Невероятный

– Здесь твоя семья. Здесь Эми. Здесь я, – Эмметт накрыл своей рукой руку Люка, и Люк ощутимо вздрогнул. – Люк! – донесся до него недовольный возглас Доминика. Вот черт. Ну конечно, Кирен не чувствует. Не должен. – Еще дубль! Ньюберри обреченно вздохнул. *** Наверное, именно тогда он окончательно понял, что пропал. Чертов ирландец, приехавший на съемки второго сезона, свел его с ума. – Надеюсь, ты найдешь с ним общий язык, – сказал ему Доминик незадолго до начала съемок. – Эмметт Сканлан будет играть твоего возлюбленного. Точнее, возлюбленного Кирена. Поэтому между вами должна быть химия! Зрители должны верить всему, что происходит на экране. Я знаю, что Эмметт справится. У него уже есть опыт в подобной роли. Так что, Люк, давай, не подведи! Люка эти слова немного задели. Подумаешь, опыта у него нет! Он же актер, в конце-то концов! Он все сделает так, как надо. Даже лучше. Когда Эмметт прибыл на съемочную площадку, он, казалось, сразу всех очаровал. Высокий, хорошо сложенный темноволосый мужчина с яркими голубыми глазами, хриплым голосом и ирландским акцентом. – Привет, Кирен Уокер, – было первым, что сказал он Люку. – Как жизнь? Люк улыбнулся, что-то ответил, и дальше разговор пошел о рабочих моментах. Эмметт ему нравится, спустя пару дней понял Люк. Было в нем что-то такое, волшебно-притягательное. Он всегда был доброжелателен, весел, открыт для общения. Кажется, со всеми на площадке он с легкостью мог найти общий язык. Завидя Люка, он всегда интересовался, как у того дела. Шутил, подкалывал. В общем, был полной противоположностью своего персонажа. Которого, к слову, играл он мастерски. Этот взгляд неживых глаз, эта манера общения, тембр голоса, бледные губы, которые улыбались очень редко, волосы, зачесанные назад… Все это странным образом притягивало Люка, манило, более того, в каждом жесте, в каждом взгляде Эмметта-Саймона он видел обещание чего-то сладкого и запретного. И Люк понял, что Кирену будет вовсе не сложно влюбиться в Саймона. Он превосходно сможет это сыграть. Вот только, когда рука Эмметта накрыла руку Люка, по всему его телу прошла волна жара. Это было неожиданно. Это шокировало. Ньюберри, словно загипнотизированный, смотрел в эти бледные мертвые глаза и не мог пошевелиться. Бархатный голос спросил его: – Люк, с тобой все в порядке? Эй, Люк? – Д...да, все нормально, – Люк очнулся и внезапно понял, что сжимает ладонь Эмметта в ответ. Вот черт! Он резко отдернул руку, краснея и надеясь, что под слоем грима, никто этого не заметит. Вечером того же дня Люк лежал в постели в своем трейлере и осознавал. Похоже, ему больше не нужно играть влюбленность. Как такое могло произойти? Стоит ли во всем обвинить проклятое ирландское обаяние? Парень закрыл глаза. Отрицать было бессмысленно. Ему хотелось касаться ирландца, быть как можно ближе. А мысль о том, что скоро они будут снимать сцену с поцелуем, заставляла его сердце биться быстрей, а все тело - дрожать от предвкушения. Видимо, поцелуи на камеру – это все, что ему светит. И, черт возьми, если это так, то он постарается получить от этого как можно больше! Люк сжал кулаки, представляя, как это будет. И прокручивая в голове раз за разом. Раз за разом. *** И вот этот день настал. В момент, когда их губы соприкасаются, у Люка кружится голова. Губы Эмметта такие сладкие и горячие. Эту сцену он представлял себе столько раз, но даже не думал, что ему будет настолько хорошо. Он – не Кирен, он все чувствует, и последние силы брошены на то, чтобы удержаться от стона и не засунуть свой язык Сканлану в рот. Вместо этого Люк широко распахивает глаза, не прерывая поцелуя. – Люк, что ты делаешь? – раздраженно кричит сценарист. – Глаза должны быть закрыты! – Ой точно, простите! – косит под дурачка Ньюберри. – Еще раз! – командует режиссер. «Дааа», – стонет про себя Люк. Он быстро проходит в дом, толкая плечом Эмметта-Саймона, резко разворачивается и буквально впивается в губы Сканлана. Последний, явно не ожидавший подобного напора, отступает назад и удивленно отстраняется. – Ньюберри! – негодует Доминик. – Подразумевается то, что тебе нелегко решиться на этот шаг, ты смущаешься, а не