Игра Судеб. Последний Хорнвуд

      Момент попадания я помню слабо. Расплывчатые силуэты, неясные голоса, а затем снова темнота. Очнулся я, как мне сказали, только через две недели, слабым, как новорожденный младенец и потерявшим память.              Это не я, они так решили, потому что по первости я даже речи их не понимал, и общаться приходилось исключительно жестами, равно как и знакомиться с новым для меня и старым для тела в котором я оказался, окружением.              Тело было не мое, я это понял быстро, стоило только взглянуть на возвышающихся надо мной взрослых. Подросток, хоть и с неплохо развитым костяком и наличиствующими мышцами. Учил язык я быстро, молодые мозги и огромное желание были в том мне подмогой и вскоре, стоило освоить речь, буквально за неделю, перезнакомился со всеми обитателями огромного терема, что стоял на вершине огороженного частоколом холма.              Как я сюда попал — память моя подробностей не сохранила. Кем я был там, в прошлой жизни… Это было здесь уже и вовсе не важно. Человек как человек, каких миллионы. Ни абсолютной памяти, ни спец подготовки, ни опыта реконструкторских поединков холодным оружием. Хотя такой опыт мне может и пригодился бы, все же закинуло меня в глубокое средневековье, ну да что уж тут жалеть об упущенном…              Почему в средневековье? Ну, а куда еще? Если живут тут в огромном трехярусном деревянном тереме со всеми удобствами во дворе. Ни канализации, ни электричества, ни интернета с вай-фаем. Народ ходит в кольчугах с мечами и копьями, а внизу, у подножия холма, на котором разместился натуральный кремль, пышет жаром кузница, где эти самые мечи куют парочка здоровенных мужиков — сам кузнец, и огромный, косая сажень в плечах, двухметровый громила-молотобоец. Ну, а все остальное пространство застроено почти классическими избами, что тремя кольцами, разделяемые кривыми узкими улочками, опоясывали холм, оставляя место лишь для внутреннего вала у частокола, с боевыми ходами.              А за забором и того веселее — на юг сплошная лесная чаща, на восток и запад тоже, но там чаща отступала подальше, а прилегающая территория была выкорчевана, вспахана и засеяна. Север, километрах в двадцати от терема радовал глаз морским заливом с не самой теплой водичкой и рыбацким поселком, откуда народ на лодках с рассветом уходил на промысел.              Постепенно я выяснил кое-какие сведения о себе самом. Звали меня Ларенс Сноу. Стоило мне выяснить что фамилия моя буквально обозначает снег, и дается она незаконнорожденным сыновьям знатных владетелей типа хозяина терема, сурового немолодого мужчины по имени Галбарт, как смутные сомнения забрезжили в моей голове.              А когда в одном из разговоров всплыла Стена из льда высотой в три сотни человеческих ростов, что пересекает весь континент от моря до моря вот уже восемь тысяч лет, сомнения переросли в уверенность — это не было обычное средневековье, это была земля мрачной фантазии жирного тролля по фамилии Мартин.              Место где я находился называлось Темнолесье и было вотчиной местного благородного дома Гловеров. Гербом их была сжатая в кулак латная перчатка на красном фоне. Правда замок благородного семейства Темнолесье не напоминало вовсе. Скорее, это был окруженный частоколом городок с княжим теремом на господствующей высоте. Ну вот убей, не мог я этот монументальный, но полностью деревянный комплекс называть замком лорда. Замок это камень, в первую очередь, а здесь ну прямо вылитый деревянный кремль, в старину прозываемый еще детинцем, окруживший деревянными стенами вершину холма с теремом и подсобными постройками, перед которым у подножия холма раскинулся посад окруженный в свою очередь земляным валом с частоколом по верху, да парой деревянных башен с вратами на южной и северной сторонах Темнолесья.              Год был тогда двести девяносто шестой от завоевания Эйегона и было Ларенсу всего четырнадцать лет*. Пацан пацаном, вот только здесь люди взрослели рано, с тринадцати уже брали в оруженосцы, а воинское искусство начинали изучать и вовсе с семи-восьми лет.              Относились ко мне не плохо. Своих детей ни у Галбарта ни у наследующего ему младшего брата Роббета с женой Сибеллой не было, так что был я им, ну не как к сын, конечно, но как любимый племянник точно — тут мне повезло. И к воинскому делу приобщали охотно и за общий стол сажали, даже когда собирались на праздники лесные кланы, коих было с десяток, только навскидку: Форрестеры, Боулы, Бранчи, Вудсы — это те кого я запомнил.              Вообще, судя по разговорам, люди здесь жили попроще, да по честней. И лорды были ближе к народу, чем в других регионах Вестероса.              Единственно, моё бастардово происхождение проявлялось, когда те же Роббет с Сибеллой ездили на праздники в Винтерфелл, где всех собирал Хранитель Севера, лорд Эддард Старк, наш сюзерен. Меня на такие мероприятия не брали, считалось, что вид бастарда оскорбляет присутствующих лордов, а особенно их жен. Да и не хотели что бы я ненароком попался на глаза жене моего биологического папаши — Донелле Хорнвуд и её многочисленной родне в лице дома Мандерли.              