся строгой логической цепочкой: «ага» Коннора — раскрытая «бабочка» — разворот — удар — перехват ножа — перерезание пальцев — причастие собственной кровью — задевший корпус автомобиля. Силой удара, пришедшегося на бедро, Коннора отшвырнуло на обочину, нож-бабочка улетел куда-то в темноту: легко пришло — легко ушло; плимут пропахал мимо, притормозил у джипа, развернулся, лупя слепящим светом сердитых фар. — Какого хрена?! — простонал Коннор, на четвереньках выкарабкиваясь назад на дорогу, обратил лицо к своим приятелям: — Кто за рулём-то?! Кто там у него в этой грёбаной тачке?! — Так нико… — начал было поклонник леди Гаги, Руди, но осёкся: развернувшись, плимут понёсся прямо на них (Коннор предусмотрительно укатился с его курса назад на обочину), и на полном ходу сбил сначала главного эксперта по криптозоологии Линча, а потом и самого Руди. — Время шоу, — флегматично изрёк хозяин плимута, пока Коннор матерился безостановочным речитативом, а на дороге истошно вопили двое сбитых и двое ставших тому свидетелями, — нашего вечернего шоу в прямом эфире. Между тем «фьюри» нацелился на бестолково мечущихся по дороге приятелей пострадавших, которые то пытались помочь им подняться, то испугано отдёргивали руки, когда их покалеченные товарищи начинали голосить от боли и шока. За этими трудами две новые мишени едва не прозевали очередную атаку. — Не, ну это лучше смотреть под сигаретку, — оценил продолжающий вылизывать свою руку ночной путешественник, с нескрываемым одобрением наблюдая как красный плимут-фурия, полностью оправдывая своё название, остервенело гоняется по освещённому пространству за людьми. — С кем вы тут ебашили через эти долбанные леса?! — взвыл Коннор. — Что за отмороженный там за рулём?! — Господь с тобой, — удивился парень, — нет там никого, неужели не видишь? К сожалению, Коннор видел. Он это видел ещё когда плимут развернулся у джипа, попав в свет фар. Но видеть что-то и принимать это как существующую данность — две большие разницы. Тем временем в его карман залезли чисто с детской непосредственностью, похищая сигареты с зажигалкой, ещё и сопроводив нравоучительным:  — Не надо делать культ из Уинстона, это всё вещи преходящие, один тлен. — Мерфи, с дороги! —  надрывался водитель, шарахнувшись с асфальта в лесную тьму. — Прячься в лес, за деревья! Лес явно не вызывал особого доверия у совсем недавно очень предвзято настроенного ко всему сверхъестественному Мерфи, но победно пронесшийся, развернувшийся на скорости и возвращающийся теперь плимут как-то очень успешно отбивал охоту привередничать, и Мерфи просто сдуло под защиту деревьев. Вовремя. Красная морда въехала в покинутый им кустарник какие-то мгновения спустя, после чего автомобиль разочарованно откатил назад и сорвал это своё разочарование на ни в чём не повинном джипе. — Что творит, — не скрывая гордости обронил ночной парень, пока его одержимая бесом тачка мстительно таранила заднюю часть джипа, нанося удар за ударом по черному корпусу и сдвигая автомобиль всё ближе и ближе к краю дороги. В итоге она триумфально столкнула его в кювет — громко хлюпнула натекшая с прошлого дождя вода, джип завалился набок и съехал вниз по спуску, продолжая изумлённо светить фарами в лес. Какое-то время красный плимут медитировал на зрелище поверженного врага, затем решил вернуться к разборкам с человеческой составляющей, подающей признаки жизни на дороге позади, и, не без грации повернув, весело погнал к вяло копошащимся на асфальте пострадавшим товарищам Коннора. — О нет, — выдохнул Коннор, парень фаталистично диагностировал: — Эти двое уже трупы, смирись. Плавно затормозив, после того как небрежно переехал передним левым колесом вопящего во всё горло Руди (но его ор всё-таки был недостаточно громок чтобы заглушить противный хруст костей), «фьюри» остановился — продолжая пребывать всё тем же колесом на грудной клетке, и