Что ты скажешь Смерти, когда она придет за тобой?

У нее не было носа и это все, что волновало Гамбита на данный момент. Такая красивая, а вместо носа черная дыра сифилитика. Лучезарная улыбка, белое призрачно-дымчатое лицо, огромные, полыхающие будто адово пламя, красные с черным глаза. Почти такие же, как у него самого. И полное отсутствие носа. Он даже забыл на мгновение, что умер. - Пойдем, - сказала она, и тонкие, едва заметные морщинки побежали к вискам. - Зачем? – только и спросил Гамбит, ощупывая рубашку, на которой алым гибискусом проявлялась кровь. - Потому что ты умер, разумеется, - напомнила безносая. В левой руке она держала косу, тонкую, элегантную, с сосновым косовищем и отбитым, отточенным стальным лезвием. По лезвию от острия и до пятки сновали маленькие сиреневые искорки. В кабаке сделалось темно и мрачно, а в груди холодно. Боли креол не чувствовал, а вот липкую мокрую кровь – да. Липкую, мокрую кровь, которая все расползалась, обволакивала, бесконечно напоминала – умер, не сомневайся. Гамбит перевел взгляд с алого пятна на серьезное, бледное лицо собеседницы и наконец понял ситуацию до конца – он действительно умер. Он умер насовсем. Насовсем не хотелось, тем более так глупо. Вор, авантюрист, иксмен, адреналиновый наркоман – он знал, что когда-нибудь свернет себе шею или схватит пулю. Но так, как это произошло сейчас – было хамством, нахальством, и, более того, унижением его замечательного эго. Креол оказался в ненужное время в ненужном месте: в кабаке, у барной стойки, где тихо, медленно напивался. За Гамбитом охотилось без мало полмира, а в итоге пришли не за ним - за каким-то плюгавым мужичком с хитрым бегающим взглядом. Реми же убили невзначай, промахнувшись, даже имени не спросив, и его самолюбие вопило в ужасе от такой глупой, случайной, не для него приготовленной смерти. Он знал, что когда-нибудь свернет себе шею или схватит пулю, но все это… все это было потом. Когда-нибудь. Не сейчас. И все же, он умер. А Смерть стояла рядом и поторапливала. - Осознал? Тогда пойдем. Голос ее был глубоким, шершавым и на удивление молодым. Когда-то в прошлом Гамбит не слишком бы и расстроился, но сейчас… Сейчас все более-менее обрело смысл и не просто смысл, а даже призрачную неуверенную надежду на счастье. Сейчас - Ксавье, команда, Шельма… Шельма! В простреленной груди пронзительно заныло. Ведь он в этот кабак пришел запить очередной скандал. Он успел наговорить ей всякого, а вот что Гамбит любит ее так и не успел сказать. Теперь будет правильнее: любил. Уходить не хотелось. Креол потянулся за сигаретой и хмыкнул. - Куда пойдем? Испачкав сигареты окровавленными ладонями, но не потеряв свойственной ему галантности, предложил закурить даме. Дама отказалась кивком головы. - В ад, конечно, - отозвалась безносая, - а ты на что рассчитывал? - В аду есть выпивка? – по-еврейски, вопросом на вопрос, ответил Гамбит. Сигарета зажглась от его прикосновения, а креол удивился, что мутантские способности еще работают. Значит, он мертв не до конца? Реми глубоко затянулся и задумался над этим. Смерть задумалась тоже, а после неопределенно пожала плечами. - Раньше не было. Были черти, котлы да сковородки. Сейчас не знаю, давно туда не заходила. Сказала и снова задумалась, потом добавила глухо, ворчливо, недовольно. - Все суета какая-то, до ада дойти некогда… - Тогда, может, на посошок? А то мало ли как там, в пекле, сложится, – предложил Гамбит и перегнулся через барную стойку, достал уже початую бутыль коньяка и бокал для собеседницы. На стекле остались красные линии от его пальцев. Смерть удивленно вскинула бровь, а потом вдруг весело рассмеялась. - Ну давай. Креол разлил по бокалам крепкий, пахнущий деревом, сладостью и тоской коньяк. Смерть