Доброе утро, Маэстро.

Мурашки атаковали кожу. — Нет, нет, только не это, — моё хриплое мычание ото сна. Голос всегда такой сухой, стоит поспать хотя бы час. Кутаюсь с головой в клубистое одеяло, но теплее не становится. Неужели снова забыл закрыть окно? Эта любовь к свежести в комнате погубит меня. На улице глубокая осень, и всё вокруг морозит, порой ветер совсем не щадит щеки, а я оставляю форточку открытой,  наивно полагая, что этой ночью погода не будет такой жестокой. Оборачиваю себя одеялом вокруг и зарываюсь под мягкое покрывало. Так-то лучше, возможно, смогу продержаться ещё немного. Да, я до чертиков ленивый, но спать хочется безумно. Вставать прямо сейчас, чтобы закрыть окно, а потом бродить по дому, ожидая действительное время пробуждения — так себе перспектива. Потому я хочу попытаться уснуть и желательно крепким, непробудным сном. Но, видимо, сегодня точно не мой день, или же мои соседи не хотят допустить того, чтобы я заболел. Почему? Эх, жили бы вы в моей квартире, никаких объяснений не потребовалось бы. Тихо, подобно тому, как хищник подкрадывается к добыче, аккуратные звуки пианино опускаются на мою постель. Плавным и мягким эхом отдаются от матраса, вновь взлетая, и словно салют яркими каплями распространяются по комнате. Не могу удержать довольный вздох, и весёлая улыбка растягивает мои губы, обнажая белые стенки зубов. — Доброе утро, маэстро. Сегодня что-то новенькое? И пусть я не слышу слов — музыка становится моим ответом. Сегодня она намного медленнее и спокойней, чем бывает обычно. Она обволакивает всю мою квартиру, но мне все же приходится дышать тише, чтобы не отвлекать ненужными звуками навостренные уши. Невольно задумываюсь, что могло случиться с моим музыкантом? Может, ему приснился дурной сон? Может, друг обидел его чем-то? Может, мама запретила ему ехать с классом на экскурсию? Слышал, как две женщины из нашего дома обсуждали школьника, что живёт в сто двадцать восьмой квартире — она как раз надо мной. Тогда я понял, что человек, пробуждающий меня игрой своих рук на клавишах — мальчик. Я не знаю, сколько ему лет, но уже привык к нему, как к хорошему другу. В шутку называю его «Маэстро», но, честно говоря, этого звания он поистине достоин.  Помню, как к нему приходили гости и кто-то звал его коротким именем, что-то на «Л», но я не смог расслышать. После этого я часто добавлял к «Маэстро» эту букву. Сестра всегда смотрит на меня в недоумении, когда я приветствую «Маэстро Л», входя в квартиру. Но это стало частью моей обыденной жизни, это нравится мне. Так я чувствую себя менее одиноким в этой пустой квартире. Мои мысли прерываются громким ударом о клавиши. Будто кулаки больно ранили инструмент, а тот в свою очередь издал болезненный крик. Я никогда не слышал таких звуков от моего музыканта. Этот парень всегда с особым трепетом и будто материнской любовью относился к такому «большому ребёнку». Никогда не позволял себе опустить руки так враждебно и злобно. Я тут же вскочил на ноги. Я не привык к таким пробуждениям, что-то не так. Он не может просто из баловства накинутся на инструмент. На душе становится неспокойно, хотя это даже не моё дело. Этот паренек даже не подозревает о моём существовании, а я тут себе места не нахожу. Вдруг слышу гулкий топот чьих-то ног на лестничной площадке. Да что творится? Подбегаю к своей двери, на ходу освобождая конечности от простыней, что запутались в них. Поворачиваю замок и тут же распахиваю дверь. Брови ползут вверх, а рот раскрывается в немом вопросе. Передо мной стоит хрупкий парень лет семнадцати. Его глаза красные, и из них льются слёзы. Ему пришлось остановится, так как моя дверь перекрывала проход к лестнице. Раньше я часто сетовал на это, но сейчас всё как нельзя кстати. Частые всхлипы прерывают обработку информации в голове, я вижу, как мальчик пытается сдерживать рыдания, прикрывая  рот ладошкой. — О…Б-боже, сэр, и-извенит-те… Я разбудил в-вас, — через силу проговорил малыш, и его голос настолько сломлен, что мне становится больно. По его глазам видно, что он хочет уйти, но моя дверь все ещё не даёт ему это сделать, да и как я могу просто так его отпустить. — Все в порядке, милый. Я могу помочь чем-то? Заходи, мы выпьем чаю, ты успокоишься, — медленно и внятно проговариваю я, боясь спугнуть мальчика. — Нет! Крик шатена пугает меня, потому я отшатываюсь в сторону, он пользуется этим и отодвигает дверь, чтобы бегом спуститься вниз на улицу. А я остаюсь со своим шоком наедине.                                 

