Сахарная вата.

      Воспоминания даются мне нелегко. И нет, это не от наркотиков, не от алкоголя, не от сигарет, ставших моей обычной пищей, просто от осознания того, что все это стало лишь воспоминаниями, и, увы, лишь моими.       Все началось 2 года назад или около того, мне как-то стыдно не помнить, но ты лучше кого-либо знал, что плохая память на даты была у меня всегда, особенно в последнее время. Не помню даже, как нашел тебя, должно быть, шел с очередной вписки. Кстати, с недавних пор совсем забросил это "увлечение", уж лучше буду один сидеть и травиться той же дрянью, чем в облипку с кучей малолетних ублюдков, которым лишь бы напиться, объебаться и потрахаться в ближайшем туалете. Это описание заставляет меня нервно поднять уголок губ, таких же потрескавшихся и сухих, как раньше. Ведь я тоже таким был, а может и сейчас.. Со стороны себя редко можно увидеть в том самом свете, в котором ты появляешься в обществе. Тебе же было видно все. Абсолютно.       Очень много лирических отступлений, ведь ты - это все, невозможно говорить о тебе, не упоминая других вещей и событий, малыш. Ты сидел на подоконнике и, кажется, раскрашивал что-то. Да, по-моему, это были какие-то мишки, или что там нравится всяким милунам, не знаю. Вру, знаю. Таким, как ты, нравится все приятное и доброе, то есть, подобное. Раскраска была среднего размера, с двумя мишками в обнимку на обложке, рядом с тобой лежал малюсенький пенал с различными карандашами, мелками, фломастерами, скорее всего, высохшими. Я запомнил все это очень ярко, сам не знаю, как так вышло. Опять же вру, знаю. На тебе был пастельно-розовый свитер с нашивкой котика на груди, пластырь на переносице, смешной такой, с микки маусами. Отчетливо складывается картина того момента и всего, что там было, а сам процесс в упор не помню.       Кажется, я даже не спросил тебя, мне было плевать, честно. И ты об этом знал, ты всегда обо всем знал. Было хорошо, но, очевидно, только мне, ты же выглядел так, словно собираешься умереть. Иронично. После того, как я получил желаемое, ушел, оставив тебя одного, обнаженного, на холодном подоконнике, карандаши были разбросаны по всему полу, да и предмет твоего труда тоже валялся где-то под батареей, помятый и рваный.       Я видел тебя каждый день и до этого случая, и после. Ты выглядел очень печальным и таким зашуганным малышом, каких мне еще никогда не удавалось встречать. Мне не было стыдно за свое поведение, я не жалел о содеянном, и ты, как ни странно, знал об этом. Наблюдение за тобой стало моим любимым делом, как так вышло, не знаю. Снова вру, знаю.       Это и правда было увлекательно - смотреть, как ты сопишь от обиды, когда какие-то местные "правильные пацаны" доебывались до тебя из-за ребячества; смотреть, как ты настолько стараешься идеально раскрасить очередного мишку, что высовываешь язычок; смотреть, как ты внимательно читаешь параграф, боясь получить 3 и, не дай боже, 2. Звучит, как речь сумасшедшего маньяка, одержимого мальчишкой. Возможно, так и было. Возможно, нет.       Все изменилось, когда новый сосед выгнал тебя из-за твоих игрушек, которые, кстати, занимали больше места, чем ты сам, без обид, малыш. Ты, растерянный, оскорбленный и надутый пришел ко мне, потому что ебучего Лина забрал Леха, и моя комната пустовала уже несколько недель. Я глянул на тебя равнодушным взглядом и сказал, кажется, чтобы не путался под ногами. Ты, в свою очередь испуганно кивнул и зажался в угол своей кровати, даже не разобрав вещи, хотя, по правде говоря, вещей там было очень мало, игрушки, в основном.       Потом мне стало известно о твоих проблемах с сердцем, а вышло это чисто случайно, как и наше знакомство "поближе". Не сидел бы ты по случайности на том подоконнике, ничего бы не было, может, и к лучшему для тебя. Мне так захотелось защищать и оберегать тебя от всего, что даже не описать словами, учитывая мою зажатость в эмоциях, тем более. Тебе это нравилось, было заметно. Ты буквально "таял" в моих объятиях, и в твоих глазах было столько восхищения и радости, сколько не бывает у самого конченного наркомана, который получает дозу. Прости, ты не любил такие сравнения, да и вообще такие темы. Ты был таким милым, очень покладистым и нежным. Мягкий, как сахарная вата, которую мы ели на День Защиты Детей, сбежав из детдома. Ты был для меня всем, я был готов сделать все ради тебя. Ты. Ты. Ты. Ты. Ты.       Через полтора года наших отношений(господи, мне было так трудно переступить через себя, чтобы предложить тебе их начало), ты стал сильно болеть. Несмотря на все: усилия, лечение, заботу, внимание, в тот вечер поцелуй перед сном стал последним в твоей жизни.       Ни один писатель, будь он даже всемирно известным, не смог бы описать мое состояние в то злосчастное утро, когда я не услышал твое мирное сопение, проснувшись. Малыш, ты не дожил всего 4 дня до своего семнадцатилетия. Ты всегда ругал меня за мои пагубные привычки, делал это смешно, правда, но все же. Говорил, курильщики умирают быстро, а вышло так. Ты не курил.       Больно сидеть на ограде твоей могилы и вспоминать все это. Прости, что не смог уберечь тебя, прости, что не смог, прости, что все закончилось. Я буду любить тебя вечно, малыш, спи спокойно.