Часть 1
16 февраля 2018 г. в 09:13
Брок. Боль и кровь.
День был странный, миссия тоже, вроде прошло все успешно, только Зимний был какой-то дерганный, не в меру злой и агрессивный, но Брок все равно поворачивался к нему спиной, уверенный, что это просто последствия долгого периода без крио. Актива не замораживали уже третью неделю, потому что Гидра развернула полномасштабные военные действия с тяжелой артиллерией. Зимнего даже не обнуляли, некогда было ждать, когда его расплавленные мозги восстановятся до приемлемого уровня функционирования. Времени хватало только на то, чтобы поспать, пожрать и перебрать амуницию. И снова в бой. Но, похоже, этот марафон подходил к концу, и Брок уже собирался спокойно выдохнуть, привести Зимнего в порядок и сдать это супероружие на длительное хранение в его морозилку.
Нет, Брок любил работать с Зимним, тот четко выполнял приказы, да и сам очень четко и толково ставил задачи, когда ему доверяли командовать операцией. А такое бывало, надо сказать, частенько. Вот его и не обнуляли, чтобы не поплыл, и не замораживали, потому что был нужен. Хотя Брок шевелящимися на загривке волосами чувствовал, что зря. Что пора Зимнему баиньки.
Брок был заебан этими двумя с лишним неделями постоянных боев просто вусмерть. Хотелось взять хоть один выходной, чтобы поспать не на неудобной шконке на базе, а дома в уютной кровати под легким одеялом, а не тем, что тут было вместо покрывала. А еще хотелось вымыться и выпить. Просто до одури хотелось залечь в горячую ванну с бутылкой виски и лежать так, предаваясь мечтаниям о вечном.
А еще Зимний страшно глючил, это бесило и, признаться, пугало, потому что никто, даже техники, не представляли себе, что может вступить в его отмороженную башку. Вдруг возьмет и перестреляет весь отряд.
Брок устал от всего этого балагана, хотел в отпуск и просто забиться куда-нибудь, чтобы его не трогали часов тридцать шесть. А лучше сорок восемь. А потом можно и глючащего Зимнего, и войну, и вообще все по новой, но хотелось двое суток тишины.
Они шли по коридорам базы приводить супероружие Гидры в надлежащий вид перед сдачей на хранение, когда Зимний схватил Брока за плечо, рванув в сторону и втолкнул в какой-то пустой кабинет, опрокинув на стол. Брок проехался по столешнице, срывая какие-то папки и бумаги на пол.
— Охуел вообще, — резко вскочил он, но Зимний уже приготовился к тому, что ему окажут сопротивление. Он низко гортанно рычал, встав в защитную стойку, а Брок совершенно не понимал, что происходит. — Отставить, Актив.
Брок достал из кобуры шокер, понимая, что врукопашную он Зимнего никак не уделает, но делать что-то было надо. Тот чего-то ждал, похоже, сопротивления, но Брок снова попытался воззвать к здравому смыслу, успев пожалеть, что давно Активу мозги не поджаривали.
— Отставить! — еще раз повторил он. — Успокойся, черти тебя дери!
И еле успел отпрыгнуть, потому что Зимний кинулся на него, пытаясь схватить. То, что не убить, Брока очень радовало, потому что тот мог раскатать его тонким слоем по полу этого пустующего кабинета, даже левую руку не используя. Но Зимний хотел чего-то другого, только рычал, пытаясь поймать Брока, а тот уворачивался, пытаясь долбануть шокером, хотя и предполагал, что это только распалит не в меру буйного Зимнего. Они кружили по кабинету, уже изрядно сдвинув в нем всю имевшуюся мебель, когда Зимний легко выбил шокер из рук Брока, схватил его за руку и прижал к себе, грубо впиваясь зубами в шею так, что выступила кровь, и стал наливаться синяк. Брок резко ударил, длинно выматерившись, вырываясь из железной хватки Зимнего, и тот выпустил, чтобы ударить под ребра. Правой рукой, что спасло Брока от проломленной грудины, но он почувствовал, как треснули ребра.
— Ах ты падла отмороженная, — сплюнул кровавую слюну Брок и, тоже рыкнув, вступил в неравный бой. Ему стало все равно, что от него хотел Зимний. Брок не собирался драться с супероружием честно. Поднырнув под ставшего слишком агрессивным, но более медлительным Зимнего, он саданул его под дых и, когда тот согнулся, с размаху двинул коленом по лицу, разбивая губы, нос.
Зимний взревел, вывернулся, ударил Брока наотмашь, мощно откидывая на стену, так, что Брок серьезно ударился головой, в глазах на мгновение потемнело, грудная клетка отозвалась болью, а рот наполнился кровью. Он уже хотел просто сползти по стене на пол, но сползти ему не дали. Зимний подхватил его, долбанув несколько раз коленом в живот так, что Броку показалось, что он сейчас выблюет свои кишки. Было больно и немного страшно, потому что останавливаться Зимний не собирался. С другой стороны, спасать Брока от разъяренного Агента никто не будет, своя шкура дороже.
— Сука ты, Агент, — выдавил из себя Брок, стараясь хотя бы сгруппироваться, когда его в очередной раз швырнули на стеллаж, который, на счастье, был прикручен к стене, и на Брока только посыпались какие-то тяжелые талмуды, больно ударившие по голове и плечам. Он успел развернуться и отхватить четко в челюсть, почувствовав, как та неприятно хрустнула. Голова почти безвольно мотнулась, а Зимний тут же добавив ногой с разворота в корпус, так, что Брока выгнуло и уронило на груду упавших книг. Он уже хотел прикинуться ветошью, потому что Зимний совсем разошелся, но тот вздернул его за ремень брюк, грубо уложив на стол и заломив обе руки за спину так, что те чуть ли не захрустели, а потом уверенным движением дернул. Ткань была плотная, но швы не выдержали первыми, разъехавшись, открывая хорошо проработанную, напряженную задницу Брока, обтянутую черным бельем.
Брок, догадавшись, чего так хочет Зимний, взвыл, выдираясь из мощной хватки, чувствуя, как выходит из сустава левое плечо и рука повисает плетью, но допустить того, что хотел сделать с ним Зимний, Брок не мог.
— Охуел, блядь, отморозок, — забыв о том, что челюсть сломана, проревел Брок, вырываясь, наконец-то, из хватки. Но ему казалось, что его выпустили добровольно. Только это стало не важно, Брок, с одной неработающей рукой, сломанной челюстью и явно треснутыми ребрами все равно продолжал сопротивляться Зимнему, который только широко улыбнулся, словно трахнуть сопротивляющуюся жертву ему было еще интереснее.
Удар, блок, еще удар. Он отлетел к стенке, в голове зашумело, Зимний снова подошел, вздернул его, провел несколько ударов в корпус, не глядя, просто бил, даже не особо профессионально, зная, что хватит просто силы, но Брок почувствовал, как ему засадили в печень, и понадеялся, что Зимний ее не порвал. Один глаз полностью заплыл, он получил повреждений больше, чем мог себе позволить, уже еле стоял на ногах, но упорно продолжал отбиваться.
Силы оставили Брока в один момент после очередного сильного удара. Он просто рухнул на колени, и хотел совсем упасть лицом в кафель, но Зимний поймал его за волосы, рванул на себе застежки штанов, выпуская на волю здоровенный, стоящий колом член, и Брок задергался, зарычал, не собираясь даваться этому отмороженному уебку, но Зимний грубо надавил, раскрывая сломанную челюсть, отчего Брок позорно заскулил, и закашлялся, как только огромный член вогнали ему прямо в глотку. Брок подавил рвотный позыв, стараясь дышать носом, но получалось плохо, Зимний грубо вбивался, натягивая его, не давая дышать. Брок чувствовал, что рот наполнен кровью, горькой, рвотной слюной. От Зимнего пахло кровью, потом, гарью и чем-то его собственным, что стоило бы отмыть. Броку было противно от самого себя, больно, хотелось блевать и плакать, а еще материться на чем свет стоит, но он упорно сглатывал вязкую смазку, омывая член Зимнего слюной, перемешанной с кровью, но тому было все равно, он не то выл, не то рычал, натягивая и натягивая рот Брока на свой член, больно дергая за волосы. Зимний двигался все быстрее и быстрее, дышать становилось все сложнее, глаза Брока слезились, он изо всех сил старался не блевануть, надеясь, что этот отморозок кончит, и все закончится. Он даже, может быть, доползет до медчасти и рухнет там. Но не тут-то было.
Зимний загнал ему в самую глотку, почти перекрывая возможность дышать тем, что вжимал голову Брока в свой пах, и кончил, мощно содрогаясь бедрами. Брок попытался сглотнуть, но понял, что ничего не получится, а потом почувствовал, как его отпускают, вынимая член и, сложившись пополам, против воли, выблевал сперму, перемешанную с желчью и кровью. Его скручивали сухие судороги, но Зимний наплевал и на это, резко вздернув, двинув еще раз для острастки, и швырнул на многострадальный стол, снова заломив обе руки.
Брок взвыл, пытаясь сопротивляться, потому что понял, что просто отпиздить и выебать его в рот Зимнему было мало, его отчего-то очень прельщала задница Брока. Брок не был девственником, но не любил даже просто жесткий секс, и с ужасом представлял себе, как его сейчас выебут без смазки, хорошо если по слюне и хоть немного растянув.
Зимний сдернул с него белье и попытался сразу толкнуться в тесную задницу. Брок взвыл от боли, порадовавшись, что Зимний тоже зашипел. Услышал плевок, и в него ткнулась уже влажная головка. Легче от этого не стало. Зимний ворвался в него, раздирая внутренности своим огромным членом. Брок чувствовал, как трещат ткани, как по телу огнем разливается боль и расходится, казалось, по каждому органу, забивая каждый нерв. Уже не болела челюсть, рука, грудная клетка. Только легкие словно сжало спазмом от невозможности вдохнуть, и Брок закричал. Коротко, пытаясь терпеть, но совсем сдержаться не смог. Из глаз брызнули слезы, и Брок тихо взвыл, чувствуя, как боль только усиливается с каждым толчком, и ему так захотелось в спасительное забытье, чтобы ничего не чувствовать и, может быть, сдохнуть.
А Зимний вбивался и вбивался с размеренностью и силой отбойного молотка, весь перепачканный в крови Брока, смотрел, как его член исчезает в растерзанной заднице, расцвеченной тонкими красными ниточками разрывов.
Брок был весь — боль. Ему так не доставалось никогда, даже когда огребал по полной на миссиях, просыпался с тяжелейшего похмелья или еще что-нибудь в этом роде. Боль была какой-то запредельной, и он почему-то отстраненно подумал, что хуй теперь кому даст в задницу. Член, проходящийся по простате, приносил только боль и ничего больше, и Брок, уже не пытаясь вырываться, подумал, что у него уже кружится голова, а внутри все болит. Скорее всего это была кровопотеря и общая отпизженность организма, и он понадеялся только на то, что не сдохнет с позорно спущенными штанами и членом отмороженного уебка в заднице.
Последнее, что он помнил, как блевал от боли и кровопотери, когда Зимний, сжимая его запястья до синяков, кончал в него, рыча и подвывая, а потом позорно вырубился так, как не хотел бы никогда в жизни, понадеявшись, что просто сдохнет.
Зимний кончил во второй раз, и с глаз упала кровавая пелена азарта и желания. Он посмотрел на дело рук своих: растерзанный командир лежал на столе под ним и тяжело, хрипло дышал. Одно плечо налилось синим, так же, как и глаз, с губ капала кровавая слюна пополам с рвотой, а из задницы текла кровь, смешанная со спермой. Какие повреждения Зимний еще нанес своему командиру, он не представлял, но предполагал, что какие-то из них могут быть несовместимыми с жизнью.
Зимний прекрасно понимал, что он наделал, понимал, что ему за это ничего не будет, потому что все смирились, что супероружие выкидывает коленца, иногда оставляя за собой трупы. Но с командиром так было нельзя, он не был простым человеком, он был важным, нужным, тем, кого хотелось слушаться. В Зимнем поднялась паника, потому что он не представлял, что теперь делать, но был уверен в одном: тащить его по коридорам базы было смертельно опасно. Ему-то все спишут, а вот командиру не забудут, не простят того, что не справился. А сам командир не простит себе такого позора.
Единственное, что можно было сделать — это запугать медика. Халаты все его боялись, но медик тоже плохо. Нужен был кто-то свой. Совсем свой, который отвез бы командира к такому доктору, который не связан ни с кем из них. Единственным таким человеком был Роллинз, бессменный заместитель командира.
Зимний быстро привел в порядок свою форму, стащил с Брока куртку, аккуратно уложил его на стол, завернув в куртку и подумав, что нужно будет принести одеяло, выбежал, надеясь успеть, пока сюда никто не пришел.
Роллинза он нашел в оружейной и просто схватил его за руку, потащив за собой. С Агентом предпочитали не спорить, и Зимний это знал.
— Да что тебе надо, Агент? — вырвал наконец-то руку Роллинз
— Командиру нужна твоя помощь, — туманно, но предельно четко высказался Зимний и очень быстро повел Роллинза в тот странный кабинет, который он разнес командиром.
Роллинз побледнел, увидев лежащего на столе командира, но Зимнему было некогда ждать, пока он перестанет охуевать.
— Ты должен вынести его отсюда так, чтобы никто ничего не понял, — туманно объяснил Зимний. — И отвезти в больницу, где его никто не знает. Понял? Отвечай! — рявкнул он.
— Понял! — чуть не вытянулся в струнку Роллинз, но потом вспомнил, что не на плацу. — Ты скажешь, что случилось?
Глядя на то, как неловко берет Роллинз на руки командира, захотелось его оттолкнуть и самому вынести отсюда, отвезти к врачу, но его с базы никто просто так не выпустит, поэтому приходилось положиться на заместителя командира.
— Я его избил, — решил, что лучше сказать, что натворил, сказал Зимний. — И изнасиловал.
— Ты что сделал, обмудок? — выдохнул Роллинз, ожидавший чего угодно, но не этого.
— Ему врач нужен, быстрей давай! — рявкнул Зимний, и Роллинз испарился.
А Зимний пошел мыться и делать все, чтобы его не сдавали на хранение и не обнуляли еще хотя бы пару дней, ему нужно было увидеть командира.
Брок тяжело приходил в себя. Сначала была вата. Во рту, в ушах, в горле, перед глазами одна сплошная мягкая белая вата. Он продирался сквозь нее, пытаясь выбраться из этого ватного дурмана, но глаза открываться не желали. Он попытался двинуть руками, но двигалась только одна, вторая была крепко зафиксирована, но вроде бы ничего не болело, и он окунулся обратно в вату.
Второй раз он вынырнул уже легче, открыл глаза и чуть не заорал от ужаса, от того, что кошмар продолжается, только железная воля и выдержка помогли даже не дернуться. На него, сидя рядом с его кроватью, сидел и смотрел взглядом побитой собаки Зимний.
— Ху… — Брок закашлялся, и Зимний тут же протянул ему стакан воды с трубочкой. Выебываться Брок смысла не видел, поэтому принял стакан и отпил воды. — Хули ты тут…
— Командир… — Зимний понял, что не знает, что сказать. Он и так-то был не особо многословным, а сейчас все то скудное, что он мог сказать, застряло в горле.
На Брока тяжелой удушливой волной накатили воспоминания о том, что привело его в это пахнущее лекарствами и чистотой место. Захотелось застрелиться, потому что, несмотря на то, что он понятия не имел, где он, и кто знает, он был уверен, что о его позоре известно доброй сотне народу. Как теперь работать с людьми, которые знают о тебе такое, Брок не представлял. Он не знал, было ли ему стыдно, что было противно от самого себя, от того, что с ним сотворил этот обмудок, прикидывающийся сейчас ласковой овечкой.