xJx

Даха Браха — Specially for you

Я не могу перестать думать об этом пареньке. О его карамельных волосах, до ужаса напуганных глазах. Не могу перестать думать о том, насколько лёгкой была его одежда для нынешней погоды. Этот васильковый свитер слишком сильно открывал его плечи, даже самый слабый ветерок может стать стартом его серьёзной болезни. Я не могу понять, почему так волнуюсь за него, мы даже не знакомы, я не знаю его имени и видел его всего раз. Но он не выходит из моей головы. Я не могу спать, просто не выходит. Я перестал слышать привычную мне музыку по утрам, лишь иногда в середине ночи ленивые переборы пальцев по клавишам дают понять, что мальчик скучает по своему неодушевленному другу. Это отдаётся мелкими ударами в моём сердце, хочется забежать на этаж выше и украсть несколько объятий у его тела, может быть тогда душа перестанет так страдать… может быть тогда моему музыканту станет легче. Восемь дней. Прошло ровно восемь дней после того, что с ним случилось (не то, чтобы я считал). И каждый из этих дней я не нахожу себе места. Понимаешь? Как можно продолжать жить, когда ты видел, что человеку плохо? Не просто не хватило денег на обед в кафе, нет. С человеком случилось что-то дезориентирующее, других вариантов нет. Только на поистине ужасающие ситуации люди реагируют так. Я…Я просто не могу оставаться спокойным. Сегодняшняя ночь даётся мне в особенности тяжело. Выпиваю уже третью кружку кофе, горького и обжигающего, потому что пью только такой. И мысль о моём соседе добавляет горечи в этот вкус. Что я могу сделать? Как я могу помочь? Звук. Тонкий, еле слышный, но он разрезает тишину в помещении. За ним по нарастающей идёт звук за звуком один ниже другого. Становится не по себе от этой игры. Приподнимаюсь с места, прислушиваясь и находясь на готове выбежать, ведь даже такой неполноценной музыки я давно не слышал. Не знаю, хорошо это или плохо. Звуки останавливаются на самом низком, и я прислушиваюсь. Несколько секунд все вокруг застывает в полнейшей тишине, я не слышу ни шороха, ни звука, ни скрипа — ничего. Настораживаюсь. Все будто обволакивает неким вакуумом тишины и неведения, люди не привыкшие к таким событиям ночей в моей квартире определённо точно испугались бы, но это я, и я привык. Мне не страшно — мне тревожно. За какую-то неделю с небольшим музыка моего Маэстро Л стала предвестником беды, перестала быть легким будильником для меня. Я тихо, на цыпочках, направляюсь к двери на выход, что-то явно произойдёт. Я…не знаю…я имею в виду, я чувствую это. Что-то будет, и это не то, что может порадовать или понравиться кому-то. Жду, пытаюсь не торопиться. Вдруг одно моё необдуманное движение станет точкой невозврата, и после я буду очень долго корить себя за все ошибки, что последуют за этим. Хочется сорваться и сделать хоть что-то, но я боюсь ошибиться. Я понятия не имею, что будет правильным в этой ситуации. Понятия не имею что мне делать, как поступить. Быть может, это все моё ложное предчувствие, и ничего не произойдёт, но я чувствую это так остро, что просто не в силах от него отказаться. Пытаюсь усмирить внутреннего себя, что так разбушевался, но ничего не выходит. Он настаивает на своём, яро чувствует опасность, некую тревожность. Все это настолько ощущается внутри, что в зоне моей груди что-то скручивается, и я чувствую тошноту. Нужно действовать. Снова звук. Басовые клавиши, больше похожие на звуки скрипки. Небольшие перерывы между нажатиями, но эта «мелодия» явно не собирается прекращаться. Громче, резче и агрессивней. Инструмент разрывается в истошных криках. Срываюсь с места, просто не могу больше бездействовать. Да, это не мои проблемы, но я просто не в состоянии холодно относится ко всему происходящему. Не вижу ничего вокруг себя, не успеваю заметить, как оказываюсь вне своей квартиры. Сердце колотится настолько сильно, боюсь, оно пробьет грудную клетку.  