if you want

Он чувствует себя запертым в клетке с диким зверем. Хитрым и расчётливым, который не нападает сразу и стремглав, а терпеливо выжидает, когда обнажится драконья шея. Всё, казалось бы, осталось прежним, как горб у Горбача, мутные глаза Слепого, прыщи Лэри. Изменилось только одно. Македонский постоянно чувствует на себе взгляд стальных волчьих глаз, даже тогда, когда он запирается один в ванной или старается скрыться в толпе прочих. Хищный, требовательный, по-настоящему звериный. Македонский знает: он ждёт ночи. Потому что, знаете? волки ночные животные. Сумерки медленно заливают густыми чернилами небо за окном, и Македонский с каждой прожитой в страхе минутой задыхался всё сильнее, чувствуя на своей шее невидимый ошейник, стягивающий всё сильнее. Ангел на привязи. Золотая рыбка в трёхлитровой банке из-под компота, плавающая в воде из-под крана и исполняющая любые желания своего хозяина. Он должен был помнить, и запереть в себе это на сотни замков. Но он забыл, хотя седая чёлка должна была напомнить о старом тиране. "Чёрт возьми". Он лежал в своей кровати и с содроганием слушал, как стая медленно засыпает. Отвернувшись и скукожившись эмбрионом, он всем телом жался к стене, словно может слиться с бетоном, даже полыхая огненно-рыжей чешуей своих веснушек. Стихает дыхание состайников, и даже беспокойный Лэри перестаёт ворочаться на своей верхотуре. Македонский ждёт, слушая своё бешеное сердце и обгрызая заусеницы. "Ну теперь ты мой!" Те фразы обрывками проносятся в голове, оглушая своей хаотичностью и погружая в вакуум жутких воспоминаний. Не сдержавшись, он влажно всхлипывает, когда огромная лапа опускается на матрас рядом с его лицом. Волк нависает над ним, а потом медленно опускается рядом, прижавшись к его спине и обхватив сильными руками, не позволяя создавать лишний шум. Стальная хватка. - Ты же знаешь, что мне нужно. Тихий шёпот на ухо - приватность, чтобы только одному и никому другому - но Македонский отчаянно вертит головой, пытаясь отогнать от себя мысли о том, о чём просит Волк. Жар чужого тела и мышцы, сжимающие его стальным капканом, из которого не вырваться. Он зажат между бетоном и Волком, и совсем беспомощен, что даже хочется плакать. "Чего я такого страшного от тебя потребовал?" - Это ужасно, - думает Македонский, но поздно замечает, что вслух. Волк зажимает ему рот, потому что никого не волнует, о чём думают рыбки в банках/ангелы на привязи, когда их просят о чём-то. Загадывают желания и терпеливо ждут, смакуя скорый вкус счастья на языке. На вкус оно, как опавший ангельский пух, пропитанный его же слезами. Волчья рука сейчас на вкус как счастье, потому что пропитана ангельскими слезами.