— Ты сейчас встанешь, — снова заговорил он, обращаясь к Зимнему, — свалишь отсюда и никогда больше не попадешься мне на глаза. Как понял, Агент?
— Четко и ясно, командир, — обреченно ответил Зимний. Брок видел, как по нему било, словно наотмашь, каждое слово, но ему было плевать. Он не пристрелил его сейчас потому, что у него не было оружия, и ему было плевать, что Зимний пытался объясниться. Плевать, что эти выжженные обнулениями мозги могло закоротить, как угодно. На все было плевать, потому что следующее обнуление, и Зимний станет как чистый лист, а Броку теперь жить с тем, что его перемкнуло.
И как жить дальше, Брок себе не очень представлял. Можно сколько угодно быть для всех крутым несгибаемым мужиком, но самому себе иногда необходимо было признаваться в том, что не железный, не двужильный, не непрошибаемый. Что тоже человек. Просто злее, жестче, более жестокий, чем другие, но человек, которого тоже можно напугать. Можно сломать. Можно кинуть в черную пучину собственных переживаний.
Зимнего хотелось убить до дрожи в руках, до икоты, но этого сделать он не мог. Но мог уйти, чтобы податься на вольные хлеба, чтобы больше не видеть эту небритую рожу с глазами на пол-лица, которым хочется простить все.
Умом Брок понимал, что сам довел Зимнего до ручки, сам не понял, что тому надо, думал, просто сбоит, коротит прожаренные мозги Агента, да не думал, что может коротить так. Но в душе поднималось черное, ворчащее, осклизлое, не дающее простить машину, потому что считал за человека, а людям такое не прощают.
Пришедший Роллинз на время отогнал тяжелые мысли, рассказав, что Зимний сам его нашел и приказал Брока вытащить тихо и незаметно. Вот Роллинз одурел, конечно, с тяжелой тушкой на руках по закоулкам базы мотаться, но вытащил Брока, привез в госпиталь, в котором тот сейчас и находился. Четыре дня уже как.
На резонный вопрос, что тут делал Зимний, Роллинз замялся, и сказал, что тот чуть не убил техников, которые пытались его урезонить, у охраны погнул автоматы, и сказал, что пока не увидит командира, никого к себе не подпустит. Вот Роллинз его и привез. Чего Зимний хотел, Роллинз не знал, но был уверен, что извиниться.
— В хуй не всрались мне его извинения, — выплюнул Брок. — Сам теперь, Роллинз, с ним ебись.
Роллинз ничего на это не ответил, попрощался, сославшись на то, что Броку надо отдыхать, и ушел.
Брок не знал, что теперь думает о нем его заместитель и друг, и не представлял, как теперь себя с ним вести. На всех хотелось кидаться и материться, и Брок вдруг вспомнил давний тренинг по психологии, где рассказывали про пять стадий принятий неизбежного. И вот гневом была вторая. Надо сказать, ему было глубоко похуй на всю эту мозгоправскую муть, но лекция все равно не шла из головы. Дальше шли торг, депрессия и само принятие. Прикинув, что торговаться за порванную задницу не с кем, а депрессии с ним отродясь не случалось, он решил, что позлится и успокоится, насколько это вообще возможно. Потому что злиться было проще, злость не давала сойти с ума, скатиться в непонятное жаление себя, признавание себя слабым, уязвимым, хрупким. Смертным. Брок бывал на пороге смерти, бывал за гранью, но никогда он не был настолько беспомощным, и это пугало до дрожи в коленках. Беспомощность. Он не мог себе позволить быть беспомощным, но оказался таковым. Ему не хотелось думать о Зимнем, он только надеялся, что ему не придется больше никогда увидеть его, потому что, если увидит, убьет. Не простит никогда.
Надо было менять работу, и срочно. Потому что он к Зимнему больше не подойдет и на пушечный выстрел.
* * *
Зимнего ему заказали, как лучшему наемнику. Даже сказали, когда его разморозят и куда выпустят. И Брок начал готовиться.
Он был уверен, что легко сможет застрелить Агента, в этом даже не будет ничего личного, и вот он устроился в лежке и ждал, когда появится этот отмороженный ублюдок, который умудрился одним своим срывом переписать всю жизнь Брока, расчертить ее на “до” и “после”. Как ни старался Брок забыть, у него не получалось. Не получалось потому, что первые полгода Брок вообще боялся подпустить к себе кого-то, не важно, сверху или снизу. Ломал себя, пытаясь снова вернуться к нормальной половой жизни, к нормальной жизни вообще. Да и потом лучше не стало. А про то, что у него начались кошмары, вообще говорить не стоит. Он убеждал себя, что это всего лишь порванная задница, которая давно зажила, даже нормально, но ничего не получалось. Зимний сломал что-то в нем, что-то важное, что никак не могло срастись, и Брок очень надеялся, что это убийство вернет ему его жизнь обратно.
Он увидел в прицел знакомую фигуру, затянутую в причудливый тактический костюм, видел, как Зимний меняет оружие за оружием, выкашивая все и вся на своем пути. Брок смотрел и медлил нажать на спусковой крючок. Медлил, преступно медлил, но сейчас в нем что-то снова ломалось, но иначе, не так, как тогда, а как-то правильно. А потом Зимний поднял голову и посмотрел, казалось, прямо на него, словно знал, что он там, что там именно он, и замер, как будто чего-то ждал.
Брок разрядил винтовку, поднялся и тихо ушел, оставляя за своей спиной Зимнего резвиться дальше.
Он уходил все дальше и дальше, чувствуя, как что-то в нем встает на свои места. Осталось только дать этому встать до конца. И тогда снова можно будет жить.
Баки. Душа и память.
Баки проснулся с полузадушенным криком, рвущимся из горла, и резко сел на постели, вцепившись в волосы пальцами. Дернул себя за них, причиняя боль, словно она могла отогнать демонов, что терзали его, и тихо застонал. Этот кошмар преследовал его после Гидры чаще всего.
— Баки! — влетел в его комнату Стив, который тоже чутко спал и, как бы Баки ни хотел скрыть свои кошмары, услышал его. — Опять Гидра?
— Нет, Стив, — обреченно опустил голову Баки. — Это не Гидра. Это я.
Стив сел рядом с Баки, притягивая его к себе и обнимая.
— Это не ты, Баки, — попытался он его успокоить. — Тебе приказывали…
— Нет, Стив, — горько ответил Баки. — То, что меня преследует, сделал именно я.
— Баки, что такого страшного мог сделать ты, что тебя это так мучает? — Стив поглаживал его по волосам, пытаясь хоть немного успокоить и отвлечь, но понимал, что это все бесполезно, но не представлял, как помочь Баки, если тот молчит, не говорит, что произошло.
— Я причинил боль очень важному мне человеку, — туманно ответил Баки, и Стив понял, что тот не скажет большего. — Иди спать, Стив. Спасибо, мне лучше.
Стив поднялся и ушел к себе, оставив Баки наедине со своими мыслями и демонами.
Баки откинулся на подушки, уставившись в потолок, боясь закрыть глаза, потому что, как только он закрывал их, он видел растерзанного Брока на столе. Помнил, какое испытал отчаяние, какой ужас от осознания, ЧТО он сделал, когда очнулся, когда спала кровавая пелена желания. Он сделал много всего, когда был оружием Гидры, но своего командира, человека, которому безоговорочно доверял, приказы которого выполнял, человека, который видел в нем не только бездушное оружие, он почти убил и покалечил сам, по своей воле, не выполняя ничей приказ, а потому что пожелал его. Захотел до кровавой пелены перед глазами, до дрожи в руках и хищного азарта, когда командир, Брок, стал отбиваться. Тогда у Баки, тогда еще Зимнего, сорвало последние тормоза, и он взял его. Брок был единственным желанием Зимнего, желанием неосознанным, но от этого не менее сильным.
Зимний испытывал иррациональную привязанность к последнему хэндлеру, которая граничила с помешательством. Сейчас Баки понимал, что это были за желания, что он банально влюбился в Брока, но Зимний не знал, как выказать свою симпатию и свои желания, и сделал это единственным доступным для себя образом, навсегда отвратив от себя дорогого человека.
Баки хотел найти Брока, но не представлял, что скажет ему, потому что все слова были пустым звуком, он сам не мог простить себе то, что сделал. Не мог простить тот ужас, что увидел в глазах только что очнувшегося Брока. И был уверен, что та боль, которую испытал тогда Зимний, а он испытывал до сих пор, от того, что ему не дали даже шанса на объяснения, ничто по сравнению с тем, что испытывал Брок.
Да и не представлял Баки, где искать Брока, который сразу, как выписался, подал рапорт об отставке. Зимнего тогда уже заморозили, а, проснувшись, он понял, что у него новый хэндлер. Единственное, что Зимний тогда помнил, когда его снова разбудили, что кого-то не хватает, а новый хэндлер его совершенно не устраивал. Это был какой-то совершенно, даже по ощущениям, незнакомый мужик, решивший пойти по самому простому пути и управлять Зимним через боль.
Зимний тогда не понимал, что он сделал не так, хоть и не помня, как было, понимал, что так — неправильно. Он всем своим существом чувствовал, что должно быть иначе. Он видел, как отворачивается от него всегда доброжелательный здоровяк, имени которого он тоже не помнил, но смутно ощущал, что так было раньше. Он ощущал смутно знакомым весь отряд и чувствовал недостачу чего-то или кого-то важного, жизненно необходимого.
Баки вспоминал, как возвращался из ледяного небытия, когда его нашел Стив, как тяжело возвращалась к нему память о лучшем друге, и как легко пришел командир. Пришел однажды во сне, такой родной и нужный, такой правильный. Как Баки купался в этих воспоминаниях о грубоватой заботе, пристальном внимании и редких теплых улыбках. А потом пришел кошмар. Это был не первый его кошмар, Баки регулярно просыпался то от фантомной боли обнуления, то от вязкой беспомощности после, то от темноты крио. Он видел во сне лица тех, кого убил, но он не знал, кто они, и они его не пугали, не вызывали в нем ничего, кроме непонимания. А однажды пришел командир. Пришел через пелену кровавого азарта, жгучего желания и еще чего-то странного, чего Баки не мог понять. Баки чувствовал радость Зимнего, а потом пелена резко спадала, и он видел тело командира, все в крови, распростертое на столе. Баки помнил, как первый раз проснулся, задыхаясь от крика осознания произошедшего. Даже не зная его имени, только обезличенное “командир”, Баки чувствовал, что это очень личное. Этот человек был дорог Зимнему, и Зимний кричал от безысходности, невозможности изменить произошедшее, отмотать назад, как кинопленку. Но с каждым новым сном о командире, Баки все отчетливее понимал, что чувства, которые не мог понять Зимний, понимал он сам, и от этого становилось больно и горько. Он должен был узнать имя командира, потому что, сколько Баки ни силился, вспомнить его он не мог. У него сложилось ощущение, что Зимний имени просто не знал. И от этого стало еще больнее, от того, что настолько не понимал, что хотел быть ближе, рядом, хотел помнить даже через обнуление. А теперь Баки хотел знать имя, потому что ему казалось, что так он сможет стать чуть ближе к тому, кого искалечил.
Чтобы не предаваться горестным мыслям, Баки развернул активную деятельность, тщательно скрывая ее от Стива. Почему-то Баки не хотел рассказывать ему о командире и своих странных чувствах к нему, пока сам со всем не разберется. А еще больше он не хотел рассказывать о том, что он с командиром сделал, но не потому, что Баки было стыдно, хотя и это тоже, ему было жутко от содеянного. И открывать Стиву такие черные глубины своей души он был не готов.
Узнать пароль Стива от баз ЩИТа не составило труда, и когда друг уехал на базу, Баки уселся изучать досье на всех известных террористов Гидры. Он не особо вчитывался в имена, потому что не помнил их, он листал фото за фото, пока не наткнулся на досье ударной группы Страйк, командиром которой был тот самый здоровый мужик, который отводил взгляд. “Джек Роллинз” гласило имя под фото. В досье обнаружился даже домашний адрес, и Баки, быстро собравшись, отправился по нему, совершенно не представляя, что он скажет Роллинзу. Но память услужливо подкидывала воспоминания, что с командиром они дружили. А еще, что именно Роллинза Зимний просил отвезти командира в больницу. Эти разрозненные факты не складывались в единую картину, но это сейчас было не важно.
Подхватив ключи от машины, Баки почти бегом вышел за дверь, чтобы через сорок минут сидеть в машине напротив элитного жилого дома, где находилась квартира Роллинза. Сколько Баки намеревался просидеть напротив, он не представлял, да и не думал, что ему может повезти в первый же день. В первый день ему и не повезло. Он прождал до полуночи, ему уже обзвонился Стив, интересуясь, куда пропал Баки, на что тот ответил, что гуляет в парке, и Стив успокоился, попросив возвращаться хотя бы не под утро.
Баки следил за домом неделю, пока не увидел возвращающегося откуда-то Роллинза. Тот шел по улице, и Баки заметил его задолго до того, как тот успел подойти к подъезду, поэтому быстро вышел из машины, перешел улицу и неожиданно вырос перед ничего не подозревающим Роллинзом, который на него чуть не наткнулся.
— Изви… — заговорил он, поднимая глаза и только что не вскрикнул от ужаса, инстинктивно делая шаг назад. — Агент?
Баки дружелюбно оскалился, не двигаясь с места и не делая резких движений. Люди, идущие мимо, обтекали двух мужчин, застывших друг против друга.
— Как зовут командира? — выпалил интересующий его вопрос Баки, а Роллинз еще сильнее округлил глаза, но, поняв, что его не собираются убивать, успокоился.
— Никак, — бросил он и шагнул, обходя Баки.
Баки сразу понял, что Роллинз сообразил, о ком идет речь, но говорить отказался. Баки прекрасно понимал, что просто так ему никто ничего не скажет, но и объяснять, зачем ему нужен командир, вернее, хотя бы имя, он не собирался. По крайней мере, не собирался изначально. Но он давно привык не отступать.
Резко развернувшись, он схватил Роллинза за руку стальной хваткой, но тот и не пытался вырваться, только зло посмотрел на него из-за плеча.
— Оставь командира в покое, Агент, — устало попросил он. — И меня тоже, я тебе ничего не скажу.
Баки показалось, что он хотел сказать еще что-то, но передумал, только несильно дернул руку, и Баки отпустил. Сейчас он ничего не добьется даже силой, нужно было подождать.
Он стал постоянно таскаться за Роллинзом, изучил его расписание, подкарауливал у баров со случайными девицами, в общем, всячески действовал на нервы и портил жизнь, но тот не сдавался. Баки надеялся, что когда-нибудь он встретится с командиром, ведь они были друзьями. Хотя, они могли и поссориться, командир мог десять раз переехать, да и вообще могло произойти все, что угодно, ведь Баки не знал, сколько прошло времени после смены командира. Тем более, что он сам восстанавливался почти год, чтобы нормально соображать и быть хотя бы похожим на человека.
Стив спрашивал, куда Баки постоянно пропадает, где его носит целыми днями, на что Баки неизменно отвечал Стиву, что он учится быть человеком, гуляет и наблюдает за прохожими, ходит по магазинам, а что ничего не покупает, там ему ничего не нужно. Стив не был дураком, понимал, что Баки лукавит, но не настаивал, соглашаясь с правом друга иметь свою жизнь и свои секреты.
Через месяц надоедания Баки понял, что Роллинз готов сдаться. Он, слегка пошатываясь, вышел из какого-то бара и медленно побрел по улице, не подцепив с собой никакую девицу, хотя были желающие. Баки подошел к нему и пошел рядом, немного сгорбившись и спрятав руки в карманы. Апрель в этом году выдался прохладным, а ночью было довольно холодно.
