can you sing for me?

Юнги может слышать мысли других людей. Не в красивом метафорическом, а в буквальном смысле. Он никогда никому не рассказывал об этой своей особенности, предпочитая ни с кем не делить такой груз. Хотя, временами, Мин не был уверен, что справится сам – люди двулики, их мысли гадки, порой, даже пугают, в то время как на их лицах играют приветливые улыбки. Юнги живет с информацией, знать которую ему не положено, и смотрит в глаза людям, с которыми близок больше других не по собственной воле. Это давит на него тяжестью ответственности и высочайшими децибелами чужих жизней. Мину хочется сбежать от толпы подальше, никогда никого не слышать и жить наедине только лишь со своими мыслями. Поэтому в какой-то момент он бросает все и переезжает в маленький домик у моря – где соленый запах свободы. Где сквозь шум холодных волн и крик чаек он впервые слышит его. У Чимина сладко-розовые волосы, по-другому не назовешь, и страсть ко всему прекрасному. Он дышит рассветами, возрождается с пением птиц, танцует под ритм диких вод и прячет в кармане джинсовых шорт упавшие с ночного неба звезды. Как спрятали его самого, когда он «пал» со сцены. Потому что немых песен люди не любят (зачеркнуто) не понимают. А Юнги понял. Когда Чимин собирал ракушки после отлива, он подошел и сказал на уровне минимальной слышимости о том, какой красивый у него голос. Но Чимин услышал и впервые за долгое время снова почувствовал ту, так упрямо отодвигаемую в дальние уголки сознания, боль. Он хотел рассмеяться ему прямо в лицо, сказать, что это совсем не уместный подкат, и чтобы парень выбрал себе другую жертву. Но, конечно же, все это лишь роем мыслей кружилось в его голове, не предназначенное больше никогда для чьих-то ушей. Оба все так же стояли. Юнги, уткнувшись взглядом в песок, снова тихо пробурчал о том, что голос Чимина не дает ему покоя вот уже несколько дней, и протянул в руке красивую перламутровую ракушку. - Я догадался, что ты другой, еще когда впервые услышал твою песню. Обычно меня раздражают подобные вещи, но в твоем исполнении... мне показалось это особенным. Чимин с замершим сердцем смотрел на Юнги, не осознавая важности признания, произнесенного для него, и почему-то ждал продолжения. - Это не подкат. Я, хм, никогда не пробовал объяснить кому-то... просто знай, что теперь ты снова можешь с кем-то поговорить. Чимин скрестил руки на груди и подумал о том, почему же ему всегда везет на всяких психов. - Да не псих я, – уже громче сказал Мин, и розововолосый, удивленно подняв брови, слегка попятился назад. – Просто я услышал твой голос, подумал, что если ты занимался вокалом, то тебе наверняка не хватает сейчас слушателя, а если и нет... Мне все равно нравится твой голос. Чимин не обращал внимания на то, что к его губам уже стекали дорожки соленых слез. Этот незнакомец непонятно зачем вскрывал без наркоза старые раны и давал маленькую, пусть и ложную, искорку надежды. Почему люди такие жестокие, когда им становится известна чужая слабость? - Только не это, нет, прости, – за два шага Юнги оказался прямо напротив парня и протянул ему платок с витиеватым узором на одном из его уголков. – Я совсем не умею общаться с людьми. Давай договоримся: ты просто произнесешь свое имя так, как можешь, и напоешь ту самую песню, окей? И сам все поймешь. Чимин откровенно не был в настроении не то что бы петь, а даже стоять – хотелось поскорее домой, под одеяло, и чтобы никто не трогал. Но, видя настойчивость парня, он решил не сопротивляться, чтобы его скорее оставили в покое. «Интересно, что даст тебе мое имя, наверняка ведь уже разузнал его. Почему я вообще... – их взгляды встретились, и на мгновение Чимину показалось, что в этих глазах он отыщет однажды самое ценное сокровище, которое когда-либо находил, пускай, и не морское. – Меня зовут Пак Чимин». - Хорошо, Пак Чимин, – тут же среагировал Юнги, – приятно познакомиться. Я Мин Юнги. Прошу, продолжай. Пока Чимин все еще пытался понять, что происходит, Юнги уже усадил его вслед за собой на песок. Растерянно проморгав пару раз, розововолосый решил все же начать. Каким же было его удивление, когда низкий шепелявый голос неуверенно последовал за ним, повторяя каждую спетую строчку, делал паузы там, где нарочно ставил их Пак, и даже в такт закончил вместе с ним. Конечно, это не казалось бы таким странным, если бы из уст Чимина был произнесен хотя бы один звук. «Ты, правда, меня слышишь?» – Чимин нервно кусал губу и усердно пытался поверить в случившееся. - Я понимаю, что это все странно, – ответил на немой вопрос Юнги и вдруг взял дрожащего парня за руки, соединяя их между собой в своих ладонях. – Но позволь слушать тебя хоть иногда. Мне очень... спокойно рядом с тобой. Чимин перевел взгляд с лица Юнги на свои руки в его, потом обратно и так еще несколько раз, а затем тепло улыбнулся. «Тогда тебе придется слушать не только песни, ты же понимаешь, я ни с кем полноценно не делился своими мыслями уже два года». «Я, кажется, до конца жизни готов слушать только тебя», – Юнги кивнул и улыбнулся в ответ, тайно радуясь тому, что его мыслей Чимин услышать не может.