Чанёль тянется на кровати и потихоньку встает. Крис ушел разговаривать по телефону. Пак подслушивать не хочет, но дикий интерес делает свое дело, и он аккуратно прислоняется всем телом к стене.
— Мне совершенно плевать какие цветы она хочет на свадьбе. — Выплевывает Крис и подносит бокал с янтарной жидкостью ко рту.
— Пусть делает что хочет. И купи кольца. Все-таки опозорится на собственной свадьбе будет провалом. — Крис вешает трубку и смотрит в панорамное окно.
Чанёль в шоке смотрит на старшего и не дышит не шевелится. «Она, свадьба. Крис» все, что крутится в голове. И не разу не проскользнул он. Пак сжимает губы в тонкую полоску и смаргивает слезы. Аккуратно их вытирает дрожащими пальцами. Крис не должен увидеть. А Чанёль теперь понял все и сопоставил факты. Крис женится. Не на нем. На ней. С той, с которой его отправляли в Финляндию на конференцию. С той, которая женского пола. И не носит имя Пак Чанель. Пак на дрожащих ногах добирается тихой поступью до кровати, в которой они со старшим провели большее время вместе. Теперь даже смотреть, на смятые после секса простыни, тошно и противно. Но с другой стороны. Крис ему в верности не клялся. Господи. Чанель даже не знает вместе ли они как пара. Просто Крис в свои двадцать четыре решил разбавить свою половую жизнь с несуразным, вечно лохматым парнишкой семнадцати лет. Чанёль именно на этом и останавливает свои мысли и зарывается лицом в подушку. Думать совершенно не хочется. Потому что больно и так ведь не должно быть. Но есть и горько очень. Пак не то что лезть на стены из-за этого хочет. Вгрызться в них зубами когтями, чтобы перестало так сильно. обида по всему телу проходит, в лаву превращается, гореть изнутри заставляет, задыхаться. Чанель слышит шаги и пытается выровнять дыхание, сжаться чтобы старший его не видел, не смотрел даже. От него убежать хочется. Его не видеть, ни чувствовать даже его присутствие не хочется. Чанель рукой немного, легко как будто во сне накрывает пол затылка шелковой простынью и слышит тихий смешок. Чанёль знает, что старший улыбается. Знает и его это бесит больше всего. Как он мог скрывать и врать, прям в глаза? Старший забирается в постель и прижимает Пака к себе руками. Чанель эти руки, что приносят незабываемое удовольствие, сломать хочет, в месиво превратить, чтобы не трогали, не прижимал, перестали касаться, потому что нестерпимо больно. Пак Чанёль ведь любит Криса. Признавался не раз, но по-видимому поздно. Чанель уйти от прикосновений хочет. Забиться в угол, возвести стену чтобы никто-никто больше не подошел, не тронул, не обидел. Глаза себе вырвать хочет, чтобы не видеть и уши закрыть чтобы не слышать, потому что так — не выносимо.
Крис засыпает быстро, всегда так делал. Чанель ждет еще час. Думает, думает и думает.
Пусть ему будет больно, пусть он будет страдать и плакать ночами в подушку, пусть будет задыхаться от боли. Пусть будет рыть себе собственную могилу из чувств и положит туда все, что от него останется. Пусть, но Криса, раз тот того желает, отпустит. Отступит, даст заднюю, сбежит, как трус, как крыса. Считайте, как хотите. Он отпустит, Ифань должен быть счастлив. Обязан теперь. Чанель ему шанс дает, себя его лишает, если так будет лучше, то пусть.
Он оставляет короткий, пропитанный таким отчаянием и болью, что задохнутся всему городу хватит, поцелуй на плече. Заставляет себя выползти из постели и собраться. Он делает все тихо, вымученно, аккуратно и тяжело. Пишет нелепую записку и кладет под телефон. Потому что знает, что Крис проверит первым делом его после сна. Достает костюм рубашку с галстуком, потому что знает, что Ифань будет выбирать три часа и в итоге пойдет во вчерашнем. На часах стрелка проскальзывает шесть часов и Чанёль ставит пачку с тостами возле плиты и сыпет в турку кофе, потому что знает, если этого не сделать, то Крис уйдет на работу голодным и будет вредным весь оставшийся день. Господи. Чанель знает о нем кажется все. За полгода их нелепых отношений он его выучил от и до. Но похоже это лишнее и пора завязывать. Чанель проходит мимо комнаты и не смотрит внутрь. Он просто знает, как тот спит, в какой позе и куда повернута голова. Знает, но видеть теперь это противно, и не хочется совсем. Чанель обувается, натягивает куртку и забирает рюкзак. Последний раз кидает взгляд в сторону гостиной и оставив на тумбочке ключи, выходит за дверь пентхауса. Входит в лифт и прижимается к холодной стене. Теперь можно себя не сдерживать, теперь можно и плакать навзрыд и на стену лесть, но все что делает Пак это соскребает себя с пола лифта и выходит из подъезда. До школы еще пару часов, а домой ехать нет никакого желания. В конце концов он решает пройтись немного пешком и посидеть немного в парке. Все дается слишком трудно и каждое движение, каждая мысль о Крисе отдает тупой болью во всем теле. Так ведь не должно быть правда? Чтоб так глубоко и так больно. Но это есть и прятаться не вариант.
