Корреляция.

Если Тодороки Шото по каким-либо причинам потерял бы своё зрение, то, скорее всего, его бы жизни пришёл далеко негеройский конец. А вся суть подобного пессимистичного вывода в ало-золотистых глазах. В чужих ало-золотистых глазах. И в пепельно-блондинистых волосах, которые торчат в разные стороны своими остроконечными прядками, словно только что наточенные копья готового к бою войска. Ещё в светлых перепутанных между собой ресницах. И таких же светлых бровях, которые только своим вызывающим видом давали понять, что в разговоре с их обладателем лучше засунуть своё абсолютно любое мнение глубоко в собственную задницу. А ещё лучше — постараться не говорить с ним вообще. Шото это всё нравится. Ему такой образ кажется чертовски привлекательным и чарующе ахуительным. Он несколько раз за пять секунд успевает пробежаться взглядом по всем притягательным местам самого недовольного лица в этом мире, а после для создания беспалевного вида зачем-то смотрит на свои пальцы. Сжимает в кулак. Разжимает снова. И опять повтор тех же действий. Это заняло примерно около десяти секунд. Мало. Тогда он начинает смотреть уже на чужие пальцы, которые абсолютно такие же, как у него, то есть без каких-либо необычных изъянов или интересной формы родимых пятен. Абсолютно такие же, но каким-то образом всё равно, чёрт возьми, заставляют взгляд опускаться вниз каждый раз, когда рассредоточенные зырки в сторону хмурого лица начинают вызывать у объекта наблюдения какие-то подозрения. Пальцы средней длины с ровно подстриженными под корень нежно-розовыми ногтями. Костяшки с едва заметными небольшими шрамами на правой руке заставляют задуматься о причине их возникновения. Но Шото, мимолётно вспоминая, где они учатся, сразу отбрасывает эту бесполезную мысль в сторону. И так всё понятно. Пальцы правой руки начинают нервно стучать по поверхности парты, отвлекая Тодороки от своей махинации. Шото мельком ползёт взглядом по пиджаку, потом по рубашке, ворот которой как всегда не застёгнут до конца, по неподвижной шее молочного цвета и гладкому заострённому подбородку, а после зацикливается на губах. Тонкие тускло-красные губы медленно приходят в движение, обнажая белые зубы вместе с двумя забавными клыками по бокам. Тонкие тускло-красные губы продолжают двигаться, сбивая концентрацию Тодороки… В глаза Шото бросается злобный взгляд тех самых ало-золотистых глаз, а до его ушей доходит суровый, но такой приятный слуху голос: — Ну, и с хуя ли ты так палишь? Шото это всё нравится. Ему такой образ кажется чертовски привлекательным и чарующе ахуительным. — Просто я… — Ахуевший долбоёб? Шото готов подтвердить любое его слово, глядя в эти безумные глаза. Поэтому Тодороки резко отворачивается. — Я не знаю, что со мной такое. Извини. Ему еле-еле хватает сил для того, чтобы взять себя в руки и не начать краснеть. А после этого ещё полчаса не смотреть в сторону Кацуки Бакугоу.