— Заебал ты меня, Агент, — вздохнул Роллинз, тоже пряча руки в карманы. — Но ты же не отстанешь. Того, кого ты ищешь, зовут Брок Рамлоу. Не знаю, чего ты от него хочешь, но смотри, как бы он тебя не пристрелил с порога. Все, теперь отъебешься?
Баки молча отстал от Роллинза и растворился в тенях ближайшей подворотни. Брок Рамлоу… Брок. Имя странно, иррационально согрело что-то внутри. Теперь, зная имя, было проще простого найти его. Баки хотел увидеть Брока, потому что подходить к нему он боялся. Боялся не того, что его просто пристрелят, это было бы вполне ожидаемо, а того, что на него посмотрят со страхом и отвращением.
Баки специально не искал адрес Брока, чтобы было некуда ехать, негде на него посмотреть, не было возможности подойти, заглянуть в глаза ища там прощения. Но каждый раз, просыпаясь с полузадушенным криком, видя во сне истерзанного Брока, Баки все отчетливее понимал, что, если он не встретится с ним, то сойдет с ума. Пусть Брок попытается его пристрелить, все равно это не так просто сделать, пусть, в конечном итоге, накинется на него и отпиздит до полусмерти, это тоже было не страшно, пусть даже посмотрит со страхом или отвращением, но Баки обязан был его увидеть и попытаться поговорить.
Воспользовавшись все тем же паролем Стива, Баки смог найти Брока Рамлоу и долго всматривался в фото, с которого на него смотрели по-звериному желтые глаза командира. По телу разлилась теплая волна предвкушения встречи, но Брок, судя по информации, жил на озере, не меньше, чем в ста километрах от Нью-Йорка, и Баки понимал, что просто так на кривой козе к Броку ему не подъехать. В досье говорилось, что Брок работает наемником, и у Баки сжалось сердце, потому что он мог не застать Рамлоу дома несколько недель, или вообще опоздать, проебав все на свете.
— Стив, — на следующий же день аккуратно подошел к нему Баки. — Я хочу съездить на озеро, пожить в палатке, может подстрелю какую-нибудь зверюшку. Ты не против?
— Конечно нет, — радовался Стив тому, что Баки оживает, живет своей, может быть, странной, но жизнью. — Ты надолго хочешь?
— Не знаю, — честно ответил Баки, потому что не представлял, сколько времени ему понадобится, чтобы встретиться с Броком. Теперь мысленно он звал его только по имени, нежно, словно оглаживал, словно Брок уже был его, хотя его он быть не мог. Не после того, что сделал Зимний. Но Баки почему-то упорно хотел пытаться, хотя бы пытаться.
Собрав все, что может ему понадобиться, вплоть до снайперской винтовки, он запрыгнул в машину и рванул, петляя по городу на шаткой грани нарушения правил, выезжая на автостраду, и по ней уже втопил, стараясь быстрее добраться до места, которое изучил со спутника.
Брок жил в большом добротном доме на берегу озера и, Баки был уверен, вокруг этого дома стояла такая система ловушек и сигнализации, что обходить ему ее не один час, но он был уверен, что справится, сможет подобраться поближе к дому, чтобы посмотреть. Хотя бы просто посмотреть на Брока, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Но самого себя не обманешь, чувства, которые не понимал Зимний, списывая их на доверие и желание быть рядом, на ревностное подчинение, были ничем иным, как привязанностью, граничащей с помешательством, но иногда люди называли это любовью. И именно это чувство толкало Баки к Броку, толкало отчаянно, заставляя еще хоть раз увидеть, хоть раз коснуться. Услышать чуть хриплый голос, и пусть этот голос больше не скажет ему ни единого ласкового слова, загрубевшие руки не проведут по волосам в мимолетной ласке, а глаз не коснется теплая улыбка, Баки обязан был еще хоть раз оказаться рядом.
Разбив лагерь в пятнадцати километрах в самую неудобную сторону, Баки собрался и аккуратно начал продвигаться к дому Брока, прихватив с собой и винтовку, так, на всякий случай, с ней ему просто было спокойнее.
Найдя удобное место для обзора, Баки обезвредил несколько капканов и еще пару более хитроумных ловушек, которые бы не заметил и хороший спец, и улегся, принимаясь наблюдать за домом.
Брок подъехал на машине, больше похожей на танк, какие он всегда и любил, ближе к закату, и Баки затаил дыхание, глядя на него в прицел. Все такой же подтянутый, с прямой спиной, уверенный в себе, но что-то в Броке неуловимо изменилось, что-то в нем было не так, но заметно это могло стать только тому, кто отчасти живет инстинктами. Баки смотрел, смотрел и не мог насмотреться на усталое, небритое, но такое родное лицо, на уверенный разворот плеч, длинные сильные ноги.
Брок вынимал продукты из машины, когда вдруг поежился и обернулся, глядя прямо на Баки, но не видя его. Губы его скривились, прошептав что-то явно матерное, и Брок понес покупки в дом.
Неделю Баки спал вполглаза, практически ничего не ел, а только смотрел, наблюдал за Броком, который все больше ежился и оглядывался по сторонам. Баки понимал — нутром чует, что что-то не так, и улыбался про себя, потому что Брок чуял, но не понимал, что именно. Но все больше оглядывался, когда выходил на улицу, а окна в доме теперь постоянно были закрыты ставнями. Скорее всего, изнутри они еще и металлическими роллетами были закрыты, но снаружи это были просто добротные ставни.
Ночью восьмого дня Баки поставил на машину маячок, и утром был этому очень рад, потому что увидел, как Брок перетаскивает в машину тяжелые характерные сумки и чехол со снайперкой. Баки тут же сорвался с места и побежал к своей стоянке, чтобы, бросив все, рвануть за Броком, куда бы тот ни собирался.
Баки уже переволновался, на какую войну собирается его командир, но все оказалось просто и прозаично: миссия сопровождения. Брок усадил в свою машину какого-то мужика очень крутого, но сильно мудаческого вида, и куда-то повез. Баки ехал за ним на почтительном расстоянии, но так, чтобы успеть, если что, вытащить, помочь, защитить, закрыть собой. Но не пришлось.
Домой Брок вернулся через два дня и, вместо того, чтобы отдохнуть, пошел обходить окрестности. Баки пришлось ретироваться и вообще залезть на дерево, потому что уходить он категорически не хотел. Он словно помешался на Броке и, не зная, как подойти и поговорить, как вообще прийти и показаться на глаза, заделался сталкером, не способным отвести взгляд от своей цели.
Баки следил, как Брок проверяет свои ловушки и сигналки, как методично обходит квадрат за квадратом своей территории, как периодически оглядывается и поеживается от пристального внимания. Баки понимал, что может довести его до нервного срыва, но уже не мог остановиться. Брок был словно наркотик, омут, который затягивал в себя все сильнее и сильнее, и тем тяжелее было оторвать взгляд, чем больше Баки понимал, что это, наверное, единственное, что у него есть. И, чтобы не сойти с ума самому, и не свести Брока, Баки должен был уйти. По-хорошему, вот прямо сейчас, но он не мог. Он хотел дать себе еще время, хоть немного, хоть несколько дней. А потом он уйдет. И постарается больше никогда не появиться, чтобы не напоминать собой Броку о том, что он сделал с ним.
К исходу второй недели на крыльце появилась большая табличка, которая гласила “Иди сюда, мудила, харэ в стесняшку играть”.
Баки прочитал записку, адресованную явно ему, и решил, что, раз его зовут, не важно, что звали абстрактного кого-то, кто надоедал своим вниманием уже две недели, отнес оружие в свой лагерь и вернулся, медленно подходя к крыльцу. Поднялся по нему и постучал в дверь, которая тут же распахнулась, и ему в лицо ударил приклад дробовика, ломая нос, из которого тут же пошла кровь. Такой удар должен был вырубить кого угодно, но не Зимнего Солдата. Баки отшатнулся, но устоял, глядя на Брока, ожидая, что тот будет делать дальше.
— Ты!? — взревел Брок и накинулся на Баки, метя ему в челюсть. Баки не сопротивлялся, прекрасно понимая, что с ним ничего не случится, а Броку это было нужно, хотя бы иллюзия возможности отыграться.
Они скатились с крыльца, и Брок, оседлав Баки, стал бить его по лицу, самозабвенно, с упоением, как будто мечтал об этом всю жизнь. Хотя, наверное, так оно и было, если не всю жизнь, то последние три года. С неба закапало, потом сильнее, и вот уже Брок разбивал губы Баки в кровь под проливным весенним дождем, превращающем землю под ними в жидкую грязь.
Брок бил, что-то крича, но Баки не слышал, не слушал, не понимал, просто принимая удар за ударом. Голова моталась из стороны в сторону, волосы, заляпанные грязью, облепили окровавленное лицо. Баки видел, что Брок совсем сбил себе костяшки, но все равно не мог остановиться, чтобы не выместить всю злость на обидчике. А потом как-то внезапно сник, в один момент, словно сломалось что-то внутри, поднялся и, пнув без должного запала Баки в бок, бросил.
— Проваливай, — и ушел в дом.
Баки поднялся, весь извалянный в грязи, мокрый, грустно посмотрел на закрывшуюся за спиной Брока дверь и, развернувшись, медленно побрел прочь.
Он дошел до своего лагеря на берегу озера, отмылся в нем от грязи и, к тому времени, как дождь закончился, собрал практически все вещи, кроме палатки, которую решил оставить тут, просто чтобы иметь иллюзорное жилье рядом с Броком, и, позвонив Стиву, поехал домой. Кажется, теперь он хотел поговорить, спросить совета, потому что просто не представлял, что делать дальше. Его снова прогнали, как и в самый первый раз, и Баки не представлял, он просто боялся, что его прогонят снова и будут прогонять каждый раз.
Приехав домой Баки проскользнул к себе в комнату и, быстро скинув одежду, рухнул в кровать. Он нормально не спал две недели и только сейчас понял, что безумно вымотался, и не только потому, что не спал, а еще и потому, что все его внимание было приковано к Броку, а это выматывало морально похлеще двух недель без сна. Он вырубился, не успев подумать, что будет делать дальше и как объяснит покоцанную физиономию Стиву.
Проснулся он только ближе к следующему вечеру, принял душ, разглядывая в зеркало полностью зажившее лицо, и вышел к Стиву, который гремел чем-то на кухне.
— Привет, — поздоровался Баки.
— О, привет. А я думал, когда ты проснешься? — обрадовался Стив. — Я тут ужин готовлю. Будешь?
Баки отрицательно качнул головой, несмотря на то, что есть хотелось просто ужасно, он понимал, что ему кусок в горло не полезет.
— Не, спасибо, — отказался он, на еду ему было наплевать. Кажется, то, что с ним творилось, называлось “депрессия”, Баки точно не знал, но ему не хотелось ни есть, ни, толком, спать, единственным его желанием был Брок Рамлоу, который уже дважды прогнал его. Но сейчас Баки не хотел отступать, потому что просто не мог отступить, не поговорив, пусть его гонят еще хоть десять, хоть сто раз, он все равно будет возвращаться. — Я палатку в лесу оставил. Съезжу за ней.
Стив хотел что-то спросить, но Баки уже почти выбежал из кухни, переоделся и, подхватив ключи, вымелся из квартиры. Он снова гнал машину к дому Брока, но теперь он не собирался надоедать ему, следя за ним издалека, он собирался прийти к нему и попытаться поговорить.
Внаглую припарковавшись рядом с его домом, Баки вышел из машины и уселся на крыльцо. Он не стал стучать в дверь, но знал, что Брок дома и наблюдает за ним. Баки просидел до самого утра, нутром чуя, как Брок тоже не сомкнул глаз. На утро Баки уехал, решив дать Броку выспаться, но знал, что уже завтра утром приедет снова.
Он не знал, чего добивается, на что рассчитывает или надеется. Но он точно знал, что не может взять и просто забыть человека, которого любит. И не сможет нормально жить, спать по ночам, если не объяснится. То, что Броку все это просто не надо, не нужен и сам Баки, Баки не верил, почему-то не верил, хотя подтверждений у него не было, даже, скорее, были подтверждения обратного. Но хотелось верить. До одури, до черных точек перед глазами хотелось верить.
Баки приезжал по вечерам, просиживал всю ночь на крыльце, зная, что Брок следит за ним, а на утро уезжал. Это был странный ритуал. Стив интересовался, где Баки пропадает ночами, а тот многозначительно улыбался и молчал. Знал бы Стив, как тяжело давались ему эти улыбки, как хотелось выть после каждой такой ночи, потому что Брок снова не вышел. Но радовало то, что Брок не пытался сбежать сам, оставив свой дом. Он словно ждал каждый вечер, что Баки приедет и снова будет сидеть на крыльце. Баки казалось, что Брок специально изводит не только его, но и себя тоже, только бы не случилось что-то, чего, может быть, хотели оба?
Баки приезжал и уезжал, все больше теряя надежду, а однажды вечером решил, что никуда не поедет. Хватит, ему нужно было жить настоящим, а не мужиком из прошлого, который даже видеть его не хочет. И Баки попытался. Он гулял по городу, ходил по магазинам, покупая себе новые вещи, пытаясь заглушить этим отчаянную нехватку того, кто был невозможно далеко, хотя и всего в паре часов езды. Баки таскал гулять Стива, болтал с ним о всякой ерунде, заставлял рисовать, с удовольствием работая натурщиком, идеальным, потому что умел надолго замирать в одной, даже не очень удобной, позе. Баки делал все, чтобы жить жизнью обычного обывателя, даже с девушкой познакомился, которую регулярно водил в какой-нибудь ресторанчик, но на предложение зайти в гости вежливо отказывался. Ему нужна была просто ширма, попытка отвлечь себя от мыслей о Броке, которые возвращались к нему, как только он оставался в одиночестве. Баки радовался, что Стив не видит, что с ним творится, а если и видит, то не задаёт вопросов, на которые у Баки сейчас не было ответов. А может быть, никогда и не будет.
Баки продержался две недели, хотя чем дальше, тем больше хотелось бросить все и рвануть к озеру, где в лесу стоял дом Брока. И в начале третьей недели Баки не выдержал, потому что уже готов был выть от безысходности и желания ощущать рядом хоть так, через стены и плотно запертую дверь. Даже просто сидя на крыльце, он ощущал себя близко-близко, практически рядом.
Баки устал перебирать воспоминания Зимнего о Броке, его руках, голосе, глазах, походке, осанке, как тепло рядом с ним, как замирает сердце, когда он опасно скалится, что никогда не предвещало противнику, неважно, был ли это учебный спарринг или настоящий бой, ничего хорошего.
Он рванул в ночь и дождь, без машины, потому что её забрал Стив, куда-то поехав. Он даже говорил, куда, но Баки не слушал.
Через три часа, добравшись на попутках до нужной дороги, которая уходила в лес, он побежал по ней, разбрызгивая каждым шагом грязь из луж, бежал, не надеясь, что его пустят, но больше он не собирался уходить, потому что не смог бы уйти. Теперь его проще было пристрелить, чем прогнать.
Весь мокрый и грязный, Баки добрался до вожделенного крыльца глухой ночью, когда свет в доме уже не горел, но почему-то Баки был уверен, что Брок не спит, смотрит в окно, умело из него не высовываясь. Смотрит и ждёт его.
Усевшись на вожделенное крыльцо, Баки отжал волосы, с которых просто лилось, и принялся ждать, сам не зная, чего.
— Как же ты меня заебал, — услышал он голос Брока, когда тот распахнул дверь. — Закрой с любой стороны.