В школу он заходит со звонком и улыбается всем вымученно , он ведь должен сделать так, чтобы не задавали вопросов и у него это выходит. На уроках сидит тихо и смотрит в окна. Пытается не думать, отвлечься как-то, если вспомнит, знает, что заплачет, а этого допускать нельзя. На физкультуре он просто не выдерживает, все что он строил с утра — ломается, крошится в пепел превращается, и он сбегает на единственное тихое место в школе — на крышу, оставив все вещи в раздевалке.
Он смотрит на высокие здания, на светло голубое небо и понимает, что кажется переоценил свои возможности. Это настолько тяжело что внутри ломает, а ведь прошло всего пару часов. Чанель представляет, как было бы если бы он не подслушал разговор. Он бы проснулся немного раньше, приготовил завтрак и сварил бы кофе, достал одежду и стал будить бы Криса. Дуть в уши и щекотать, ерзать по кровати и целовать. А потом бы они чистили вместе зубы и игрались с пеной для бритья, весело бы смеялись и завтракали, Чанёль бы морщился от горького кофе и пил бы свой какао, а Крис его бы целовал после каждого глотка и смеялся. Все было бы именно так. На протяжении полугода так и неизменно. Потому что вместе им по-другому никак. Только смеяться, целоваться и наслаждаться. А теперь все провалилось крахом и это «БЫ» — Пак ненавидит всей душой точно так же, как и ее. Он знает, что она взрослее, красивее и умнее него, но Чанёль ведь его любит, по-настоящему, искренне и нежно, по детски совсем, а Крис любит его. Любит же правда? Теперь и Чанёль не уверен. Любил не врал бы, не скрывал бы, признавался бы. Теперь это «БЫ» — он ненавидит еще больше. Крис всегда признавался через действия, никогда не говорил громких слов и этого хватало. Но пора уже прекратить. Чанель разобьется о скалы, ляжет под поезд, но даст Ифаню шанс, отобрав его у себя. Он же любит — а ради любимых делают все. Чанель подменит все чувства, из себя другого человека сделает. Но не вернется. С Пак Чанёля — Ву Ифаня хватит. Им не по пути, и дороги их разошлись пару часов назад.
У Чана дрожит все тело. Оказывает это больно терять тех, кого любишь. Чанель думает, что это ему все приснилось, что просто был такой длинный хороший сон. Но все не так и ком в горле тому доказательство со слезами на лице. Пак шел к нему слишком долго, а в конце пути его ошпарило кипятком. Наверное, на этом стоит закончить и перестать уже думать. Он заламывает пальцы, когда звенит звонок и немного его приводит в чувство. Смотрит на выбежавших ребят и видит высокого парня, что направляется в школу. Он его узнает из тысячи, только по походке, по костюму, по пальцам, по улыбке, по всему. Ведь он знает его наизусть. Пак кажется не шевелится последующий час и впивается взглядом в свои дрожащие коленки. Зачем он приехал? Посмеяться? Или отдать забытые вещи? Что ему еще от его нужно? Он же все забрал, Чанёль сам себе не принадлежит. Его клеймили и выжгли внутри имя. Чтобы не забыл, чтоб помнил кто его хозяин. Чанель чувствует теперь себя вещью, а точнее ободранной, серой, половой тряпкой. Об которую в очередной раз пришли вытереть ноги. Пак не летит к нему в объятия, как всегда это бывает. Он сидит и сильнее начинает плакать и задыхаться от кома. Он встал поперек и не дает ни вдох сделать не выдох. Даже когда Чан его отпустил, от Криса нет покоя. Он засел везде, в мыслях, в действиях, засел так глубоко и вылезать сука не хочет. А Чанёль гонит всеми возможными способами, гонит. Пытается вытащить. Цепями тянет, но тот не поддается. Он приклеен намертво и от него не избавится. Чанель так и остается сидеть совсем неподвижно пока не видит фигуру идущую к машине, видит у него в руках сумку и узнает свой рюкзак. Их не должно больше ничего связывать, зачем он это делает, зачем опять появляется, неужели не понимает? Он ведь не дурак, он должен был понять, что теперь Пак знает. Но Крис всегда делает все по своему, заставляет все делать и делать шаги, обжигаться и задыхаться вдохами. Заставляет хотеть его все больше, а Чан хочет. Но ведь нельзя. Ему просто теперь недозволенно. Крис ему никогда не принадлежал, он был сам по себе. Когда Чанёль с первых дней был помечен Ифанем. Стал его и носил титул «Мой». Пак срывается, пошатываясь с места. Нужно забрать свои вещи и поставить окончательную точку.
