Детективное агентство Доджера Хантера

Андреа с вызовом смотрела на Полу, лицо которой выражало крайнюю степень недовольства. После того, как она примчалась к «Спасителям», прошло два часа. Пожар потушили, что это было — поджог или случайность, сказать было сложно. Пола, приехавшая чуть раньше нее, вовсю командовала и делала это непринужденно и четко. Вот только не пускала ее к Нигану. — Послушай, это же неправильно, что он сидит там совсем один! Он мог тоже пораниться, надышаться дымом, как Джо! — снова предприняла попытку Андреа. — Тебе не похер? — философски произнесла Пола. — Ты его не знаешь, а я знаю. Меньшее, что ты можешь сделать — свалить подальше. Серьезно. Адвокат ему точно сейчас не нужен. — Я не его адвокат… уже давно. Я и он… мы вместе, — призналась Андреа, — я волнуюсь за него. Так что, Пола, открой дверь и дай мне поговорить с ним. — Не говори потом, что я не предупреждала, — хмыкнула Пола, — если достанет биту — беги. — Что? — тупо повторила Андреа, входя в кабинет Нигана и слыша, как за ней захлопнулась дверь и лязгнул поворачиваемый замок. Она неуверенно шагнула в полумраке, слегка качнувшись на каблуках. Жалюзи были закрыты, сквозь них струились тонкие полоски света, выхватывая отдельные детали обстановки. — Джеффри? — робко позвала она. — Где ты? Наконец она заметила его, сидящего на полу в углу кабинета и рассеянно поглаживающего ту самую биту, о которой она не раз слушала, но никогда до этого не видела. Вспомнив слова Полы, женщина почувствовала, как холодок пробежал по позвоночнику. Он же не какой-то там маньяк… правда? — Ты в порядке? — Андреа, скинув неудобные туфли, присела рядом, вглядываясь в его лицо. Он сидел, закрыв глаза, но длинные темные ресницы подрагивали, на щеке были следы копоти, как и на белой футболке. На левой руке она заметила ожоги, уже вздувшиеся россыпью волдырей и причиняющие немалую боль, насколько она помнила. — Твоя рука… ее надо обработать. Почему ты сидишь тут один? Скажи мне что-нибудь, пожалуйста. Пола говорит, что мне лучше уйти. Но я не могу, как я могу бросить тебя одного? — сказала Андреа. — Пола права, — хрипло сказал он, — я испытываю невероятное желание расхуярить голову тому, кто подверг опасности Джо. И всех моих людей. В том ангаре работали десять человек. Десять! То есть, тому, кто поджег его, было похуй, что люди могут тупо задохнуться. Все выбежали, Джо замешкался и потерял сознание. Еще бы минут десять, и вытаскивать было бы некого. — Ты справился, с Джо все нормально, Саймон говорит, он выкарабкается, — проговорила Андреа, — так что пора позаботиться о тебе. Пойдем со мной, я обработаю твою руку… ты можешь остаться у меня. Если… хочешь. — Знаешь, чего я хочу? — яростно зашептал он. — Нажраться виски до потери сознания и снести Люсиль головы этим недоумкам! Он снова принялся гладить биту, царапаясь проволокой до крови и не обращая на это внимания. — Люсиль? — переспросила Андреа. — Это… это она? Ты зовешь биту — Люсиль? Ниган открыл глаза, ухмыльнувшись. Андреа старательно делала спокойное лицо, но расширившиеся зрачки и сбитое дыхание свидетельствовали о том, что ей как минимум страшно. Милая, храбрая, невероятно сладкая Андреа… он так и не понял, что она в нем нашла, но их взаимная тяга друг к другу не ослабевала. Пришла. Волновалась за него. Надо же. Пола и Арат не стали соваться, зная, что ему хочется выпить и он борется сам с собой, чтобы не скатиться обратно в бездну забытья, которую приносил алкоголь. Облегчение. Возможность ни о чем не думать. И Люсиль. Коварная, злая