Only lovers left alive on Valentine's Day

Длинные тонкие пальцы пробегают по струнам, вырывая из лютни протяжный стон. Женщина шире распахивает свои серые глаза, опушенные белыми ресницами. — Что-то не так, любовь моя? — спрашивает она, приподнимаясь на локтях на своей круглой кровати. — Я не могу играть сегодня. Видишь — ничего не выходит, — мужчина бережно откладывает лютню и переползает на постель, опускает голову на колени женщины. Она рассеянно проводит ладонью по его волосам. — Это было так давно, мой милый… — она прикрывает глаза, все ещё перебирая его волосы пальцами. Давно. Шестнадцать веков назад, примерно. Но у таких событий нет срока давности. Тем более, когда весь мир из года в год вспоминает эти события, давно придав истории тошнотворного романтизма. В случившемся не было ни грамма романтики. Они жили в Риме жизнью отшельников: всегда в тени, никого не трогая, перебиваясь приторной кровью животных, вызывающей одну лишь тошноту. Все потому, что хранили этот мир и «мертвецов». Кровожадных. Распутных. Алчных. Они были погружены в творчество, ничего более. Он создавал мелодии, которые ей так нравились. Она — лепила из глины. Её ловкие пальцы всегда творили что-то возвышенно прекрасное. И это было хорошее время, несмотря ни на что. Если бы не её сестра. Привыкшая получать все и сразу, она часто устраивала резню, пока однажды её кровавый след не привёл к их дому. «Мертвецы» пришли за возмездием. Они не собирались разбираться, вердикт был вынесен единогласно — виновны. Они ломились в двери, выкрикивая ругательства. А потом они проникли в дом. Все глиняные поделки, которые Она создавала годами, были разбиты в один миг, все Его музыкальные инструменты были уничтожены с остервенением, с ненавистью, лютой и бесконечной. Ей удалось сбежать, её сестра скрылась при первой возможности, а Он остался сдерживать толпу. Все, чего Он хотел — выиграть время своей жене, судьба её сёстры его волновала мало. Он мог убить их всех в считанные мгновения. Он мог. Но не стал. Потому что он никогда не был чудовищем, вопреки всем ярлыкам, что на него навесили лишь за одну его сущность. Он дал себя схватить. Он знал, что, пустив ему кровь, «мертвецы» удовлетворят свою вендетту; знал, что Она сможет жить. Он готов был к этому. К смерти. Ради нее. И тогда, дожидаясь своего часа, он и написал своё письмо. Письмо бессмертного к бессмертной. Он передал его со слепой девочкой, и это должны были быть последние слова. А потом его распяли. Он не был пред ними виноват. Он подобно Христу принял наказание без вины, вот только он не был Христом. Он был тёмным демоном, который был виновен лишь в том, что был таким. Он провёл на столбе всю ночь, и солнце обещало доделать то дело, которое начали «мертвецы», но прибыло спасение — старый римлянин, незнакомец. Он разогнал толпу и вытащил гвозди из окровавленных рук. Этот «мертвец» был не таким, как все. Но, как всегда бывает — те, кто встаёт на их сторону, долго не живут. Римлянина обвинили в пособничестве и обезглавили в тот же день. Да, никакого романтизма. — Он спас меня тогда… — мужчина ловит женщину за запястье и подносит её ладонь к своим губам. — И да, меня раздражает весь этот смех под окнами. Это был трудный день, и все эти глупые открытки… Он замолкает, выдав тяжёлый вздох. — Ни одна из этих открыток не сравнится с тем первым письмом. Твоим ко мне. Ты знаешь, я ведь сохранила его. — Знаю, — он слабо улыбается. — Мертвецы не умеют так любить, как любишь меня ты. Как люблю тебя я. Пускай это будет тебе утешением. Он спас нашу любовь, — её тон спокойный, убеждающий. — Мне не нравится сама цена, — вздыхает мужчина, с отвращением морщась, когда под окном слышится очередной взрыв женского смеха. — Но он спас вечную любовь, — женщина тянется за книгой, лежащей на тумбочке и извлекает ветхое письмо, зажатое между страницами. «Навеки твой, и в жизни, и в смерти, и после неё. Прощай навсегда. Твой Адам», — зачитывает она. Мужчина берёт письмо из её рук, пробегает взглядом по выцветшим буквам. — Я помню все, будто писал это только вчера. Будто только вчера его голова покатилась по земле, разбрызгивая кровь. Он возвращает письмо жене, и она снова прячет его в книгу. — Это день, когда ты вернулся ко мне, — успокаивает его женщина. — Мертвецы увековечили его в истории, и это не так уж и плохо. А тот человек… ну, все когда-то умирают. — Но не мы, — отзывается мужчина. — Не мы, — соглашается женщина с улыбкой. — Мы всегда выживаем.