Баки только повернул голову, стараясь не улыбаться глупо и по-детски, но Брок уже скрылся в глубине дома, и это явно было приглашение. За все время, которое Баки следил за Броком, он ни разу даже не помыслил залезть в его дом, хотя так он бы стал гораздо ближе, но ему мешало что-то похожее на уважение и какой-то благоговейный трепет перед Броком, чтобы влезать в его жилище.
Баки зашёл и, аккуратно закрыв за собой дверь, принялся снимать грязные ботинки вместе с насквозь мокрыми носками.
Он ещё не знал, проходить ему или нет, когда в него полетели футболка и штаны.
— Вторая дверь, — бросил Брок. — Полотенце там найдешь. Ты, конечно, заболеть не можешь, но это не повод держать тебя мокрым и холодным. Считай, что я радушный хозяин.
И ушел вглубь дома, где была большая гостиная, отделенная от кухни барной стойкой.
В доме было тепло и уютно. Пахло деревом, огнем, немного порохом и оружейной смазкой, а ещё едой: тушеным мясом с овощами и пирогом с черникой.
— Вещи закинь в машинку, — крикнул ему Брок, когда Баки уже закрывал дверь в ванную.
Она тоже была отделана деревом, но там стояла вполне себе современная душевая кабина. Баки быстро разделся, запихав вещи в машинку, и встал под теплые струи, что били сверху. Баки жмурился, согреваясь, прогоняя из тела промозглый холод, вымылся, найдя шампунь и гель для душа, и, полностью согревшись, выбрался, вытерся и надел на себя предложенную одежду. Штаны были коротки, а футболка плотно обтягивала.
Баки вышел из ванны и уже собрался пройти в гостиную, сесть напротив человека, о котором так давно мечтал, посмотреть на него прямо, не через прицел винтовки, но его охватила странная робость, которой он никогда не испытывал раньше. Он стоял, смотрел на комнату, в которую должен был пройти, в которой его ждали, и не мог сделать ни шагу.
— Ну и хули ты там застыл? — позвал его Брок. — Проходи уже.
И Баки отмер, подавил в себе эту странную робость, даже страх посмотреть наконец-то в глаза Броку, и, выдохнув, пошел.
Брок, в одних домашних штанах, сидел спиной к нему, и Баки залип на эту спину: широкую, смуглую, с красивым рельефом хорошо проработанных мышц, расцвеченных полосками шрамов от ножевых и парой звёздочек пулевых.
Он повернулся к Баки, оглядываясь через плечо, осматривая его внимательными желтыми глазами, и кивнул на кресло.
Баки прошел, только сейчас поняв, что Брок перебирал пистолет, который теперь лежал на журнальном столике перед ним.
Баки хотелось опуститься на колени у ног Брока, чтобы смотреть на него снизу вверх, взять его руки в свои и поцеловать каждый палец, прося прощения за то, что сделал, уткнуться лицом в колени, обнимая под ними, но Баки только прошел в кресло, понимая, что слишком рано. По сути, они даже не были знакомы. Похоже, Брок думал так же.
— Раз ты меня нашел, то имя мое знаешь. А ты теперь кто, Агент? — спросил Брок.
— Баки, — ответил он. — Я не теперь, я снова стал.
— И какого хуя, Баки, — Брок выделил имя голосом, слегка насмешливо, — тебе от меня надо?
— Ты, Брок, — честно признался Баки не только Броку, но и себе.
— А нахуй тебе не пойти, Баки? — издевательски поинтересовался Брок, видя, как сник Баки, сгорбился, сидя на самом краешке кресла.
Он не знал, что сказать, не представлял, что думает Брок, потому что не прогоняет из своего дома, хотя и не рад ему.
— Я… — начал Баки, но Брок его перебил.
— Вот только не надо мне задвигать, что это был не ты и прочая хуйня, Агент, — зло выплюнул Брок.
— Я хотел тебя, — все же ещё раз начал Баки. Слова давались ему тяжело, но он продолжал говорить: — Тогда. Хотел и не понимал, что со мной. А потом ты дал отпор, и у меня как пелена кровавая на глаза упала. Я думал, что убил тебя. Я вообще не сразу понял, что сделал. Я тогда не знал страха ни перед чем, а за тебя испугался.
— Знаешь, Баки, это самое хуевое, даже не знаю, что… Оправдание? Извинение? — Брок прямо посмотрел на Баки. — На кой хуй ты мне все это рассказываешь? Ты хочешь меня? Заебись! Один раз ты меня уже получил. Спасибо, я наелся.
— Что бы я ни сказал, это не изменит того, что я сделал, — Баки и хотел бы смотреть Броку в глаза, но смотрел на свои сцепленные в замок руки. — Брок, пожалуйста, — Баки поднял больные глаза на Брока, который сидел, откинувшись на спинку дивана, и ждал, сложив руки на груди. Баки и сам не понимал, о чем просит, чего ждёт, на что надеется, ведь Брок уже все сказал.
— Что “пожалуйста”? Простить тебя? — начинал злиться Брок. — Ты мне, сука, чуть жизнь не сломал, а теперь припёрся и заявляешь, что я тебе нужен? И что? Думаешь, сейчас расплачешься, так я кинусь к тебе на шею и ноги перед тобой раздвину? Хуй тебе!
Баки, понимая, что все слова ничего сказать не смогут, стек к ногам Брока, как хотел сделать сразу, обнял икры, уткнулся лицом в колени, чуть не всхлипнув от переполняющих его эмоций.
Баки почувствовал, как дернулся Брок, пытаясь высвободиться, но только крепче сжал руки, и тот сдался, затих, напряжённый, ожидающий любой подлянки. Но Баки просто держал, не выпуская, и больше ничего не делал.
Он почувствовал такое желанное прикосновение к своим волосам, ему показалось, что Брок сейчас зароется пальцами в его длинные волосы, но Брок, проведя по ним рукой, отдернул ее, обрывая столь долгожданную ласку. Но Баки все равно не отпускал, опаляя дыханием колени через домашние штаны, и почувствовал, как Брок расслабляется, отпускает себя и ждёт, что будет дальше.
Баки слышал, как дыхание Брока потяжелело, а сердце зачастило. Брок внезапно больно схватил Баки за волосы, сграбастав их в кулак, и оттянул от себя, заставив Баки запрокинуть голову и приоткрыть рот.
— Хочешь меня? — злобно прошипел Брок. — Так получай.
И в приоткрытый рот Баки ворвался член, который Брок легко высвободил из домашних штанов.
Брок остервенело вбивался в рот Баки, а тот только принимал, боясь даже двинуться, готовый снести все, что сделает с ним командир.
Брок был груб до жестокости, он с остервенением натягивал Баки на свой член, словно пытаясь что-то доказать, делая больно не только Баки, но и себе. Он толкался в его узкую глотку, а Баки пытался сглатывать, зачем-то сжимал губы, желая доставить Броку удовольствие хоть так, пусть это и было больше похоже на изнасилование.
Внезапно Брок остановился, тяжело дыша, и оттянул голову Баки от своего члена.
— Господи, что я творю, — задушенно прошептал Брок, потерев лицо ладонями.
Баки смотрел на колом стоящий член Брока и ему хотелось продолжить. Хотелось чувствовать тяжёлый член, прижимающий язык, ощущать горлом головку. И Баки сдался, наклонился, теперь уже совершенно добровольно вбирая в рот член, пососал головку, вырывая длинный жалобный стон, почувствовал, как Брок потянул его за волосы. Было больно, но Баки не собирался отстраняться, и Брок сдался, забираясь пальцами в волосы, теперь нежно, поглаживая, подталкивая к паху, но не настаивая, а предлагая.
— Что же ты, блядь, творишь? — выдохнул Брок, снова застонав, а Баки был не в силах даже ответить, самозабвенно насаживаясь до горла, пытался облизывать ствол, головку. Ему и не хотелось ничего говорить, хотелось продолжать, не останавливаться, хотелось чувствовать руки Брока, нежно поглаживающие его затылок, вдыхать терпкий запах, утыкаясь носом в жёсткие курчавые волоски. Собственный член стоял колом, но Баки не думал о своем удовольствии, наслаждаясь стонами Брока, тем, как он тянет его за волосы бездумно, потому что ему хорошо. Хорошо с Баки.
Брок резко натянул его до самого паха, вздрогнул всем телом и протяжно громко застонал-закричал, кончая.
Баки почувствовал, как в его горло ударила горячая сперма, проглотил ее и облизал опадающий член. Брок длинно выдохнул, нежно поглаживая Баки по голове, словно забыл, кто сидит у его ног и сыто улыбается. Брок облизнулся, а потом, словно очнулся от посторгазменной неги и убрал от волос Баки руку. Баки просяще застонал, потеревшись небритой щекой о колено, как кот, но Брок уже пришел в себя. Он не отталкивал, но и не пытался приласкать Баки.
— Понравилось? — хрипло, насмешливо спросил он, поднимаясь и обходя Баки. Словно хотел показать этим свое презрение. — Ванна знаешь где, спальня на втором этаже, вторая дверь слева. Полезешь ко мне в койку — пристрелю.
Когда Брок ушел, Баки тихо, сдавлено застонал, сжав свой член через мягкие штаны, и кончил, мелко задрожав, и уткнулся лбом в диван. Ему было хорошо и горько одновременно. Конечно, он не надеялся, что Брок сразу раскроет ему свои объятия, но в глубине души ему очень хотелось верить, что Брок сможет его простить. Баки понимал, что Брок злится на него, и не только за то, что он сделал. Из-за того изнасилования Броку пришлось кардинально изменить свою жизнь, но Баки радовался, что его не было в Гидре, когда случилось Озарение. Вернее, не случилось.
Сперма неприятно подсыхала, и Баки пошел ее смыть, на ходу размышляя, есть ли на самом деле у него шанс, или утром Брок, отдав ему его вещи, выставит за порог?
Хотелось пойти к нему в спальню и, хотя бы посмотреть, как спит, огладить взглядом сильное тело, обтянутое воском простыней. Баки помнил, как Зимний любил наблюдать за Броком, особенно, когда тот не видел, и сейчас дорого бы отдал за возможность просто смотреть. Баки решил было, что лучше бы наблюдал и дальше в оптику, но потом одернул себя, потому что даже не мечтал, что сможет коснуться Брока, а вон как все получилось. Баки коснулся пальцами своих припухших губ, вспоминая, как они растягивались вокруг члена, облизнулся, вспоминая вкус Брока, и тихо взвыл от безысходности, от ощущения, что ему ничего не светит.
Баки поднялся в гостевую спальню и рухнул на кровать. Даже здесь пахло Броком. Весь дом был пропитан его запахом, и Баки казалось, что он тут первый гость за долгое, если не за все, время.
Баки уже почти уснул, когда услышал странный шум из спальни Брока. Баки прислушался, а потом просто вышел и приложил ухо к двери, слушая сбивчивое бормотание, тяжёлое частое дыхание, а потом Брок закричал. Баки, наплевав на угрозу получить пулю в лоб, влетел в комнату, где на кровати, разрывая простыни, выгибался и кричал Брок. Что ему снилось, Баки даже боялся предположить, он просто сгреб его в охапку, пытаясь разбудить.
Из кошмара Брок выкарабкивался медленно, глядя на Баки мутным взглядом, и не вырывался. Баки нежно поцеловал Брока в потный висок, не желая отпускать, а тот расширил от ужаса глаза, как тогда в больнице, когда понял, кто перед ним, и Баки подумал, какой Брок беззащитный перед ним, напряженно-неподвижный, замерший, ожидающий худшего. Тут Баки осознал, что именно снилось Броку, и медленно разжал объятия, отпуская.
— Прости, — пробормотал Баки и почти выбежал из комнаты, кляня себя.
Брок его боялся, даже спустя три года видел его в кошмарах. Баки захотелось уйти, убежать, чтобы никогда больше не появляться в жизни Брока, которую он сломал совершенно походя, просто потому, что захотел его. Несгибаемый, часто жестокий, сильный, он сломался, и виноват в этом был Баки. Он услышал тихие шаги босых ног и понял, что спать дальше Брок, скорее всего, не собирается. Баки рвало на части от желания подойти, обнять, защитить от самого себя и сбежать, как нашкодившему подростку, чтобы не встречаться с Броком глазами, потому что боялся увидеть там страх.
Баки слушал, как лилась вода в душе, как Брок потом шебуршал чем-то, потом загудела кофемашина. Баки лежал, прислушивался к звукам в доме и не знал, как теперь быть.
— Кофе пить пиздуй, — крикнул ему снизу Брок.
Собравшись с силами, понимая, что Броку от его присутствия не лучше, а то и хуже, Баки спустился вниз и застал Брока за тем, что тот сыпал себе в чашку корицу.
— Сливки, четыре ложки сахара и шоколадка? За три года ничего не изменилось? — полуутвердительно произнес Брок, доставая из верхнего шкафа плитку молочного шоколада.
Баки хорошо помнил, что Брок сладкого не любил, поэтому наличие в его доме шоколада было в принципе странным явлением. Баки сел на высокий табурет.
— Пять ложек сахара, — поправил он, и Брок высыпал ещё одну в чашку, размешивая.
Брок положил перед ним плитку шоколада, такую же, которую давал Агенту, и Баки тут же, отбросив стеснение, отломил от нее большой кусок. Он всегда любил сладкое, а в бытность свою Зимним полюбил его ещё сильнее, потому что то, что ему обычно давали, было настолько дрянным, что не хотелось вспоминать.
— Ну и насколько ты он? — вдруг спросил Брок, усаживаясь напротив и отпивая свой кофе, как всегда, черный, без сахара.
Баки не знал, что на это ответить, потому что не представлял, что именно Брок хочет узнать, потому что он и Зимний были разными, хоть и являлись одним человеком. Зимний был супероружием с непосредственностью ребенка, Баки же ребёнком не был, хотя и цельной личностью его пока назвать было нельзя. Ещё не до конца он восстановился, не все знал о себе, чтобы точно сказать хотя бы самому себе, глядя в зеркало “Я Баки Барнс”.
— Я могу решать за себя сам, — озвучил Баки самое очевидное различие.
— Да ты и тогда мог, — усмехнулся Брок, явно намекая.
Баки казалось, что Брок, как и он сам, хочет обсудить то, что произошло тогда, три года назад в безликом кабинете базы Гидры, но то ли боится, то ли стесняется, то ли еще что-то, хотя Брок Рамлоу и стеснение в одном предложении у Баки не складывались.
— Я мало что мог. Ты для меня был царь, бог и отец родной в одном флаконе, — Баки отпил кофе и перевел тему. — Я правда не хотел делать тебе больно. Просто… Брок, я не могу без тебя. Ты как помешательство, как наркотик. Ты мне снишься. Я так о тебе и узнал из его воспоминаний, а когда вспомнил, то больше не смог забыть.
О том, что ему тоже снятся кошмары о том дне, Баки говорить не стал.
Баки грустно улыбнулся, глядя на Брока, тот в задумчивости барабанил пальцами по столешнице, забыв про свой кофе. Он, похоже, не собирался выговаривать Баки ничего едкого, просто задумчиво смотрел на него, словно нашел в нем что-то новое, или осознал, что перед ним действительно живой человек, а не зомбированный Агент.
— Охуеть, бля, откровение, — наконец выдал Брок, но без должного сарказма. — А ты упертый. Зимний тоже был упертым.
— Знаешь, это сложно объяснить, но я и Зимний как бы одна личность, — решил все же пояснить Баки, потому что, говоря об Агенте, как о каком-то подселенце или шизофреническом бреде, он чувствовал себя странно.
— Ага, особенно Зимний охуеть какая личность, — нервно хохотнул Брок. — Убийца, при этом, как дите малое. Ты сам-то много о себе помнишь?