присела на краешек высокого деревянного стула, приладила косу к барной стойке и молча выпила. Гамбит последовал ее примеру. Алкоголь разливался по венам, мешаясь с кровью, мысли делались чище, чувства острей. Он ощущал свою силу, пьянящую мощь алкоголя, вкус никотина, а значит… - Я еще не совсем умер? - Не совсем, - нехотя согласилась Смерть. - Почему? Гамбит стряхнул пепел и медленно выдохнул дым, перистая струйка игриво устремилась к мерцающему под потолком огню. Безносая посмотрела на креола сквозь щелочки прищуренных глаз, постучала на удивление ухоженными пальцами по полированной столешнице барной стойки, но все же ответила. - Большинство свежеумерших плохо понимает, что происходит, их вжик - и пошел. У тех, кто меня боится, связь души и тела тонкая, иногда сама от испуга обрывается. С ними тоже легко. Но есть такие, как ты. Которые не боятся. Таких приходится вразумлять. Посидим помолясь, пока ты осознаешь, что исход предрешен и деваться тебе некуда. Гамбит улыбнулся и снова наполнил бокалы до краев. Реми все еще не боялся. И все еще не собирался сдаваться. По блестящему стеклянному боку бутылки покатилась коричневая вязкая капля, пересекая кровавые пятна креольских отпечатков. - Еще по одной и пойдем, - согласилась Смерть. - Не рано? - Не рано, - усмехнулась дама с косой, - ты и так задержался - то в план не помещаешься, то в бюджет. То заявку на тебя где-то потеряют помощники мои криворукие. А ведь встречи со мной ты искал уже давно. Гамбит ухмыльнулся. Умирать он, конечно, не хотел, но собеседница была права – он всегда ходил по самому краю, щекотал себе нервы, искал, отчего душа до дна и до судорог; чтобы глаза жгло, чтобы в них отражалась пропасть; чтобы сердце как игла, тонко, страстно; чтобы в затылке барабанная дробь. А теперь – оборвалось. И все же, как обидно! - Может, как-нибудь снова заявку потерять? – будто невзначай спросил креол, стянул с шеи легкое кашне, вытер сначала руки, потом кровавые следы со стекла. Кровь местами присохла и оставалась веселыми веснушками. - Поздно, – ответила Смерть, - в этот раз я победила бюрократию. Да и зачем? Бровь Лебо выгнулась крутой дугой, другая последовала ее примеру. Зачем ему его жизнь? Зачем? Она всерьез это спрашивает?! Гамбит открыл было рот и споткнулся. Что он ответит ей на ее «зачем»? Расскажет о кутежах, о кражах, драках, пьянках? Он никогда не считал, что его жизнь может быть правильной, но надеялся, что она будет яркой, искрящейся. И она была. Он уходил в ночь, не возвращаясь, сгорал пламенем, чувствуя вкус чужих губ. Он был на «ты» с зеленым сукном, с черным мраком, с красными фонарями. И все же - разве в этом жизнь, которая впечатлит Смерть? Он оставлял после себя серую золу и рассыпал камни. Гедонизм. Бестолковая пустота. Так зачем? Жизнь - это каждая секунда, каждый миг, а он... Сколько раз он засыпал с улыбкой? А просыпался? Сколько раз он впитывал закат, сколько раз встречал солнце, выступающее из тенистого угла? По настоящему, всей душой? Жизнь складывается из мелочей - из щекочущей травы, из переливающейся снежинки, из свежего клокочущего ветра. Из улыбки любимых, из лучащегося взгляда, а он... Где были его мозги все это время?! Реми сжал зубы и криво осклабился. Он не мог, даже перед лицом Смерти, не мог, не умел быть доверчивым, быть сентиментальным, быть ранимым. Не смел. «Беззаботным, насмешливым, сильным» - все по Ницше – только таким он умел быть. Креол вдавил в пепельницу выжатый до дна фильтр. - Гамбит слишком красив, чтобы гнить и разлагаться. Смерть пожала плечами. - Круговорот веществ в природе. Не ко мне претензии, я за душой пришла. - Неужели мадмуазель не находит в Реми ничего привлекательного, чтобы стоило сохранить его душу в его