Люсиль, вопящая ему, какое он ничтожество. — Она. Напоминает мне о том, каким я был. И о том, что я таким быть больше не хочу, — произнес Ниган, — мне хочется виски. Много виски. Но я не могу. Дашь мне выпить, а, Андреа? Принеси мне бутылку, милая, а я уж отблагодарю тебя так, что вовек не забудешь. Как тебе мысль? — Не думаю, что ты действительно хочешь выпить. Иначе не сидел бы здесь, закрытый на замок и не ждал, пока тебя отпустит, — тихо сказала Андреа, — я бы могла тебя отвлечь, но только если ты уберешь подальше Люсиль. Она пугает меня до ужаса. — В самом деле? — Ниган придвинулся ближе и провел битой в миллиметре от ее лица. — Она кусается, больно, ты права. Но ты… ты ей нравишься. Ей никто не нравится, а вот ты — да. — Это… интересно, — Андреа задышала быстрее, чувствуя, как кожа стала влажной от выступившего ледяного пота. Страх сковывал ее, но она старалась не отодвигаться, пока он водил вокруг нее Люсиль, слегка задевая проволокой кожу. Поколебавшись пару мгновений, она принялась расстегивать блузку. — Ты такая красивая, я говорил тебе? — он шумно выдохнул, глядя на ее грудь, прикрытую красным лифчиком с вышивкой. — Я смотрю на тебя и все идеально. Умная, сексуальная, смелая… невероятная женщина. Зачем тебе такой, как я? — Ты мне нравишься, — дрожащим голосом произнесла Андреа, когда он провел по ее груди битой. — Черт, — Ниган отшвырнул Люсиль подальше, — уходи, пока можешь, сладкая. Тебе не место с таким психом. Андреа, протянув руки, не отрываясь смотрела в его печальные глаза. — Иди ко мне, Джеффри. Просто иди ко мне… Он с силой прижал ее к себе, уткнувшись в ее шею, что-то бормоча, а она гладила его по голове, повторяя, что никуда не уйдет. Иезикиил молчал несколько минут, не зная, с чего начать. Разговоры о Шарлотте и Валери всегда давались ему нелегко. Его сестры не понимали, почему он не хочет сохранить все рисунки, кукол и другие вещи дочери на память. А он просто не мог их видеть, он даже воздухом в доме, где они жили, не мог дышать. Уехать было самым мудрым решением из всех, что он когда-либо принимал за свою жизнь. И вот призрак Валери снова с ним, снова пришел, чтобы мучить его чувством вины. — Кто сказал тебе, Доун? — Иезикииль до боли сжал кулаки, увидев, что она плачет, беззвучно и отчаянно. — Я должен был сам… но… это тяжело для меня. Эти воспоминания. Пожалуйста, не плачь, это того не стоит. — А что тогда стоит, Из? Мне интересно, почему ты скрывал это? Энид ненавидит меня. Она знает, что я — источник неприятностей для всех вас. Так зачем все это, Из? — пробормотала Доун, сердито смахивая слезы. — Энид слишком много думает о том, что касается только меня и тебя, — сердито выговорил он, протянув руку, чтобы обнять жену, но она отшатнулась, скривив губы. Его сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Почему она так смотрит? Словно… словно уже что-то решила и просто ждет от него подтверждения своих выводов. — Не нужно. Просто ответь, зачем ты женился на мне, — повторила Доун. — Я хотел этого, — просто сказал он, — я хотел тебя, а ты нуждалась во мне. Ты и наш ребенок. Доун пронзительно посмотрела на мужа, качая головой. Сапфировые глаза были полны боли и обвинения. — Не наш. Мой. И Шона Грина, — прошептала она, — я не буду для тебя… ей. Я не хочу быть заменителем твоей жены и дочери, Иезикииль. Я даже не знаю, как ее звали! — Почему ты… с чего ты взяла, что я искал… замену? — потрясенно выдохнул он. — Что ты придумала, Донни? Это не так! — Тогда почему я и она так похожи?! — выкрикнула она, вскочив. — Я