Помнишь, как долго боролись за счастье?

Внимание, детки! События происходят в нехронологическом порядке. Т.о. курсивом выделяются действия в более позднем настоящем и воспоминания, а обычным текстом является основной объем происходящего. Надеюсь, разберетесь. — Ну что ты такое говоришь, Гарри! — удивленно, смущенно и осуждающе одновременно воскликнула Гермиона. — Ты всего-навсего запутался. Это пройдет, вот увидишь, — девушка положила худенькую ручку на массивное плечо Поттера. — Вы же так любите друг друга!  — Это она меня любит, Герм, а я ее — нет… — выдохнул волшебник, поднимаясь с деревянной скамьи в одном из парков магловского Лондона, усеянного разноцветными опавшими листьями, попутно расправляя съехавшее набок черное пальто.  — Я сегодня встретилась с Луной, представляешь? Мы ведь с ней с самого выпуска не виделись. Она так похорошела! — щебетала рыжая красавица, распластавшись на загорелом плече парня. — Они с Невиллом поженились, представляешь? — девушка, воодушевленная счастливой новостью, приподнялась на локте, притягивая одеяло к самому подбородку, прикрывая нагое, все в забавных веснушках тело.  — Это очень здорово, Джинни, — улыбнулся Поттер, ласково глядя на невесту с растрепавшимися рыжими кудрями, отчаянно пытаясь сделать немного более заинтересованный вид, чем он имел на самом деле — уставший и уже клюющий носом. — Я уж переживал, что Невилл так и не решится.  — Я тоже! А еще Полумна сказала, что они будут… — снова запела свою муторную, не слишком-то веселую песенку девушка, а Гарри непроизвольно закатил зеленые глаза.       Нет, ну вы хоть раз встречали парня, который после секса хотел бы разговаривать о том, как прошел его день или того хуже — ее? Вот и мистер Поттер не был из их числа. Да и сексом это не назвать. Джинни Уизли очень милая девушка: невероятно добрая и честная, скромная, безумно красивая, с ее очаровательными объемными кудрями и огромными глазами. Даже слишком милая. Оттого с ней и было скучно. Безусловно, Гарри любил ее в каком-то определенном смысле, но, к сожалению обоих, не в желаемом, и понял он это довольно поздно.       Закончив с отличием и безграничным признанием школу, Поттера без вопросов приняли работать в Министерство с условием дальнейшего обучения работе в администрации. Через пару лет они с младшей Уизли обручились, чем обрадовали всех знакомых, родственников, не говоря уже о прессе — заголовки о помолвке Мальчика-который-уже-давно-не-мальчик-который-выжил. Одним словом — жизнь налаживалась: хорошая работа, красавица-невеста и чистое небо над головой. Но Поттер не был бы Поттером, если бы не напридумывал себе проблем. Он долго терпел и сначала даже думал, что так у всех парочек — один говорит, другой слушает. Однако позже это стало надоедать. Через год надоела одна и та же поза из раза в раз — в темноте и под одеялом; через три года надоело видеть одно и то же лицо перед собой каждое утро.       Через пять лет Поттер понял, что эта жизнь вовсе не его, да и крошку Уизли он не любит.  — Но Гарри, как это могло произойти?       А понял он это, когда однажды, заснув в своем огромном кабинете Министерства, ему приснился престранный сон. До того реальный, что стало горько на душе, а сердце тарабанило у самого горла. В том сне он был с платиновым ртутноглазым блондином. В том сне он был счастлив. «Не стоило мне так задерживаться…» — подумал тогда Поттер, разминая затекшие мышцы.       Гарри уже и не помнил, когда в последний раз видел эти огромные глаза, на дне которых плещутся киты и разбиваются о скалы его же зрачков.  — Вот все и закончилось, да? — произнес он, стоя у каменного моста в Хогвартс в их последнюю встречу. — Ты больше никогда меня не увидишь, Поттер. Обещаю, — с какой-то жгучей тоской шепнул блондин, не глядя на Гарри.       Гриффиндорцу отчего-то показалось, что что-то, что имело огромное значение, вырвали из его памяти. Он определенно чего-то не помнит. Он определенно что-то забыл.  — Чего это ты? — обратился Гарри к нему, нахмурив по-обычному брови.       Они уже давно не дети: война и время искалечили их обоих до такой степени, что сейчас они даже внешне не похожи на самих себя. Малфой ужасно вытянулся, окреп и, наконец, перестал так отвратительно зализывать волосы — теперь они как-то небрежно, но очень красиво торчали из его идеальной головы. Гарри стал шире, да и зрение стало понемногу восстанавливаться, поэтому постоянной необходимости в очках уже не было.  — Да так. Прощай, Гриффиндурок, — тепло улыбнулся Драко, разворачиваясь на пятках и направляясь к машине, оставляя недоумевающего Поттера за спиной.       «С каких пор он вообще мне улыбается? Я даже не знал, что он это умеет!» — не раз повторял Поттер даже спустя много лет. И все это время его безостановочно пожирало чувство недосказанности и неправильности (если не несуразности) происходящего. Все казалось не таким, каким должно быть: и Джинни, шустро лазающая по обнаженному телу волшебника, и эта квартира, пропахшая ее слишком резкими духами, и безостановочное трещание о том, как они назовут своих детей (Тедди, Пол и Молли, к слову, ни одно из них Гарри не нравилось), и вообще все нынешнее существо кричало «Ты забыл!».       Но вот что же он забыл?       Иногда ему снились до боли в сердце знакомые руки. Но вот беда: руки были вовсе не Джиневры — сильнее, грубее, но совершенно необходимые для существования Поттера. Оттого он и мучился — чьи они? Эти руки приносили ему чай, щелкали по носу, проводили ласково по щеке, легко царапая чем-то металлическим на одном из пальцев. Холодные. Холодные настолько, что казалось, что в этом теле проживает такое огромное сердце, что весь Поттер поместился там каким-то магическим способом.       Еще ему снились глаза. Серые, как плавленое серебро, с вкраплениями белых разводов лунной россыпи. Эти глаза смотрели с такой неприкрытой заботой и страстью одновременно, что умирать, глядя в них, вовсе не казалось страшным. А потом Гарри просыпался и видел зеленые добрые глаза Джинни с вечно узкими зрачками, как спичечная головка. Видел и тайно, сам того не подозревая, ненавидел.  — Ш-ш-ш, не шуми, детка, — шептал хриплый голос, от которого мурашки волнами огибали каждую клеточку тела. — М-м-м, Гарри, — шептал обладатель и целовал, куда приходилось: в шею, щеку, губы, лоб или скулы.       А Поттер сходил с ума. Но по кому же?  — Гарри, что же ты скажешь Джинни? Она же с ума сойдет! — спохватившись, говорит Грейнджер (ныне Уизли), нагоняя Поттера на широкой аллее, окаймленной сухой листвой.  — Она сильнее, чем кажется. Я… нет, так нельзя! — вздрагивая и замирая посреди асфальта. — Нельзя. Я не могу бросить ее, да? Я же обещал ей! Ах, как жаль, что Гарри вспомнил все, когда его жизнь была решена.       В очередное хмурое утро Поттер по привычке пешком добирался до здания Министерства, наблюдая за чудаковатыми маглами. Наслаждаясь легким влажным ветром, от которого его непослушные волосы кудрявились и холмились над макушкой, двадцатипятилетний парень не сразу заметил черный припаркованный у обочины автомобиль. Из затонированных окон не было видно ни пассажира, ни водителя, и вездесущее любопытство Гарри заставило того замедлить шаг. Через мгновение дверь распахнулась, выпуская из салона запах дорогой кожи, и оттуда вальяжно, грациозно и чертовски сексуально вышел он.       