вопли сменились бульканьем и фырканьем, ибо теперь из того самого горла вместо крика вырывался фонтанчик крови. Автомобиль азартно поелозил на сбитом ещё немного, как-то очень лениво сдал назад (и в этом было нечто напоминающее порочную рисовку), одновременно разворачивая колёса, и почти рассеянно проехался Руди по ногам одним колесом, и по голове — другим. Треснувший череп громко сказал «КРАК», в один голос заорали прячущиеся в сосняке, выматерился Коннор и зааплодировал плимутов хозяин. Сам же плимут высветил фарами то что раньше пело песни леди Гаги и отзывалось на имя Руди, похоже, остался доволен увиденным, и, вновь набирая темп, подъехал к верещащему и пытающемуся уползти с дороги второму сбитому — так и не свидевшемуся с джерсийским дьяволом Линчу. И за несколько манёвров вкатал его в дорожное покрытие, оставив на месте того что было человеком втиснутое в обрывки материи кровавое бесформенное месиво. После чего почти застенчиво подкатил ко взгорку где курил уже третью сигарету хозяин. Лучи фар заскользили по темноте рядом с ним, и было что-то в этом действии очень напоминающее голодно шарящий в поисках добычи взгляд. Добыча, к слову, мигом сориентировалась и сообразила что пора делать ноги. Загвоздка была в том что они — ноги, то есть — были сейчас не слишком хороши в том чтобы их «делать». К счастью, как для ног, так и для того кого они носили, друзья последнего тоже сориентировались и сообразили. Внезапный решительный марш-бросок через дорогу заставил автомобиль среагировать, поменяв свой курс, и начать преследование бегущей цели. — Лукас, быстрей, быстрей! — заорал своему приятелю Мерфи-Скептик, пробирающийся вдоль дороги к Коннору. — Быстрей, она нагоняет тебя! При этом он, обходя пару растущих на пути сосен, оказался непозволительно близко к дороге, и в ту же минуту был атакован. Красный плимут попытался достать его, проехавшись по поднимающейся поросли, но отшатнувшийся с хриплым вскриком Мерфи предпочёл свалить в сгущающуюся за спиной чащу деревьев, где от нервного потрясения умудрился тут же заблудиться и принялся взывать о помощи. Впрочем, он довольно быстро заткнулся: громкие крики в зловещей лесной темноте звучали просто ужасающе. Замолчав, он лишь хрустел ветками и, судя по характерным шлепкам, налетал в темноте на стволы. — ЫЫЫХХХ! — зычно выкрикнул водитель, в один гигантский прыжок преодолевая последние футы, и приземлился под сосной. Он даже не успел сказать что-нибудь ещё: почти копируя его, машина тоже впрыгнула с дороги в лес, застряла среди деревьев, повозилась, максимально подобралась и, основательно подкорректировав форму своих боков, наконец настырно протиснулась меж двух стволов. И ринулась дальше, огибая отстоящие друг от друга деревья и проталкивая себя там, где они грудились частолесьем. И её целеустремлённое продвижение не было таким уж медленным, за считанные секунды она преодолела больше половины расстояния, отделяющего её от преследуемого; деформируясь всё сильнее, она лишь ускорялась, а вот её жертва от сковывающего всё тело страха двигалась всё более неуклюже. — Да что это за хрень такая! — не выдержав, взвился Коннор. — Что это за хрень! Ты и твоя тачка! — Её зовут не Хрень, — невозмутимо объявил продолжающий пускать дым колечками парень, — а Кристина. А меня — Роумэн. Меня так назвали в честь моего прапрадеда. Он сражался плечом к плечу с Цезарем. Но это не точно. И, глядя на Коннора снизу вверх, коротко рассмеялся — а тот натурально подвис, уставившись на бледные, едва заметные следы порезов на руке, держащей сигарету. Той самой руке, которую исполосовал балисонг. Роумэн. Так это имя. Плимут-фурия сделала последний рывок и величаво выкатилась на полянку неподалёку от них, отчасти освещаемую сиротливо лежавшим в канаве джипом. Выкатилась, замерла, словно позируя и дозволяя себя рассмотреть. И свои все четыре дверки тоже. Медленно