неловкость

ashton administer - break the distance

      Они лежали на не застеленной кровати Изуку почти вплотную. Ноги обвивали чужие ноги, слабый жёлтый отсвет лампы раздражал глаза, так что хотелось уткнуться лицом в сладко пахнущую грудь напротив. Густые, кудрявые волосы приятно щекотали шею и уши. Парень писал сообщение, стуча ногтями по экрану мобильника и глубоко вдыхая, прошёптывая слова иногда. Шинсо смотрел на Мидорию, чьё внимание целиком было занято вкладкой с эсэмэсками, и думал о том, чем они займутся после того, как с написанием будет покончено. Оглядев полки с книгами, которые они уже обсуждали, переведя взгляд на Нинтендо с пройденными совместно играми и вспомнив о доделанных проектах по учёбе, он выругался одними губами, осознавая, что скоро его парень закончит и им станет неловко лежать здесь вот так. Прикрыл глаза, смирившись и ощущая копошения Изуку рядом с собой. Раствориться в приятном, не неловком, молчании показалось лучшим решением.       Парень закончил пояснять, наверное, сдавшемуся Каминари за нездоровость взаимоотношений Вероники и Джейсона¹, обращая внимание на сопящего рядом Хитоши. Увидев умиротворённое выражение на его лице, Мидория тепло улыбнулся, кладя телефон на прикроватную тумбочку и осторожно, стараясь не касаться кожи, чтобы не тревожить, убрал пастельно-сиреневые волосы с лица. — Я не сплю. — Я понял.       Они оба улыбнулись.       Когда они целовались, Шинсо казалось, что он тонет. Он не чувствовал ничего, что не относилось к их с Изуку соприкосновениям, это было сравнимо разве что с потерей гравитации (он знал, о чём говорит). Изуку же пытался сфокусироваться, — поначалу просто на том, чтобы не облажаться, показавшись совсем уж неопытным дурачком, — теперь же он учился делать Шинсо приятно своими поцелуями. В процессе они не могли не тереться друг об друга, не запускать руки в волосы и не стукаться то носами, то зубами. Реальность оказалась интереснее их фантазий: в фантазиях нет прерывистого дыхания того, кого целуешь, дрожащих ресниц и рук, обнимающих талию. В реальности соприкосновения языков ощущаются остро, а ещё ты чувствуешь, если его губы обветрены. Только в реальности он передаст тебе свою любимую жвачку и даст распробовать, целуя тем временем твои подбородок и скулы.       Нет, всё же это совсем не неловко.       Истинную неловкость оба испытывали, пожалуй, на первом свидании, когда не смогли дождаться конца недели для похода в город, и в итоге были замечены большинством одноклассников в кафешке на территории школы. Благо, трогательно-сконфуженное лицо зелёноволосого разрядило ситуацию настолько, что сутки спустя о случае никто и не вспомнил. Однако, Хитоши имел предположение, что так вышло лишь оттого, что ситуация была не уличающей — по сути, они лишь вместе покушали. Уличающим можно назвать иной случай...       Сейчас он лежит, откинувшись на подушку, пахнущую Мидорией. Зажмурившись, сжимает его волосы у корней, ощущая как сильно они сейчас близки. Льнут друг к другу, задирая домашние футболки и оглаживая нежную кожу, не привыкшую к таким прикосновениям; переплетают ноги; задевают бёдра и тихо постанывают друг другу в губы.       И Мидория ведь не просто подтянутый, как Хитоши — в его теле буквально бурлит чистая сила, и находясь под ним парень чувствует, как перекатываются мышцы под футболкой, как легко ему нависнуть, держась на руках. Шинсо опьяняет чувство того, что он может полностью контролировать этого человека — и дело здесь вовсе не в причуде. Он не был уверен в правильности своих действий, но увидеть Изуку без растянутой вещи с цитатой Всемогущего хотелось слишком сильно. Разорвав поцелуй и несильно оттолкнув удивившегося парня, он в своей привычной манере спросил:       — Ты можешь её снять?       