Высокий, стройный, чьи мышцы были прикрыты черной рубашкой с закатанными до локтей рукавами. Бледная фарфоровая кожа сверкала в слабом свете как на заказ пробившегося сквозь тучи солнца. Платинового оттенка волосы, глаза цвета отравы из ртути и тонкие ровные пальцы с поблескивающим серебряным кольцом на одном из них.  — Выходи из машины, — отчеканил он бархатным голосом.       Поттер замер в пяти метрах от развернувшегося действа, наблюдая, как и пять-десять девушек и парней, окидывающих косыми взглядами красавца, стоящего среди грешного Лондона: восхищаясь и проклиная. «Драко».  — Да пошел ты, Малфой! — выплюнула девушка, также вальяжно вышедшая из салона через открытую блондином дверь. Ее волнистые каштановые волосы диссонировали с белым коротким платьем, которым была увенчана ее шикарная фигура. — Придурок! Парень захлопнул за ней дверь и закатил серые глаза:  — Ты все-таки чистокровная. Выбирай выражения, Астория. — Затем эти же серые глаза замерли от ужаса: — Какого дементора, Поттер?       Весь крохотный, выстроенный на ошметках воспоминаний мир Принца рухнул, рассыпался в дребезги, приклоняясь к ногам брюнета, о котором слизеринец грезил уже пару-тройку лет. Гарри смотрел, не моргая: он помнил Малфоя своим старым врагом, он помнил все обиды, однако… однако ему вдруг очень захотелось прикоснуться к этой идеальной бледной коже, обнять, рассказать, как было тяжело, и пожаловаться на злодейку-судьбу. Зачем? Да кто же знает! — Давно не виделись, — выдавил он из себя, подходя ближе.  — О, шрамоголовый! — выдала девушка, глядя на парня.  — Заткнись! — рявкнул Драко, с трудом отводя взгляд от брюнета, испепеляя им же бывшую однокурсницу. — У тебя десять минут, и я уезжаю. Все ясно? — растеряв в одночасье всю сдержанность, отчеканил Слизериновский Принц и снова взглянул на Поттера: — Да уж…       Девушка фыркнула и зашагала в огромное каменное здание Министерства, отбивая уличный ритм высоченными каблуками.  — Вы явно не меняетесь, — добродушно произнес Гарри, а по шокированному красивому лицу Принца мелькнуло что-то невнятное.  — А ты так и остался лицемерным ублюдком, Поттер, — зло парировал парень, разворачиваясь и возвращаясь к машине.  — Нет, Драко, прости, — что-то больно кольнуло в груди брюнета — явно не стыд, что-то другое, отчего было гораздо гаже, потому он кинулся вслед стремительно удаляющегося чистокровного. — Прости. Я не это имел в виду. Просто вспомнил нас детьми, — парень схватил выходца Слизерина за предплечье. — Столько лет прошло. — Улыбаясь.       Сующие нос не в свои дела прохожие окольцевали старых знакомых, перешептываясь: «Кажется, это Гарри Поттер», «Кто это с ним?». Некоторое мгновение спустя кто-то из толпы задушено ахнул и, указывая пальцем на Драко, выкрикнул: — Это же Пожиратель смерти! Следом волна воплей окатила парковку Министерства, оглушая.       «А чего ты ожидал, Малфой?» — иронично подумал блондин, выворачиваясь из цепких пальцев Гарри и подчиняясь им же — Поттер не был настроен отпускать куда-либо давнего уже-не-врага. Встретившись ледяными колкими глазами с зелеными, совершенно чарующими, Драко скривился — тупая боль вернулась через годы, врезаясь в грудь с утроенной силой. Хватая Поттера за запястье, блондин потянул его к авто, кивком головы приказывая сесть внутрь. «В этой ситуации было бы довольно опрометчиво и даже глупо доверять роду Малфой и уж тем более ехать куда-то с одним из них!» — подумал бы любой другой человек, но Поттеру даже в голову не пришло, что Джинни может больше никогда не увидеть своего Гарри. Вернее, пришло, конечно, но немного не то — где-то в затылке зашевелилась мысль, что бывший гриффиндорец может сам не захотеть возвращаться.