отступающий назад, к Коннору и Роумэну, водитель, у которого, очевидно, проблем со счётом (как минимум, до четырёх) не было, громко икнул. — Красотка, верно? — довольным голосом протянул не-римский Роумэн, мечтательно запрокинул голову назад, чмокнул губами, выпуская изо рта очередное колечко, полетевшее к звёздному небу. — Хороша, безусловно. Это было спорное утверждение — после того как автомобиль продирался сквозь лес крайне спорное, но, прежде чем Коннор огласил своё мнение по данному поводу, раздалось металлическое «чпааааааннннннг», и он почувствовал как волосы на затылке встают дыбом. Ч П А Н Н Н Г Ч П А Н Н Н Н Н Г Ч П А Н Н Н Н Н Г Весь искорёженный и помятый, корпус «фьюри» расправлялся на глазах. Царапины истончались до паутинки и исчезали, вмятины разглаживались, почти что нахрен вывороченное зеркало с щелчком встало на место, на ходу заращивая трещину, сорванная решётка радиатора аккуратно вернулась назад, помятые плавники распрямились, снова став по-акульи острыми, все чёрные потёртости на кузове исчезали под вновь нарастающим слоем красной краски, вновь сияющей яркостью и свежестью. — Чтоб я сдох… — выдохнул водитель Лукас, пятясь к краю полянки. — Легко, — почти механически откликнулся Роумэн. И Коннор странным образом понял, что — вот это, в этот раз — легко будет и вправду легко. Легче лёгкого даже. Машина на глазах восстанавливала себя, возвращая прежний ослепительно шикарный облик только что пригнанного из салона автомобиля. — Они называют это ускоренная регенерация, — пробормотал Роумэн, потряс рукой (заторможено воззрившись на неё Коннор уже безо всякого удивления отметил что все последствия встречи с балисонгом исчезли как приснившиеся), — ускоренная… а мы каким-то хреном ещё взаимно усиливаем её друг для друга, так это работает… не знаю, как. — Ага, — сказал Коннор только чтобы хоть что-нибудь сказать. Да это же именно что сон, вдруг осенило его. Конечно, это чистой воды глючный сон, кроме как в наркоманском бреду такое никогда не привидится. Они ехали в темноте по пустынной дороге, а он крутил свой балисонг, сам себя погружая в подобие медитативного состояния. И допогружался. Убаюкивающий мягкий ход автомобиля и гремящая так что в аду слышно музыка и не затыкающийся трёп с заднего сиденья ну невозможно не заснуть монотонные движения, состояние расслабленности — и он задремал. Всё очень просто. Надо только проснуться. И — не-не-не, больше ни одного косяка за месяц. — Веришь, нет, — проникновенно заверил Роумэн, безжалостно разрушая все надежды и чаяния, — а я бы ведь просто уехал на заправку, и всё. Он поднялся на ноги, отряхивая коленки и собирался задвинуть что-то ещё жизнеутверждающее, но тут прямо на них свалился из неясных ебеней уже не выглядевший скептичным ни в одном месте Мерфи. Бухнулся на колени, приникая к земле, воровато оглянулся, и еле слышно прошелестел: — Там что-то есть, в лесу. — Да, — Коннор ткнул пальцем, указывая на продолжающий красться за отступающим Лукасом плимут-фурию. — Грёбаный оживший автомобиль-убийца. — Мы вас не трогали, — отрезал Роумэн, выбив из пачки новую сигарету. — Это вы к нам прицепились. С оглушительным треском переломилась сухая ветка под ногой Лукаса, нырнул головой в листву Мерфи, взревел мотор «Кристины». — Лукас, беги! — заорал Коннор, и Лукас действительно побежал, и даже сумел добежать до ближайших деревьев, прежде чем догнавшая Кристина ударила его по спине, подбросив в воздух. Наверное, он должен был бы сломать себе шею в результате такого сальто. И наверное, если б ему предоставили выбор, он бы согласился на такой исход. Но жизненные ЧП — это не кафе с выбором блюд, где ты можешь по своему желанию заказывать тот или иной вариант развития событий. Всё опять происходило слишком быстро: удар автомобиля, человека подкидывает вверх, переворачивая точно куклу, и тут же его подхватывает что-то, какой-то