Не могу перевести дыхание, горло першит, словно его стенки расцарапал маленький котенок. Резко останавливаюсь, снова слышу эту удушающую тишину. Звуки снова прекратились. Вижу перед собой дверь, которая явно ведет в ту самую квартиру, квартиру моего Маэстро. Она настолько старая, что это выглядит даже очаровывающе. Будучи из дерева, она потеряла несколько своих щепок, но сделала это так искусно, как немногие дизайнеры смогли бы. Вижу щель — квартира открыта. Вдыхаю глубже, чем следует, немного закашливаюсь. Боязливо тяну ладонь к дверной ручке, затем двигая дверь на себя. Страх обволакивает меня, я не слышу чужого присутствия. Но сам себя я обмануть не мог, тут явно кто-то есть. Хочу уйти, но не за этим я пришёл. Осматриваю все вокруг себя, пытаясь найти или заметить хоть что-то, что сможет мне помочь. Вижу лунный свет, который выходит из самой дальней комнаты. Медленными осторожными шагами направляюсь именно туда. С каждым шагом начинаю различать чуть слышные всхлипы. Так я и знал. То, что я вижу заставляет меня округлить глаза и раскрыть рот в немом ужасе. Что… не может быть. Пытаюсь не верить своим глазам, но картинка настолько правдива… Прямо на краю окна стоит тот самый шатен. Мой Маэстро Л. Стоит на самом краю открытого окна… Я живу на 11 этаже, не трудно догадаться на каком живёт он. Один неверный шаг — его жизнь улетит в пропасть. Боюсь издавать звуки, ведь могу его спугнуть. Но, чёрт, я должен что-то сделать. Вены на моих руках вздуваются из-за прочно сжатых кулаков. Что же он творит… Шаг и его левая стопа стоит на деревянной поверхности лишь на половину. Тело шатена наклоняется вперёд под невероятным углом… это конец. Он прыгает. Я словно вижу все в замедленном действии, вижу, как его тело сокрушается вниз, его руки раскинуты по обе стороны. В одно мгновенье он в воздухе и тут же в моих руках. Обхватываю его как можно крепче, он не понимает, что происходит, и с его стороны не следует никак движений. Кажется, у него шок. Я тяну парня на себя, чувствую под ладонями безумный ритм сердца. Его буквально трясет. По-другому и быть не могло, он был на волосок от смерти. Оконная рама уже давно позади, мы падаем на пол, но меня не волнует, как много синяков появится на моём теле. — Что же ты наделал, глупенький, — мой вопрос не требует ответа. Качаю его в своих руках. Мы лежим на холодном полу, ничего вокруг нас. Начинаю слышать едва различимые всхлипы, а затем громкие рыдания. Он срывается на безумные крики, но я не в праве его успокаивать. Я не знаю даже половины его боли. Вижу, как его лицо искажается в гримасе невероятной отчаянности. Даже страшно подумать о том, как и из-за чего он пришёл к этому. — Тш-ш, маленький, все позади. Ты жив. — Как можно аккуратнее убираю с его лба прилипшую челку. Все тело парня горит, скорее всего он все-таки заболел, но сейчас это совершенно не важно. — Ты жив. Осматриваюсь вокруг себя, замечаю небольшую бумажку, на которой написано всего две строчки: «Это было слишком сложно. Луи.» Его имя. Настолько подходит ему. Мой музыкант — Маэстро Луи. Не думаю, что буду интересоваться у него о всех подробностях так скоро, но когда-то он сам сможет мне все рассказать. Мы переживем это снова, теперь вместе. Я больше не отпущу его. Просто не смогу. Я не знаю сколько точно мы сидим в этих крепких объятьях. Он лежит на мне, и лишь его ноги свисают на пол. Мы медленно покачиваемся, я слушаю его всхлипы, но ничего не говорю. В комнате мрак, и лишь лунный свет кидает свои серебряные лучи на заплаканное лицо парня. Боюсь выпускать его из своих оков, боюсь, что он вновь попытается… В какую-то секунду я слышу, как все издаваемые им звуки прекращаются — это пугает меня. Смотрю прямо на него и вижу, как он, преодолевая себя, проваливается в сон. Сил не хватило — это нормально. Облегчённо вздыхаю, а затем шепчу: — Все закончилось, малыш, теперь ты можешь поспать.