— Не особо. Воспоминания приходят, но обрывками, — ответил Баки, доедая шоколадку. — Но, мне кажется, я вспоминаю только то, что было важно для меня. Остального либо просто нет, либо оно как в тумане. Обнуления, знаешь ли, не способствуют…
Брок буквально на мгновение отвел глаза, но этим сказал Баки гораздо больше, чем мог бы и тысячей слов. Сейчас, когда Баки знал, что такое нежность, он хотел прижать к себе Брока, закрыть собой, отсекая одно на двоих прошлое, чтобы начать заново.
— Да уж, не способствуют, — согласился Брок. — Ладно, у меня дела, жратву найдешь в холодильнике, с микроволновкой разберешься. И спать ляг.
Брок выдавал указания привычно, словно и не было этих трех лет, а Баки до сих пор был беспомощным в мирной жизни Агентом, и это согревало.
— Я могу остаться? — глупо моргнул Баки, не веря в собственное счастье остаться одному в доме Брока с его разрешения, а не прокравшись тайком, как вор. Он сможет побродить, вдыхая его запах, посмотреть на Брока, если так можно выразиться, изнутри. Только сейчас Баки понял, что, вообще-то, толком ничего о командире и не знает, но и Брок тоже его не знал.
— Нет, блядь, проваливай босиком и в моих штанах, — Брок забрал у него пустую чашку из-под кофе, поставил в посудомойку и буднично добавил: — Сунешься в оружейку — ноги отстрелю.
— А ты надолго? — спросил Баки, потому что хотел иметь хоть какое-то представление о том, сколько ему тут сидеть в одиночестве.
— В душе не ебу. Надоест ждать, можешь проваливать, — все так же беззлобно ответил Брок. — И позвони своей няньке, кто бы это ни был.
Похоже, Брок знал Баки лучше, чем тот предполагал, потому что сам Баки совершенно забыл про Стива, который, должно быть, сейчас не находил себе места, пытаясь ему дозвониться. А телефон лежал в кармане джинсов в так и не запущенной машинке. Баки сорвался с места, вытряхнул из нее свои джинсы и вытащил телефон. Подумав, вытащил еще деньги и ключи от дома. Покрутил в руках прямоугольник телефона, глянул на пять пропущенных вызовов и решил, что стоит позвонить сейчас, пока Стив не начал его искать с применением тяжелой артиллерии.
— Алло, Баки, ты где? — тут же ответил Стив взволнованным голосом.
— Привет. Я у друга, — попытался как можно туманнее ответить Баки, понимая, что друзей у него быть не может, кроме Стива. Но объяснять всю ситуацию у него пока не было ни желания, ни сил, ни особого понимания самой ситуации в целом.
— Баки, у какого друга? — медленно раздельно спросил Стив, и Баки прямо наяву увидел, как тот прищуривается.
— У старого, — неуверенно ответил Баки, понимая, что только распалил фантазию Стива, но врать Стиву он не мог. — Ладно, я пойду. Стиви, я через пару дней вернусь, все хорошо. Пока.
И положил трубку до того, как Стив бы задал еще массу, в общем-то, правильных вопросов, ответов на которые у Баки пока что не было.
Брок вошел в приоткрытую дверь, когда Баки уже закончил разговор и просто стоял, и размышлял о том, что должен поговорить со Стивом нормально, объяснить ему, что происходит, что, в конечном итоге, с ним творится, и куда он пропадает. Но Баки был не готов к такому разговору, уверенный, что Стив захочет пристрелить Брока, как только узнает, что тот был хэндлером Баки.
— Иди спать, — распорядился Брок.
Баки ничего не оставалось, как выполнить приказ, и не только потому, что он привык подчиняться Броку, не потому, что был уверен, что Брок всегда прав. Сейчас, когда он снова был рядом, Баки ощущал это очень ярко — желание подчиняться командиру. Он и не предполагал, как глубоко это въелось, но был уверен, что, если бы тут был любой другой его хэндлер, он вряд ли бы захотел подчиняться его приказам. А Брок… Брок не то чтобы приказывал, он направлял жесткой рукой, умело вертя Агентом, а теперь и Баки.
Баки лежал в кровати и думал, что не уснет, прислушиваясь к тому, как Брок собирается, гремит оружием, шуршит чем-то, а потом тихо и незаметно провалился в царство Морфея.
Баки снился Брок. Вернее, командир, который выдавал какой-то хитрый, просто нереальный инструктаж. А потом они ходили по совершенно пустой базе, где из всех колонок были слышны звуки не то избиения, не то изнасилования, и Баки от них продирало по позвоночнику. Он проснулся в холодном поту, озираясь по сторонам, и не сразу понял, где он. Но, поняв, расслабился, разваливаясь на кровати и пялясь в потолок. Баки не представлял, сколько у него было времени на одинокое времяпрепровождение в доме Брока, но предполагал, что действительно пара дней, по тому, как Брок гремел оружием.
Баки принял душ, нашел свои вещи развешанными и пошел бродить по дому. На кухне он заглянул в каждый шкафчик скорее ради интереса, чем действительно что-то искал, и очень удивился, найдя шкафчик, одна из полок которого была полностью завалена шоколадками, которые Брок давал Зимнему. Баки глянул на дату нескольких из них, и понял, что Брок купил их не так давно, хотя у шоколада был большой срок годности, это были шоколадки не трехлетней давности, а значит он все равно покупал их, несмотря на то, что не ел и скармливать их было некому. Взяв одну, предполагая, что Брок не расстроится, Баки развернул ее и, откусывая сразу от плитки, пошел дальше. Гостиная была довольно безлика, но уютна. Над камином висел дробовик с гравировкой, которую Баки не стал читать, потому что оружие пришлось бы снять, а этого сделать Баки не рискнул. В гостевой спальне не было вообще ничего интересного, а в ванной наверху стоял его любимый гель для душа без запаха. Баки ему очень удивился, думал, что, может быть, Брок сам им пользуется, но нет, бутылка стояла так, что ясно было, что ею тут не пользуются. В спальне Брока, куда его не приглашали, но и не запрещали ходить, обнаружился идеальный порядок, большая кровать была заправлена по-армейски ровно, никакой разбросанной одежды, а над изголовьем была пришпилена кнопкой фотография, на которой Брок, держа Зимнего за перевязь и, глядя на него снизу вверх, отчитывал его. Дырявая память услужливо подкинула воспоминание, как Зимний флегматично выслушивал отборную ругань командира, который только что ядом не плевался, потому что Агент то ли не понял командира, то ли предпочел сделать вид, что не понял, но умудрился чуть не провалить всю операцию. Тогда эту замечательную картину сфотографировал Роллинз, и Брок, забыв про Зимнего, перекинулся на него, идиота. А теперь это, возможно, единственное фото красовалось у Брока над кроватью.
Фотография, гель для душа, шоколадки. Вроде бы, это были мелочи, но эти мелочи говорили много больше, чем молчание Брока, его нежелание находиться рядом с Баки. Брок никогда не забывал Зимнего, своего Агента. Идеальную винтовку, не дающую осечек. Это почему-то грело душу, давало надежду на то, что все возможно, раз Брок не забывал о нем.
Баки еще послонялся по дому, теперь уже в приподнятом настроении, нашел дверь в оружейную, которая больше походила на арсенал, потому что занимала, судя по всему, половину подвала, но лезть туда не решился, хотя и мог. Это было странно обладать кучей полезных навыков, которые помогали обходить сигнализации, капканы, убивать людей, но при этом Баки не смог справиться с кофемашиной, потому что она оказалась слишком навороченной. С микроволновкой совладать удалось, она включалась нажатием одной кнопки.
Предоставленный самому себе, Баки нашел у Брока стеллаж с книгами, в большинстве своем по истории оружия и тактике ведения боя. Был еще “Собор Парижской Богоматери” и “Поющие в терновнике”. Ни того, ни другого Баки не читал, об истории оружия сам мог рассказать немало. Начав читать “Собор” Баки чуть не заснул уже на пятой странице, поэтому решил почитать “Поющих”. Как ни странно, его заинтересовала история маленькой девочки Мэгги, и он с удовольствием погрузился в нее, не замечая, как бежит время, потому что делать все равно было нечего. История священника, вторая по счету, показалась ему очень скучной сначала, и Баки не понимал, как все это связано, но, продравшись через неинтересную часть, он снова утонул в романе, не замечая, как течет время.
Брок появился на вторые сутки, когда Баки грыз начало “Собора”, продираясь через описание исполинской конструкции. Он сразу почувствовал запах крови еще с порога, и сразу бросился к Броку, который стягивал ботинки, зажимая рану на боку.
— Брок… — чуть не впал в ступор Баки, но Зимний в нем сразу же начал решать проблемы. Баки и Зимний слились в идеальном симбиозе. Он быстро стянул с Брока второй ботинок, просто разорвав шнурки, подхватил его на руки, не слушая никаких протестов и подавив вялое сопротивление в зародыше.
— Куда? — только и спросил Баки, помня, что в подвале стоял хороший большой стол, на который Брока можно было бы положить, чтобы осмотреть его рану и зашить.
— Отъебись, сам разберусь, — еще раз попытался отмахнуться от Баки Брок, но тот все решил по-своему, и, отнеся Брока в подвал, положил его на стол.
— Лежи, — коротко приказал Баки. — Где аптечка?
— В шкафу, — Брок тяжело указал на один из шкафов.
Баки достал объемную аптечку и бухнул ее на стол рядом с Броком. Вытащил у Брока нож и разрезал на нем одежду, откидывая ее в сторону. Пулевое навылет в бок. Уже почти не кровило, но все равно нужно было шить. Баки распотрошил аптечку, ища какое-нибудь обезболивающее типа лидокаина или новокаина, но ничего не нашел, кроме того, чем промыть рану и стерильного швейного набора, плюс перевязочный материал.
— Придется на живую шить, — предупредил он Брока.
— Тогда бутылка наверху. Принеси, — попросил Брок.
Баки сбегал за бутылкой виски и дал ее Броку, который тут же сделал из нее несколько глотков, скривился и откинулся обратно на стол.
— Лежи и не двигайся, я быстро, — попросил Баки, вдевая медицинскую нить в загнутую иглу.
Баки не был профессиональным штопщиком плоти, но иногда приходилось зашивать себя, и он знал, что это больно, но еще больнее ничего не делать, поэтому он промыл рану, от чего Брок сдавленно застонал, а потом свел ее края и начал шить быстрыми уверенными движениями. Брок кривился, иногда выдыхал сквозь сжатые зубы, но терпел, не издавая ни звука. Баки зашил спереди, аккуратно положил Брока на бок и быстро заштопал его сзади. После чего усадил на стол и перевязал. Он ни о чем не думал, в голове было пусто и чисто, все действия были уверенными, точными. Брок хлебнул еще, но Баки отобрал у него бутылку и оставил сидеть на столе, приказав не двигаться. Брок, похоже, не очень-то собирался следовать совету Баки, и когда тот вернулся с тазом и мочалкой, уже стоял на ногах, держась за этот самый стол. Стоял Брок не очень уверенно, и Баки, ничего не говоря, просто посадил его обратно, полностью раздев.
— Э не, иди-ка ты нахуй, я сам вымыться могу, — отпихнул Брок Баки, но тот оказался настойчивым.
— Брок, я просто хочу помочь, — сказал он. — Успокойся.
— Нахуй мне твое успокойся? — проворчал Брок. — Отъебись от меня.
— Да хуй с тобой, — разозлился Баки. — Давай, отмывайся сам от крови, если тебе так угодно, но только когда ты наебнешься от головокружения из-за потери крови, тащить тебя в кровать все равно придется мне. Так что давай не будем доводить до этого?
— Нда… Агент столько никогда не говорил, — задумчиво сказал Брок. — Я сам.
Баки фыркнул, но отошел от Брока, складывая руки на груди и давая тому возможность самому обтереть кровь и грязь, если ему так хотелось. Брок обтирался губкой, как мог, но его действительно пошатывало, и на столе он сидел не очень твердо, но упорно не принимал помощь Баки. Когда он чуть не рухнул со стола, и Баки еле успел поймать его, Брок сдался. Баки обтер его окончательно, стараясь не думать о том, как Брок близко, что пахнет от него не только потом, кровью и порохом, но и им самим.
— Тебе все равно нужен врач, — сказал Баки, поднимая Брока на руки. Тот поморщился, Баки понимал, что ему больно, но проще было отнести его, чем он бы, даже с помощью Баки, но шел сам.
— Хуяч, — не согласился с Баки Брок. — Само заживет. Не впервой.
Умудрившись с Броком на руках расстелить постель, Баки уложил его и укрыл одеялом, успев коснуться губами лба, но Брок, кажется, этого не заметил, он практически сразу уснул. Баки спустился вниз, собрал окровавленные тряпки и бинты, вымыл стол, благо тот был с пластиковым покрытием, собрал аптечку, обнаружив там антибиотики, которые забрал с собой. Выкинул весь мусор, вылил воду и со стаканом воды вернулся к Броку. Баки сразу почувствовал, что у него жар, он откинул одеяло, оставляя Брока под одной простыней, разбудил, как смог, чтобы тот выпил таблетку, и ушел за холодной водой и полотенцем. Баки всю ночь менял Броку холодные компрессы на лбу, чтобы хоть как-то облегчить жар, и к утру, когда Броку стало легче, уснул, привалившись боком к кровати и положив голову на край.
Баки проснулся от того, что понял, что рядом никого нет, а сам он укрыт легким пледом, который лежал в изножье кровати. Баки подскочил, уверенный, что Броку нельзя ходить, но услышал, как загудела кофемашина, и менее встревоженно пошел вниз, аккуратно сложив плед обратно. Внизу Брок стоял, придерживаясь за стол, и варил кофе. Баки уловил напряженность позы, подошел сзади, не опасаясь, что от него сбегут, вывернутся или ударят, и обнял, поцеловав в плечо. Брок вздрогнул, но промолчал, принимая помощь, откидываясь на Баки.
Все внутри Баки ликовало, потому что он мог касаться Брока, мог быть рядом, близко-близко, мог дышать им, наслаждаться близостью сильного тела, ощущать гладкую кожу под ладонями. Бинты мешали удобно устроить руки на животе, и Баки положил их ниже, чуть залезая под резинку домашних штанов. Он почувствовал, как Брок напрягся всем телом, желая отлепиться от него, но Баки не дал ему, снова поцеловав в плечо. Он хотел доказать Броку, что он может не бояться его прикосновений, таким странным образом пытаясь приучить его к ним, доказать, что сам Баки может быть нежным, что его не надо бояться.
— А теперь отцепись от меня и дай спокойно выпить кофе, — буркнул Брок, и Баки убрал руки, хотя ему очень не хотелось.
— Выпей, — положил Баки перед Броком таблетки, и тот не стал кобениться, выпил.
Баки заставил Брока спокойно сидеть на табурете, пока сам готовил завтрак под его чутким руководством, ощущая на себе его изучающий взгляд. Баки подумал, что мог бы и покормить Брока, но, глянув на хмурого командира, тут же передумал предлагать подобное даже в шутку. Брок ел молча, периодически кривясь от боли в боку, но помогать добраться до кровати запретил таким тяжелым взглядом, что Баки остался на кухне запихивать посуду в посудомойку. Но потом пришел, так же сел у кровати уже спящего Брока и взял его за руку, переплетя их пальцы. Ему нравилось так сидеть рядом с Броком, быть ближе, чем тот позволял в бодрствующем состоянии.
Баки совсем перебрался в спальню к Броку, поначалу спал сидя на полу рядом с ним, только бы тому не было плохо, чтобы не подрывался за водой, если хотел пить. Держал за руку, когда тот спал, сам засыпая, и просыпался в одиночестве, все так же укрытый пледом.
