Воспитательные меры

Когда Князь отчитывает меня, хочется вешаться. Будто каждый звук его голоса проникает под кожу и остаётся там вибрацией. Пока я стою перед его столом, опустив голову, ему бы сидеть в этом своём глубоком кожаном кресле, сцепив руки в замок. Но он ходит вокруг меня, как хищник вокруг добычи, беспощадно перечисляя огрехи. Подобные визиты к Люциферу у всех вызывают бурю эмоций, даже у самых непробиваемых. Но я настолько сильно не хочу здесь быть, что мне приходится прикладывать неимоверные усилия, практически вдавливать ноги в пол, чтобы просто стоять на месте, никуда не дёргаясь. – Дисциплина в твоих легионах – это такая вещь, которая в принципе отсутствует, – Князь очень тихо сейчас говорит, но эффекта от этого больше, чем если бы он орал благим матом. Дисциплина отсутствует. Но что я могу, если я не умею и не хочу быть жёсткой с твоими детьми? – Из-за твоего слабоволия они первыми на поле боя погибнут, – будто угадывая мои мысли, без малейшей жалости чеканит он. Мы и так не слишком-то часто видимся на этой войне, с когда видимся – происходит вот это. И... Что я могу ответить? – Тогда уволь меня. Выгони из Ада, я не знаю, – голос надломленный, и мне вообще очень странно слышать себя сейчас. Я никакого другого выхода не могу ему предложить, но всё равно очень напрасно расхрабрилась сейчас. Зелёный глаз сверкнул угрожающе в свете настольной лампы. – Более жалкого ответа и вообразить нельзя. С лёгким сквозняком открылась входная дверь — словно разомкнула запертое пространство, и уже одним этим принесла в кабинет достаточно воздуха, чтобы я могла вдохнуть. На пороге стоит герцог седьмого круга и мой бывший командир. – Сильно занят? Он без стука и вообще один из немногих, кому это позволено. – Заходи, – кивает Князь. – Завтра возвращаюсь на Восьмой круг, вот обновлённые списки легионов после переформирования, – спокойно сообщает герцог, подходя к столу и опуская на него бумаги. – Что натворила? – это уже обращается ко мне. У него хриплый голос и какие-то почти интимные интонации, но это вполне в духе герцога Восьмого круга, и ничего удивительного в такой манере общаться нет. – Я просто по жизни что-то творю, – отвечаю с горькой усмешкой. Иногда мне кажется, что в этом моё истинное призвание – бесить Князя. Между нами столько всего личного было, но я всё равно не могу к нему подобраться в такие моменты, как сейчас, когда он беспощадно отчитывает меня, вколачивая гвоздём каждое слово. А будь на моём месте Мелисса... Нет, хотя бы потому что сестра всё и всегда делает правильно, она бы никогда не оказалась на моём месте. Стоять вот так с опущенной головой под потоком упрёков. Ха. Из-за большого напряжения я периодически проваливаюсь в себя, неуловимо исчезаю из этого кабинета, как бы сильно не старалась удержаться. И проходит несколько долгих секунд, прежде чем я понимаю. Халпас не уходит. Халпас всё ещё рядом стоит. Только тогда до меня долетает мысль, что, возможно, я чему-то мешаю. Какому-то более важному разговору, может, или обмену братскими откровениями. Я оборачиваюсь к Дьяволу, чтобы понять это по его лицу. Но меня оглушает его движение навстречу. У меня волосы в пучок собраны, потому что именно так полагается приходить к начальству. Волосы собраны в пучок, а значит — открыта шея. И он, наклоняясь, целует её. Я чувствую, как по коже мимолётно скользнули клыки. И оно убивает меня, это горячее влажное прикосновение. Всё, что у меня внутри, распадается на микрочастицы и перестаёт существовать, только сердце, запертое в рёберной клетке, ухает, как отбойный молоток. Халпас усмехается. Вернее, я точно слышу его смешок, но голову повернуть не могу. Сейчас я вообще могу смотреть только перед собой, и никуда больше — настолько сильно мной овладело смятение. И это нормальная реакция. Ещё никогда никогда не видел, как между нами происходит что-то подобное. При других Дьявол не позволял себе даже мимолётных касаний. До этого раза. – Твоя подопечная – ходячая неприятность, – почти пренебрежительно сообщает Князь, пока я собираю себя обратно по крупицам. – Так она же ребёнок