чудесном теле? – лукаво, кокетливо спросил Гамбит, - Реми многое имеет и многое умеет. Смерть обвела бесцеремонным взглядом его фигуру от макушки до самых пяток. - Ну и что там у тебя такого, чего бы я не видела за бесконечное время своего существования? - Поверь, ma chérie, Гамбит найдет, чем тебя удивить. Смерть изумилась его наглости и по-девчоночьи хихикнула. - Ты хоть представляешь сколько мне лет? - Восемнадцать? – спросил Гамбит и невинно заглянул в ее красные глаза. Смерть улыбнулась, и Реми понял, с кого да Винчи срисовал выражение лица своей знаменитой загадочной Джоконды. - Ты переоцениваешь, - сказала она наконец, - свое очарование и мою потребность в утехах. - Тогда, может, в карты сыграем? - Гамбит потянулся за верной колодой, - если выиграешь, я пойду с тобой, если… - За кого ты меня принимаешь? – поморщившись, перебила его Смерть, - играть с шулером… - Боишься, ma chérie? Она вздохнула и откинулась на барную стойку, подперев ладонью щеку. Темно-синий рукав объемного балахона соскользнул, собираясь валиком, обнажая багряную ткань подклада и белую, почти прозрачную руку до локтя. - Не боюсь. И уже вышла из того возраста, когда нужно это доказывать. Гамбит перемешал колоду и запустил ее веером к потолку. Чуть моргнув пурпурными отблесками карты взмыли фейерверком, но не взорвались – а смысл? - осыпались вниз красно-черным дождем. Только сейчас креол заметил тихую, будто призрачную, как все вокруг, музыку, какой-то бестолковый релакс – непонятно на каких инструментах сыгранный, непонятно у какой секты украденный. Маракасы шуршали как метроном, волновали, будоражили, напоминали - Реми Лебо всегда выбирался даже из самых отвратительно-безвыходных ситуаций. Неужели эта станет исключением? Креол прикрыл глаза. - Где-то во вселенной обязательно есть что-то, чего бы тебе очень хотелось, но получить ты это не в состоянии. Без посторонней помощи. Так всегда бывает. Смерть задумчиво почесала бровь, молча сделала маленький глоток коньяка, облизнула губы. Реми продолжил. - Гамбит – великий вор, за свою жизнь, ma chérie, он принесет тебе все, что попросишь. - Так уж все? - хмыкнула жница, - что ж. Принеси мне сердце той, кто тебе дороже всех, и я возьму его вместо твоего. Согласен? Гамбит склонил голову на бок и уставился на нее изумленно. Он готов был рыскать по самым безвестным, неприступным уголкам, при необходимости заглянуть в пасть Ктулху, готов был откупаться всеми благами человечества, но жизнь любимого человека... Она что, издевается? Он молчал так долго, что дама заскучала и поторопила. - Так принесешь? - Нет, конечно. - Вот и умница, - одобрила Смерть, покатывая остатки коньяка по дну бокала. - Ты что правда отпускаешь тех, кто соглашается? - Разумеется, нет. Это развод. С теми, кто соглашается, беседа заканчивается в то же мгновение. С тобой… ну, хочешь, давай еще поговорим. Гамбит покусал губы, плеснул по опять опустевшим бокалам коньяк - тот взволновался янтарно-коричневым морем - потом привычно усмехнулся. Новая свежеприкуренная сигарета мелко волнительно вздрагивала в его точеных пальцах. - Так глупо! Я не должен был умереть так глупо! - Каждый, - фыркнула Смерть, – каждый на твоем месте считает также! - Мerde, я, в конце концов, иксмен! – взбунтовался креол. - Как же трудно с вами, иксменами! - жница душ скривилась, наклонилась к Гамбиту и доверительно пожаловалась, - у Росомахи, например, бронь. Придешь, бывает, у тела постоишь, кажется, все уже, ан нет, опять отмена. Джину Грей и вовсе пристроить не могу никак: в ад не по статусу, а в рай – задолбала там всех эта взбалмошная занудная моралистка. Сразу какая-нибудь опечатка в документах находится, и возвращают ее обратно. Вот и возись с вами, с героями. - Я должен был