Баки наглел с каждым днем, все чаще обнимая Брока, когда тот готовил, неизменно стоя в одних штанах, словно провоцируя Баки. Сворачивался калачиком у его ног в кровати, и неизменно просыпался один, укрытый пледом. Баки чувствовал, как Брок переставал вздрагивать от его прикосновений, ему даже иногда казалось, что он сам стал тянуться к Баки, когда тот мимолетно целовал его в плечо, проходя мимо.
Баки каждый день звонил Стиву, уверяя, что с ним все в порядке, чтобы тот его не искал, и продолжал приручать Брока, приучать к себе легкими прикосновениями, поцелуями в плечо, висок, спал в его кровати, свернувшись как кот. А однажды Баки позволил себе лечь рядом, обнять спящего Брока поперек груди, прижать к себе. Брок что-то проворчал, переворачиваясь, прижимаясь спиной к груди Баки, а тот поцеловал его в макушку, укладываясь рядом удобнее, просто шалея от счастья, что можно хоть так, пока спит, обнимать, касаться, чувствовать чужое дыхание. Всю ночь Баки не сомкнул глаз, наслаждаясь близостью Брока и одновременно боясь, что Брок проснется и прогонит его, не только от себя, из своей кровати, но и из дому. Уже под самое утро Баки нехотя выпустил Брока из объятий и уполз в изножье кровати, где обычно и спал последнюю неделю, отказываясь покидать Брока, у которого рана отлично заживала. И он уже не выглядел ни больным, ни беспомощным. Но Баки все равно каждую ночь прижимался к Броку, обнимая, вдыхая его запах, и ему было совершенно все равно, если Брок не спит. Раз не вырывается и спокойно дышит, значит все нормально. В этот раз Баки уснул, не успев до того, как Брок проснется, уползти в другую часть кровати и свернуться там, он продолжал обнимать Брока, прижимая к себе мертвой хваткой.
— Баки, — потряс его за плечо Брок, наверное, первый раз назвав по имени, до этого избегая называть его хоть как-то. — Баки, проснись.
Баки медленно выплывал из сна, еще теснее прижавшись к Броку, не желая просыпаться, вылезать из теплого марева.
— Да… — протянул он, не открывая глаз, — что?
Ему внезапно стало наплевать, будет сейчас Брок материться и пытаться изгнать его от себя подальше, или шипеть, или даже снова испугается его, он так хотел быть рядом, прижимать к себе, ощущать сильное тело в своих руках. Он просунул вторую руку, металлическую, Броку под голову и теснее прижал к себе, целуя в затылок.
— Бля, в сортир отпусти, а? — попросил Брок, не дергаясь. То ли тоже пригрелся в объятиях, то ли просто боялся разбудить чудовище, которое однажды его чуть не раскатало тонким слоем по кабинету.
— Угу, — согласился Баки, потираясь носом о затылок, вдыхая запах волос Брока и наконец-то выпуская.
Брок вернулся быстро, аккуратно заползая обратно в кровать, ложась рядом с Баки, который тут же раскрыл объятия, чтобы притянуть Брока к себе, и тот был совершенно не против. Он даже немного откинулся на грудь Баки, переплетя пальцы с пальцами его живой руки, и молчал, глубоко спокойно дыша.
Баки прижался к Броку всем телом, так, чтобы он почувствовал его стояк, потерся о вожделенную задницу. Брок напрягся сначала, но потом медленно выдохнул и расслабился, отдавая себя на волю Баки, и тот, отпустив пальцы Брока, провел обеими руками по бокам, стараясь не причинить боли только-только зажившему, опускаясь ниже, к бедрам, оглаживая их через пижамные штаны, стягивая их вниз.
Брок выдохнул сквозь зубы, коротко застонал, почувствовав стояк Баки, а потом тот аккуратно положил его на спину, усаживаясь на бедра сверху, провел по полувставшему члену через ткань штанов, от чего Брок изогнулся, подаваясь на ласку, снова застонал, уже сам стаскивая с себя штаны. Баки, обрадовавшись такой прыти своего, как он надеялся, будущего любовника, слез с бедер, устроившись рядом, и сдернул штаны, откидывая их подальше, оставляя Брока совершенно обнаженного, только с пластырем на месте ранения. Член у Брока уже стоял, и Баки облизнулся, глядя на налившийся член, устроился между ног, поглаживая бедра Брока, глядя ему в глаза. Брок опустил веки, словно разрешая, и Баки склонился, кончиком языка обводя влажную головку, коснулся щелочки на ней, вырывая у Брока стон, вобрал всю головку в рот, облизывая, склоняясь ниже, насаживаясь почти до конца, урча от удовольствия. Сейчас, делая минет по собственному желанию от начала и до конца, Баки весь дрожал внутри от предвкушения чего-то волшебного, неведомого, но бесконечно приятного. Он самозабвенно сосал, то насаживаясь до горла, то посасывая только одну головку, обводя ее языком. Брок метался по кровати, то шире разводя ноги, то пытаясь обхватить ими Баки, сжать голову бедрами, подрагивал мелко и тихо постанывал, часто, шумно дыша.
Баки стонал, беря до горла, урчал от удовольствия, сходя с ума от вседозволенности, он чувствовал, что Брок на грани, потому что тот, зарывшись пальцами в его волосы, прижал его голову к своему паху, часто подавая бедрами, и Баки плотнее сомкнул губы, понимая, что Брок сейчас кончит, сжал его бедра почти до синяков, чувствуя, как головка мягко долбится в глотку, заурчал, вибрируя горлом, и Брок не выдержал, застонал, кончая, задрожал всем телом, прижимая голову Баки к своему паху.
— Блядь, господи… — выдохнул Брок, отпуская голову Баки, благодарно поглаживая его по волосам. — Иди сюда.
Баки подполз к Броку, пижамные штаны ничуть не скрывали его внушительный стояк. Брок сел и потянулся к Баки за поцелуем, тот просто расплавился от неожиданности и того, насколько приятно, правильно ощущались губы Брока, властно сминающие его, язык, практически трахающий Баки в рот, и Баки поплыл окончательно, прижимая Брока к себе, щедро делясь вкусом. Баки плыл в блаженном мареве, купаясь в такой неожиданной ласке, а потом Брок опустился ниже, оттянул его штаны и лизнул головку стоящего колом члена. От неожиданности Баки вскрикнул, чуть не прижав голову Брока к своему паху с размаху, еле сдержался, обалдевая от собственного счастья. Он даже не рассчитывал на ответную ласку, но Брок уверенно вобрал его член в рот, облизывая головку, посылая по телу электрические разряды удовольствия. Баки аккуратно вплел пальцы в волосы Брока, боясь спугнуть его, сделать что-то не так, но тот сосал так самозабвенно, что Баки отпустил себя, позволив рукам надавливать на затылок, стонал громко от новых ощущений, таких ярких, сногсшибательных. По позвоночнику бегали мурашки, а удовольствие скручивалось тугим узлом внизу живота. Баки еще никогда не было так хорошо, как сейчас, когда его ласкал тот, кого он любил. Баки чувствовал, что сейчас упадет за ту грань, за которой удовольствие станет запредельным, заполнит всего его целиком и порвет на мелкие ошметки. Перед глазами вспыхнуло, Баки почувствовал, что губы на члене сменила рука, в два уверенных движения доводя его до грани, за которой была пропасть. Баки закричал, все тело сковало судорогой наслаждения, выгнуло дугой, чтобы, отпуская, позволить осесть на руки человеку, который отправил его за эту грань. Баки не мог ни говорить, ни мыслить, только тяжело дышал ощущая полнейшую негу и пустоту в голове, с трудом открыв глаза, он посмотрел на Брока, глупо улыбаясь. Брок тоже улыбался, невесомо целуя его в висок. Баки хотел сказать, как ему хорошо, но язык не слушался, и он плюнул на это гиблое дело, устраиваясь в объятиях Брока, доверчиво прижимаясь к нему, а тот обнимал Баки словно самое дорогое сокровище, уверенно, но нежно, словно это он был только после ранения, а не Брок.
Ничего не хотелось делать, хотелось вот так вот проваляться в постели все утро, а лучше весь день, прижимаясь друг к другу, поглаживая, лаская. Баки хотел спросить, все ли с Броком в порядке, но не стал, уверенный, что Брок не из тех, кто будет переступать через себя ради кого-то неважного.
— Ты кого-то ждешь? — спросил Баки, приподняв голову с груди Брока, услышав, как к дому подъехала машина.
— Нет, — Брок быстро, но аккуратно отстранился от Баки, скользнул в штаны и тихо-тихо пошел вниз.
Баки точно так же тихо пошел за ним. В дверь аккуратно, но настойчиво постучали, Баки услышал, как Брок передергивает дробовик, а потом раздался оглушительный в тишине дома выстрел, который разнес входную дверь в щепки. Баки практически скатился с лестницы вниз, моментально оценивая обстановку и видя за дверью очень знакомый щит.
— Стоять, блядь, оба! — рявкнул он, пока Брок не успел еще раз выстрелить, а Стив не попытался прибить его щитом.
Оба мужчины замерли, а Баки, как ни в чем не бывало, прошел и распахнул остатки двери.
— Входи, Стив, — предложил Баки, и тот, инстинктивно прикрываясь щитом вошёл. — Стив, это Брок. Брок — Стив.
— Стив Роджерс, Капитан Америка? — полуутвердительно произнес Брок, переводя взгляд с одного на другого. — Баки? Ты Баки Барнс, лепший кореш Кэпа? Чего ты мне не сказал?
— Ты не спрашивал, — пожал плечами Баки. — Это так важно или кардинально что-то меняет?
— Это дохуя всего меняет, — Баки чувствовал, что Брок на взводе и может сотворить все, что угодно, поэтому подошёл и забрал у него дробовик. Странно, но Брок даже сопротивляться не стал, отдав оружие.
— Язык, — вставил свои пять копеек в общую неразбериху Стив.
— Разве? — грустно спросил Баки.
— Я, блядь, у себя дома, — рявкнул Брок. — Как хочу, так и выражаюсь.
— Баки, что ты тут делаешь? — наконец спросил Стив.
— Пытаюсь наладить свою личную жизнь с человеком, которого люблю, — честно ответил Баки. Он устал врать Стиву и молчать с Броком. Эти две недели, когда он аккуратно, почти на цыпочках подбирался к Броку, спал в ногах, боялся, что разойдутся швы, что инфекция сожрёт Брока, вымотали его, и их утренняя близость, столь долгожданная, была так важна, что нарушивший эту хрупкую идиллию Стив неимоверно бесил.
— Но, Бак, кто он? Откуда ты вообще его знаешь? — Стив недобро смотрел на Брока, а тот зло на Стива.
— Объясни сначала, какого черта тут делаешь ты? — устало спросил Баки, садясь на диван и притягивая все ещё стоящего Брока к себе. Тот сопротивляться не стал, усаживаясь рядом.
— Я волновался, пытался дозвониться тебе, но ты не брал трубку, — Стив сел в кресло, совершенно не считая, что поступил неправильно, у него на лице было написано “Баки, это все ради тебя”. — Я отследил твой телефон и приехал. Баки, я очень волновался, тебя не было дома две недели…
— Стив, тебе не кажется, что ты немного перегнул? — спросил Баки, но и без ответа понял, что нет, Стив не считает.
— Баки, кто этот человек, и почему он в меня стрелял? — строго спросил Стив.
— Вот это-то все и меняет, — вздохнул Брок, а Баки взял его за руку, немного сжав.
— Стив, ты как мой друг это все хочешь знать, или как Кэп? — осторожно поинтересовался Баки. Он не знал, как Стив воспримет правду о Броке, о них с Броком, но ничего не рассказать он уже не мог, а врать Стиву не хотелось категорически.
— Конечно, как друг, Баки, — заверил его Стив.
— И ты примешь мой выбор, даже если он тебе не понравится? — уточнил Баки.
— Господи, Бак, да говори уже, — не выдержал Стив.
— Мы с Броком были давно знакомы, потому что он работал на Гидру, — осторожно начал Баки, сильно сжимая руку Брока, так, что тому, похоже, стало больно, но он даже не зашипел и не попытался высвободить конечность. — Брок знал меня как Зимнего Солдата, но был добр ко мне, и я к нему привязался. А когда снова стал вспоминать, вспомнил Брока и понял, что люблю его. Но, когда я был Зимним, я его чуть не убил и не был уверен, что Брок захочет меня видеть.
Баки отчаянно не хотел говорить Стиву, что Брок был его хэндлером, он даже про Гидру говорить не хотел, но пришлось. Да он даже не мог сказать, в каких они отношениях, потому что сегодняшняя близость ещё ни о чем не говорила, Брок ничего ему не обещал и мог прогнать в любой момент, то, что Баки было проще и гуманнее пристрелить при таком исходе, говорить было не нужно.
Баки испытующе смотрел на Стива, ожидая его слов, как приговора. Тот долго молчал, и Баки видел на его лице отражение внутреннего конфликта, борьбы между ненавистью к Гидре и желанием счастья для лучшего друга. Друга, который натерпелся, настрадался.
— Баки, ты уверен, что это то, что ты думаешь? — не очень уверенно спросил Стив, хотя Баки казалось, что его друг хочет задать другие вопросы, и не ему, а Броку. И не здесь, а где-нибудь в допросных ЩИТа.
— Я уверен, Стив, что не нуждаюсь в том, чтобы за мной следили, как за маленьким ребенком, — ответил ему Баки резче, чем хотел, потому что его начинала бесить опека Стива.
Нет, он понимал, что Стив желает ему только добра, но Баки не считали таким беспомощным даже в бытность его Зимним, а сейчас он даже прошел все эти гребаные тесты, которые подтверждали, что он вполне может существовать в обществе самостоятельно. И то, что Стив отследил его и пришел разбираться, да ещё и со щитом зачем-то, Баки, мягко говоря, не нравилось.
— Я сделаю кофе, — поднялся Брок, чтобы оставить их разбираться наедине. Баки выпустил руку Брока, взглянув на него снизу вверх, и Брок погладил его по щеке, улыбнувшись. Баки тут же схватил его, целуя в ладонь, и нехотя отпустил. — Тебе какой? — обратился Брок к Стиву.
— Черный, без сахара, — ответил Стив и забыл про Брока, переключив все свое внимание на Баки.
А Баки сидел и улыбался, как дурак, вспоминая ощущение чужих пальцев на щеке. Если не считать минета, то это была первая ласка, подаренная ему Броком, пусть мимолётная, она давала больше надежды, чем минет, говорила больше любых слов, и Баки теперь точно был уверен, что его не прогонят.
— Баки, объясни мне, что происходит? Что значит: ты его вспомнил и понял, что любишь? Баки, он же агент Гидры, — не унимался Стив, пытаясь понять что-то для себя.
И Баки понимал, что, или он расскажет всю правду, или Стив докопается до нее сам, и тогда будет гораздо хуже. Баки не хотел обижать друга недоверием, он вообще не хотел обижать Стива, но все ещё злился на него.
— Пообещай мне, что ты ничего Броку не сделаешь, и дальше тебя все, что я расскажу, не уйдет, — твердо попросил Баки.
— Обещаю, — уверенно ответил Стив. — Он не просто агент Гидры, да?
— Он был моим хэндлером, — просто ответил Баки, понимая, что ходить вокруг да около бесполезно. — Предпоследним.
Глаза Стива опасно потемнели, а кулаки сжались до хруста, и Баки понимал Стива, потому что последний хэндлер использовал больше кнут, чем пряник, и Баки отзывался о нем категорически плохо, а вот про Брока он слышал впервые, потому ни Баки, ни Зимний о нем не говорили, позволяя пропасть, раствориться в череде событий.