А жаль, я бы, пожалуй, с Джоном Сноу, как братом по несчастью, с удовольствием бы поболтал. Пусть он и не настоящий бастард, но таковым его все и он в том числе, считают.              Где-то через год Сибелла порадовала мужа первенцем. Мальчика назвали Гавен и был он спокоен как удав, даже почти никогда не орал, так, мог похныкать слегка. Мне же стукнуло пятнадцать, ну или тридцать пять если считать мой прошлый возраст. Навыки владения оружием я восстановил, сработала, похоже, память тела. Мастер над оружием Темнолесья, ближник Галбарта, только одобрительно кивал наблюдая за прогрессом. Года хватило, чтобы, по его словам, выйти на тот уровень что был до приключившейся с этим телом беды — моего вселения в него.              Местный мейстер так и не смог найти причину болезни и только пожимал плечами, лихорадка мол, неизвестной природы, да кивал на Семерых, выжил, ну значит на то их воля.              Семеро тут, кстати, были не в почете. Что сами Гловеры, что население Темнолесья молились только и исключительно Старым богам и небольшая, но с огромным ветвистым чародревом, богороща расположилась на склоне холма внутри кремлевых стен, с тыла примыкая прямо к княжьему терему.              Признаюсь, первый раз, к вырезанному на белой древесине лику, я подходил с волнением и опаской. Ветки заскрипели, закачались, под порывом ветра, когда я несмело коснулся бугристой коры.              — Ты меня выдернуло сюда? — одними губами прошептал я, но дерево ничего не ответило, лишь шорох прошел по листве от очередного порыва, да пара листочков, погоном приземлилось на моё плечо.              Следующий год прошел без особых происшествий, если не считать вялой грызни между парой лесных кланов, что-то в очередной раз не поделивших между собой, да резко пошедшего в рост тела. Вытянулся я не много ни мало, а ажно на четыре дюйма, в свои шестнадцать сравнявшись с взрослыми мужиками и весь год пришлось наедать себе мясо, да усиленно налегать на физику и подгонять под изменившуюся механику тела навыки владения оружием.              Зачем я это делал? Ну, в смысле, учился сражаться? Нет, бросаться на поиски приключений и завоевывать сердце прекрасной дамы было, наверное, последним в моем списке необходимых дел. Просто менталитет средневековья от меня ничего другого и не предполагал. Сын лорда? Тем более признанный бастард? Будь добр цени и соответствуй.              Все же бастард, как бы не был он поражен в правах и не был осуждаем в глазах общественности, судьбу имел более завидную чем у девяносто процентов остального населения Вестероса. Подготовка замкового мастера над оружием, это вам не армейская рутинная муштра, тут сразу индивидуальный подход и постоянные спарринги с ветераном многих сражений. Помнится, Джон придя в Дозор очень хорошо это показал. Единственное чего ему да и мне не хватало, это действительного боевого опыта, для закрепления, так сказать, навыков.              Еще я совершенно случайно узнал, что у них тут, оказывается, нет рыцарей. Вот нет и все. Даже мастер над оружием, капитан дружины, сотник, бывалый воин с возрастом подбирающимся к сорока и с немалым количеством шрамов на теле, рыцарских шпор не имел. И дело тут было вовсе не необходимости иметь сколько нибудь благородное происхождение. В Вестеросе рыцарем мог стать и обычный воин, нет. Вера была камнем преткновения — в который раз.              Рыцарство было одним из столпов и символов служения Семерым и связано с ним было обетами почище того что дают вступающие в Ночной дозор рекруты. Стать рыцарем значило отречься от Старых богов, а никакой настоящий северянин на такое бы не пошел. Андалов, что четыре тысячи лет назад принесли новую веру на клинках своих мечей, Север все еще помнил.              Что я хотел? Даже не знаю. Ни про Темнолесье, ни про Ларенса Сноу в той, прошлой жизни я не знал. Нет, сериал-то я смотрел, и дом Гловеров чем-то таким смутно знакомым в памяти отзывался, но насчет Ларенса, я даже не был готов сказать, а упоминался ли в киноверсии саги такой персонаж. Вот только родовое гнездо Гловеров было таким глухим медвежьим углом, почище даже Мормонтового, хех, Медвежьего острова, что я серьезно сомневался, в том что до сюда доберуться даже какие-то отголоски Войны Пяти Королей. Да нападение одичалых было более вероятно, все же Стена была тут вдвое ближе чем от Винтерфелла.              Один раз даже, мы с Роббетом и двумя десятками конной дружины, объезжая владения дома, выбирались к самому её подножию, останавливаясь перед захватывавшей дух громадиной подле одного из заброшенных замков Дозора. Она была невозможной, невероятной. Грязно-серая, из мутного трещиноватого льда, я отчетливо видел стыки циклопических блоков неизвестной силой уложенных друг на друга на двести пятьдесят метров высоты. Близко подходить я, все же, поостерегся. Рассказывали, что пару раз видели выпавшие блоки.              За два года, с того момента как очнулся здесь, я уже как-то привык к месту, привык к окружающим людям и свыкся с мыслью, что здесь, похоже, навсегда…