видела фотографию и кольца тоже, я… Я не буду так! Это… нечестно, я думала, что ты… — Это неправда, Доун. Ты совсем не похожа на Валери, — проговорил Из, — И ты никогда не стала бы такой, как она, а девочка, которую ты носишь, никогда бы не стала Шарлоттой. Я не поступил бы так с тобой! Доун закрыла глаза. Вот, значит, как их звали. — Я не знаю, что и думать, — тихо призналась она, — но ты… почему ты ничего не сказал мне? Ты любишь ее? Мне так жаль, что ты потерял семью, Из, правда! Просто я… ее лицо стоит перед моими глазами и я схожу с ума. Он медленно прошел в кабинет и открыл ящик, где хранил единственную фотографию, которая не вызывала у него чувства вины. Ту, где они были еще самой счастливой на свете семьей. А рядом с обручальными кольцами его и Валери были те два, что он надел на палец Доун Лернер, обещая любить ее и заботиться. Снова он подвел ту, что надеялась на него. Взяв украшения, он внезапно разозлился. Валери мертва и не сможет поговорить с ним, но его жена здесь и он должен ей все объяснить. Она должна понять. Он давно должен был сказать ей самое главное, но поверит ли она? Слова всего лишь слова, если нет поступков. Он думал, что его любовь к ней очевидна, а то, что Валери похожа на Доун, никогда не приходило ему в голову. В его первой жене не было ни грамма той серьезной, нежной и ранимой девочки-шерифа, которая свела его с ума. Валери не была сильной и решительной, она не заставляла его испытывать ту неудержимую нежность, то желание, которое он испытывал к Доун, стоило ему только коснуться ее. Да, он любил Валери, но именно это ее и погубило. И она забрала с собой Шарлотту, его единственное дитя. — Доун, знаешь, что делает мне хуже всего? — сказал он, вернувшись и глядя на застывшую фигурку жены на диване. — Не то, что ты решила что-то и поверила в это, хотя и это ранит. Ты никогда не даешь мне разделить с тобой твою боль… ты со всем пытаешься справиться сама… Я не сказал тебе потому, что не знал, что ты подумаешь обо мне, узнав, что моя жена разогналась на машине и въехала в столб, убив себя и нашу дочь. Из-за меня. — Почему из-за тебя? — Доун выглядела пораженной до глубины души. — Ты — самый чудесный, самый добрый и заботливый муж на свете… я не верю, что ты серьезно думаешь, что стал причиной. Наверное, это было случайно. — Она оставила записку, которую никто не видел, даже ее родители. Ей было одиноко, пока я пропадал на работе, ездил в командировки и проводил время с родителями, братьями и сестрами. Валери хотела быть со мной постоянно, ее раздражало, когда я опаздывал или отменял встречу, когда не мог прийти на школьные собрания к Шарлотте. Я ничего не замечал, мне казалось, что это просто капризы, — начал рассказ Иезикииль, с трудом проталкивая слова, — а когда она умерла, я все понял. — Мне так жаль, — пробормотала Доун, — жаль, что тебе пришлось через все это пройти. Но ты не виноват, это был ее выбор. Из неуверенно улыбнулся. — Я мог ее остановить… я думал, что мог. Она все решила за нас троих. Я не хочу больше так, Донни, понимаешь? Ты нисколько не похожа на Валери, ты… ну разве что внешне, но это совпадение, я клянусь. — Хорошо, — она кивнула, — я надеюсь, что больше между нами нет никаких тайн? Я думала, я с ума сойду… Прости, что так себя повела…, но я разозлилась. И ревновала. Нет, ревную, хоть ее и нет. Я думала, что ты только мой… — Я только твой, — шепнул он, — а ты? Как насчет Шона? Ты… любишь Шона? Доун решительно помотала головой, сделав возмущенное лицо. — Нет. Никогда не любила. Я люблю моего