***

— А как же Гринграсс? - спохватился брюнет, а Малфой лишь отрешенно махнул рукой: — Нунду с ней! — Так что ты делаешь в Лондоне? Ты же ненавидишь этот город, — задал вполне логичный вопрос Гарри. Смущало лишь одно — откуда он мог знать такие подробности?       Старые знакомые — вовсе не друзья — остановились у какого-то кафе примерно через пятнадцать минут. Внутри пахло корицей и кофейными зернами — эти ароматы Драко обожал. «Хотя откуда мне знать!» — одернул себя Поттер, робко косясь на высокого, широкоплечего молодого человека подле себя.  — Чокнутые волшебники находили меня, где бы я ни был, — безэмоционально произнес Змей, а поймав немой вопрос в зеленых глазах, продолжил: — Репутация изменщика и Пожирателя держится крепко. Сам только что видел, — голос предательски дрогнул.       Присмотрев самый отдаленный уголок, гриффиндорец и слизеринец устроились на мягких, стоящих друг напротив друга через дубовый стол диванчиков, обитых бордовой кожей. Малфой в своей привычной манере развалился на одном из них, закидывая ногу на ногу, а Поттер — скукожился до микроскопических размеров (ему отчего-то было очень душно рядом с Принцем, но непривычно уютно).  — Добрый день. Вы готовы сделать заказ? — молоденькая официантка подскочила к столику, улыбаясь и создавая общую картину гостеприимности заведения, хотя чутье подсказывало, что привлекает клиентов вовсе не белоснежная улыбка жгучей брюнетки, а ее декольте на униформе и третий размер груди.       Гарри хотел было попросить воды, с трудом выныривая из омута рассуждений о том, что более значимо — грудь или улыбка, как Драко хрипло произнес приказным тоном, не глядя ни на черную книжечку меню, что лежала прямо перед ним, ни на смазливую девушку, что так отчаянно старалась поймать стальные глаза своими карими:  — Кофе и травяной чай.  — Откуда ты…? — нахмурился Поттер в недоумении, но его перебила опешившая официантка в милом фартучке:  — Кофе с с-сахаром?  — Без, — одновременно произнесли парни, встречаясь взглядами и морщась от колюще-жалящего лезвия в груди — почему?       «Откуда…?» — снова задумался Поттер. Столько вопросов, и ни одного ответа. Было бы очень странным спрашивать у человека, с которым вы не виделись больше пяти лет, «Ой, а тебе не больно смотреть на меня? Или только со мной что-то не так? У тебя тоже такое чувство, будто ты забыл что-то очень важное?»  — Ты-то здесь по своему желанию, — вскинул руками Малфой. — Тебе всегда почему-то нравились грязные улочки и тупоголовые маглы, — брезгливо, но меньше, чем раньше, фыркнул брюнет и осекся: — В смысле, это наверняка из-за твоей пришибленной семейки. Поттер закатил глаза:  — Мы уже не дети, Драко. Может, хватит? — улыбнулся он.       Брюнет был странно рад видеть Малфоя. Даже учитывая прошедшие годы, они, к счастью (или нет), никогда не были друзьями, но престранное тепло согревало грудь Гарри. Он был счастлив видеть Драко — живым и здоровым. Однако платиновый Принц постоянно теребил пальцами свое фамильное кольцо, перекатывая его по столешнице, видимо, даже не замечая этого. «Эти руки!» — щелкнуло где-то в глубинах подсознания Поттера, а потом слизеринец вдруг замер и поднял ртутные глаза с широченными, как целая вселенная, зрачками на гриффиндорца и тепло улыбнулся (отчего-то так знакомо Гарри):  — Я никогда не мог противиться тебе, детка, — не задумываясь, выпалил тихо Хорек и тут же приоткрыл рот в оцепенении: «Что я только что сделал?!»  — Как ты меня назвал? — рассмеялся Гарри, моля, чтобы его слабенького актерского мастерства хватило скрыть тех назойливых пчел, что жалят, жалят сердце и мозг, в котором брюнет судорожно копается, пытаясь отыскать хоть какую-то ниточку, связывающую их с Малфоем.       Очень вовремя появилась девушка с большим серебряным подносом и широченной улыбкой:  — Ваш зеленый чай и кофе без сахара, — щебетала она, расставляя небольшой заказ перед их лицами, — что-нибудь еще? — Получив отрицательный ответ, к счастью, спешно удалилась.       