умереть как иксмен, героем, - настаивал креол, но Смерть искренне возмутилась. - Что ты сделал, чтобы умереть героем? Что? Ее глаза впивались в самую душу, будто алые прожекторы ловили решившихся на побег заключенных, а Гамбит пытался схватить хоть какое-то стоящее воспоминание. Он кого-то спасал, его кто-то любил, он пытался помочь - ерунда, все не то! Говорят, когда смерть на пороге, вся жизнь проносится перед глазами. Врут. Смерть спросит с тебя за Жизнь и за то, как ты с ней обращался. Что ты ответишь ей? - Я любил жизнь, - сказал Гамбит. - Ложь, - отозвалась Смерть, - ты ей пользовался. И любил, только когда тебе это было удобно. Реми молча затянулся и отвел алеющий зарницей взгляд. Вокруг собирался туман, мутный, терпкий. Он искажал предметы, превращая столы и стулья в космических чудовищ, а светильники под потолком в пространственные дыры. Там, за туманом, как в дешёвом мюзикле шелестели люди – далекий призрачный мир живых. - Я звал тебя. - Я помню. - Ты не пришла. Дама кивнула и хмыкнула. - Ты как раз не влез в бюджет. Гамбит взглянул на нее исподлобья - резко, пронзительно. Смерть нахмурилась – она тоже не любила проявление всех этих высокопарных трепетных тонкостей, но взгляд его - внезапно серьезный, требовательный - трогал. - Ты звал меня, потому что вместе с воровской семьёй ты потерял свою душу. И этот мерзкий извращенец, этот живой труп, который я никак не затащу в Преисподнюю - Эссекс - сделал тебя своей марионеткой. Ты был не просто вором – разбойником, и ты ждал, что я приду с освобождением. Заберу весь ужас, боль и отвращение, в которых ты захлебывался. Я не пришла. Потому что у тебя была сила выдержать это, и ты выдержал. Я помню. Гамбит будто оцепенел, стискивая сигарету, которая дотлела почти до самого фильтра. - Я был готов следовать за тобой на край вселенной и благодарно целовать тебе руки. Ты не пришла. А теперь...Почему теперь, когда все изменилось? Когда и мне, наконец, выпало почти невозможное счастье? Почему именно теперь? - Женский каприз, - пожала плечами Смерть, - по документам проходит как оптимизация. Креол рассмеялся – это определенно все объясняло. Реми знал женщин, Реми любил женщин, а они любили Реми, и каждая если не первая, то вторая наверняка, готова была боготворить его, но в последнее время женщины разрушали такой привычный, устойчивый мир. Сначала Шельма - недоступная, неприступная, неукротимая, теперь вот Смерть - неотвратимая. Гамбит представил, как Анна-Мари будет убиваться, когда узнает, что Реми не стало. При всей нелепости их отношений, она любила его, и он знал это. Без слов и признаний, несмотря на проклятья. Она любила его и теперь ей придется жить дальше – без Лебо. Жестоко. Глупо. Гадко. - Отпусти хотя бы попрощаться. - Нет, - ответила жница, не спрашивая с кем и зачем – она знала, и все же, - нет. Умер - значит умер. - Отпусти, хотя бы сказать, что люблю ее, - тихо попросил Гамбит. - Нет, – повторила Смерть, - что не успел, то не успел. И хватит об этом печалиться. - Умирать, знаешь ли, невесело, - усмехнулся креол и хотел что-то добавить к сказанному, но тут ее внезапно понесло. - Ну надо же, не весело ему! А мне, ты думаешь, весело? Охренеть как мне весело бланки заполнять по двенадцать приложений на душу, подписи получать. Это тебе не бары твои, не клубы, не алмазы воровать по музеям. Это такое веселье, что не знаю, куда деваться от него! Смету согласовывать до второго пришествия, только и слышишь «портальная магия заканчивается», «энергетические балансы не сходятся». Такое вот веселье! У меня же другого веселья нет, как по сто раз переписывать «в связи изменившимися нормами» все эти заявки, акты, ведомости! А ты говоришь, потерять! После такого-то веселья. Коньяк все же