сгусток темноты. Нечто чёрное, большое, производящее шум схожий с хлопаньем огромных крыльев, нечто, что вцепилось в человеческие ноги и взмыло вверх, к макушкам деревьев, утаскивая с собой несчастного, который отчаянно извивался, стараясь вырваться, и верещал как зажатый капканом заяц. Плимут, будто оторопев от того, какой оборот принимали события, аж отъехал назад, а там, высоко, среди хвойных крон, продолжал надсадно орать человеческий голос, сопровождаемый странным чужеродным шипением. Мерфи, выглянув из-под листьев, застыл как парализованный, у Роумэна из непроизвольно открывшегося рта выпала недокуренная сигарета, он ошалело взглянул на Коннора, тут же переходя к обороне: — Что?! Этот, — он указал наверх, — не мой! — Что это за хрень?! — выдавил Коннор. — Дьявол, — тускло отозвался из листвы Мерфи, — это Джерсийский дьявол. Крики над ними прекратились, зато теперь они отчётливо слышали отвратительные звуки, словно там, наверху, что-то раздирали на куски. И чавкали этим. Коннор как-то неожиданно вдруг счёл что не так-то сильно у него ушиблено бедро, а Мерфи одновременно пришёл к выводу что поваляться в опавших листьях можно и в более безопасных местах, переглянувшись, они вцепились друг в друга и синхронно бросились в небольшой дубнячок, которым повсеместно перемежались здесь высоченные сосны. Дубки были тонкоствольными и невеликими, но росли очень часто, и продираться сквозь них было конечно не так-то и легко, но зато и нападения сверху можно было не опасаться. Но до дубов они не добежали. Чёрный вихрь налетел откуда ни возьмись, опрокидывая навзничь. Крылья — это действительно были крылья, напоминающие крылья гигантской летучей мыши, из-за слишком стремительных движений их было трудно рассмотреть даже в свете фар — со свистом рассекли воздух, а что-то очень похожее на когти рассекло одежду на двоих барахтающихся на земле людях. — Да ладно, — выдохнул Роумэн, улыбаясь криво и недоверчиво так, что это больше смахивало на гримасу. Разглядеть чёрную тварь, что бесновалась над своими жертвами, не было никакой возможности, в несколько взмахов, придавив одной лапой Коннора, она располосовала грудную клетку Мерфи, чуть отклонилась назад и выплюнула ядовито-зелёного цвета струю, окатив его этой странной субстанцией, а Мерфи начал уже не просто орать, а реветь, срывая связки. Его кожа в тех местах где на неё попали зеленые капли пошла пузырями, багровея и вздуваясь, как будто её облили кислотой, пузыри лопались, плоть расслаивалась кусками, выстреливая в воздух фонтанчиками крови и внутриклеточной жидкости, обнажились кости рёбер, выпирающих из-под съёживающегося, натурально сгорающего на них мяса. Зелёные потёки разъедали тело с неестественной скоростью, громкость человеческих криков достигла потолка, оборвавшись когда крылатое нечто вновь плюнуло своей зелёнкой, попав на этот раз на лицо, которое стало превращаться в живой агонизирующий череп. С влажным чмоканьем взорвались одно за другим оба глазных яблока, судорожно сокращающиеся мышцы заставляли нижнюю челюсть конвульсивно дёргаться, и это выглядело гротеском, как в мультфильме, где бегающие за героями скелеты шутейно клацают зубами, чтобы попугать. Вывернувшийся из-под удерживающей его лапы Коннор повернул голову не туда, куда надо, и, обнаружив прямо рядом с собой щёлкающий челюстями полускелет, завизжал практически на ультразвуке, выйдя за пределы доступного человеку диапазона. Нельзя было утверждать наверняка что его дорогой друг Мерфи ещё мог это слышать — от ушей у бедняги оставалось разве что только самую малость побольше чем совсем ничего, но если всё же да — то стоило лишь посочувствовать. Во всяком случае, полускелет был ещё полужив — и когда с его черепа слазили остатки лица, и когда на месте грудины образовался кратер с жерлом в спёкшихся кровавых ошмётках, и когда огромная пасть вгрызлась ему в глотку. Роумэн