ещё совсем? – чуть вопросительно приподнимает брови Халпас и убирает мне за ухо выбившуюся прядь. И он не убирает руку потом. Гладит костяшками пальцев висок, легонько, едва касаясь. Потом спускается на скулу, оглаживая кожу, и щёки вспыхивают пожаром. Всё просто: демоны очень контактные. Я видела множество разных культур, и это просто одна из них. Они не могут не трогать тебя, пока стоят рядом. Но у каждого прикосновения есть свой характер, и эти... Эти делают меня пьяной. Хвост мечется. От нервов, или от напряжения, или от придавивших меня к земле противоречивых чувств – не знаю. Но как бы я ни хотела, у меня не получается его унять. И он бьётся о них обоих по очереди. Что происходит? Почему они не говорят ни слова? Откуда вдруг эти, будь они неладны, выжигающие меня прикосновения? Только что я стояла, виноватая и подавленная, а теперь втягиваю густой бархатистый воздух и... И до меня доходит истина, лежащая на поверхности. Нет, я знала, что такое случается в застенках Пандемониума, часто. Но я никогда всерьёз не думала, что это произойдёт со мной. – Не бойся, маленькая, – наверное, очень меняюсь в лице, потому что герцог вдруг решает мне это сказать. На ухо, с таким придыханием, что я едва ли не с ума схожу прямо там. Хвост резко вздрагивает и вздымается вверх. – С тобой такого не случалось? – Князь иронично изгибает бровь, и я дарю ему мрачный укоризненный взгляд исподлобья. Как будто ты не знаешь. Как будто ты не следишь за каждым моим шагом. Смешно ему. Издевается он. – Мне нужно... – с трудом заявляю я, и голос хриплый, потому что сейчас у меня очень сухо во рту. Для того, чтобы дойти до его, княжеского стола, нужно ровно два шага. И это даже смешно, насколько меня не держат ноги. Приходится опираться рукой о столешницу, пока я наливаю себе виски в гранёный стакан. Я не пью его обычно, потому что ненавижу. Потому что это гадость редкостная. Но сейчас я выливаю в себя залпом стакан, а за ним другой. По языку ударяет дымный привкус, заставляя вжаться носом в рукав. Чёрт побери... – Смотрю, основательно подготовилась, – Дьявол отпускает очередной едкий комментарий. Я жалобно оглядываюсь на него. Как к этому вообще можно подготовиться? У меня очень тяжёлое дыхание, но вот мысли от спиртного на голодный желудок становятся лёгкими. Они больше не застревают в сознании тяжёлыми мрачными глыбами, не оставляющими покоя, они вообще теперь где-то далеко от меня. Мы перемещаемся в спальню, и я, закрыв глаза, молюсь, чтобы выпитого мной не оказалось мало, пока пуговицы на гимнастёрке расстёгиваются чужими пальцами. Дьявол делает это медленно, касаясь открывшихся участков кожи. Будто случайно. У меня от каждой такой случайности чуть ли не сердечный приступ. Спиртное в голове не даёт размышлять, зачем ему вот это всё. Может, Князь где-то ненавидит себя в такие моменты, когда он так плотно оказывается прижат к стенке, когда ему не остаётся ничего другого, кроме как сильно и неконтролируемо кого-то желать. Потому что... «Что ты натворил, хозяин Преисподней?» «Кого ты гладишь, кому опускаешь на кожу изломанную линию поцелуев?» «Ей? Это даже смешно. Ходячая неприятность». И я не могу перестать слышать эти его беседы с самим собой, даже если очень бы захотела. Я просто ищу тепло, ищу кого-то, кто бы меня принимал, а получаю пощёчину-ураган. Косые взгляды, сеансы разборов по косточкам, лиловые от синяков запястья. Потому что выдержанный и мудрый Дьявол не всегда может в себе разобраться, и мне очень достаётся от его внутренней борьбы между желанием обладать и желанием оставаться беспристрастным к кому-то очень бесполезному. Вроде меня. Князь доходит до последней пуговицы. Дыхание перехватывает, словно на горле затягивается жёстко сплетённый канат. Именно в этот момент я оказываюсь лицом к лицу с герцогом. Так близко, как никогда до этого. И кажется таким правильным, таким естественным, что я кладу руки ему на грудь, что тянусь к его губам, в сантиметре от них замирая. Что. Я. Делаю. Это же Халпас. Герцог вечно холодного Восьмого круга. Мой бывший командир. И оставшееся между нами расстояние