ударил в голову даже привычной ко всему Смерти и отпустил на свободу язык. - Разве не ты главная в вашей конторе? – удивился креол. - Я-то главная, - поморщилась Смерть, - только вот отчеты все эти, балансы… Наливай давай еще! Креол потянулся за новой бутылкой, первую они как-то незаметно приговорили, разлил по бокалам на этот раз виски, пододвигая порцию своей собеседнице, спросил. - Зачем отчеты? Я думал, это дело нехитрое – вжик и готово. - Вжик, - передразнила жница, - раньше было вжик, раньше я одна работала, все успевала. Потом, глядь, людей в мире все больше, мрут все чаще. Сверху, - Смерть ткнула пальцем в мутный туманный потолок, - секретаря прислали, чтоб координировал. За секретарем, значит, логиста, чтобы рационально, потом экономиста, чтоб рентабельно, потом закупщика - коса нужна новая, потом завскладом - закупщик кос слишком много закупил… Теперь вот, чтоб им всем пусто было, на дело не могу выбраться, пока все не согласуют. Крючкотворцы проклятые, работать некогда! А я ведь люблю свою работу… Смерть залпом плеснула в себя виски, поморщилась, утерлась рукавом, полезла в карман, вынула ворох бумаг и потрясла у Гамбита под носом. - А на проходной что устроили?! В рай еще полбеды, туда отбор жесткий, а в ад! Накладную, акт, опись – на каждую душу! Знаешь сколько грешников за день скапливается? Тьма! И на каждого – накладную, акт, опись! Тьфу! - В ад по накладным! - рассмеялся ошарашенный Гамбит. - Ты вот смеешься, а без накладной ведь не пустят, - дама печально покачала головой, - дожили! - И на меня есть накладная? – креол потер щетинистый подбородок. - И на тебя есть, - ответила Смерть, - все документы в порядке. Давай я перережу как положено, и пойдем уже, а? - Потанцуй со мной, и пойдем, - наконец согласился Гамбит, протянул даме руку, - только… можешь душу попозже отделить, хочу до конца чувствовать связь с миром живых. Не затруднит тебя это, ma chérie? - Как же вы люди за прошлое любите цепляться. Смерть укоризненно покачала головой, но ладонь свою вложила в протянутую руку креола и пообещала. - До проходной. * * * На проходной было серо и уныло и совсем не по-адски. Большие ворота, украшенные причудливыми орнаментами и устрашающего вида горгульями, ссохлись, потрескались, местами даже облезли. Горгульи в боях с ветхостью и беспощадным временем потеряли кто рог, кто крыло, а вся конструкция отчаянно нуждалась в реставрации. В воротах на высоте среднестатистической груди располагалось окошко мутного стекла. Смерть постучала. Окошко отворилось, оттуда протянулась рука. Обычная такая рука, серая, в зеленую пятнышку. - Накладную! – пробубнели вместо приветствия. Смерть достала из карманов листы и закопалась в них. - Левир, Легрант, Лестоун… - Накладную! – требовательно просипели из окна. - Сейчас! - недовольно фыркнула Смерть, - Где же? Лизат, Лавин.. .Где Лебо? - Потеряла? – подал голос Гамбит, - ай-яй, вот ведь неприятность! И долго придется восстанавливать? - Да уж прилично! – озадачено копаясь в листах, проворчала Смерть и вдруг резко подняла на него глаза. Креол лучился невинностью и непричастностью. - Накладную! – брызнули слюной с проходной. Смерть все поняла. Он украл ее, украл эту чертову накладную! Обокрал саму Смерть! - Наглец! – безносая беззлобно рассмеялась, - думаешь, избавился от меня? - Это вряд ли, - Гамбит улыбался, и глаза его сияли рождественскими фонариками. - Мы еще встретимся, Реми Лебо, - она говорила без ненависти, без угрозы, без желчи, с легкой насмешкой и едва заметным восхищением. - С удовольствием, ma chérie, - отозвался креол, - надеюсь, не слишком скоро. Смерть разрезала пространство косой и кивнула в сторону выхода. В рваной прорехе мироздания мерцал Институт Ксавье и всходило солнце.