Если бы

      — Знаешь, Наруто, — неожиданно начинает Сакура, задумчиво рассматривая проплывающие над их головами облака, — если бы его не было, мы наверняка были бы хоть чуточку счастливее, — и замолкает. Она не называет имени, но Наруто и так понимает, кто имеется в виду. Он хмурит брови, закусывает губу, раздумывая над ответом. А потом смеётся, будто услышал невероятно забавную шутку. Сакура смотрит на него с недоумением во взгляде.       — Знаешь, Сакура-чан, — тем же тоном, что и она только что, произносит Наруто, неотрывно глядя в её глаза, — если бы не было его, не было бы и нас. По крайней мере, мы бы точно не стали теми, кем сейчас являемся, — в его голосе столько тепла, благодарности и — Сакура почти не боится это признать — любви, что ей становится стыдно за произнесённые ранее слова.       Она не раз говорила, что любит, но никогда всерьёз не задумывалась, что же это всё-таки значит. Глупая детская влюблённость в красивую картинку давно прошла, а в груди на её месте образовалось лишь тянущее чувство тоски — она скучает по сокоманднику и другу, но не по возлюбленному. Она скучает по совместным миссиям, тренировкам с Какаши-сенсеем и извечно неудачным попыткам раскрыть главный секрет их учителя — скрытое под маской лицо, — но в её сердце не осталось места нелепым девичьим надеждам на взаимность от первого парня на деревне. Она выросла.       Сакура смотрит на Наруто, развалившегося с ней рядом на редеющей траве и прикрывшего глаза. Он молчит и, кажется, вовсе забыл об их недавнем коротком диалоге, не придав большого значения озвученному. Сакура молчит тоже, омываемая волнами накатившей ностальгии. Все её попытки держаться на поверхности терпят крах — воспоминания, словно давно почивший Момочи Забуза, заключают её в водяную тюрьму, и всё, что ей остаётся — погружаться в них глубже с каждым вдохом.       Памятный день распределения команд проносится перед глазами единым мигом, только эхом отражаются от возведённых в сознании стен слова Ируки-сенсея: «…команда номер семь. Харуно Сакура, Узумаки Наруто и Учиха Саске». Следующие за ними возмущения двенадцатилетнего кандидата в хокаге тонут в шуме битвы, вклинившейся в повествование неожиданно и немного рано — чуунины Скрытого Тумана, напуганный Наруто, Саске-кун, Какаши-сенсей, старик Тазуна… Миссия в Стране Волн, совершенно неподходящая для тогдашних генинов, но всё же успешно ими выполненная, явилась точкой отсчёта — седьмая команда, пусть ненадолго, стала похожа на семью. Не самую сплочённую, совсем не идеальную, но всё-таки семью.       Сакура тяжело вздыхает и срывает рыжеющую травинку, мнёт её в пальцах. Вот-вот наступит осень; вот-вот грянут холода. Помнится, когда он уходил, тоже была осень — промозглая, жестокая и бесконечно одинокая. Не одна лишь Сакура тогда страдала — и Какаши-сенсей, не уберёгший ученика, и Наруто, упустивший друга, хлебнули из общей чаши своей боли. Вот только они нашли в себе силы либо просто жить дальше, либо положить собственную жизнь ради спасения чужой. Они нашли, а Сакура — нет. Единственное, на что она оказалась способна — разлюбить, отнять от сердца, вытравить то, чего и не чувствовала никогда по-настоящему. Но ощущение, что огромной мозаике под названием Коноха недостаёт одного чертовски важного кусочка, никуда не делось даже спустя годы.       Ледяное дыхание ветра забирается под воротник, и Сакуру пробирает дрожь. Говорят, все встречи неслучайны, и каждая несёт в себе глубокий смысл, влияет на жизни встретившихся самым невероятным образом, ломает и заново отстраивает людей. Повлиял ли на них Саске-кун? Сакура кивает собственным мыслям: конечно повлиял. И она, и Наруто стремились стать сильнее, чтобы он заметил и оценил. Они тянулись к нему, как к лучу света, но редко получали в ответ что-то большее, чем отстранённость и грубость. По крайней мере, Сакура всегда довольствовалась только этим. Его забота была почти неотличима от насмешки, и она так и не научилась их различать. Зато Наруто, кажется, до сих пор прекрасно с этим справляется, и вера в Саске-куна в нём переливается через край.       