преодолевает он сам, начиная поцелуй, касаясь моих губ раскалённым жаром. Я слышу его дыхание, чувствую привкус терпкого мятного дыма. Губы раскрываются навстречу, сами. И именно в этот момент мой и без того прерывистый поток сознания сносит в щепки прикосновение к выступающей косточке позвоночника у основания шеи. Князь будто специально подгадывал время, чтобы меня утопить в собственном ненормальном ощущении полёта. Оно ничем хорошим не кончится. Оно кончится ударом о землю. Но это будет в конце. Тихий стон в чужие губы. Судорожный вздох. Я совершенно намеренно подаюсь вперёд, кладу руку герцогу на затылок, зарываясь пальцами в пепельные волосы, чтобы заставить его быть ближе. Чтобы завершить этот поцелуй, так, как он хотел. Долгий, медленный, неправильный только потому, что существует. Чувствовать на своём языке чужой, дышать общим воздухом и растворяться, переставая существовать в этом колком и сложном мире, перемещаясь более плавкий, горячий, стыдный и совсем простой. До смешка простой. До обезумевшего хохота. Это так удобно и так хорошо, когда можно перестать задавать себе вопросы. Я бы не ответила сейчас. И никогда не отвечу. Остаюсь в нижней рубашке из невообразимо тонкой ткани. Впрочем, сейчас мне кажется, что и её нет. Всё прикосновения – на живую, по оголённым сколам на смуглой коже. Я не очень понимаю, что происходит. У меня перед глазами плывёт. Когда мою грудь накрывают ладонями одновременно двое мужчин – я задыхаюсь, за пределами доступного и дозволенного. Халпас ведёт вверх, к родинке на ключице, к бьющейся на шее артерии. Мне постоянно кажется, что она остановится, и я кончусь, особенно, когда её линию плавно повторяют чужие пальцы. Князь – вниз, к ремню, к медной пуговице на военной форме. Герцог дергает резинку на волосах, и она лопается от резкого движения, и их больше ничто не удерживает. Мой запах мешается с их запахом, я вздрагиваю, потому что лёгкие будто опаляет яд, обжигает прекрасной кислотой, и она вырывается наружу с хрипом. Я уже давно не могу нормально дышать. Выдираюсь из их объятий, чтобы сорвать с себя нижнюю рубашку лихорадочными движениями, потому что её сейчас вообще не должно существовать. Лопатки-крылья так выступают, именно поэтому жар прикосновения пронзает в первую очередь их, а потом и всю остальную спину. Я оказываюсь зажата между двумя мужчинами. Путаюсь в их дыхании. Замираю от нахлынувшей нежности. Кровать. Чёрный шёлк простыней. Обжигающая нить воспоминаний, которые мешаются с реальностью и выворачивают мне наизнанку мир. Я не могу представить, что будет дальше. Я не могу. Князь заставляет упереться коленями в покрывало, прогнуться в пояснице, наклонившись вперёд. Я стараюсь делать всё исключительно хорошо, беспрекословно следуя его молчаливым приказам. Хочу поцеловать знакомые губы, почувствовать идеально-вычерченную линию абсолютного жара. Хочу так сильно, что это приносит боль. Но Дьявол по-прежнему остаётся сзади меня. Целует шею, оглаживает поясницу и каждую косточку позвоночника. Руки опускаются ниже и за ними следует грубая, крепко сшитая ткань военной формы. На моей коже не остаётся ничего лишнего. Вообще ничего. Она вся покрыта следами поцелуев, и пожары, поджигаемые ими, не утихают. Они расползаются. На мне остаются места, словно промёрзшие в лютый холод, я их не чувствую, потому что их не касаются руки хозяина Преисподней. О них позаботится герцог. Халпас целует мои губы, но рвано, смазано, тотчас переключаясь на линию подбородка. Я опираюсь на его плечи, потому что иначе бы свалилась ничком в подушки. Герцог зажимает меж пальцев мои соски, выкручивает их, а потом его руки перемещаются на кожу, натянутую на рёбрах. И если фокусироваться на этом, мне, может, станет чуточку легче. Но у меня не выходит. Сознание упорно замыкается на другом. Прикосновение ко внутренней стороне бедра. Разрывающийся фейерверк. Отчётливый привкус железа, потому что я прокусила губу острым клыком. Дьявол дразнит, издевается. Он касается самых чувствительных точек, совсем не там, где я этого жду, вводит палец в колечко сжимающихся мышцы. Я не человек, меня