малодушно пожалел что это не глотка Коннора: барабанные перепонки могли лопнуть от этой вопящей сигнализации, и хотелось заткнуть её любым способом. Лучше радикальным. Череп Мерфи был отделён от тела в одно движение; рассудив, что сейчас настал черёд Коннора, а потом для Дьявола придёт пора кричать «следующий», Роумэн придал себе ускорения. Он ещё слышал как там, позади, захлебнувшись, оборвался вопль Коннора, как вжухнули крылья нетопыря, как неведомая тварь издала отвратительный, скрежещущий крик, и ломился, ломился через лес не разбирая дороги и не разумея пути. Сознание не пропустило мимо себя тот факт что почва под ногами изменилась с утрамбованного дёрна из хвои, шишек и листьев на пружинящую коварную мягкость, от которой медленно, но верно промокали ботинки. Кажется, что-то начало до него доходить когда бег вынужденно перешёл в прыжки с кочки на кочку. А закончилось всё когда он, оступившись в темноте, слетел в воду и провалился по колено. И сперва он даже воспринял это как всего-навсего досадную заминку, препятствие на дистанции. Попытался вытянуть ноги из густой жижи и провалился уже по бедро. Это было почти смешно. Без пяти минут. От уморительно смешной хохмы ситуацию отделяло только то, что она происходила с ним — а так-то со стороны он бы с удовольствием поржал над этим, да. Дёрнувшись из болотного плена, дрыгая ногами, он увяз ещё больше и крепче. И погружался всё глубже и глубже, находясь уже по пояс в воде. Он собрался было немного поорать, призывая на помощь, но сообразил что единственный, на чью помощь здесь реально можно рассчитывать — это тот самый Джерсийский дьявол. И, тем не менее, он начал орать. Почти сразу проваливаясь уже по грудь. И болотная жижа уже дошла ему до подбородка, когда он наконец услышал шум крыльев. Чёрная тень метнулась по небу, резко спикировала вниз, а потом когти твари вошли глубоко в плоть, сильный рывок, и — вырвав добычу из цепкой хватки трясины неведомое существо полетело прочь. Его крепко зажатая в лапах ноша проявила благоразумие и терпение, и вела себя тихо-смирно, пока они летели над болотом, но едва они добрались до леса извернулась и с силой заехала ботинком по лошадиной морде. Сомнительно, чтобы Дьяволу это было больно, но размеренность полёта нарушилась, а лапы чуть разжались, что дало шанс рвануться из них, и когти проехались по плечам, спине, оставляя глубокие борозды, но не удержали. Роумэн упал неудачно — животом с размаху о толстую дубовую ветвь, потом, обдираясь о ствол, пропахал себе сучком бок, зато приземлился на ковёр из мха. Падение с высоты оглушает, но ныть и придираться было некогда: крылья вжухали совсем рядом. Нырнув в укрытие под деревья он замешкался, выбирая направление: про внутренний компас он не заливал. Это был скоростной кросс по пересечённой местности, синхронизированный с барражированием над вершинами деревьев, и, хоть избавиться от назойливого эскорта и не получалось, но зато удавалось сохранять дистанцию. Ну, как минимум до того момента пока не возник прогал между деревьями. Открытое пространство было небольшим. А над сосняком стало показательно тихо и пусто. Всё вокруг убеждало: не ссы, никого нет, вперёд, на баррикады. Тихо и пусто и никого длилось ровно до того как Роумэн добежал до центра поляны. А потом небо разразилось торжествующим хохотом, а воздух нашинковало мощными взмахами крыльев. Когти-ятаганы полоснули по рукам, по плечам, по спине, превращая одежду в затейливую нарезку из ленточек (кожа тоже была предельно близка к подобному состоянию), удар — как лошадь копытом приложила — и Роумэн кубарем покатился по траве, перевернулся на спину, тут же когти в лоскуты разодрали одежду уже и спереди, легко пройдясь по рёбрам. Что там «бабочка» покойного Коннора. Действительно прикосновения бабочкиных крыльев. Чёрная тварь была зыбкой по изображению, рассмотреть не выходило, отдельные