странного и таинственного мужа, но если он не будет со мной откровенным, я его убью. У меня есть оружие. Иезикииль почувствовал, как дышать стало легче. — Знаешь, что, любимая… — он помедлил, а затем резко схватил ее левую руку и вернул на место оба кольца, к которым она настолько привыкла, что то и дело щупала свой палец, злясь, что поддалась порыву, — это кольцо — только твое. Они оба твои, одно я купил, а второе мне отдала мама. Никто не носил его до тебя много лет и если ты опять их снимешь, я побью тебя, как полагается добропорядочному мужу-христианину, чтобы ты знала свое место, ясно? Отец Стоукс сказал мне, что нет ничего такого в том, чтобы наставлять жену на путь истинный таким образом. Дэрил спал сном младенца, несмотря на то, что Кэрол устроилась на его плече и вдобавок закинула на него обе ноги. Вчера она появилась на его пороге, сказав, что София переночует у Джесси вместе с Энид, так как Дениз осталась в больнице у Аарона. Его, правда, замкнуло уже на фразе, что домой ей возвращаться не надо, он был слишком занят расстегиванием неудобных мелких пуговиц на ее спине. — Ненавижу это… вот это, с пуговицами, — рявкнул он, наконец стащив дурацкую тряпку, — больше не носи! — Слишком сложно? — мило улыбнулась Кэрол. — Ага, — подтвердил он, жадно сжимая ее в объятиях и заставляя замолчать поцелуем. — Что еще мне нельзя делать? — спросила она, помогая ему раздеться. — И я сказала Рози, что мы вместе, так что об этом знают уже все, даже грудные младенцы. — Хорошо, — пробормотал он, толкая ее на кровать и увлеченно покрывая поцелуями каждый миллиметр гладкой кожи. — Что хорошо? — не унималась Кэрол, не забывая при этом ласкать его в ответ. — Так ты не против? — Ты со мной, а я с тобой, почему я должен быть против? — удивился Дэрил. — А вообще, замолчи. Я занят. — Какой грозный… — простонала она, двигаясь с ним в такт. Ее разбудил звук телефонного звонка и она села в постели, сонно моргая. — Это мой, — Дэрил нажал кнопку, — что такое, Донни? Понял, скоро буду. — Тебе пора? — протянула Кэрол. — Ага, ты спи, еще же рано… — он торопливо прижался к ее губам, — увидимся позже. Кэрол около часа честно пробовала снова заснуть, а когда ей это надоело, решила приготовить что-нибудь поесть. В его холодильнике, кроме пива, содовой и полуфабрикатов, ничего не было. Сходив в магазин, она купила продукты и, вернувшись, с удивлением обнаружила Бет Грин, что-то сосредоточенно печатавшую на своем розовом лэптопе. — Сегодня же выходной, что ты здесь делаешь, Бетти? — спросила Кэрол, поставив на пол тяжелые сумки. — Я вас хочу спросить о том же, — звонко произнесла девушка, — Хант не говорил, что вы нанялись к нему домработницей. Я и сама могу приготовить еду моему парню. — Кому? — Кэрол поняла, что вот-вот потеряет терпение. Девочка вообще не понимала, что происходит, а ей надоело быть мягкой. — Вам он разве не сказал? — голубые глаза светились торжеством. — Мы вместе… с той самой ночи. Так приятно, когда мужчина ценит, что он первый. — Бетти, — тихо и внятно проговорила Кэрол, — а он хотя бы в курсе, что вы вместе? Или это происходит исключительно в твоей голове? Девушка заметно разозлилась. — Кто не в курсе, миссис Пелетье, так это вы! Хантеру на вас наплевать, он просто собирает досье. Что вы натворили? Может, вы сбежавшая преступница, которую ищет ФБР? Ваше дело в сейфе, а он никогда от меня ничего не скрывал, мы же работаем вместе, если вы забыли. Бет с удовольствием увидела, как с лица соперницы сбежали все краски и она шагнула к двери, забыв о продуктах.