— Ты меня напугал своими приколами, поехали домой, я взял выходной и хочу провести с тобой весь день. — Первое, что говорит Крис подбежавшему парню.
— Господин, отдайте мне мои вещи. — Чанёль не смотрит в глаза, проглатывает вязкую слюну и вытягивает руку.
— Все Ель не смешно, садись давай. — Крис садится за руль и кидает вещи на заднее сидение.
Чанёль улыбается проходящим мимо одноклассникам, открывает заднюю дверь и забрав свои вещи захлопывает ту с такой силой, что все присутствующие оборачиваются. Клонится проходящему учителю и убегает за угол.
Пак сумку к груди прижимает, как за спасательный круг за нее цепляется. Прохожие оборачиваются, но на все сейчас плевать. Парень не переставая, стирает слезы дрожащими пальцами, а внутри будто пламя появилось. Обжигает, жжется, бежать мешает, дышать не дает.
— Да что с тобой сегодня? — Крис ловит его за руку и поворачивает к себе лицом, смотрит своими омутами, в которых только и тонуть. Но Чан научится плавать в них, со временем, но научится. По-другому он не сможет просто.
— Отпустите меня, мне больно. — Чани вырывается ему противно от самого себя в первую очередь, а старший только усугубляет положение.
— Не кричи. — Спокойно говорит Крис и немного ослабляет хватку. Чанёля его спокойствие раздражает. Он ведь всегда такой, минимум эмоций, минимум слов. Пак осматривает его немного дико, будто первый раз его видит. Так немного легче, немного отпускает. Чан надеется, что это не из-за рук Ифаня, очень надеется.
— Боишься, что на канун свадьбы я тебя опозорю? — Чанёль приближается к лицу старшего и с нескрываемой ненавистью выплёвывает. — Так не подходит ко мне больше, — и вырвав руку уходит, оставив Ифаня смотреть ему в спину.
— Ель стой. — Крис блокирует его ход, машиной, но Чан поворачивает и идет назад.
— Да остановись ты. — Ву его догоняет и прижимает правой рукой к себе. Чанёль начинает пищать, вырываться. Ву его попытки ломает, жмёт сильнее, рот рукой закрывает и тащит к машине. Прижимает спиной к металлу и обхватывает щеки.
— Маленький мой, ты все не так понял. — Начинает Крис и стирает скатившиеся капли слез. — Да я женюсь, но этот брак фиктивный. Мы даже вместе жить не будем. Все останется так же, как и было. — Он говорит тихо, бегает взглядом по лицу, пытается немного в чувства привести.
— Ты… Ты предлагаешь сейчас мне быть твоим любовником? — Пак задыхается от собственных слов. Ему верить в это не хочется, делить Криса с кем-то еще. Извольте, но такого не будет. Он ведь обещал дать шанс на счастья. Он надеется, что у них все будут хорошо.
Крис смотрит в его глаза и все там видит и обиду, и боль, и разочарование. Это все сделал он. С единственным светлым человеком в его грязном, черном мире все это сотворил он. Пак ребенок ещё совсем, а Крис его уже запятнал черными пятнами, что не отмыться. Ему больно ровно настолько же. Они поделили все поровну. Если бы был выбор, Крис бы так не поступил, ему и сейчас тяжело настолько, что вгрызться в глотку собственному отцу готов. Но его поставили перед фактом лишили права выбора, его лишили всего, но Чана лишится он не может. Он просто не выдержит без него.
— Нет, ты будешь моим единственным любимым… — Начинает Ву.
— Любовником. — Заканчивает за него Чанёль.