Сакура закрывает глаза. Хотела бы и она быть такой же, как Наруто, — отчаянной, безбашенной, немного наивной и бесконечно верящей в людей, что бы они ни сделали. Но всё, что она может — терзать себя сомнениями и думать, а что если бы…       Если бы Учиха Саске никогда не родился, у неё бы не появилось повода разорвать дружбу с Ино. Если бы Учиха Саске никогда не родился, она не относилась бы к Наруто так предвзято, постоянно сравнивая двух совершенно непохожих друг на друга тогдашних мальчишек. Если бы Учиха Саске никогда не родился, Наруто сейчас не ставил бы своё будущее и мечты на кон, погружаясь в его тьму с надеждой помочь, спасти, вернуть — уже не в Коноху даже, а просто к свету, — обещая разделить с ним боль и умереть вместе. Если бы только Учиха Саске никогда не родился…       Сакура понимает, что это, чёрт подери, невозможно эгоистичные мысли, но ничего не может поделать с собственной головой. В глазах стоят слёзы, но она сдерживается, как может. Не хватает ещё по-идиотски разрыдаться здесь, когда она уже такая сильная и взрослая, чуунин и ученица самой Цунаде-сама — одной из троицы легендарных саннинов и пятой хокаге. Яростно растирая веки, Сакура не обращает внимания на то, как Наруто приподнимается и садится на траве, горбя спину. Она медленно переводит на него взгляд. В его невозможно голубых глазах — беспокойство и тревога, но на губах — привычная солнечная улыбка. Сакура чувствует: он за неё переживает и улыбается лишь потому, что хочет сказать что-то ободряющее, выразить так свою поддержку и участие.       Сакура совсем не готова к тому, что Наруто нежно и невесомо коснётся её щеки двумя пальцами, и когда он всё же касается, её сердце пропускает удар. Кажется, ещё никогда в жизни она не была так близка к нему, как в этот момент. Да, между ними бывали объятия, но в них не было такого очевидного подтекста, намёка на нечто большее. Хотя Сакура уверена, что намёки и подтексты ей только мерещатся, потому что с каких-то пор — наверное, с тех самых, как узнала его повзрослевшего — Наруто для неё не просто друг. Он — огромное всепоглощающее пламя, которое наизнанку выворачивает её, одновременно окутывает теплом и опаляет душу. Его стихия — ветер, но Сакура думает мимолётом, что огонь подошёл бы ему тоже, и даже гораздо больше, чем ледяному, словно ветра в Стране Морозов, Саске-куну.       Становится невыносимо горько, когда в мыслях вспыхивает образ кумира её наивного детства — Наруто так дорожит им, ставит его превыше всего остального мира, тянется к нему, и Сакура думает: если это — не любовь, то любви не существует в принципе. Она могла бы стать настолько же важной для Наруто, если бы только Учиха Саске никогда не родился…       — Сакура-чан, — произносит Наруто, не давая мыслить о невозможном, не позволяя следовать за этим глупым «если бы». Он неожиданно прижимается своим лбом к её в каком-то до невыносимости интимном жесте, — мы обязательно спасём его, вот увидишь. Я обещаю, — он стирает катящуюся по щеке Сакуры слезу и тепло улыбается.       — Я знаю, Наруто, — с тихим всхлипом произносит Сакура, до боли желая поцеловать, но только притягивает его к себе, обнимая, сжимая до хруста такие родные плечи. — Знаю, — едва слышно повторяет она, всеми силами заглушая в голове громкое и преисполненное эгоизма: «И всё-таки, если бы он никогда не родился, наши жизни — обязательно — были бы намного счастливее».       Сакура слишком сильно любит Наруто и обещает себе, что ни за что не позволит его мечтам стать эпитафией на надгробии. Она скучает по Саске-куну — тому, каким он бывал в редкие моменты в свои тринадцать лет, — но совсем не любит его и даже почти смирилась с его уходом. Но если он нужен Наруто — Сакура поможет вернуть его, даже если ей будет невыносимо больно. В конце концов, совершать жестокие поступки по отношению к себе ради людей, в которых влюблены, — часть человеческой природы.       И несмотря на всё это, чёртовы «если бы» прорываются сквозь возведённые барьеры и травят душу — Сакура с горечью заключает, что они — тоже часть нелепой человеческой природы, и даже опытным шиноби от этого никуда не деться, как бы Сакура ни пыталась отгородиться. И уже позже, оставаясь наедине со своими демонами, она в который раз позволяет смелой мысли поселиться в сознании: «А что, если бы Учиха Саске никогда не родился?..»