История, рассказанная другими

О них ходили только слухи. Никто не знал их настоящей истории. Кто-то, как завсегдатаи кабачка мадам Розмерты, придерживались того мнения, что жадность и бедность заставили этого неприятного черноволосого мужчину жениться на холодной и неприветливой леди Малфой. Кто-то, как Рон Уизли после пятой кружки пива, выпитой в «Дырявом котле», утверждал, что, наоборот, это Нарцисса Малфой вцепилась в профессора Снейпа клещом, чтобы избежать суда и Азкабана. Коллеги профессора, вечно сплетничающие милые дамы, вроде Помоны Спраут и Поппи Помфри, сентиментально утверждали, что это судьба свела два непонятых одиночества, чтобы дать им спокойно прожить оставшиеся дни. И даже рассудительная мадам Малкин, у которой Нарцисса Снейп все так же заказывала мантии, утверждала, что покойный Люциус Малфой заставил принести Снейпа Непреложный обет, обязывавший того жениться на Нарциссе в случае смерти самого лорда Малфоя, и таким образом защитить ее от посягательств старого развратника Муди. Говорили все. Сплетни окружали их тихую свадьбу в шотландской деревушке Гретна-Грин, проведенную растроганным профессором Флитвиком. Сплетни умножились через полгода, когда профессор Снейп продал свой дом в Галифаксе и купил небольшой уютный коттедж на окраине Хогсмида, и жена немедленно переехала к нему, оставив огромный фамильный особняк в Уилтшире в распоряжение Драко. Сплетни взбудоражили весь Хогсмид, когда в книжной лавке Нарцисса не отозвалась на привычное почтительное «леди Малфой» и ответила на приветствие кивком лишь тогда, когда ее назвали «миссис Снейп». Старый Аберфорд Гэрнсли, увидев ее однажды за работой в саду, где она обрезала розы, разнес эту весть по всей деревушке, и еще несколько недель обсуждалось, что профессор Снейп заставляет свою благовоспитанную жену заниматься недостойным ее физическим трудом. Многое говорили. Но никто не видел. Никто не видел, как на бледно-розовых губах Нарциссы начинает играть улыбка, когда она слышит скрип тяжелой двери и звук стремительных шагов мужа. Никто не видит, как по вечерам, если Северус отсутствует, находясь на дежурстве в школе, она достает из шкатулки, стоящей на столике у изголовья кровати, сложенный вчетверо листок пергамента, потрепанный и ветхий, и перечитывает робкие слова, написанные еще неуклюжим школьным почерком. Никто не видит, как насмешливый и нетерпимый профессор, гроза всех медлительных учеников Хогвартса, бережно растирает своей жене тонкие лодыжки, покрытые шрамами, уговаривая ее потерпеть, пока боль не пройдет, снятая мазью его собственного приготовления. И никто уж наверняка не никогда не увидит, как глубокой ночью Нарцисса перебирает волосы своего мужа, гладит его по щекам и шепчет нежные слова, возвращая его к действительности из кошмаров, которые никак не хотят покидать сны профессора Снейпа. И как бесчувственный, по мнению многих, декан Слизерина, тянется к ней, ища губами ее губы, и успокаивается, уснув на ее плече, или же наоборот – целует ее, нетерпеливо, принимая так безоговорочно отдаваемую ему любовь. Конечно, если бы кто-то взял на себя труд, он бы смог сложить картину из кусочков их жизни, подсмотренной другими. Ведь Ремус Люпин, к непреходящему удивлению окружающих ставший кем-то вроде друга этой странной семьи, замечал за чашкой кофе, как затаенно-счастливо глаза его бывшего недруга смотрят на Нарциссу, звонко смеющуюся какой-то мягкой шутке оборотня. И Гарри Поттер, победитель Волдеморта, аврор и муж Джинни Уизли, по долгу службы с завидным постоянством навещавший Хогвартс и с таким же постоянством переругивавшийся с профессором, мог бы понять, почему после ужина его самый ненавистный учитель старается не задерживаться в Зале больше положенного, а направляется к воротам школы, к тропинке, ведущей в Хогсмид. И Невилл Лонгботтом, номер второй в личном списке ходячих несчастий Мастера Зелий, похоже, единственный догадался, почему профессор больше не кричит на него, а только сдержанно хмыкает, укрывшись за кипой проверяемых эссе, когда Лонгботтом, уже один из лучших знатоков гербологии в Англии, увлеченно обсуждает с Нарциссой рисунок какой-то травы в старинном фолианте, позабыв о страхе, испытываемом перед профессором. И если бы он постарался – а он один постарался, - то увидел, как Нарцисса украдкой посылает благодарный взгляд Северусу, а тот многозначительно улыбается уголками губ и продолжает скрипеть пером. И даже Рита Скитер, которую грубо отчитали и выставили вон за калитку ограды, могла бы сообразить, почему Нарцисса Блэк, в первом замужестве Малфой, а теперь – Снейп, выглядит как девчонка и совсем не огорчается, что ее застали за пересаживанием тюльпанов с руками по локоть в земле. Но ей это неинтересно. Конечно, многое могла бы рассказать Андромеда Тонкс, старшая сестра Нарциссы, если бы захотела это сделать. Но она не хочет. Она не собирается нарушать спокойствие этой тихой семьи и своими рассказами возвращать их в те дни, когда все их встречи умещались в полчаса на тесной кухоньке маггловского дома, а поспешно задернутые занавески не спасали от любопытных глаз соседей. И когда пятна на полу уилтширского особняка, убираемые заклинанием, служили страшным признаком той реальности, в которую они возвращались. У них был свой каталог воспоминаний, к которым нельзя обращаться: кровь. Зеленый свет в башне. Пощечины, нанесенные холеной аристократической рукой. Умоляющие глаза Драко за решеткой в Азкабане. Только потом. Только после. И наверняка Драко, выпущенный из Азкабана и изредка навещавший мать в Хогсмиде, мог многое понять, если бы увидел. Но он не видит тоже. Не видит ярко освещенного окна гостиной темным зимним вечером. Не видит свою мать, склонившуюся над хрупким лепестком тюльпана. Он не видит пристального взгляда своего крестного отца, обращенного к Нарциссе, когда та рассеянно потирает лодыжку, свернувшись калачиком в кресле. Драко не замечает венка омелы, повешенного высоко над дверью на Рождество – подарок неугомонной Тонкс, трижды свалившейся со стула и выслушавшей гневную тираду новоиспеченного дядюшки в процессе дарения, а затем при помощи тетки водрузившей венок на его законное место. Драко не слышит яростную перебранку между Аластором Муди и профессором Снейпом в коридоре Хогвартса, сопровождаемую беззвучным, почти детским, понимающим хихиканьем взрослой замужней дамы миссис Снейп, наблюдающей за ссорой. У Драко нет времени запоминать такие мелочи. У Нарциссы Снейп, урожденной Блэк, и профессора Северуса Снейпа, Мастера Зелий, нет желания кому-либо рассказывать эту историю. Поэтому их историю рассказывают другие.