не нужно долго готовить, не нужно бояться порвать. Но в таком состоянии, как моё, сложно отделить заботу от движимых страстью скрытых желаний. Из груди вырывается какое-то подобие стона, больше похожее на всхлип. – Пожалуйста! Первое, что я говорю за долгое время. Пожалуйста — что? Если бы Князь спросил меня, я бы совершенно точно не смогла ему ничего ответить. Впрочем он все равно наверняка даже не слышал, потому что мое «пожалуйста» приходится на ухо Халпасу. Он очень близко. И все мои ласки, какими бы ни были сбивчивыми и судорожными, достаются ему. Когда добавляется ещё один палец, я прогибаюсь в пояснице так, что хрустит позвоночник, и герцог отстраняется, не отрывая ладонь от моего лица. Я вскидываю пьяный рассеянный взгляд. Не уходи. Не... Он остаётся. Только теперь дальше, чем нужно, чтобы на него можно было опереться, как раньше. Пока Дьявол трахает меня пальцами, туман в голове достигает такой густоты, что я позволяю себе опереться на одеяло только одной рукой, чтобы второй расстегнуть с пятого раза пряжку герцогского ремня. Дёрнуть пуговицу. Высвободить наружу горячий напряжённый член. Твою мать. Я действительно, д-е-й-с-т-в-и-т-е-л-ь-н-о целую его, припадаю полураскрытыми губами, потом вбираю в рот медленно, насколько хватает мастерства. И вот теперь слышу уже чужой голос. Вечно хриплый, низкий голос герцога. И, кажется, это какое-то проклятие. Но раз уж я так далеко зашла, почему не сделать ещё один шаг и пропасть окончательно? Продолжая ласки, вычерчивая языком узоры вдоль вен, я протянула руку, нащупывая чужой хвост. Поймала – герцог перестал дышать. Шершавая шерсть под пальцами и несколько оглушительно коротких секунд. Всё. Халпас отстранился с досадливым вздохом. – Слишком рано. Я выпустила гибкий хвост из пальцев и кисточка тут же мазнула мне по спине. Не видела, потому что всё-таки уронила себя носом в подушки. Прогнулась кровать, потом ещё раз, и я задрожала от осознания: Князь пришёл, и это уже его рука легла мне на волосы. Сжал пальцы на предплечье и дёрнул на себя, может, слишком бесцеремонно, но я так давно хотела ближе. Сразу обнимаю, пряча лицо у него на шее. Очень много чувств. Они не помещаются внутри одной грудной клетки, и поэтому её так распирает сейчас. Я поднимаю голову, смотрю в его лицо. Теперь уже можно, да? Он кивает. Но я всё равно тяну удовольствие, глажу его волосы, тыкаюсь носом в щёку, мельком целуя твёрдую скулу, а потом наконец обращаюсь к губам. Они космические, запредельно прекрасные, доводящие до экстаза. Мои. Уже не прерывая поцелуя, приподнимаю бёдра, чтобы опуститься на его член. Тысяча галактик, я так хочу его в себе. Медленно. Я раскрываюсь навстречу, принимая его в себя до самого основания, и Князь немного отклоняется назад. Сейчас. Пара холодных ладоней ложится на мои бёдра. Сейчас, и мне надо как-то это пережить. Но ведь к этому всё и шло? Замри, расслабься и получай. Пока герцог вводит между растянутых князем мышц свой член, я, не отрываясь, смотрю Дьяволу в глаза. «Дели меня, с кем хочешь, убивай как хочешь, но просто позволь быть рядом. Это, наверное, совсем уже край, да?» Да. Князь целует меня в висок, как тогда, в первый раз, перед самым пиком. И это наверное, очень искренний жест. И, наверное, поэтому я отзываюсь таким судорожным вздохом, и хвост бьёт по покрывалу, как плеть. Перед глазами белый шум, и я царапаю Князю спину. Прямо поперёк хорошо ощутимых шрамов провожу кровавые полосы. Они сейчас во мне. Оба. У реальности ломается хребет. От плавных размеренных движений сводит лёгкие. Я бы кричала, но задыхаюсь. Лопаются капилляры в глазах. Я теряю себя и нахожу смысл. И это так странно, так смешно и неправильно, наверное, что оно приходит ко мне снова именно сейчас. Именно в такой момент, когда я не понимаю ничего, я отчётливо понимаю это. «Люблю», – бьётся вместе с кровью по венам. Колотится единственной мыслью в мозгу. И, твою мать, я тоже за это себя почти ненавижу. Сколько бы боли ты мне не приносил, во что бы ни ставил... Обнимая дрожащими руками, тыкаясь носом в светлые мягкие волосы. – Я люблю тебя. И всё. Всё.