— Стив, он поил меня сладким кофе, кормил шоколадом и вообще всячески нарушал регламент обращения с Зимним, — попытался сгладить образ сурового беспринципного дрессировщика Баки. — Брок заботился обо мне. А потом во мне что-то изменилось, и я стал смотреть на него по-другому. Я сам не понимал, что мне от Брока надо, и однажды избил его до полусмерти, потому что не мог получить то, чего хочу.
Баки не собирался никому говорить, что изнасиловал Брока, не потому, что это могло плохо отразиться на нем, а потому, что пытался сохранить эту тайну ради Брока. Он оглянулся, глядя на широкую спину, расцвеченную кое-где шрамами, и тепло улыбнулся.
— Брок смог после этого уволиться и подался в наемники, — продолжил Баки. — Я ещё Зимним хотел его, а потом вспомнил его, увидел во сне, и стал искать. Я не помнил имени, только лицо и острое чувство нехватки именно этого человека рядом. А когда нашел, стал следить за ним. Я хотел поговорить, но не знал, что сказать. Это к нему я уезжал каждую ночь. И к нему сорвался пешком в дождь, потому что больше не мог.
— И как, вы поговорили? — очень серьезно спросил Стив.
— Ты нас прервал, — усмехнулся Баки, понимая, что поговорить им с Броком все равно придется.
— Баки, но почему ты мне ничего не сказал? — сокрушенно спросил Стив. — Я бы помог тебе, ты же знаешь, Бак, все, что угодно.
— Кофе, — Брок поставил перед Стивом чашку, а вторую отдал Баки вместе с шоколадкой, и снова ушел на кухню, хотя Баки бы хотел, чтобы Брок остался.
— Стив, я сам не знал, что мне надо. Да и, как видишь, сам справился, — Баки отпил кофе и зажмурился от удовольствия. — Пообещай мне, что не будешь пробивать Брока.
— Хорошо, но, если он тебя обидит… — начал Стив, а Баки расхохотался.
— Стив, как можно меня обидеть? Я Зимний Солдат.
— Вот это-то меня и пугает, — Стив в два глотка осушил чашку кофе. — Бери трубку, когда я тебе звоню, пожалуйста.
Он попрощался с Баки и Броком, и уехал, оставив Баки недоумевать, зачем же Стив всё-таки приезжал. Вроде бы они поговорили, но от этого тотального контроля было тошно. Баки, с одной стороны, понимал Стива, который, мучимый чувством вины, пытался сейчас оберегать Баки от всего, но с другой Баки бесило, что его нашли тут же, просто потому, что он не ответил на звонок, когда Стиву приспичило, и это злило. Он подошёл к Броку, который сидел за стойкой и пил свой кофе, и обнял его, прижимаясь губами к спине. Поцеловав, Баки прижался к коже небритой щекой.
— Я правда люблю тебя, — тихо сказал он, чувствуя, как Брок переплетает свои пальцы с пальцами живой руки.
Брок поцеловал тыльную сторону ладони и ничего не сказал, продолжая пить кофе. Баки стоял, прижимаясь к нему, вдыхая его запах, и был бесконечно счастлив уже от того, что так можно. Не украдкой, а открыто, зная, что не прогонят.
— Надо заказать новую дверь, — заговорил Брок, допив кофе. — И сделать что-то с этой.
Они заколотили дыру в двери найденной в подвале фанерой, Брок обмерил все, что можно, и заказал новую, сокрушаясь, что теперь два дня придется сидеть дома, но Баки заверил его, что сможет посидеть тут один, если Броку очень надо куда-то уехать, хотя он никуда не хотел отпускать от себя Брока даже на минуту, теперь, когда было можно быть рядом. Он постоянно хотел касаться Брока и касался, поглаживал, целовал. А потом Баки надоело, что Брок занят чем-то, кроме него, и он подхватил его на руки, утаскивая в спальню.
Баки хотелось не секса, хотя и его тоже, ему хотелось чувствовать Брока всем собой, лежать, обнимая, прижимая к себе сильное тело, водить ладонями по гладкой коже, целовать всего-всего. Теперь, когда можно было делать это не украдкой, Баки словно с цепи сорвался и, не слушая никаких протестов, принялся целовать всего Брока, стремясь коснуться губами каждого миллиметра смуглой кожи. Он целовал, прикусывал, лизал, медленно спускаясь от шеи все ниже, переворачивал Брока. И если тот поначалу, смеясь, отталкивал Баки, то, как только губы коснулись соска, а металлические пальцы сжали второй, Брок тяжело задышал, выгибаясь в руках Баки, подставляясь под ласки. Баки перевернул его и принялся выцеловывать каждый позвонок. Баки спускался все ниже и ниже, пока не дошел до копчика и длинно лизнул самое начало ложбинки, чувствуя, как Брок под ним напрягся всем, только что податливым, как воск, телом, но молчал. Он огладил литые ягодицы, целуя каждую, нежно раздвинул их и прижался губами к сжатому входу, слыша, как Брок длинно выдохнул сквозь зубы.
Баки понимал, что ступил на опасную тропку, что, скорее всего, Брок до сих пор боится, но из-за чертовой гордости не скажет об этом, только и остановиться уже не мог. Он лизнул на пробу, мягко, аккуратно, горячо выдыхая, посылая по телу Брока мурашки, и принялся вылизывать вход с тонкими, практически незаметными ниточками шрамов — делом рук его. Баки не знал, чего хочет добиться, но чувствовал, как Брок расслабляется, медленно, по чуть-чуть. Сначала не такой каменной становится спина, потом Брок едва прогибается в пояснице, приподнимая ягодицы, расслабляются ноги, между которыми пристроился Баки. Он продолжал вылизывать Брока, ввинчиваясь кончиком языка вовнутрь, вырывая хриплый, короткий, просящий стон. Похоже было, что Брок прислушивается к себе, своим ощущениям, пытаясь понять, нравится ли ему то, что творил с ним Баки. По всему выходило, что нравится, потому что он совсем расслабился, бездумно выше приподнял бедра, подаваясь на язык Баки. Баки внутренне ликовал, он готов был урчать от наслаждения вылизывать чужую, такую желанную задницу, но прекрасно понимал, что, как бы ни было сейчас Броку хорошо, одно неловкое движение, и он снова закроется, больше не подпустит к себе, и Баки не трогал его даже пальцами, продолжая играть языком с тугим кольцом мышц. Брок заметался под его ласками, стал подаваться на язык, ласкающий его, чаще, стонал в голос, прогибался, а потом взялся за свой член и начал яростно дрочить. У Баки стояло до боли, но он снова не стремился доставить себе удовольствие, сейчас самым важным для него был Брок. Чтобы ему было хорошо.
— Да, блядь, ещё! — Брок двинул бедрами, пытаясь насадиться на ввинчивающийся в него язык. — Так… сделай…
Брок уткнулся лбом в подушку, которая глушила стоны, по его телу прокатывались волны мурашек, он мелко подрагивал, а Баки не прекращал своего занятия, утробно урча от удовольствия, от того, что Броку хорошо с ним.
Внезапно, подаваясь на очередную ласку, Брок жалобно заскулил на одной ноте, остервенело дроча себе, и кончил, немыслимо изогнувшись в пояснице. Баки чувствовал, как сжимается, пульсирует вход, как Брока трясет всего, как он тяжело дышит. Баки лег на Брока сверху, укрывая собой, прижимаясь к горячему телу.
Брок вывернулся из-под Баки, устроив голову на его живом плече, и медленно дрочил ему, прикрыв глаза. Баки было все равно как, он просто хотел кончить, но Брок словно издевался над ним, водя рукой преступно медленно, и Баки сам начал вскидывает бедра, толкаясь в кулак. Брок плавно увеличивал скорость, пока Баки просяще поскуливал, целуя его, забираясь пальцами бионики в волосы. А потом кончал долго, выгибаясь, дрожа всем телом, насквозь пронизанным удовольствием, и думал, что если не умрет от переполняющих его эмоций и чувств, то будет жить вечно.
— Брок, — заговорил Баки, устроившись у Брока на груди и жмурясь от того, как он гладит его по голове, перебирая длинные волосы, — а ты… ну, после того… с кем-нибудь так?
Баки не знал, как спросить, давал ли Брок кому-нибудь себя трахнуть после изнасилования, но Баки почему-то было важно знать ответ на свой вопрос.
— Давал ли я в жопу? — правильно понял его Брок, легко перефразировав вопрос. — После того, как ты меня порвал на британский флаг — нет. И, предупреждая твой вопрос, тебе тоже не дам. А у тебя-то мужики до меня были? — в свою очередь спросил Брок.
— Нет, — честно ответил Баки и чуть усмехнулся. — До войны были девушки, позже я был слишком холоден для отношений. А потом появился ты с шоколадками и чуть ли не почесываниями за ухом, и у меня мозги потекли.
— Просто ты был, если не на миссии, где чудеса творил такие, что у меня стояло, хоть руки нахуй сдрочи, то как потерянный ребенок. Опасный, способный при неправильном обращении башку свернуть, но ребенок, — Баки почувствовал, что Брок улыбнулся, целуя его в макушку. — Вот я и стал тебе шоколад таскать.
— Ты меня жалел? — спросил Баки, выводя пальцами узоры на груди.
— Жалость, Баки, чувство плохое и порочное. Так что, нет. Иногда я тебе сочувствовал, — Брок провел ладонью по спине Баки, снова коснулся губами волос, и продолжил мысль. — И хотел для тебя чего-то лучшего, чем хуево крио, перемежаемое раздаванием пиздюлей.
— Почему ты не остался в Гидре, не остался моим хэндлером? — спросил Баки, в общем-то понимая, почему. Потому, что невозможно уже жёстко управлять тем, кто смог тебя сломать, даже если он этого не помнит. — Я помню, что вместо тебя пришел другой, и он меня не любил. Ни как оружие, ни как нечто живое, считал, что я буду лучше слушаться, если меня пиздить.
— Мудозвон хуев, — зло выплюнул Брок, и это сказало Баки очень многое об отношении Брока к Зимнему. — А не остался я не только потому, что смотреть мне на тебя было тошно, а ещё потому, что стал не сильно пригоден к несению службы, как оказалось, после тебя даже из Гидры комиссуют по состоянию здоровья.
— Прости, — тяжело выдохнул Баки.
— Забей, — Брок потрепал его по волосам. — Спи.
— А ты куда? — встрепенулся до этого уже и правда засыпающий Баки.
— Жрать готовить, — улыбнулся Брок, хотя Баки это не увидел, а почувствовал. Обнял Брока, крепче прижимая к себе.
Баки совершенно не хотел его выпускать, не хотел терять из поля зрения, физически не мог оторваться от Брока, поэтому даже отпустить его на кухню было чем-то запредельно сложным. Словно, если он отпустит его, то снова останется один, только с эфемерными видениями, которые преследовали его больше полугода, в которых был командир, пропадающий, как только Баки открывал глаза.
Баки оплел Брока руками-ногами, не собираясь отпускать его даже на кухню, предпочитая оставаться голодным, чем в одиночестве. Брок расхохотался, прижимая Баки к себе, поглаживая по голове, как ребенка, поцеловал в макушку, а Баки плавился под этими такими простыми ласками, таял, растекаясь розовой лужицей, не способной даже относительно нормально соображать. Баки казалось, что у него просто истерика, хотелось кричать и плакать от счастья обретения такого дорогого и долгожданного.
— Бля, Баки, отпусти, у меня ребра одни, — смеялся Брок, вяло отпихиваясь от тяжелой туши, полностью придавившей его к кровати.
Баки улыбнулся, закрывшись волосами, и немного ослабил хватку, давая Броку возможность нормально дышать. Он чувствовал, как снова возбуждается, как хочет Брока, и не важно, как именно. Потеревшись об него всем телом, Баки выгнулся, потягиваясь, и широко зевнул. Брок тут же выполз из-под него, поймав удобный момент, и, как был, совершенно голый, ушел, оставляя Баки одного валяться в кровати.
Баки свернулся калачиком, обнимая подушку Брока, и прикрыл глаза, думая, что сейчас тоже спустится, и провалился в сон без сновидений. Проснулся он от ощущения прохладных рук, которые гладили его по спине и животу, почувствовал, как губы касаются позвоночника, живого плеча. Баки перевернулся, резко притягивая к себе Брока, сжимая в объятиях, заметил, как тот словно окаменел от этого, замер, распахнув глаза в приступе паники, и Баки тут же разжал объятия, уткнулся губами в шею и тихо шепнул.
— Прости. Я больше не сделаю тебе больно, обещаю.
Брок расслабился, хмыкнул, но ничего не сказал, и Баки, устроившись у него на груди, снова уснул, аккуратно обнимая живой рукой.
Снова Баки проснулся уже утром от характерного щелчка вставляемой обоймы, и ему это не понравилось. Не одеваясь, он выполз из кровати и спустился вниз почти бегом, успокоившись только, когда увидел Брока, сидящего на диване и перебирающего автомат.
— Доброе утро, — не глядя на него сказал Брок, откладывая автомат на стол и беря один из пистолетов. — Мне надо уехать на пару дней.
— Я с тобой, — тут же, даже не задумываясь, куда Броку может быть надо, выпалил Баки, садясь рядом с ним и беря еще один пистолет, легко и быстро разбирая его почти не глядя.
— Ты меня теперь за ручку водить везде будешь? — усмехнулся Брок.
— Буду, если понадобится, — совершенно серьезно ответил Баки.
— А твой Роджерс мне голову не оторвет, если с тобой какая-нибудь хуйня случится? — резонно заметил Брок, набивая обойму.
— Мой Роджерс ничего никому не сделает, если не узнает, — буркнул Баки, уверенный, что самолично убьет Стива, если тот снова нагрянет как снег на голову, выяснять, что же случилось с его обожаемым Баки.
— Слушай, я не маленький, один справлюсь, — попытался отвязаться от Баки Брок. — Всего лишь поприсутствовать на встрече, проконтролировать, чтобы она прошла без эксцессов. Я ж не совсем дурной только после ранения хвататься за пострелушки и беготню.
— Или я еду с тобой, или ты никуда не едешь, — отрезал Баки, а Брок расхохотался, но как-то нервно. — Что? Не хочу потерять тебя, только обретя.
— Хуй с тобой, — согласился Брок как-то очень легко. — Но на бабло не рассчитывай.
Баки было хорошо с Броком даже просто сидеть рядом и чистить оружие. Даже тогда, когда тот от него шарахался, уходя от прикосновений, и Баки подумал, что две недели это не такой уж и большой срок, но, с другой стороны, это было бесконечно долго для обоих. Наверное, Баки бы не стал так упорно пытаться, если бы не шоколад и фото над кроватью, про которое он так и не спросил. Он понимал, что не оставляют фото тех, кого боятся, ненавидят или же просто ничего не чувствуют. Не покупают килограммы шоколада для того, кого не ждут, и именно это дало Баки две недели назад надежду, что все реально, все возможно, и сейчас, сидя рядом с Броком и перебирая его оружие, Баки думал о том, что хочет, чтобы Броку с ним было действительно хорошо во всех возможных смыслах и плоскостях. Он поцеловал Брока в плечо, откладывая собранный пистолет.
— Ты б штаны на жопу натянул, что ли — предложил Брок, недвусмысленно поглядывая на Баки, который усмехнулся, но пошел в душ.
Баки обдумывал сказанное вчера Броком “и тебе не дам” и понимал, что не будет даже пытаться настаивать, пока Брок сам действительно не сможет до конца доверять ему, потому что уже то, что сейчас было между ними, было больше, чем могло бы быть, чем Баки даже мог мечтать, потому что изначально все, чего он хотел, это просто увидеть своего командира, просто попытаться сказать, что ему жаль. Но все обернулось много лучше, и теперь Баки просто не мог отпустить от себя Брока надолго или далеко, а тем более и то и другое вместе. Зачесав назад мокрые волосы, которые все равно рассыплются, когда высохнут, Баки натянул домашние штаны и вернулся к Броку, который колдовал на кухне, готовя завтрак.