кидаешься на него так, будто от этого поцелуя зависит вся твоя жизнь! «Ох, Доминик, кажется, так и есть». – Ты сценарий-то вообще читал? – продолжает распинаться Митчелл. – Читал, – кивает Люк. – Там так же сказано, что это поцелуй на грани отчаяния. Доминик качает головой: – И это тоже, но больше нерешительности, больше сомнения! Давайте еще раз. Когда и в третий, и в четвертый, и в пятый раз Люк заваливает сцену, Митчелл уже вне себя. – Да ладно тебе, – ухмыляется Эмметт, – похоже, парню просто нравится со мной целоваться! Сканлан хитро смотрит на Люка, на которого эти слова действуют словно ледяной душ. «Господи, да что я творю? Скоро всем станет очевидно, что Эмметт прав. К тому же, это крайне непрофессионально, но так сладко, так невозможно приятно, так невыносимо…». Он готов провалиться от стыда под землю. – Вообще не нравится, – зачем-то нелепо бурчит он в ответ и видит откровенную издевку в мертвых глазах. В шестой раз все получается идеально. А вечером после съемок, лежа в постели и вспоминая эти поцелуи, Люк берет в руку свой затвердевший член и, ненавидя и презирая себя за эту слабость, начинает яростно двигать рукой. Образ Эмметта перед его глазами то превращается в Саймона, то обратно. Он вспоминает мягкие податливые губы и протяжно застонав, кончает, обильно забрызгивая живот. Как мало ему надо для возбуждения. *** Следующие пару дней лишь доказывают это. Эмметт ведет себя как обычно: много улыбается, шутит, подкалывает Люка. Люк пытается делать вид, будто ничего не случилось, но у него это получается из рук вон плохо. Когда это возможно, он старается избегать ирландца и к концу съемочной недели ловит на себе его обеспокоенные взгляды. Но все это не имеет значения, потому что как только день заканчивается, и он остается один, у него есть его заветное воспоминание. Люк закрывает глаза и полностью ему отдается. Люк кончает с его именем. Это ненормально. Это одержимость. *** – Значит так, ребята. Вы – классная команда, все хорошо поработали, и думаю, заслужили небольшой отдых. Поэтому завтра, кто хочет, может поехать в город на пару дней, – говорит Доминик. Слышится одобрительный гул. Люди начинают активно обсуждать предстоящие выходные. Люк в город ехать не собирается. У него есть давно припасенная бутылка виски, которую он будет совсем не прочь распить. Наедине со своими мыслями и фантазиями. Ньюберри никогда не умел пить. Внезапно выясняется, что бутылка на одного – это много. Ему не хватает воздуха. Эти стены, этот чертов дом на колесах его убивают. Нужно выйти прогуляться. Накинув куртку, немного пошатываясь, Люк открывает дверь. И замирает. Ему кажется или…? – О, привет, - на крыльце стоит Сканлан. – Куда-то собрался? – Да так, прогуляться, – Люк неопределенно пожимает плечами. – Я думал, ты уехал. На улице уже стемнело. Дует прохладный ветер. Свет от фонаря причудливо падает Эмметту на лицо, отчего он кажется еще прекрасней. – Ты пьян? – вдруг спрашивает ирландец, внимательно всматриваясь в лицо Люка. Люк опять пожимает плечами и проходит мимо Эмметта, задевая того плечом. Совсем как в той сцене. Позже он будет убеждать себя, что это вышло случайно. – Можно с тобой? – спрашивает Сканлан и, не дожидаясь ответа, идет следом. Люк искоса смотрит на него. Ветер растрепал его волосы, теперь пряди беспорядочно падают Эмметту на лоб. «Боже, ты прекрасен», – хочет сказать Люк, но вовремя себя останавливает. – А ты сегодня неразговорчив, – замечает Сканлан. Ньюберри не отвечает. Он смертельно устал. Не такого он ожидал от участия в этом проекте. Кто-нибудь, пожалуйста, верните все, как было. Они молча идут рядом. Пока не доходят до небольшого насаждения деревьев, где кто-то заботливо поставил скамейку. – Присядем? – Эмметт кивает на скамейку и, после еле заметного кивка, садится. Люк падает следом, но намеренно далеко от Сканлана. Он и так чувствует исходящий от него жар. И он готов гореть, но… «Нужно держать себя в руках». – Что ты хотел? – наконец спрашивает Ньюберри, когда тишина становится слишком неловкой. – Почему не уехал со всеми в город? Почему пришел ко мне? – Мне кажется, в последнее время с тобой что-то происходит, – отвечает