Гарри вдыхал такой знакомый сладковатый запах луговых трав, вспоминая, где же он его уже слышал, а потом, подняв глаза, вздрогнул — прекрасная картина, которую Поттер, кажется, наблюдал чуть ли не всю жизнь, пробирала до дрожи: слишком красивый Драко, прикрыв глаза, греет холодные руки над кружкой с горячей смоляно-черной жидкостью и слабым запахом корицы. Гриффиндорец точно знает, что Малфой делает это постоянно: вот так согревает замерзшие ладошки, но откуда? Откуда, черт побери, он может это знать?! Да и с каких пор Поттер вообще считает парня красивым? В особенности Малфоя!       Наблюдать за безмятежным, довольным лицом блондина можно было до бесконечности, но звонок телефона, от которого Принц вздрогнул и распахнул обрамленные длинными ресницами глаза, уставившись на не моргающего Поттера, сидящего напротив.       «Ну за что мне это?» — стонал про себя брюнет, вынимая из кармана брюк магловское устройство связи — совы в загазованном Лондоне не проживут и недели. На широком экране засветилась довольно удачная фотография Джинни. Этого следовало ожидать. И в той же степени следовало ожидать то, с каким страдальческим видом Поттер уберет телефон обратно, отключив предварительно звук. Выражение лица Малфоя из умиротворенного сделалось раздраженным — будто бы что-то его очень огорчило.  — Прости, это Джинни, — виновато улыбнулся Гарри, предчувствуя нехорошее. Нечитаемое выражение лица Драко на секунду скривилось болью, а потом и вовсе отчаянием, когда брюнет продолжил, будто бы нарочно мучая Змея:  — У нас свадьба через полторы недели, — Гарри и сам не понимал, зачем это делал. Он не любил об этом рассказывать, потому что даже не был уверен, что хочет этого (вернее, он был уверен, что не хочет), но все же начал рассказ, будто бы проверяя неведомую теорию, выстроенную у него в голове. — Мы обручились почти сразу после выпуска.       Стальная (если не титановая) аристократичная выдержка Драко дала матричный сбой, и он с грохотом опустил кружку на стол, расплескивая напиток по лакированной поверхности.  — Пойдем, — выдавил он, проклиная себя за несдержанность и неведомую Малфоям глупость, утягивая Поттера за собой, чувствуя разряды тока под своей ладонью.  — Какая пчела тебя укусила? — вопил брюнет, вырываясь из оков цепких пальцев.  — Драко, куда мы идем?       Такое очаровательное «Драко» из незримо обожаемых им губ сорвало и без того держащуюся на честном слове крышу Принца к чертям собачьим. Сделав лишь шаг, переступая порог заведения, Малфой достал палочку из наручного чехла и тихо произнес заклинание трансгрессии: двое, растрепанный брюнет и поразительный в не меньшей степени пепельный блондин, мгновенно перенеслись на пустой, обитый шлифованным камнем закоулочек Хогсмида, переживая на этот раз крайне болезненное расщепление и обратный синтез. И Малфой уже не контролирует себя: как рыжая сука смогла покуситься на его золото?! Парень прижимает гриффиндорца спиной к влажной поверхности, откуда тянет знакомым холодком, упирается рукой в стену около лица брюнета.  — Что с тобой, Драко? — возмущенно одергивает Поттер, оглядываясь по сторонам: — Это же Хог… — договорить он не успевает, заткнутый поцелуем.       «Никто больше не тронет тебя!»  — Что ты творишь, идиот? — отталкивает, силой прогоняет дальше от себя Поттер, выплевывая проклятия и оскорбления в прекрасное лицо слизеринца, а сам тащится, ослабевшими руками упирается в чужие плечи, скорее притягивая ближе, чем отстраняя.  — Ты ведь сильнее меня, Гарри, — с придыханием шепчет Слизеринский Принц, утыкаясь носом в теплый изгиб долгожданной шеи, — ты можешь с легкостью сломать мне ребра, если захочешь. Но ведь ты не хочешь. — Малфой поднимает глаза, встречаясь с космических масштабов зрачками, проводит ласково пальцами по нежной щеке Поттера, слегка колючей от жесткой щетины. — Если ты не хочешь, чтобы я тебя касался, скажи сейчас, — предательски дрожащим голосом выдавливает из себя блондин, ожидая заклятия обездвиживания в ответ.       