Искры и канкан

Снова за окнами белый день, день вызывает меня на бой. Я чувствую, закрывая глаза, — весь мир идет на меня войной.

Как только заветное имя появилось на запястье, Ирэн почувствовала во рту привкус классического чёрного кофе с привычными двумя ложками сахара, которыми и сама не брезговала. Имя выписывалось на тонкой коже запястья бесконечно долго, тонкими острыми шпилями шло параллельно венам, иногда упираясь в разветвления. Женщина нетерпеливо облизнула губы и, не заметив, затаила дыхание, ожидая конца важнейшего процесса в её жизни. Обычно имя возникало в детстве, реже — в подростковом возрасте, и совсем уж нечасто — в зрелом. Румянец растёкся по её щекам, кофейная горечь пощекотала нёбо, когда Адлер завороженно прошептала: — Шерлок. На другом конце Лондона небезызвестный в определённых кругах консультирующий детектив Шерлок Холмс отставил опустевшую чашку в сторону, потёр чешущуюся руку и снова вожделеюще припал к микроскопу. Преступления сами себя не раскроют, особенно такие увлекательные. А привкус помады на языке — вообще не существенен. *** Это выходило за все возможные рамки! Шерлок запустил музыкальные костлявые пальцы в длинные вьющиеся волосы — когда-нибудь он, видит Бог, отрежет эти патлы! — и еле сдержал порыв завопить, как в детстве. Имя жгло запястье клеймом, отвлекало от чудесной работы, которую ему подкинул несносный и доставучий старший братец, но заветное слово «тайна» щекотало нервы, не давало покоя, не оставляло ни на миг. Простыня холодила кожу, как и холёный костюм — после, а взгляд Джона тем временем топил чёрствое сердце, пока он задумчиво вертел в руках нагло украденную пепельницу. Солнечный свет проникал через стекло кэба и падал на хрусталь, высекая своими искрами чудную радугу. Впереди была ещё уйма приключений, разве не здорово! От адреналина хотелось играть на скрипке воинственные мелодии, вроде «Полёта Валькирий», или хотя бы танцевать вульгарный канкан, скула была удачно рассечена точным ударом, горло саднило после удушающего захвата, пока мышцы лица тщетно пытались изобразить испуг. И когда его промежуточный оппонент в Игре, Ирэн Адлер — кстати говоря, забавное совпадение имён с тем, что было навеки высечено на его теле — вошла в комнату, у Шерлока исчезли из головы все заранее придуманные речи. Он инстинктивно облизнул губы, чувствуя знакомый привкус помады, той самой помады, что и тогда. — Это ты, — растерянно прошептал он, радуясь тому, что Джон пока не в этой комнате и не видит его смущения. Кончик стека ласково погладил его по скуле, не разрезаясь, вопреки словам мисс Адлер, и она, хитро улыбаясь, протянула: — И вот она я, единственная женщина, что смогла вас победить, мистер Холмс. Запомните меня такой. Как и то, — женщина наклонилась, запечатлев на изгибе его губ поцелуй, полный крепкой кофейной горечи, — что вы принадлежите мне. На Рождество он получил короткое поздравительное смс от той, кого спас от обеглавливания и кто составил ему не одну прекрасную партию, смычок несдержанно высек искры дьявольского французского танца. Лондонские часы пробили волшебную полночь, но карета не превратилась в тыкву, имя не исчезло пыльцой фей, а Шерлок прижался лбом и одной ладонью к стеклу, оставляя скрипку на захламлённом столе в гордом одиночестве. Надо же. Он влюбился.