Что бы ни случилось...

Он смотрел на Рокэ тихими глазами и молчал. И это было поистине невыносимо. Алва, ругнувшись в мыслях, отвел взгляд, хотя последнее было далеко не в его правилах, и, поправив край одеяла спросил: — Ты есть хочешь? Ричард не ответил, и Рокэ пришлось на него глянуть. И опять эти глаза, словно у побитого щенка… Маршал приподнял бровь вопросительно, давая понять, что все еще желает знать. Дик чуть заметно покачал головой. И снова этот взгляд, тихий, столь не идущий живому непоседливому Окделлу, который вечно во что-то влипает… И, твари тебя раздери, неслух — вот он результат. — Не смотри на меня так, — с напускным раздражением говорит маршал, выносить эту потухшую серую тишину сил нет. Дик, слушается, но это совершенно не то, чего Рокэ хотелось, мальчишка просто закрывает глаза и… Квальдэто цэра… теперь похоже, что он умер. Алва едва сдерживается, чтобы не передернуть плечами, вспоминая свои сны, в которых он находил Ричарда мертвым. И сейчас юноша был очень похож на себя из тех проклятых снов. — Нет, лучше смотри, — поспешно одергивает его Рокэ, поражаясь собственной уязвимости. — Смотри, Окделл. Дик, словно послушная механическая кукла, открывает глаза, тихие, полные неизбывного затаившегося в серой глубине страха. И Рокэ тошно от этого взгляда, как и от собственной вины. — Дик, — шепчет он склонившись и почти касаясь губами русой всклоченной макушки Окделла, — запомни, что бы ни случилось, я всегда найду тебя… Дик бездумно качает головой, но не верит. Оно и понятно. Рокэ, будь он на на месте Ричарда, тоже не поверил бы… Они искали его неделю. Во время одного из привалов, когда маленький отряд прижимаясь к скалам остановился на ночевку и на часах оставили Окделла, Рокэ спящий обычно чутко, в ту ночь, провалился в сон, как только его голова коснулась расстеленного на камне плаща. Позже, когда выходящий в караул после Дикона Шеманталь поднял шум, маршал вместе с остальными прочесывая узкое каменистое плато, думал, что не простой то был сон. Ричард исчез пока все спали. Проснувшийся от того, что адуан трясет его за плечо и узнав о том, что «дурной барчук оставил пост и куда-то задевался», Рокэ почувствовал неладное стоило лишь увидеть валяющиеся возле костра плащ и шляпу Окделла. Значит ушел не просто так. Сердце неприятно дрогнуло от предчувствия и то не обмануло. Следов юноши отыскать не удалось, но главное понять куда тот мог подеваться, было совершенно не ясно. Даже не отходящий от Коннера Лово не мог взять след, удивляя тем самым адуанов и заставляя Рокэ злиться, внутри себя. А еще он стал видеть сны. От которых просыпался покрытый липким холодным потом. Во снах он тоже искал и находил. Почти всегда и только тело. Ричард… Мириться с потерей Рокэ не желал. Искал сам, прочесывая кошкины ущелья забираясь в самые опасные уголки, до крови обдирая руки. Заставлял до изнеможения искать остальных, решив для себя, что они не сдвинутся с места до тех пор, пока не получат подтверждения тому, что мальчишка действительно мертв. Но больше всего он боялся в один из хмурых даром, что летних, дней найти это подтверждение. Отчего? Маршал и сам этого понять не мог. Привязанность к оруженосцу была до смешного нелепа и в то же время неотвязна, как пристрастие к сакоте. Избавиться от нее Рокэ не мог, да и не желал, как наркоман со стажем. Окделл со всеми его раздражающими моментами — был нужен. Очень. И особенно эту нужность Алва ощутил в тот момент, когда понял, что не в силах найти. Осознал, почти физически ощущая, как сдавливает грудину под напором, поднимающейся оттуда-то из глубины тоски. Вернись… Рокэ, не подавал виду о том, что творится у него внутри. И все же, не переставал мысленно звать своего сгинувшего юношу. Неделя… Казалось, более мрачного времени в жизни маршала еще не случалось. Удивительное утверждение для человека потерявшего почти всех родных. Хуже всего было вечерами, когда дневная кипучая деятельность сворачивалась и небольшой отряд собирался к разведенному адуанами костру. Огонь горел ярко, согревал привычно, но даже веселым языкам пламени не удавалось разогнать сгустившуюся над лагерем атмосферу безнадежности и уныния. Ни лишних беспечных разговоров, ни привычных шуток, ни песен… Лишь потрескивание дров и холодно взирающие с близкого неба звезды. — Где ты? — беззвучно шептал в это небо маршал. И ответа, разумеется, не получал. На излете седьмого дня, случилось то, во что уже никто не верил — отошедшие от лагеря на довольно большое расстояние Коннер и Шеманталь, волею прихотливого случая, обнаружили в почти отвесной скале узкую щель. Клаус, разжег фонарь и поддерживаемый Шеманталем, сунулся в подозрительную, и довольно глубокую дыру, на дне которой, на глубине более двадцати бье, в состоянии либо глубокого сна, либо забытья, обнаружился кошкин мальчишка. Позже, когда Ричарда вытащили на поверхность и Рокэ, увидев безжизненное, точь в точь, как в своих снах, лицо Окделла, спустя бесконечные несколько секунд понял, что Дикон жив, осторожно принимая Ричарда из рук адуана, впервые подумал о том, что свалял дурака потащив мальчишку с собой. Война это такое дело, никто не застрахован от шальной пули, но в случае с Ричардом, все было гораздо хуже, тот умудрялся попадать в истории даже там, где не стреляют. — Что случилось? — без тени раздражения и насмешки спрашивал маршал пришедшего в себя оруженосца. — Я не… — Окделл смешно морщил нос, сводил к переносице выгоревшие на южном солнце брови, и как-то излишне безжизненно на фоне всего этого, отвечал сиплым, совершенно не своим голосом: — … не помню… Рокэ ему верил. И сходил с ума, от тихого серого взгляда, в котором, если внимательно присмотреться можно было увидеть, как клубится глубинный страх. Страх умереть в темноте. Страх того, что о тебе все забыли. Страх, что тебя, в этих забытых Создателем горах, никогда не отыщут. Алва видел это, и корил себя за то, что искал столь долго, что позволил Дикону пропитаться этим страхом, испытывать его день за днем. И неважно было даже то, как Окделл попал в ту дыру — не помнит и шут с ним — важным было сквозившее в той тишине безразличие, словно Дик уже смирился с неизбежным. Рокэ видел сбитые в кровь руки, видел рваную и грязную одежду, которая подтверждала его фантазии о том, сколь долго Дик пытался выбраться наружу. Бился, словно пойманный в силки дикий зверек, карабкался вверх, сдирая кожу с рук, ломая ногти, а потом… потом срывался и падал, раз за разом. Маршал без труда мог представить, как мальчишка кричал, звал на помощь, срывая голос, а потом переполненный отчаянием замирал, свернувшись в комочек на камне, содрогаясь по ночам от промозглого холода. — Дик, — шепчет он склонившись, и почти касаясь губами русой всклоченной макушки Окделла, — запомни, что бы ни случилось, я всегда найду тебя… Дик кивая не верит… Кажется, после всего — он вообще не верит в то, что до сих пор жив. И тогда Рокэ прижимается к волосам губами и целует их, осторожно, вкладывая в это касание все накопившееся в его душе за эту страшную неделю. Чтобы Ричард поверил, чтобы из серых глаз исчезла тишина — пусть что угодно, удивление, негодование, ненависть… чтобы жил…