Эмметт и пододвигается чуть ближе. – Все нормально, – машинально отвечает Люк, пытаясь отодвинуться еще дальше, но он и так уже сидит на самом краю. – Почему ты избегаешь меня? – шепчет Сканлан, находясь уже опасно близко. «Потому что хочу тебя до одури». – Я не… – «избегаю» застревает где-то в горле, потому что Эмметт берет пальцами его подбородок и поворачивает голову парня к себе, пристально глядя ему прямо в глаза. И Люк пропадает. Окончательно и бесповоротно. У него еще хватает сил на: – Отпусти меня, – но это выходит так жалобно, что уже не способно ничего изменить. – А то – что? – Эмметт… – шепчет Люк, и теряя последние крохи самообладания, впивается в губы Сканлана жадным, требовательным поцелуем. Он ожидает чего угодно, но не того, что происходит потом. Эмметт хватает его за талию и, не разрывая поцелуя, затаскивает к себе на колени. Он действует властно и напористо. Первым проникает языком в рот Люка, руками изучая худощавое и такое желанное сейчас тело. «Неужели это действительно происходит?», – проносится в голове у Ньюберри нелепая мысль, но все, на что он способен сейчас – это пошлые громкие стоны. Внезапно все заканчивается. Эмметт отстраняется. Люк смотрит в его расширенные, как у наркомана, зрачки. Они оба тяжело дышат, их губы покраснели и опухли. Ньюберри охватывает страх. Вот сейчас он скажет, что они не на съемках и все это – большая ошибка. – Прости, я не должен был, я… – начинает извиняться Люк, но Сканлан вдруг прикладывает палец к его губам, берет его руку и кладет себе на пах. Парень чувствует его возбуждение и слегка сжимает. – Я тоже хочу тебя, Люк, – ирландец со стоном выдыхает ему на ухо, чуть прикусывая нежную кожу на шее, – но сначала нам нужно вернуться в трейлер. Люк, готовый уже кончить просто от этого голоса, согласно кивает. Дальше все происходит как в тумане. Он не помнит, как они добираются до его вагончика, как срывают одежду, покрывая друг друга укусами-поцелуями. Когда горячие губы обхватывают его член, он уже на пределе, ему хватает пары движений, чтобы кончить. Эмметт слизывает все до последней капли, и Люку немедленно хочется отплатить своему партнеру тем же, но он не успевает: чужая сперма забрызгивает ему грудь и живот. – Прости, не удержался, – улыбается Эмметт, опускаясь рядом и обнимая Люка. – Ты был таким горячим. Люк хочет что-то сказать, как-то прокомментировать произошедшее, что-то выяснить, но не находит в себе сил. Вместо этого он поворачивается к Сканлану, целует его и утыкается носом тому в шею. После чего мгновенно отрубается. *** Утром его будит солнечный луч, от которого режет глаза. В горле пересохло, боль сдавливает виски. Люк стонет. Воспоминания о прошедшей ночи накатывают на него, и он в панике садится на кровати. Один. Он один в комнате. Может, ему все это просто приснилось? Или Эмметт ушел, потому что глубоко пожалел о случившемся? Но тут ирландец собственной персоной заходит в комнату со стаканом в руках. – Проснулся? – весело спрашивает он и протягивает стакан. – Держи, выпей, сразу легче станет. Люк пьет какую-то невкусную муть и собирается с мыслями. Им необходимо поговорить. – Эмметт, по поводу вчерашнего… – неловко начинает он и беспомощно замолкает. – Я ни о чем не жалею, Люк, - просто отвечает Сканлан, и в глазах его столько нежности, что сердце Люка начинает бешено стучать. – Это была… – Одержимость? – подсказывает Люк. – Химия, – улыбаясь, отвечает Эмметт и целует его, страстно и горячо. Люк улыбается сквозь поцелуй. – И что мы теперь будем делать? – Ммм, у меня есть для тебя несколько интересных предложений, причем все они осуществимы в пределах этой кровати. Ну, может еще и душа, – шепчет Сканлан, покрывая поцелуями лицо Люка. – Я не имел в виду конкретно сейчас, – смеется Люк. – А вообще. – Вообще? Играть. Так хорошо, как никогда прежде. И они играют, и их экранная химия – она бесподобна. – Ты невероятный, Кирен, – говорит Саймон. Но на самом деле: «Ты невероятный, Люк», – говорит Эмметт. А потом съемки заканчиваются, и они расстаются. Расстаются, чтобы встретиться снова на съемках третьего сезона. Сезона, которого никогда не будет. Только они пока об этом не знают.