Моменты

Юй просыпается не по будильнику второй раз за неделю и сонно думает, что если это произойдет в третий, он начнет привыкать. Подушка рядом пустая — он лениво проводит по ней рукой, чувствуя прохладу. Значит, Шаотян встал давно. И это удивительно, особенно если учесть, во сколько они легли. Шаотян когда-то в прошлом рассказал, что, по его мнению, День святого Валентина нужно праздновать с размахом. Показать своей половинке всё, на что способна твоя любовь. Юй тогда снисходительно улыбнулся и попытался представить, как выглядит «размах» в понятии такого непоседы. И в этом году ему представился шанс лицезреть это воочию и даже прочувствовать на себе. Их первый День влюбленных только наступил, а в теле уже разливалась приятная тяжесть после прошедшей ночи. И это только начало, судя по тому, что засоня Шаотян уже где-то бродит. Юй выворачивается из скомканного одеяла, засовывает себя в мягкий халат и тапочки, выходит из спальни. И начинает явственнее осознавать масштабы «размаха». Это, конечно, не шарики с разноцветными завитыми ленточками едва не до пола, заполнившие всю квартиру яркой шелестящей паутиной еще несколько дней назад — на День рождения Юя, — но огромное сердце, прилепленное миллионом таких же маленьких сердечек к некогда чистому зеркалу, явно намекало. Мужественно игнорируя доносящийся с кухни приглушенный бубнеж и сладкий аромат, — всему своё время — Юй подходит к рукодельному сюрпризу и касается самыми кончиками пальцев глянцевого края одной из фотографий на алом фоне. Церемония награждения Шестого сезона чемпионата Славы: Шаотян смеется и прижимает Юя к себе, пытаясь утереть слёзы радости одной рукой, одновременно крепко сжимая золотой кубок в другой. Юй помнит, что в тот момент от силы его объятий он едва мог вдохнуть. Чуть ниже их первое совместное фото после вступления в команду: Юй записывает что-то в любимую синюю тетрадь, а Шаотян — недовольный, напряженный — стоит рядом почти по стойке смирно. Тогда они не очень ладили. Всё изменилось чуть позже. Юй просматривает каждую прикрепленную фотографию и вскоре понимает, что Шаотян отобрал самые памятные «первые» моменты. Первый совместный ужин, первая поездка на горнолыжную базу, первый снеговик Шаотяна, замотанный в его голубой шарф. Даже первый поцелуй в сквере прошлой осенью умудрился заснять, потому что «это очень важный момент!». А еще потому, что Шаотян любит забраться в кресло к Юю, укрыться пледом и вместе просматривать фотоальбом. Шаотян всегда очень бережно хранил воспоминания. Тёплая нежность быстро заполняет сердце, согревает грудь. В свободном уголке зеркала Юй замечает на своём лице улыбку — отблеск светлой ностальгии по былым временам, когда он только начал называть Шаотяна по имени, когда они стали проводить вместе немного больше времени, потому что «да ладно, капитан, ты умеешь рисовать?! А что ты рисуешь? Пейзажи или… что там еще бывает? А, неважно, просто покажи! Покажи свои рисунки, я хочу видеть! А портреты умеешь? Сможешь нарисовать меня? Нарисуй меня, пожалуйста! Я повешу рисунок прямо над кроватью, серьезно! Нет, поставлю в рамку! Хм, а бывают рамки такого размера?.. Хотя какая разница, сделаю на заказ! Так вот, когда ты меня нарисуешь?» А спустя недели, спустя вечера, проведенные в попытках заставить Шаотяна замолчать и сидеть неподвижно, постепенно улетучилось и слово «капитан», превращая и без того не сильно официальную манеру общения в обычный дружеский разговор. С тех пор немалая часть этих разговоров превратилась в интимный шепот, фотографий накопилось столько, что и треть не поместилась бы на это громадное красное полотно, а в гостиной выделен отдельный стеллаж для рисунков. Все в самых красивых рамках, и на обратной стороне каждой идеально ровными цифрами рукой Юя выведена дата, а торопливым почерком Шаотяна приписано «Момент счастья №…». В центре алого сердца прикреплен «Момент счастья №1» — тот самый первый портрет Шаотяна, нарисованный поздним вечером в тренировочной комнате Синего Дождя. Тогда Юй впервые поддался на его уговоры, решив, что это будет гораздо проще, чем пытаться спастись от стихийного бедствия с неиссякаемым словесным потоком. В итоге понятие «спастись» как-то потеряло свой смысл, потому что сейчас это стихийное бедствие что-то делает на кухне, и Юй, бесшумно шагая по коридору и прислушиваясь к звучащему за дверью бормотанию, снова пытается предугадать возможные масштабы того самого праздничного «размаха» Шаотяна. — Ай, блин! Ну куда ты? А ну иди сюда. Ты с кем споришь, я не пойму. Я кому сказал, иди сюда, а то съем! Ни для кого не являлось секретом, что Шаотяну непосредственное присутствие человека не требовалось, чтобы продолжать болтать. И в эту секунду сторонний наблюдатель на месте Юя подумал бы, что сейчас на этой кухне какому-нибудь крохотному пушистому существу шуточно угрожают расправой за игривость и непослушание. Однако Юй открывает дверь и видит Шаотяна у плиты. Тот пытается то ли поймать убегающий живой завтрак, то ли научиться жонглировать, по крайней мере, судя по активной жестикуляции и подвижной спине. Потому что готовить столь воодушевленно и энергично способны разве что повара-виртуозы, а Шаотян в их