детали в общую картину не складывались. Она так и оставалась тем слоном, которого описывают слепые. Голова её чуть отклонилась назад и Роумэн уже знал, что за этим последует. — У меня аллергия на кислоту! — выкрикнул он, приподнимаясь на локтях. — Становлюсь смертельно токсичным для окружающих! И сожрать меня не выйдет, ядовитый! Даже мутации могу спровоцировать! Тварь уставилась на него, замерев. Могло показаться что она его с интересом рассматривает, особенно тщательно изучая лицо. — Что, мордашка понравилась?! — Роумэн фыркнул, но очередной тычок в грудь отправил его в нокдаун. Головой о землю приложило до звона. Сквозь вату в ушах и пелену в глазах можно было предположить что этот треск разрываемой одежды и какой-то подозрительно непонятно попавший как-то в поле зрения лист лопуха — неспроста. Подозрения подтвердились когда Роумэн окончательно убедился что да, теперь на нём и тех полосок и лоскутов больше нет, а его самого, перевернув, банально и пошло опрокинули мордой в траву. — Значит, правда понравилась, — захохотал он, — это ж надо, мой сексуальный магнетизм действует на девочек даже если они из породы джерсийских дьяволов… как мне обращаться к тебе, моя сладкая? Джерс? Лидси? О, Жозефина! Тяжесть, придавившая его, больше соответствовала грузовой цистерне, чем живому существу, а тактильность — рептилии, и — да, отрицать факты далее не представлялось возможным — эта рептилия была очевидным и несомненным самцом. — Это несколько не то, на что я рассчитывал, — давясь смехом пробулькал Роумэн, — я не хочу сказать будто я ожидал что скинув кожу Джерсийский дьявол обернётся Шарлиз Терон времён «Жены астронавта»… Тихое, но яростное шипение над ухом только подзадорило его. — Ну я конечно не знаю как там у вас, дьяволов… вообще я читал что у змей тру-мужики идут в комплектации с двумя членами… тебе при рождении не доложили, или у вас одночленные — это девочки? Может, мне ещё стоит надеяться на Шарлиз Терон? Кажется, его цистерну прямо сейчас заполняли цементом. Роумэн на полном серьёзе рассматривал вероятность что его кости не выдержат того, что выдерживает воля, ибо физически он был близок к состоянию «раздавлен». Без всяких переносных смыслов. Ноги ему, кстати, раздвинули рывком тоже без переносных смыслов. Предельно в прямом. — Нечестно, — он просто заходился полуистеричным смехом, — мне подсунули змея с недокомплектом! Я-то уж про двойное проникновение размечтался, и такой облом! Шипение стало громче, злее, и давить стало сильнее, а острые как заточенная бритва когти на всю глубину погрузились в плечи. Теперь осталось рвануть, и содрать с его спины кожу одним пластом, как шкурку с апельсина. Так, чтобы сок брызнул. — Хм. А может, — как сам с собой рассуждая предположил Роумэн задумчиво, — у вас больше чем два пола? И есть мальчики, есть девочки… Он, она… а есть оно. Просто оно, неопределённое во всём, и в половых признаках в том числе… Узластая гибкая лапа всё же мстительно дёрнулась вниз, правда, несколько подобрав когти и не особо сильно распарывая кожу. — Не тяни с прелюдией, — процедил Роумэн, — а то я усну пока ты раскачиваешься. Хотя вроде у змей это дело быстро не делается, вроде на несколько дней растягивается? Вы такие неторопливые, долго заводящиеся ребята, и… Теперь когти втянулись совсем, покидая его тело. Одновременно и давящая тяжесть уменьшилась. Вновь тихое шипение, а потом шеи коснулся характерный змеиный язык. Роумэн чисто рефлекторно вздрогнул. Тонкий и плоский, нервный, раздвоенный язычок пощекотал позвонки, прошёлся вверх до затылка, скользнул на щёку, удлиняясь, лизнул подбородок, лёг на губы. Шипение стало ещё тише, успокаивающим. Змеиный язык то втягивался, то вновь тыкался в кожу лёгкими касаниями-уколами — не болезненными, но бесспорно чувствительными, и каждое прикосновение будто слабым электрическим разрядом отдавалось, вызывая дрожь и щекочущие