Действительно дерьмово получилось в раздевалке, вспомнилось им обоим. То была совместная тренировка, когда нескольких учеников параллели приглашают заниматься с классом-конкурентом. Хитоши пригласил сенсей, наверное, ради проверки его знаний и сравнения с остальными. И вот, когда все готовые стояли на поле, а Шинсо с Изуку в порыве своей подростковой симпатии целовались в раздевалке, оказалось, что не одним им гормоны (или глупость, тут как посмотреть) стукнули в голову. Бакуго с Тодороки², остервенело кусаясь-целуясь, ворвались в помещение, из которого, должно быть, в тот момент забрали весь кислород. А как ещё объяснить то, что у Деку спёрло дыхание? Так или иначе, Катсуки перевёл всё в драку, будто это был его универсальный способ замять любое дело. Побил он Двумордого Ублюдка, кстати.       Буря эмоций отразилась на лице в полной мере, но не выполнить просьбу он всё же не мог — заинтересовался сам. Встав на колени по обе стороны от бёдер Хитоши, помедлив от встречи с его внимательным взглядом, неуклюже стянул вдруг показавшуюся неудобной и какой-то лишней одежду. Откинув её на край кровати (тут же поправляя, чтобы не упала), Мидория положил ладони на низ живота Шинсо и сел.       Шото избегал веснусчатое солнце столько, сколько мог, а долго он не мог. Деку нашёл его на крыше, но был подловлен вопросом «Вы с Шинсо Хитоши.. вместе?» Ужасно неловко!       Парень под ним выглядел так, будто у него выбили весь воздух из груди. Ещё бы — не каждый день твой горячий бойфренд садится тебе на бёдра, при этом будучи в одних домашних шортах. Он нервно сглотнул, хмурясь, спеша перевести взгляд на красивое тело. Решив, что скрыть смущение куда проще за ещё одной инициативой, потянулся к Изуку, опять припадая к пухлым губам, гладя по широкой спине и закрывая глаза.       Мидория стонет мелодично, тянет за волосы вниз, ставя их в прежнее положение. Мягкие леггинсы неспособны скрыть возбуждение Хитоши (впрочем, как и шорты Изуку), и отчего-то приподнять и раздеть возлюбленного не кажется странным. Напротив — было бы неуместным этого не сделать. Кожа у Шинсо нежная, чувствительная — её (ещё) не опаляли взрывы, она не трескалась от холода и не деформировалась шрамами. Стоны хриплые и совсем тихие — отпускать себя Хитоши не нравится.       — Я тебя люблю, — слова срываются сами; проговаривать их, расслабляя и успокаивая того, кто доверился тебе, приятно настолько, что улыбку сдержать не получается.       — Я тебя тоже, Мидория, — настолько тихо, что будь они дальше друг от друга хоть на пару дюймов — и слова затерялись бы в шорохах одеяла и прерывистых вздохах.       — Ты очень, очень красивый.       Шинсо не удивляется. Он привык к тому, что его парень видит красоту во многом, в том числе, в нём, и не стесняется говорить об этом. Его искренность всегда подкупала, вынуждая забыть о недоверии и открываться в ответ. Ранее такого никому не удавалось.       Скосив взгляд в сторону и приподняв уголки губ, показывает своё смущение. Изуку на это лишь целует его куда-то в бровь, а затем спускается на шею. Она совсем не тонкая, ровно как и плечи, и руки, и грудь — его парень тренируется, как он сам когда-то, и волна предвкушения завладевает им (предвкушение появления Хитоши в его классе и чего-то ещё).       Игнорировать своё тело больше не хочется, и Шинсо отстраняется, демонстративно смотря в сторону своего паха. Мидория стушевался на мгновение, но после кивнул. Они встречаются четыре месяца, наверное, уже можно?       Исполосованная шрамами рука легла на бедро, стягивая нижний элемент гардероба. Без белья. С бельём было бы слишком, ей богу. <...>       Айдзава-сенсэй на утро осматривает своих детей по-особенному долго, останавливая взгляд на Деку. Деку смотрит в ответ, выжимая из своего милого лица всё очарование для действительно беззаботного выражения. Возможно, слишком беззаботного.       Но стоя в тёплом классе в такую рань, вспоминая прошедшую ночь и теплоту чужих объятий, он подумал, нет, это было совсем не неловко.