число совершенно точно не входит. Попытался однажды войти. С унитаза потом не слезал долго, беспрерывно жалуясь сквозь дверь, что никогда больше не притронется к еде. С того дня на кухне заведует исключительно Юй. — Доброе утро, — ласково приветствует он и не может сдержать умиления, когда плечи Шаотяна вздрагивают. Наверняка сейчас снова удивится, как это Юй так тихо подкрался, хотя спустя столько лет знакомства давно пора бы привыкнуть, и Юй в очередной раз готов об этом напомнить. Но Шаотян оборачивается безмолвно — взмыленный, суматошный. Как будто не завтрак готовил, а сражался с кем-то этой красной лопаткой, думает Юй, а потом видит заляпанный тестом фартук, руки по локоть, плиту, столешницу и бутылочки с шоколадным и клубничным сиропом, пол и в самый последний момент одергивает себя, чтобы не глянуть на потолок. — Ты… — заторможено выдавливает из себя Шаотян, будто все слова разом кончились — настоящее событие, на самом деле. — Ты уже проснулся? Он смотрит так растерянно, будто вообще позабыл, что, кроме него, в этой квартире живет кто-то еще. А Юй лишь вновь убеждается — при необходимости Шаотян способен разговаривать с абсолютно любым предметом, который попадётся на глаза. В данном случае он, очевидно, ругался с блинчиком. Или чем-то, на него похожим. — Как видишь, — улыбается Юй. Подходит ближе, убирает забытую на плите пустую сковороду. Несостоявшийся блин помятым и чуть подгоревшим куском теста беспомощно свисает с ладони Шаотяна. Юй с сомнением смотрит на него, затем хмурится и задаёт единственный вопрос: — Тебе не горячо? Шаотян опускает взгляд на свои руки и, похоже, только после этого приходит в себя. Однако остаётся на удивление бесстрастным. — Горячо, — соглашается он, складывает нечто в своих руках в почти в аккуратный блинчик и с аппетитом кусает. — Шаотян… — Понять не могу, — задумчиво бубнит тот с набитым ртом, — вкусно, а похоже на фиг знает что. — Шаотян, — повторяет Юй, откладывает остаток блинчика на полупустую тарелку. — Твои руки, — мягко говорит он, берет его ладони в свои и осторожно дует на порозовевшую кожу. — Ты ведь обжегся. Шаотян гулко глотает, а затем вздыхает тяжело, почти разочарованно. — Я сбился со счета, какой это раз, — сообщает он, и Юй на мгновение теряет дар речи. А Шаотян успевает вновь отвернуться к плите и взяться за сковороду. — Эй, эй, подожди, — Юй прерывает его упорные кулинарные порывы и за плечи разворачивает к себе. — Посмотри на меня. Шаотян не смотрит. — Слышишь? Юй касается его тёплой щеки нежно, почти невесомо. Заботливо стирает большим пальцем муку с кончика носа. И Шаотян наконец начинает говорить. — Понимаешь, я сделал всё, как в рецепте, ну, только пропорции увеличил, чтобы побольше теста вышло, потому что не рассчитывал, что у меня сразу получится, ты ведь всегда учил, что нужно быть предусмотрительным и заранее всё продумывать, хотя, конечно, у меня не так получается, как у тебя, но кто с тобой сравниться в этом сможет-то, никто ведь, ну, в общем, я решил, что если просто возьму пиалу побольше, то… — Шаотян, — в третий раз снисходительно зовет Юй и, прижавшись к его лбу своим, заставляет посмотреть в глаза, — не забывай дышать, пожалуйста. То, что от болтовни Шаотяна даже его собственный организм страдает кислородным голоданием, тоже знали все. Шаотян послушно замолкает и делает глубокий вдох. — Я просто хотел, чтобы ты знал, как важен сегодняшний день, — смущенно объясняет он. — Это же… — Наш первый День святого Валентина, я знаю, — заканчивает за него Юй и краем глаза замечает на столе телефон. Если бы Шаотян сейчас не был так взволнован, то обязательно запечатлел бы этот момент. Юй понимающе улыбается и легко целует уголок его рта. — Давай приготовим вместе. Я тебе помогу. Вопреки всем ожиданиям, Шаотян смотрит на него почти обиженно. — Вообще-то, я должен был приготовить это сам. Это же мой подарок, — говорит он и следом многообещающе добавляет: — То есть, один из. Ну, я имею ввиду… Кстати, ты видел наше зеркало? Сдерживаться Юй больше не может и тихо смеется, прикрыв глаза. Потому что не смеяться рядом с Шаотяном практически невозможно. — Конечно, видел. Безумно красиво. — Вот! А если бы ты поспал еще часик-другой, я бы тут… сообразил. Юй, улыбаясь, целует покрасневшую щеку и заранее представляет идеальную фотографию: на фоне чистой кухни они оба в фартуках — гордые и счастливые — держат блюдо со стопкой шоколадно-клубничных блинчиков. Хотя, скорее, Шаотян просто нарисует на них что-нибудь. Или напишет: «Момент счастья». — Давай ты сейчас приведешь себя в порядок, и мы вместе займемся приготовлением завтрака, — предлагает Юй. Шаотян сопит недовольно, в раздумьях облизывает губы, и через секунду его лицо смягчается. — Ну ладно. Только основную работу буду делать я! — заявляет он твёрдо. — Договорились, — соглашается Юй, зная, что с кулинарными способностями Шаотяна спокойно наблюдать со стороны всё равно не получится. — А пока давай лопатку сюда, — ласково просит он и занимает место у плиты, наблюдая, с каким энтузиазмом Шаотян освобождается от фартука и подставляет руки под холодную воду. На потолок Юй посмотрит чуть позже, когда Шаотян будет увлечен распаковкой подарка.