Рядом с Броком Баки было совершенно все равно, чем заниматься: есть, чистить оружие, собираться на локальную войну, которую Брок почему-то назвал встречей, просто молча сидеть рядом по дороге на место, которое они рассматривали пару часов со спутников и присланных заказчиком фотографий, выбирая место для лежки Баки. Даже смотреть на Брока в прицел было безумно приятно, видеть уже практически своего мужчину сильным, уверенным, таким, какой он был в бытность свою командиром.
Сказать, что встреча пошла не по плану, это скромно промолчать. Встреча пошла по пизде с первых минут неслышного Баки разговора. Брок только успел дать отмашку, чтобы тот стрелял, и понеслась. Все действо заняло не больше минуты, но адреналин от автоматных очередей и невозможность прикрыть от них Брока собой выстрелили в кровь массу адреналина. Руки помнили, как стрелять, и Баки раз за разом идеально точно посылал пулю за пулей в цель, плавно нажимая на спусковой крючок, ни о чем не думая. Обо всем можно подумать, когда все закончится. Как понял Баки, Броку надо было обеспечить безопасность заказчика на встрече любыми способами, поэтому вариант “убей их всех” тоже прокатывал, и Броку заплатили.
Домой они ехали в молчании, каждый думал о своем. О чем думал Брок, Баки не предполагал, а сам он думал о том, что не даст Броку одному больше заниматься столь опасным делом, и плевать, что скажет Стив на то, что Баки решил внезапно для себя податься в наемники, все равно, кроме как убивать массой разных способов, больше Баки толком ничего не умел.
Они припарковались возле дома, где уже стояла новая дверь, и Баки предположил, что это Роллинз постарался, потому что больше было некому. Брок сидел в машине, не спеша выходить, а потом схватил Баки за одежду и притянул к себе для поцелуя. Брок целовал его жадно, страстно, желание, разливающееся по машине, пьянило, и у Баки по телу побежали мурашки предвкушения.
Они ввалились в дом, ключи от которого нашлись под ковриком, остервенело стаскивая друг с друга одежду, и Брок толкнул Баки в сторону душа, где содрал последние тряпки, толкая его в кабинку, где вдвоем они поместились с трудом. Баки плыл, плавился от ощущения рук Брока на своем теле, хотелось урчать и скулить одновременно. Он притискивался к Броку как можно ближе, желая раствориться в нем, слиться воедино, чтобы не быть отдельно, чтобы ничто не могло их разлучить. Дыхание рвалось, сделавшись тяжелым, и Баки плыл и плыл по течению удовольствия, которое становилось все острее, хотя они еще ничего не делали, только целовались и отмывали друг друга. У Брока, как и у самого Баки стояло, и хотелось опуститься на колени, лизнуть от корня до головки и вобрать в рот, но Брок не давал ему сделать это.
— Хочешь, чтобы я тебя прямо тут выебал? — спросил Брок, срываясь на хриплый стон, когда не дал Баки встать на колени, потянув того за волосы, заставляя смотреть на себя. — Как-нибудь обязательно, но не сегодня.
Вытирались они наскоро, только чтобы сразу не намочить кровать, в которую Брок толкнул Баки, и та жалобно заскрипела, принимая на себя тяжесть модифицированного тела.
Баки поверхностно, часто дыша, устроился по центру кровати, по-блядки раскинув ноги и согнув их в коленях, открываясь для Брока. Он не чувствовал ни капельки стеснения или страха перед тем, что сейчас будет. Он давно ждал этого, хотел, да и бояться он давно разучился.
Брок ласкал его, целуя, облизывая, потирался колом стоящим членом, оставляя на бедрах следы смазки, и Баки плавился, таял во всем этом, задыхаясь. По телу словно проходили электрические разряды, посылая в мозг удовольствие, Баки казалось, что весь он — оголенный нерв, который купают в нем. А потом Брок спустился ниже, достав предварительно баллон со смазкой, вобрал в рот член Баки, от чего того выгнуло дугой. Баки длинно, громко застонал, с силой вцепляясь в волосы Брока, чуть надавливая на затылок, потому что контролировать свои действия не было никаких сил, почувствовал, как головка упирается в глотку, а Брок тяжело дышит, но не пытается отстраниться, погладил его, пытаясь убрать руки, но Брок сам остановил его движение, жестом прося оставить все, как есть. И Баки оставил, перебирая пальцами волосы, чувствуя, как губы плотно обхватывают его член, скользят по нему, а потом почувствовал пальцы Брока, намазанные чем-то прохладным, сначала за яйцами, а потом ниже. Брок обводил пальцами вход, не пытаясь пока проникнуть внутрь, но Баки уже хотел этого, поэтому сам двинулся, попытавшись насадиться на пальцы, Брок несильно хлопнул его ладонью по бедру, призывая не своевольничать, и продолжил нежно, аккуратно гладить, размазывая прохладную смазку по входу, мягко надавливая на сжатые мышцы, но не проникая.
Баки отчаянно метался, то комкая простыни, то снова хватая Брока за волосы, изгибался от ласк, а потом обхватил себя под колени, поднимая ноги, давая Броку лучший доступ, и сразу почувствовал, как тот выпустил изо рта его член и коснулся языком входа. Баки задохнулся от новых неожиданных ощущений, подавшись вперед, чувствуя, как язык Брока проникает в него, как его пальцы сжимают бедра. Брок вылизывал Баки, пока тот гнулся и стонал, а потом проник в него пальцем, аккуратно вводя его. Баки замер, пытаясь понять ощущения, но единственным ощущением было то, что это странно. Брок двинул в нем пальцем, проникая глубже и задел что-то внутри, от чего Баки чуть не закричал, так неожиданно и ярко удовольствие пронзило его от кончиков волос до пальцев на ногах. А Брок продолжал обводить мышцы языком, немного щекотно, но так приятно, что его палец уже не ощущался, как что-то инородное и не очень комфортное. Баки чувствовал, как Брок гладит его внутри, и от этого по телу разливалось тепло, расслабляя, купая в удовольствии.
Баки почувствовал, как Брок проникает в него уже двумя пальцами, и постарался расслабиться, давая ему возможность сделать это почти без усилий. Брок поцеловал его в бедро и лизнул член, а потом снова обвел кончиком языка тугие мышцы.
Он растягивал Баки под себя медленно, долго, и тот тихо выл и скулил, прося о большем, сам уже насаживаясь на три пальца, чувствуя, что долго не выдержит, особенно, если Брок еще будет так шикарно сосать, но тот выпустил член изо рта в очередной раз и вынул пальцы из Баки, от чего тот протестующе застонал, пытаясь снова на них насадиться, открыл зажмуренные до этого глаза, просяще глядя на Брока, не зная, как оформить мысль в слова.
Брок размазал смазку по своему члену и, устроившись на Баки, приставил головку к растянутому, но все равно узкому входу, проникая только головкой.
Баки зашипел от странных ощущений, вцепился в Брока, прикусывая губу. Больно не было, было даже не неприятно, а именно странно. Баки пытался найти в этом ощущении что-то приятное, но не получалось, он даже успел подумать, как же больно было Броку, если ему сейчас так, когда тот поцеловал его во влажный висок.
— Ш-ш-ш, потерпи чуть-чуть, — попросил Брок срывающимся шепотом, входя все глубже, от чего Баки изгибался, принимая, но все равно не чувствуя ничего приятного.
Ради Брока Баки готов был терпеть сколько угодно, раз тот хотел его так, и это было не чувство вины и желание искупления, это было желание доставить своему партнеру удовольствие. Баки царапал короткими ногтями спину Брока, стараясь не шевелиться. Брок целовал его, и Баки отвечал, постепенно проваливаясь, ощущать Брока в себе становилось приятно, потому что это был именно Брок, человек, которого он любил, с которым хотел быть вместе, хотел ощущать его всем собой.
Брок мягко целовал его, гладил, тяжело дыша, стараясь не шевелиться, шептал какие-то нежные глупости, стараясь отвлечь Баки от неприятных ощущений, и тот не заметил, как Брок двинулся в нем на пробу, коротко, аккуратно. Баки получал какое-то мазохистское удовольствие от того, что просто чувствует Брока внутри себя.
— Потерпи, — горячо зашептал Брок Баки на ухо, — потерпи, мой хороший, сейчас…
Баки чувствовал, как не терпится Броку сорваться и начать яростно вбиваться в него, но тот упорно хотел сделать Баки хорошо, хотя ему было бы хорошо уже от того, что Брок получил бы удовольствие.
Брок сел, подтянув его за бедра к себе на колени, и двинулся, сменив угол проникновения. Баки словно пронзило удовольствием насквозь, пальцы на ногах поджались, и он удивленно вскрикнул, распахнув свои невозможные глаза, неверяще-непонимающе уставившись на Брока. Тот снова коротко двинулся, вырывая из горла Баки долгий громкий стон. Баки весь немыслимо изогнулся, отпустив свои ноги, обхватывая ими Брока, побуждая того двигаться. И Брок задвигался короткими, резкими толчками, каждым посылая по телу Баки волны пронзительного удовольствия. Баки приходилось контролировать себя, чтобы не раздавить Брока, не сломать ему ничего, он слепо шарил руками, запрокидывая голову, чувствуя, как мир растворяется, становится неважным, перестает быть, остаются только ощущения, зашкаливающие, невозможные. Баки почувствовал, как Брок обхватил его член ладонью, лаская, и тугая спираль возбуждения чуть не распрямилась в ту же секунду, Баки снова изогнулся, подаваясь на член, желая почувствовать его еще глубже, застонал протяжно, жалобно. Он слышал сбивающееся дыхание Брока, его короткие, хриплые стоны, хотел посмотреть на него, но боялся открыть глаза, словно все то волшебство плотского удовольствия, что сейчас творилось с ним, разрушится. Но он живо представлял себе Брока, его приоткрытые губы, прилипшую ко лбу влажную челку, прикрытые от удовольствия глаза, руки, напряженные, сжимающие его бедра.
Удовольствие накатывало волнами, с каждым толчком становясь все нестерпимее, и Баки уже захлёбывался стонами, слыша, как тяжело дышит Брок, и от этих хриплых стонов-выдохов словно кружилась голова, а возбуждение становилось просто нестерпимым, и Баки закричал, выплескиваясь на живот, сжимаясь на члене Брока, ухнул куда-то в глубину невозможного наслаждения, крупно вздрагивая всем телом, слепо от фейерверка под веками потянулся к Броку, и тот рухнул на него, яростно вбивался в ставшее вдруг ватным, расслабленным тело. Брок прикусил Баки за шею, рыкнул, кончая, и мелко задрожал на нем, зализывая укус. Дыхание обоих было тяжелым, загнанным, Брок лежал на Баки, и тот обнял его руками и ногами, не желая отпускать, желая вплавить в себя, или самому раствориться в Броке. Тот нежно гладил его, целуя в шею, плечо, что-то шептал, тихо-тихо, а Баки не прислушивался, купаясь в невероятном блаженстве.
Брок скатился на кровать, ложась рядом, и Баки тут же забрался к нему под бок, обнимая, чувствуя, как сильная рука прижимает его. Хотелось сказать так много, и, в то же время, слова были совершенно не важны, важно было здесь и сейчас быть рядом, верить, что его наконец-то пустили в маленький мирок Брока Рамлоу, не просто разрешили остаться на пороге, а подпустили к себе, может быть даже пустили в душу. По крайней мере, Баки очень хотелось верить в это, в то, что он дорог Броку, что Брок смог простить его, довериться ему вновь. Потому что, позволив прикрывать себе спину, он не мог не доверять Баки, и, тем более, не мог не доверять, ложась с ним в одну кровать. Но вот что чувствовал к нему Брок, этого Баки не знал, и не был уверен, что хочет знать сейчас, потому что не верил в то, что Брок так сразу смог воспылать к нему неземной любовью, ведь трахаются и без любви. Баки только надеялся, что это все не сиюминутное, мимолетное, что это надолго, а лучше навсегда.
Приподнявшись, он потянулся за поцелуем, который сразу же получил: нежный, горячий, ласковый; Брок забрался Баки в волосы, небольно потянув за них, прикусил нижнюю губу, от чего Баки всхлипнул, впиваясь в губы Брока. Они целовались так, словно впереди у них была вся вечность этого мира: неспешно, лаская друг друга, их языки сплетались и расплетались, а дыхание снова становилось тяжелым и частым.
Они занимались сексом всю ночь. Ласкали друг друга, целовали, облизывали с головы до ног, и Баки самозабвенно отдавался Броку, гнулся в его руках, шепча, как любит его, срывающимся голосом. Брок судорожно вдыхал на этих словах, ничего не говоря в ответ, но Баки было и не надо, он готов был ждать столько, сколько нужно, потому что Брок уже был его, может не весь, не целиком, но слишком мало времени они были вместе, и Баки понимал это.
Брок уснул под утро, положив тонкую подушку на бионическую руку Баки, и устроившись у него на плече, закинув ногу на бедро, а руку на грудь. Баки лежал, глядя на сереющий от предрассветных сумерек потолок и думал о том, что ему очень повезло найти командира. И еще больше повезло, что тот его не прогнал.
Баки, правда, было не очень ясно, что в Броке изменилось, или изменилось в нем, что тот не просто не прогнал его снова, но и лег с ним в одну кровать, но спрашивать его Баки бы не стал, даже если бы это не давало ему покоя. Он почему-то был уверен, что, в конечном итоге, Брок сам ему все расскажет, если захочет. А пока Баки просто наслаждался моментом тишины и покоя, уверенный, что с занятием Брока тихо и мирно жить им не придется.
Месяц спустя.
— Барнс, блядь, — орал Брок, перекрывая грохот взрывов и практически таща раненого Баки на себе. — Я тебе сколько раз, мудаку, говорил, чтобы ты сидел на жопе ровно со своей снайперкой?
Баки понимал, что был не очень прав, когда бросил все и побежал закрывать Брока собой, просто потому, что ему показалось, что тот не справится, что в него прилетит какая-нибудь шальная пуля, но сделать с собой ничего не мог. За себя он не боялся, Брок успешно сможет повыковыривать все, что в него попало, заштопать, если надо, и уже через день-два Баки будет в полном порядке, вот только ворчать по этому поводу Брок не перестанет еще неделю, причем цензурными в его речах будут только предлоги. Брок сгрузил его в машину, уляпывая кровью салон.
— Бля, вот как хорошо было с Агентом работать, — ругался Брок, заводя машину и поскорее сматываясь с места действия где-то в недрах Мексики, где один наркобарон заказал другого, а Броку такую мразоту было вынести только в радость. — Ему сказал — он сделал. Без выебонов и самодеятельности.
Баки молчал, давая возможность Броку высказаться, пока тот гнал на предельной скорости, уезжая все дальше и дальше от продолжающей взрываться виллы.
— Вот нахуя ты туда полез? У меня все было под контролем, — продолжал материться Брок. На адреналине его иногда прорывало на подобные монологи и риторические вопросы. — Что я теперь буду твоему Кэпу говорить, когда он тебя увидит такого распрекрасного? Что ты долбоеб?
Баки глянул на себя в зеркало, заднего вида, нещадно повернув его к себе. Лицо было посечено и кровило, что творилось со спиной, он даже думать не хотел, потому что туда пришлась пара окон, а выдирать из него осколки было некогда.
— Что я люблю тебя, — ответил Баки, зная, что это затыкало Брока безотказно, но в этот раз не помогло.
— Сука ты, Баки, — вздохнул Брок, похоже, адреналиновый дурман все никак не отпускал. — Я тебя тоже.
The End