— Это просто формальности. Штамп в паспорте. — Ву глазами ловит каждую эмоцию, пальцами каждую слезу. Он ему делает больно даже просто оправдываясь.
— Ифань Господи, ты хоть понимаешь, что ты говоришь. Ты женишься, у тебя семья будет. Я туда не вписываюсь. С самого начала я был лишним. Зачем это продолжать, это бессмысленно. — Ель вырывается, отталкивает от себя старшего и шаг в сторону делает.
— Я люблю тебя. — Шепчет Крис и подходит ближе.
— Теперь мне это не нужно. Прощай Ифань. — Чанёль смаргивает слезы, щеку изнутри кусает, чтобы не закричать. Слова режут больно, ломают будто, Чанёль их так ждал, так надеялся, а теперь они не окрыляют не приносят радость. Убивают, втаптывают в грязь. Лучше бы он их не слышал. Так было бы легче.
Крис все разрушил, собственными руками сломал, ногами растоптал, а Чан плюнул в месиво чтобы разбавить. Все должно было быть не так, по-другому. Крис сам наложал, скрывал больше месяца, чтобы в конце вот так вот получить. Он впервые признался. Впервые шаг сделал, но теперь поздно. Ифань хочет так, что зубы сводит, так, что рвать каждого кто посмеет остановить, так сильно и невыносимо до дрожи в пальцах хочет Чанёля себе под бок. Чтобы как раньше, весело, совсем по-детски, ласково. А Чанёль не даётся, не желает, упирается руками, ногтями, чтобы не идти на собственную погибель. Крис смотрит на сгорбленную спину того, кто показал какого это быть любимым, какого быть счастливым, как это просыпается и чувствовать своего человека под боком, завтракать с ним, чистить зубы и смотреть ужастики, как в глупых драмах. Он не хочет все это терять. Этот ребенок за полгода показал ему все самое светлое, самое хорошее, сделал то, что должны были делать родители ещё тогда. Ифань ему благодарен очень сильно. Но отпустить именно сейчас, кажется единственным правильным решением. Чанель должен понять, что так нужно, что у него нет выбора, должен повзрослеть хоть немного. И Крису правда жаль, что при таких обстоятельствах.
Чанёль заползает домой, тут тихо и пусто. Родители придут вечером, значит можно теперь не сдерживать. Он скатывается по стене, ревет навзрыд, кричит от боли и сбивает кулаки об пол. Почему так больно, за что ему так? Лучше бы они не начинали. Крис его привязал к себе, заставил полюбить, а теперь Чанёль этой любовью задыхается. Пак давится собственными слезами, соплями, кашляет и кричит. Внутри взрывается все, в пепел превращается. Он бьет по груди, чтобы вдохнуть хоть немного, чтобы перестало так сильно, невозможно потому что.
Ель свои ошметки внутренние собирает немного, в комнату еле поднимается, оставив все вещи в коридоре. На кровать ложится и сворачивается в клубок. Он сейчас на котенка побитого похож, его избили так, что живого места не осталось. Все внутри, но лучше бы снаружи. Лучше бы избили правда, физически он бы пережил, а так он не уверен.
***
Двери лифта открываются и выходит парень. Он направляется к кабинету директора. Злой и почти не живой внутри, а на лице сейчас маска, которую он надевает при всех кроме того кого обидел сильно и заплатил за это слишком много. Пора все заканчивать, менять, будет все так как хочет он, а на остальное наплевать.
— Ты что-то хотел? — Мужчина средних лет склонил голову к бумагам на столе и даже не поднимает в присутствии сына.
— Я отменяю свадьбу. Делай с этим что хочешь. Я отказываюсь от наследства. — Ровным и уверенным голосом говорит Ифань, смотрит на удивленного отца так брезгливо и надменно. Он бы ему глотку перегрыз, за то, что так все вышло.
— Мы уже это обсуждали и у тебя нет выбора. — Мужчина откладывает бумаги и снимает очки.
— Мне плевать, — говорит Крис.
— У тебя кто-то есть? — Отец складывает руки в замок и ловит все движения Криса.
— Есть. — Твердо говорит он.
— Не вижу проблемы, — откидывается на спинку кожаного кресла мужчина. — Я напомню, что брак фиктивный. У тебя полная свобода действий, только не на людях.
— Мне все равно, я все сказал и решений менять не буду. — Крис сжимает кулаки и поворачивается к двери.