***

Это длится уже почти год и приносит в жизнь Тодороки Шото слишком много проблем, казусов, неловких моментов. Да вся его жизнь после осознания подобной странности стала казаться для Шото одним сплошным неловким моментом. Этой странности можно дать общее название вроде «я не умею управлять своим зрением рядом с Кацуки Бакугоу», которое плодит ещё ряд взаимосвязанных однотипных проблем следующего типа: «я не умею слышать кого-то ещё, когда говорит Кацуки Бакугоу», «я не умею ориентироваться во времени и пространстве, когда Кацуки Бакугоу рядом» или вот самая идиотская «я не могу не дрочить на Кацуки Бакугоу, когда… всегда». В общем, всякого подобного дерьма, которое обуславливается этим грёбаным «когда Кацуки Бакугоу», в жизни Тодороки Шото больше, чем чего-либо ещё. Такая хрень происходит с парнем уже в течение года, но гетерохромный бедолага абсолютно ничего не предпринимает для её устранения. — Вчера ты врезался в директора, — на какой-то минуте односторонней беседы Шинсо Хитоши, единственный лучший друг Тодороки и единственный, кто знает, что происходит с этим парнем, смог выбить из Шото часть мыслей о Бакугоу, тем самым дав другу глоток суровой реальности. — Думаю, это не так страшно, — скупо ответил ему Тодороки, перелистывая страницу книги, не дочитав предыдущую. — Ого! Оно разговаривает! Со мной! — с наигранным удивлением отреагировал на услышанные слова Шинсо, по-актёрски хватаясь за свою лохматую голову. В их сторону тут же устремилась свора недовольных взглядов, так как сидели они в библиотеке. — Простите, простите, народ, я просто был уверен, что мой друг немой, а он резко начал говорить, — Шинсо, также наигранно виновато улыбнувшись, развёл руки в сторону. — Чудеса-а-а! Хитоши, тут же забыв про окружающих, вернулся к разговору с Шото, пока тот снова не впал в свой мечтательный транс. — Не так страшно? Не так страшно?! — его голос стал возмущённым шёпотом. — Ты даже не извинился перед ним, Шото. Вообще ни хрена! А после пошёл в таком же припухшем состоянии и вмазался в другую училку, с носа которой слетели очки! На этот раз Тодороки удивлённо вскинул брови, а всё потому, что он абсолютно не помнил такого поворота событий. Если честно, со вчерашнего дня он помнил только тренировочный урок, на котором он и Бакугоу были в одной команде, после, как они переодевались и голую рельефную спину Бакугоу, ну, и, конечно же, тот тупой случай, когда Бакугоу в очередной раз смутил его своим ахуительно раздражённым зырком и фирменным «с хуя ли ты так палишь?». На этом плёнка воспоминаний внезапно обрывается. Пока Шото думал, что ответить взволнованному Хитоши, в его кармане завибрировал телефон. — Извини, — виновато сказал Тодороки, опуская голову вниз и не замечая, как Шинсо разочарованно закатил глаза. Сообщение было от его одноклассника, Мидории Изуку, к персоне которого сам Тодороки особого интереса не проявлял, но сообщение всё-таки решил прочитать, потому что до сих пор не знал, как продолжить разговор с Шинсо. «Тодороки-кун, все остальные стесняются к тебе подходить и говорить напрямую, я в их числе, но у Яойорозу был твой номер телефона и… *ненужная информация, которую Тодороки пропустил, и машинально перевёл взгляд на текст с главным*… я просто хочу сказать, что ты очень круто показал себя на тренировочном уроке, несмотря на то, что заморозил практически всех учителей, которые наблюдали с трибун!» — И кто там мешает мне разговаривать с книгой и каким-то дохрена влюблённым манекеном, который якобы читает эту книгу? — Хитоши, — Тодороки, сжав вмиг похолодевшей правой рукой телефон, умоляюще посмотрел на друга. — Помоги мне.

***

Злость Бакугоу не знает границ, когда он на уроке вновь ловит на себе заинтересованный взгляд гетерохромных глаз. И на тренировке. И в раздевалке. В столовой. Даже в многолюдном коридоре. Возмущению Бакугоу нет предела, когда, зайдя в туалет, он сталкивается снова с этим неуклюжим Тодороки, который даже в такой неожиданный момент не упускает возможности обильно поглазеть на него с ног до головы и обратно. — Да вот же блять! — орёт Кацуки в лицо спокойного Тодороки, резко разворачиваясь к двери туалета, но тут же передумывает пинать её ногой, чтобы как можно эффектнее свалить. Кацуки вновь разворачивается к неподвижному Тодороки и начинает глазеть в ответ. Последний явно не ожидал подобной реакции. А Бакугоу явно не ожидал довольной усмешки на свой вызов. — Ты, разносторонний, явно решил наличие моих стальных нервов проверить? — Кацуки гневно произносит каждое слово, еле размыкая зубы. — Или запас сил моих кулаков во время отхерачивания таких наглых морд вроде твоей? — Извини, я занял твой личный туалет или что? — момент...и Шото срывают с места, прижав к дверце одной из туалетных кабинок. Глаза с золотистым блеском напротив стали полностью алыми. А те самые пальцы, которые часто притягивали взгляд Шото, переместились на его собственную шею, норовя придушить за столь дерзкий гонор. — А теперь повтори, чё ты там промычал себе под ещё пока неразбитый нос? — Пиздец, а вблизи ты ещё красивее. Никто из них не ожидал подобной кульминации этой туалетной потасовки. У Тодороки от гиперблизости с объектом обожания совсем слетела его разноцветная крыша, захватив за собой последние отголоски разумного мышления и инстинкта самосохранения. Бакугоу же просто никогда ещё в своей жизни не приходилось слышать подобных слов в свой адрес. Да ещё и так искренне. На миг парню вообще показалось, что левая сторона Тодороки стала теплее после сказанных слов. Просто пиздец какой-то — именно этими словами можно было описать весь поток мыслей на данный момент в голове Кацуки. Он не смог скрыть своего опешившего ступора, на что Шото тут же отреагировал повторной удовлетворённой улыбкой.

