it's so cute

      Знаете, мне так больно. Правда я даже не знаю, а от чего конкретно. То ли от непередаваемого чувства горечи и отчаяния, то ли от металлического лезвия ножа, медленно проходящего через мою кожу.       Ветер бьет мне в лицо. Холодно.       Какой же всё-таки прекрасный вид на город с крыши. Теперь я понимаю, почему Дазай так любит это место. Здесь можно уединиться, подумать, проникнуться атмосферой Йокогамы. Такой мрачной и гнетущей, но вместе с этим яркой, будто в кислотно-зелёных тонах.       Я продолжаю любоваться красотами этого великолепного города, делая очередной порез. Совсем неглубокий, как кошачья царапина. Лучше бы это была кошачья царапина.       Никогда. Абсолютно никогда я не понимала этого человека. Он слишком не от мира сего. Всё время улыбается. Такой милой, такой красивой, такой фальшивой улыбкой. Совершенно фальшивой. Почему он всегда улыбается, даже когда не хочет этого? Не проще ли просто искренне улыбаться, когда ты счастлив, и также искренне плакать, когда тебе грустно? Да, это правда проще. А Дазай лёгких путей не ищет. Мне всегда так хотелось стереть эту улыбку с его лица. Почему? Почему он постоянно хочет покончить с собой? Разве он не понимает, насколько ценна жизнь? Возможно. Но понимаю ли это я? Ха! Да уж, никогда бы не подумала, что задам себе этот вопрос, когда буду сидеть на крыше, резать себе вены и утопать в слезах.       Я продолжаю это делать. Зачем? Чтобы заглушить боль. Всё-таки клин клином выбивают. Правда что-то совсем не помогает. Получается просто какой-то коктейль из боли. Душевной и физической. И сейчас я действительно готова отдать всё, чтобы первую полностью заменила вторая.       Смотрю на свою руку. Она… такая уродливая. Правда уродливая. Кровоточащие порезы разной глубины, они действительно заставляют ужаснуться. В первую очередь от осознания того, что сделала себе их я сама.       По моей руке ручейком струится алая кровь. Хотя это уже не ручеёк, а целая река. Она капает на холодный пол, оставляя следы. Постепенно капли собираются в огромную лужу. Чего и следовало ожидать.       А я плачу. Даже не так — я рыдаю. Хотя это слишком уж сильное слово. Я не контролирую себя. Абсолютно. Слёзы сами скатываются по моим щекам, падая прямо в лужу крови. Получается довольно странная смесь. Мне даже захотелось попробовать ее на вкус. Странное чувство.       Очередной. Я делаю очередной порез. Это уже совсем не приносит никаких чувств. Возможно, потому что я сейчас полностью ими переполнена, больше уже некуда. Но мне правда уже совсем не больно. Физически.       Тихие шаги. Как только я их услышала, моё одиночество мигом рассыпалось вдребезги. Физическое, но не душевное. Там всё так же пусто.       — Ты же знаешь, что от порезанных вен умереть нельзя? — этот голос. Узнала бы из тысячи. Дазай. — А вот такой пустячок, как заражение крови, заработать вполне можешь.       — А у меня и нет цели умереть, — равнодушно. Я сказала это так равнодушно. Несколько лет назад я бы даже не поверила, что стану говорить в подобной ситуации с такой ужасающей холодностью.       — Ох, так всё-таки заражение крови, — Дазая это определённо веселило. Убила бы. Но не сейчас. Сейчас просто нет сил.       Я не ответила. Не хотелось. А может ответить было просто нечего.       Прекрасным. Дазай был поистине прекрасным. Всегда. Правильные черты лица, шоколадные глаза, растрепанные волосы. Только вот не верьте этому милому личику, оно вас обманывает. Дазай далеко не идеал. Эгоист. Жестокий эгоист. Ему плевать на других, только если они не нужны ему для каких-то личных целей. Он всегда был истинным мафиози, навсегда им и останется, как бы он не пытался переубедить других. Или же себя.       Я сделала ещё один порез. Но в этот раз я почувствовала очень сильную боль. Такую обжигающую. Видимо, лезвие вошло слишком глубоко. Я вздрогнула. Без внимания Осаму это не осталось.       Вдруг он сел рядом и резко схватил мою руку. Теперь его ладонь и часть бинтов испачкана моей кровью. Но он этого, кажется, не заметил, а может просто не посчитал значительным.       — Если ты хочешь остаться без рук, то продолжай в том же духе, — он издевался. Откровенно издевался надо мной.       — О чём ты? — мой собственный голос так дрожал. Что ж, неудивительно.       Неожиданно Дазай выхватил из моих рук нож.       — Хочешь сделать себе невыносимо больно, не рискуя стать инвалидом — делай так… — Осаму начал водить лезвием по моей руке.       Он легко провёл рукой, оставив небольшой кровавый след. Действительно будто царапина. Потом он приложил нож в этому же месту и снова провёл. И ещё. И ещё. Казалось, он продолжал это делать без конца. Он водил лезвием так нежно, но с каждой секундой боль усиливалась. Когда она стала настолько обжигающей, что я была готова закричать, он остановился. Остановился и снова приложил его к моей руке, только в другом месте. И по новой.       И правда, больно невыносимо. Остро ощущаю, как металл проходит через мою плоть, разрезая её. Кровь хлещет нескончаемым потоком. Она заполонила всё. Мои руки и руки Дазая были ей полностью запачканы. А его бинты пропитались насквозь.       А он всё делал это. Молчал и делал. Почему?..       — Почему ты делаешь это? — хрип. Очень и очень слабый хрип буквально сорвался с моих уст. Практически неуловимый, но он услышал его. Уверена. — Почему ты даже не спрашиваешь, зачем это делаю я? Почему не пытаешься отговорить, а лишь помогаешь? Почему, Дазай?       Тишина. Мой голос оборвался на этом моменте.       Дазай поднял на меня глаза. Снова. Он снова улыбнулся. Меня всегда это раздражало. То, как он улыбался в самые неподходящие моменты. Но сейчас раздражение сошло на нет. Почему-то.       — Всё предельно просто: если человек решился на это, то у него есть свои причины. А знать эти причины окружающим необязательно. Я помогаю тебе лишь потому, что понимаю, какого это — чувствовать нескончаемую душевную пустоту, — медленно. В это мгновение он всё делал медленно. Говорил медленно, наносил шрамы на мои руки медленно, даже дышал медленно. Время застыло. Но вдруг я, неожиданно даже для себя, вскрикнула. И снова боль. Снова острая. Снова обжигающая. Но теперь уже далеко не та привычная. Дазай по неосторожности углубил порез, и теперь из него потоком хлынула кровь. Огромным потоком. — Ой, прости. Не волнуйся, сейчас будет легче.       В эту же секунду Дазай сделал то, чего я никак не могла ожидать: он прикоснулся своими губами к моей руке. Хотя, нет, не просто прикоснулся, а по-настоящему поцеловал. Он начал водить своим языком по ране, слизывая кровь. Он целовал каждый шрам, что встречал губами. Было больно. Но будет откровенной ложью сказать, что это не приносило удовольствия. Совсем нет. Приносило. Такое сладкое и невероятно извращённое.       Случайно мой взгляд пал на бинты Дазая. Алые. Именно такого цвета они были. Мне всегда хотелось узнать, что же он под ними прячет. Разумеется, догадки есть, но они так и останутся догадками, если не проверить. Что ж, видимо, либо сейчас, либо никогда.       Я тянусь свободной рукой к его руке, одним резким движением стягивая мокрый бинт. Моему взору предстаёт ужасающее, но такое ожидаемое зрелище — шрамы. Много шрамов. Выпуклые и безобразные.       Дазай резко отстранился. Он удивлённо посмотрел на меня, явно не ожидая такого от меня. А я же откровенно пялилась на его запястье. Тонкие, изящные, даже аристократичные руки уродовали эти отвратительные, уже давно затянувшиеся порезы. Завороженная этим зрелищем, я потянулась к его руке, подушечками пальцев водя по этим выпуклым полосочкам. Это было… невыносимо. Неужели и мои руки выглядят так же?       — Нравятся? — он выдернул меня из этого странного транса. Он странно ухмылялся, однако в глазах можно было прочитать… злость? Что ж, вполне обосновано.       — Издеваешься?       — Если только немного, — проговорив это, он вновь улыбнулся. Но это была улыбка, невиданная мною раньше. Она была искренней. Впервые на моей памяти Дазай не выдавливал из себя лживую, пустую усмешку, а по-настоящему улыбался.       Он посмотрел мне в глаза. Даже казалось, что он не моргает. Просто смотрит и улыбается. И ведь словно не было этого гнева в его глазах пару секунд назад. Теплота в его карих глазах заставляла покрыться все тело мурашками. Все-таки как же удивительно быстро он меняет маски… Дьявол, не иначе! Или просто очень хороший актер. Но все же так хотелось верить, что взгляд, как и улыбка, были настоящими… Черт, даже сейчас я абсолютно не могу его понять!       Мы молча так смотрели друг на друга в течение нескольких минут, но тут мне уже порядком поднадоела эта игра в гляделки. Так что, резко отведя взгляд, я поднялась с холодного пола, где мы все это все это время сидели. Однако в этот момент у меня резко закружилась голова, ноги подкосились, но от падения меня успешно спас Дазай, придерживая со спины.       — Ох, дорогуша, кажется, ты потеряла много крови, — прямо около своего уха я услышала наигранно взволнованный голос Дазая. — Тебе бы раны перевязать, пока не поздно.       — А с чего ты взял, что я вообще хочу этого? — я сказала это невероятно хрипло, но при этом тоном капризного ребёнка. — Может, я хочу умереть?       — Противоречишь сама себе. Ведь еще в самом начале нашего разговора ты сказала, что умирать не в твоих планах, — я не видела его лица, но буквально слышала в его голосе усмешку.       А ведь я и правда это сказала. Даже не помню этого, голова совсем не соображает, разум будто в тумане.       — Тем более, — неожиданно резко он стал заметно серьёзней. Выдержав небольшую паузу, он продолжил, при этом голос его снова помягчел. — Я ведь хочу совершить двойное самоубийство с прекрасной девушкой, а это будет довольно проблематично, если прекрасная девушка умрет раньше…       Я уже плохо слышала его. В голове гудело, глаза покрыла странная пелена. Казалось, еще немного, и я отключусь. Поэтому я просто повисла в его объятьях. До меня никак не мог дойти смысл его слов. Но тут, осознав, что он сказал, мое лицо удивленно вытянулось, и я повернула голову в сторону Дазая. Его взгляд был направлен на ночной небосвод. Я уже хотела что-то сказать, как он опередил меня.       — Луна сегодня необычайно красива, не правда ли? — задумчиво протянул тот, ещё крепче прижимая меня к себе. Я вслед за ним взглянула на нее, не понимая такого странного порыва. Но так и не осознав истинного смысла его слов, я провалилась в небытие, успев выдавить из себя лишь:       — Да. Абсолютно.