— Щенок, ты опозорить меня хочешь? Мы потеряем многое если откажемся. — Мужчина от злости подскакивает с кресла. Прожигает спину сына взглядом, только тот не поддается, молча ступает за дверь. Он сделал так, как посчитал нужным. Родители с его мнением не считались, так почему он должен приносить в жертву себя и своего мальчика.
***
Крис едет домой, полностью в убитом настроении и злой до чертиков. Как его теперь вернуть, как заставить заново поверить? Добирается довольно быстро и продумывает в голове сотни планов, миллион слов, вопросов и ответов. Теперь ему нужно быть осторожным, шаг не туда и пропасть обеспеченна. Чанёль больше не простит. Приходится продумывать все до мелочей, воспроизводить каждое мгновение в памяти.
Чанёль не выдержал, не смог. Ему нужно еще немного, совсем чуть-чуть вдохнуть его запах, немного побыть в его пентхаусе. Он ненадолго тут. Пару минут, и он уйдет. В последний раз он проводит на кухне, осматривает все до мелочей, вспоминает сколько всего тут происходило, как они смеялись. Это похоже на зависимость, если так, то ему нужна доза на оставшиеся дни. Проходит в комнату и садится на кровать.
Проводит пальчиками по смятым простыням в комнате и смотрит на город за окном. Слезы сами скатываются и легче закрыть глаза и вспоминать.
Вот он стоит и смотрит на ночной город на четвертый месяц их отношений, а Крис подходит со спины о обнимает так крепко, так нежно и нужно. С ним легко, а в объятиях так надежно.
Вот он уже прыгает на кровати пока Крис собирается и путается в галстуке. Он бормочет что-то про себя и вскакивает с ложа. Упирается прохладными руками в грудь, ловит губы старшего и пока они целуются, ловко завязывает узел и улыбается так счастливо.
Чанёль открывает глаза и ложится на свое бывшее место. Как это горько все-таки. Смотрит в потолок и поворачивается на бок. Представляет как Крис лежит напротив и смотрит прям на него. Улыбается глазами так, как только он умеет. Но на деле всего этого нет и больше не будет. Он вдыхает последний раз запах Ифаня, впитывает в себя. Этого должно хватить. Все останется в памяти, он все сохранит и запомнит, а когда будет ломать все кости и резать на части, он будет воспоминаниями получать дозы. Все сейчас закончилось. Теперь их ничего не связывает. Они никто друг другу, титул «Мой» — снят и оставлен на тумбочке возле кровати.
Крис замечает красные тимбы и рюкзак зеленый рядом. Такое носит только один ребенок. Вечно лохматый, с искренней улыбкой, любимыми глазами. Его шатает немного, Ву теряется даже. Проходит тихо от комнаты в комнату и находит его лежащим на кровати.
Пак кажется за пол дня вес в пару килограмм сбросил, бледный совсем, маленький. Его оберегать нужно, теплом питать, от всего плохого закрывать. Он уютный до ужаса и весь, от кончиков ушей до вечно холодных пальчиков на ногах, весь и полностью Ифаня. Только его и не чей больше. Ву подходит совсем тихо, боясь спугнуть и присаживается на корточки возле. Руку поднимает и опускает так и не дотронувшись. Он его спугнуть боится и впервые не знает, что делать и что говорить. Все что придумал, все из головы вылетает. Там пусто, а в горле встало все, что не вздохнуть.
— Прости меня, — голос Криса надломлен и дрожит. Он садится на пол и облокачивается об кровать.
Чанёль глаза распахивает и дышать забывает, как, не двигается, слюну сглатывает.
— Я отменил свадьбу, отказался от наследства, все бросил. А тебя не смог и не смогу, не хочу даже.
Чанёль ничего не говорит, двигается и ложится на место Криса оставляя свое место для него, что говорить он не знает, да и не в силах просто. лучше так. Крис поймет, всегда понимал. Ву ложится рядом обхватывает руками и к себе прижимает и выдыхает кажется только сейчас. Так спокойно стало, все забыто, все прошло. Вся боль, все что рассыпалось сегодня собирается и возрождается заново. Чанёль поворачивается в руках в них так тепло, так спокойно и надежно. Он утыкается в грудь Ву и жмется ближе, чтоб тело к телу. Пытается скрыть улыбку, потому что знает все наперед. Уже чувствует, как ее сцеловывают, видит, как утром он ему готовит завтрак и идет будить. Потому что с ним только так. На протяжении полугода так, и неизменно. А как долго это будет длится, они вам не скажут.
Счастье ведь любит тишину, правда?
***