***

Хитоши был очень рад тому, что до Шото наконец-то дошёл весь катастрофический смысл его жизни. Однако когда друг буквально жаждал его помощи, Шинсо лишь задумчиво почесал свою взъерошенную лиловую голову и выдал какую-то чушь вроде «просто занимайся чем-то ещё, кроме залипания на Кацуки Бакугоу». После этого Шинсо просто места себе не находил, виня себя в том, что он самый худший друг в этом мире. «Постарайся не ходить в академию, пока я придумываю план по твоему спасению» — отправил он сообщение Тодороки спустя час их разговора. Ответ пришёл буквально сразу же: «Только что я чуть не попрощался с жизнью в грёбаном туалете, поэтому я, пожалуй, последую твоему совету». И спустя ещё несколько секунд: «Только давай не тяни, а то мне и так хватает проблем». Шинсо понял, о чём писал Тодороки, но всё же не удержался: «Блин, чувак, ты же знаешь, что туалетных монстров не существует. Или это побочный эффект из-за твоей больной любви?». «Вроде того». Шинсо пока понятия не имел, как решить проблему Тодороки, но он даже и подумать не мог, что проблема изъявит желание найти решение самостоятельно.

***

С того случая в туалете Кацуки Бакугоу дал себе слово стараться изо всех своих геройских сил как можно реже появляться в поле зрения разноцветных глаз. Но так получилось, что этих самых глаз с того случая в туалете он больше и не видел по близости. Если в первый день Бакугоу не воспринял это всерьёз, то на второй и третий день Кацуки был вынужден направить все свои геройские силы на то, чтобы стараться думать обо всём этом на уровне «мне плевать». Это было невероятно сложно. Чем дольше он находился в классе не под прицелом внимательной гетерохромии, тем сильнее он ощущал, что зря вообще пришёл сегодня учиться. Из-за этого отсутствия постоянного внешнего компонента его жизнедеятельности Бакугоу понял, что его присутствие ему нравилось изначально. Ему такое и льстило. Конечно, он думал, что Тодороки вечно пялится на него, потому что считает крутым. Просто крутым, а не типа крутым парнем, в которого можно втрескаться, как самая отбитая любвеобильная девчонка. Но даже если и так, то Кацуки, в общем-то, не против и такого варианта. Бакугоу не знал, что именно испытывает к Шото, но точно знал, что его внимание чертовски доставляет. А злость — просто последователь этого приятного ощущения, который возник по причине того, что Шото, как считал Бакугоу, просто ссыт подойти и сказать, чему виной всё его это зрительное пирование. — И где ж тебя носит, придурок ты влюблённый, — подумал Бакугоу, озираясь уже в пятнадцатый раз на пустую парту Шото, а после удивлённо ловя себя на мысли. — Вот же блять. Он сам-то сейчас как себя ведёт?! Шёл пятый день учебной недели без приятного чувства собственной ахуенности в гетерохромных глазах влюблённого одноклассника. Кацуки Бакугоу понял, что, помимо этого чувства и обыкновенной злости, в нём засело что-то ещё.

***

Тодороки уже привык просыпаться не из-за мелодии будильника, а просто потому, что он поспал столько, сколько его организму было нужно. Однако сегодняшнее утро Шото началось с неожиданного телефонного звонка. — Хитоши? У тебя наконец-то появилась свежая и адекватная идея? — сонный Тодороки вмиг проснулся, ожидая услышать действительно стоящий план по устранению своей безысходности. — Прости меня, Шото, — виновато отрезал Шинсо и сбросил вызов. — Какого хрена происходит? — но мысли вслух Тодороки прервал уже звонок в дверь. «И что он натворил? Я поджарю его, а потом заморожу, а потом снова поджарю…» — с тревогой думал Шото, направляясь к входной двери. Тодороки, полностью открыв дверь, замер на месте, окидывая взглядом в дверном проёме знакомую фигуру, а после и знакомое лицо с новой для его восприятия уклончивой усмешкой. — Да-а-а, всё-таки зырить ты мастак, разносторонний. Шаг вперёд — и Бакугоу уже в пределах квартиры. За ним с оглушающим хлопком закрывается дверь. Ещё шаг — и Шото уже ощущает на своих ключицах чужое тёплое дыхание, а после — как те самые пальцы хватают его. Уже не за шею, а за края ткани глубокого выреза на футболке. — Ты сказал, что вблизи я ещё красивее, — Бакугоу тянет его слегка вниз, сильнее сжимая ткань футболки и впиваясь взглядом своих ало-золотистых глаз в обескураженную гетерохромию. Тодороки слышит, как сильно бьёт чужое сердце по стенкам грудной клетки, и только из-за этого ещё до сих пор имеет связь с реальностью. — Но какого чёрта ты не сказал, что это дерьмо так заразительно?! После этого Бакугоу уже не видит смысла в каких-либо словах. Он со всей своей безумной жадностью вперемешку со злостью накрывает реальность Тодороки своим поцелуем, не давая той и самому Шото даже самую малость воздуха. Шото, отвечая на подобную атаку со стороны Бакугоу, в последний миг до закрытия век считает, что он всё-таки спасён. Пока они оба, пожертвовав собственными остатками реальности, находятся на пороге квартиры, тишину в спальне нарушает короткий сигнал нового оповещения. От Шинсо: «Послушай, Шото, насчёт туалетных монстров я был не прав… Как минимум один на самом деле всё-таки существует. И он сейчас направляется к твоему дому».