вибрации в районе позвоночника и онемение в подушечках пальцев. — Хватит! — с кем поведёшься, Роумэн зашипел прямо-таки на том же дьяволо-джерсийском диалекте. — Прек… Его тряхнуло от пробежавшего по позвоночнику эскадрона горячих мурашек, горло пережало сухими спазмами. А потом его рывком вдруг поставили на четвереньки, и, прежде чем он озвучил свой протест этой позе, что-то неестественно гибкое, упругое, вёрткое, крепким хватом обернулось вокруг его талии, сжалось, пожалуй, излишне крепко, сноровисто переползло на спину, съехало по ягодицам и юркнуло между его ног, устремляясь вперёд. Это. Грёбаный. Змеиный. Хвост. Увы, но да. Это был хвост, и предлинный к тому же: обхватив человеческий торс тугой петлёй и проскользив между бёдрами, которые Роумэн абсолютно безуспешно пытался свести, не знающий границ дозволенности придаток теперь елозил заострённым кончиком по груди, неслучайным образом задевая соски и заставляя шипеть и цепенеть. — Прекрати, — прорычал Роумэн, когда хвост принялся настойчиво тереться о его член, прижимаясь то с одной, то с другой стороны, — стой! Слышишь ты, змееящер?! Вот с этого места и далее — я не хо… Его легонько толкнули, уткнув головой в траву и недвусмысленно намекая что неплохо бы ему уже заткнуться и принять — в прямом и переносном — уготованное судьбой. И навязывание не согласованной с ним заранее участи заставило разом ощетинить все свои внутренние колючки. — Да съебись ты с меня! — отплёвываясь травой и отбрыкиваясь ногой заблажил Роумэн, силясь выдраться из хвостовьего баловства. Оскорблённый в лучших чувствах хвост упрямо и с намёком обвился вокруг члена, бессловесно предъявляя железобетонные доказательства заинтересованности его хозяина в происходящем процессе. Доказательства, именуемые в просторечии стояком. — Хватит, я не хочу! — надрывался Роумэн, руками распутывая на себе затейливые петли змеиного хвоста. — Найди себе для спаривания рептилию подходящего размера, наши паззлы не совпадают точно! Хватка вокруг талии вновь начала сжиматься, но неожиданно по глазам резанул яркий свет, а по ушам — звук мотора разогнавшегося автомобиля, и, прежде чем кто-то что-то понял, раздалось глухое «П У М С», и крылатую змееподобную тварь отбросило силой удара далеко в сторону шмякнув об дуб. Рухнув к его корням и трагично накрывшись сложившимися домиком крыльями она более не шевелилась. Кристина, приняв ханжеский вид, лаконично приоткрыла правую дверцу. Роумэн не заставил приглашать себя дважды и, уцепившись за порожек, перевалился внутрь салона на коврик. Сдавая назад автомобиль хлопнул дверцей, круто развернулся, пропрыгал по волнистому рельефу, выбрался на грунтовку, которой они уже ездили этой ночью и погнал через лес знакомым маршрутом. — Нам на заправку, — хрипло напомнил Роумэн когда они промчались мимо остающегося в кювете джипа. — Не знаю правда прилично ли мне будет появиться там нагишом. И пусти меня за руль, что я как инвалид. Перебравшись на водительское кресло он обернулся, стащил с заднего сиденья плед, заворачиваясь в него как древний римлянин в тогу, перевёл дыхание. — Кристина. Плимут неохотно уступил ему управление. Повороты и выкрутасы дороги безапелляционно потребовали сбросить скорость и ехать тише, дальний свет пробивал темноту на полмили прямо по курсу. Именно извилистая дорога, да не собирающаяся рассеиваться ночная тьма — вот что спасло этого полудурка в камуфляжных штанах. Который вдруг возник из ниоткуда перед автомобилем и шагнул прямо под колёса, прижимая к груди канистру. Кристина затормозила быстрее чем Роумэн нажал на тормоз. — Не выручите бензином взаймы? — высокий парень нагнулся к окошку и тут же отшатнулся, растерянно глядя на лицо Роумэна. А Роумэн понял почему Кристина проявила несвойственное ей человеколюбие и соизволила остановиться: ночной путешественник выглядел как его потерянный в детстве брат-близнец.