Поттер задумывается на секунду (на самом деле, он всегда это знал и сейчас думать было вовсе необязательно) о том, чего же ему не хватало? Что такого важного он мог забыть? Он забыл его. Он забыл Драко. Во всяком случае, сделал для этого хорошую попытку. Гарри шепчет дезиллюминационное заклинание, смотрит в последний раз отчаянно в серые, прекрасные до безобразия глаза, проклиная себя за слабохарактерность, предательство крошки Джинни, трусость и чрезмерные, непонятные даже ему самому чувства к этому чертовому Змею.       Смотрит, еле дышит и порывисто приникает к потрескавшимся губам блондина. Внутри разрываются фейерверки, расплескиваются по грудной клетке, въедаются в сердце так, что становится больно. Малфой готов душу продать, сердце и все богатства мира, лишь бы снова и снова до конца жизни наблюдать за палитрой оттенков эмоций на таком обворожительном лице его мальчика (который уже и не мальчик давно), но все потом. Сейчас хочется напиться. Сначала Поттером, потом — виски.       Слизеринский Принц нежно посасывает нижнюю губу гриффиндорца, затем кусает и снова зализывает, извиняясь, языком оглаживая ровный ряд белоснежных зубов. Он как никто другой знает, как любит его золотце целоваться.  — Детка, я так скучал! — шепчет блондин, будто в трансе, выцеловывая контур скулы брюнета.  — Я сильнее, — слова мысли родились из ниоткуда и вырвались наружу тоже под действием какой-то неведомой этой вселенной силы, побуждая прижаться еще ближе к трепещущему сильному телу, всем своим весом прижимающему собственное к неровной стене.  — Как же… м-м-м… как же я хотел тебя, — стонет Принц, кусая мочку уха Поттера, оставляя еле заметные следы на нежной коже за ним, которые после разгорятся огненными соцветиями. — Каждую ночь… каждый день… я так скучал! — Снова приникая к истерзанным раскрасневшимся губам.       Гарри все еще не понимает, что несет этот обезумевший Змей, но все происходящее отчего-то кажется слишком уж знакомым, правильным. Будто все в его жизни должно быть вот так: в укрытии длинных пальцев, под покровительством ртутных глаз — его персональной отравы.  — Дра-а-м, — стонет он, пытаясь выдавить хоть слово, но тут же затыкаемый новым поцелуем — остервенелым, даже жестоким, но физически необходимым. Малфой по совсем уж давней привычке проводит худым пальцем по щеке Поттера, а тот — по той же старой привычке — ловит его губами, без напоминания или приказа начиная посасывать, вылизывать, в жутковатой эйфории закатывая ведьмовские глаза.       С чудовищным гулом стая ворон взлетает с ближайших ветвей, проносясь над головами выпускников Хогвартса, и Драко вдруг, находясь на периферии сознания, понимает, что совершает величайшую ошибку в жизни, которую сам уже однажды исправил.  — Ты такой прекрасный. Не позволяй ей касаться себя, — угрожающе шипит Принц, оглаживая теплую полость рта гриффиндоца изнутри, — иначе я убью вас обоих. Ты так нужен мне, прости… — отчаянно опускает руки он, устраивая ладонь на щеке Гарри. — Ты так чертовски нужен мне, Гарри, — виновато шепчет блондин и тут же оживает: — Почему ты плачешь?  — В смыс… — заикается брюнет, касаясь дрожащей рукой мокрых глаз. — Почему я… почему…  — Прости, Гарри. Я не должен был делать этого… Я снова все испортил, милый. Прости, — Змей отходит от вожделенного тела Поттера на пару шагов.  — Что значит, снова? Что происходит, Драко? — не унимается брюнет, цепляясь руками истерично за ворот чужой рубашки. — Что происходит со мной? — выкрикивает Поттер, срываясь под тяжестью, давящей на грудь. — Почему я… почему я столько лет вижу тебя во снах?! Это ведь ты, да? Ты отравляешь мне жизнь, Малфой? Все как в детстве! — Толкает в грудь, замахиваясь для полноценного удара.       Принц снова впивается голодным поцелуем в изогнутые истерикой губы Гарри, а тот и не сопротивляется вовсе — напротив, виснет на шее, прижимаясь ближе, бесстыдно (даже как-то по-особенному) потираясь вставшим членом через брюки о бедро Драко.  — О да, детка, — стонет Малфой, чувствуя наверняка болезненную эрекцию Поттера, проводя ладонью по ширинке, выбивая довольные выкрики экстаза из груди брюнета.  — Сделай это, папочка, — вырывается непроизвольно, будто он каждый вечер так делает: зовет всех подряд слащавыми прозвищами, а не заполняет бумажки в Министерстве, которое послал сегодня на миллиарды сторон — да куда угодно, лишь бы не отнимало драгоценное время с Драко.  — М-м-м, Гарри, черт! Что ты делаешь со мной? — хмурится, мучается в душевных терзаниях блондин, изворачиваясь от шустрых горячих губ обезумевшего паренька. — Я не могу… Мы не можем, детка. Я сделаю еще хуже…  — Я понятия не имею, что ты имеешь в виду и что вообще происходит, поэтому обещай мне рассказать об этом чуть позже, — шепчет, словно маленькая шлюха, волшебник, опускаясь на колени перед Принцем, попутно расстегивая кожаный ремень и ширинку на его джинсах.       Из-под белья топорщилась сочащаяся головка, заманчиво выглядывая из-за резинки, поблескивая нежно-розовым, таким знакомым, и в растрепанной голове Гарри возникла до боли правдоподобная картина, которая и воображением вовсе не была — воспоминание, скрытое, украденное, вернувшееся только сейчас. На той картине Поттер видит ту же влажную головку аккуратного члена, но в другой обстановке — не на грязной улице, а в теплой комнате на белом меховом ковре. На той картине Гарри, точно как и сейчас, кусает губы судорожно, вдыхая пряный родной запах Змея, касается носом ствола через плотные боксеры, потираясь, выдалбливая ударом под дых судорожные вздохи откуда-то сверху, облизывает головку, чувствуя сладкую смазку на языке.       Истерично постанывая, Поттер обхватывает губами член, посасывая, постепенно углубляя, проталкивая затвердевший до невозможности орган глубже. И где-то там, на задворках общих мнимых мимик, слышится истеричный стон и легкое дрожание на языке. Брюнет заботливо обводит каждую венку, подмечая, как умопомрачительно Малфой повторяет «Гарри, Гарри, черт, детка!». Длинные пальцы Змея путаются в непослушных вихрах гриффиндорца, насаживая того глубже на член, буквально трахая в рот, осторожно двигаясь, боясь навредить. Гортанные стоны Поттера вибрацией резонируют внутри блондина.  — Иди сюда, чудовище, — приказывая, Драко рывком поднимает обезумевшего волшебника с колен, разрывая к мозгошмыгам все пуговицы на его уже помятой рубашке, оголяя восхитительную подтянутую широкую грудь с уже затвердевшими розовыми сосками.       Малфой боялся, что злобный монстр заявится по душу его сокровища. Но само сокровище оказалось чудовищем, отравляющим израненную душу Драко.       Разворачивая возбужденного до созвездий перед зелеными глазами Поттера лицом к стене, Слизеринский Принц стягивает классические брюки со стройных ног гриффиндорца, оголяя для самого себя округлые, упругие, идеальные полушария. Не удержавшись, Змееныш шлепает ладонью по одному из них, и тело брюнета содрогается в истерическом угаре.  — Ты такой прекрасный! Ты помнишь это? — с сексуальной хрипотцой шепчет Малфой у самого уха Гарри, оглаживая указательным пальцем его нижнюю губу, водя левой рукой по прижавшемуся к крепкому торсу члену с уже и так подрагивающим стволом. — Помнишь, как мы трахались, Гарри?       Удивительно, но Поттер действительно находил это безумие знакомым. И не просто знакомым, а родным и постоянным. Будто вот так сгорать друг для друга было неотъемлемой частью их жизней, переплетенных между собой в тугой жгут. Именно это кажется ему правильным, но он все никак не может вспомнить.  — Нет, — признается, упираясь лбом с прилипшими к нему темными прядками в стену. — Напомни мне, Драко. Пожалуйста, папочка, — просит Поттер, ловя губами пальцы Малфоя, кусая их и вылизывая отчаянно, добиваясь лишь сильного удара по левой аппетитной половинке.  — Помнишь, как ты стонал подо мной? — вопрошает Драко, прекрасно понимая, что брюнет ничего не может помнить, ласково оглаживая ритмично сокращающееся колечко мышц. — Помнишь, как тебе нравилось звать меня папочкой? — Проникая одним пальцем, ловя недовольные стоны. — Помнишь, — двигая внутри уже двумя, — как тебе нравилось, когда я трахал тебя до бессознательности? А, Гарри, детка? — Находя по старой памяти простату. Поттера сгибает пополам, он сдавленно хрипит, насаживаясь на три сложенных вместе пальца.  — Ну-ну, тише, детка, — Драко слишком уж ласково гладит Гарри по изогнутым в сладкой дрожи бокам, — ты готов? — Разворачивая к себе прекрасным раскрасневшимся лицом, впиваясь в те губы, о которых он мечтал едва ли не каждую ночь.  — Я… мне это необходимо, — шепчет хрипло брюнет, глядя затуманенными зелеными фонариками на такого же безумного Змея. Может, позже он и пожалеет об этом (что очень маловероятно), важно то, что сейчас в мире, кажется, нет ничего важнее этих ртутных отравленных глаз.  — Держись, Гарри, — предупреждает Малфой вдруг ставшим низким голосом и в следующую секунду врывается в трепещущее, истерически сокращающееся тело его любимого мальчика.  — О, Мерлин! — выкрикивает Поттер, обнимая ногами Драко за талию зависая в метре над полом, упираясь спиной в стену, подаваясь навстречу каждому новому толчку, что с каждым разом становится все быстрее, сильнее, глубже.       Яркие вспышки мириадами звезд взрываются на обратной стороне закрытых век — утерянные драгоценные воспоминания, что дороже всего банка Гринготтс. Он вспомнил, как Слизеринский Принц стер колени до фиолетовых синяков, сидящий на коленях в заброшенном крыле на каменном полу, яростно отсасывающий в пылу внезапно воспламенившейся страсти; как они ругались из-за мелочей, а потом трахались часами напролет, забывая, кто они, где они и зачем сюда пришли; как любовались друг другом, молча лежа напротив; как Драко, сидя в большом кожаном, потрепанном годами кресле, читал вслух старые книги, пахнущие дряхлой бумагой и плесенью, а Гарри думал, что вот именно сейчас он самый счастливый во всем Лондоне (если не мире). Поттер вдруг понял, чего ему не хватало — ему не хватало Драко.  — Обещай, что никогда больше не забудешь меня! — вколачиваясь из последних сил в истерически сокращающееся нутро, шепчет Малфой, кусая уже покрасневшую от вечных терзаний ключицу.  — Клянусь. Клянусь, Драко, — задыхаясь, — что буду любить тебя вечно, — хрипя, выстанывая слоги, закатывая глаза от подступающего к горлу оргазма, шептал брюнет, на инерции говоря то, что первое приходит в голову.  — И я тебя, малыш, — последнее, что сказал платиновый блондин, прежде чем сплестись языками, пальцами и телом с таким невообразимо необходимым Гарри и излиться одновременно, пачкая все вокруг белесыми горячими каплями.  — Я обещал ей… но… — устало произнес Поттер, задумчиво и устало проводя рукой по кудрявым коротким волосам.  — Но ты погибнешь без него, да? — сочувственно улыбается Гермиона. — Поступай, как считаешь нужным. Ты как никто другой знаешь, как будет лучше.

***

 — Как ты мог? — шепчет брюнет, осев на пол. — Как ты мог отнять их у меня?  — Гарри, пойми, так было лучше. Мне казалось, ты будешь счастлив без меня! Без чертового Пожирателя смерти! — Малфой поцеловал похолодевшие ладошки Поттера.  — А ты у меня спросить не хотел? Я сам решу, как мне будет лучше! — срывается на крик парень.       Минуту назад Драко закончил душещипательный рассказ о том, как Гарри лишился всех воспоминаний о Принце: волшебник, обезумевший в поисках мести Пожирателям, нанес почти смертельную травму плюющему на свою безопасность Поттеру, который отчаянно пытался защитить Поедателя собственной души от нападок преступника. Блондин не смог простить себе случившееся и предпринял худшее - прижавшись своим лбом к лишь немного пришедшему в себя Гарри, шепнул "Обливиэйт", глотая так и не стихшую за много лет боль.  — Ну и как, по-твоему, был я счастлив эти семь лет? А?! — Гарри вырывает свои руки из теплых ладоней Малфоя. — Ты отнял у меня себя! Себя, Драко! Я страдал! Я думал, что схожу с ума!  — Прости. Прошу, прости меня, — горько шепчет блондин, понимая, что, видимо, уже давно не Малфой, ведь те никогда не извиняются (да и не любят тоже). — Помнишь, как долго мы боролись за наше с тобой счастье?  — Пустяк! Плевать, если мы никак не сможем быть вместе! Надеюсь, к лучшему… Драко порывисто прижимает тело гриффиндорца к себе, не желая отпускать, моля остаться рядом:  — Не бросай меня, прошу. Я не вынесу этого снова.       Гарри неуверенно обнимает блондина в ответ: «Я тоже».