never let you go

Trevor Menear – Give Her A Name

– Это не может больше продолжаться. Осуждение в её глазах, её голосе, её позе. Фигура позади – фальшивка, подкинутая воспалённым сознанием, но Беллами всё равно из раза в раз жадно всматривается в бескровное лицо, впитывая взглядом мельчайшую знакомую черту, будто боясь что-то пропустить-упустить-забыть. Как будто её образ и без этого не мелькает тенью в коротко-болезненных ночных кошмарах. Как будто её образ и без этого не вычерчен на внутренней стороне век. Как будто и без этого не больно (двигаться, дышать, жить). – Почему нет? – по-детски наивно вопрошает он, лениво щёлкая кнопкой радиоприёмника через каждые тридцать с лишним секунд – щёлкщёлкщёлкщёлк. Мёртвое шипение попеременно заглушает (не)настоящие укоризненные вздохи “собеседницы“, и Беллами вслушивается в односторонний треск, замечая боковым зрением мимолётный отблеск светлых волос рядом с собой. – Почему нет, Кларк? – Ты знаешь, почему. У Гриффин холодный пот, нездоровая бледность и океан усталости на дне зрачков, оставшиеся ещё с их последней встречи. Она говорит мягко, нежно и с пряными нотками любви (и постоянное напоминание “эй, Блейк, это всего лишь твоя фантазия“ самому себе перестаёт помогать ещё после первого раза), вторгается в личное пространство мёртвым холодом и металлическим привкусом крови и смотрит со знакомой мольбой в голубых радужках, – Беллами (бесполезно) старается не задыхаться. – Пожалуйста, Белл, – просит Кларк, присаживаясь на край стола, и осторожно касается руки, оставляя невидимые ожоги. Блейк разве что только не рычит раненным зверем: до боли сжимает челюсти и с трудом сдерживает желание сжать её ладонь в ответ, прижать к себе, заключив в объятия, послать к чертям всех остальных. Застыть в вечности. – Не думай обо мне. Она не говорит “я не вернусь“ вслух, но эта мысль всё равно мелькает в голове, отдаваясь болью в области сердца и повисая в спёртом воздухе. Она не добавляет короткое “к тебе“, ударяя простыми словами в солнечное сплетение. Кларк ничего больше не говорит – лишь смотрит с ожиданием во взгляде, не позволяя разорвать зрительный контакт. – Я не могу, – говорит, наконец, Беллами в ответ, еле шевеля губами, и качает головой. Голос чудом не срывается, звучит тихо-тихо, и, хотя нет необходимости, он снова повторяет: – Не могу. Кларк сокрушённо вздыхает, но не исчезает, преданно и безвыходно оставаясь рядом, отчего Блейк на секунду впервые жалеет, что она выглядит чересчур настоящей. (разочарованной). (щёлк). // – Всё нормально? Рейвен насторожена и встревожена одновременно. Она откладывает инструменты в сторону и оборачивается, услышав за спиной шаги, в которых безошибочно узнаёт их негласного (космического) лидера. Отросшие волосы бьют по лицу, щекочут, и Рейвен невольно фыркает, сдувая мешающие локоны и одаривая вошедшего оценивающим взглядом. Беллами знает – зрелище не самое лучшее; он собственное отражение в зеркале видит ежедневно. – Пожалуйста, будь честным, Белл. Кларк стоит слева от Рейес, почти касаясь её плеча, скрестив руки на груди с озабоченным видом. Её появление неожиданно и вполне ожидаемо, отчего-то так внезапно натурально на фоне серой унылости их “железного дома“, что Беллами не без усилий удаётся вспомнить о том, что из собравшихся здесь живы только двое. (или одна?). – Станет легче, я обещаю. И он правда хочет, чтобы стало легче. Чтобы ночные кошмары растворились во тьме бескрайнего космоса, а вместо них рядом стояла бы Кларк, настоящая и живая, без алебастрового оттенка кожи и тусклости на дне зрачков. Но жизнь не учитывает ничьих желаний. – Беллами? – зовёт Рейвен, обращая на себя внимание. Она хмурится, словно почувствовав что-то неладное, и упирает руки в бока. – Что-то случилось? – Нет, всё в порядке, – (не)правдоподобно отвечает Беллами, запуская руку в свои тёмные волосы, и вымученно улыбается. – Просто всё ещё не теряю надежды наладить связь с бункером, знаешь? (с ней, хоть она и мертва, знаешь?). Кларк не исчезает – лишь осуждающе качает головой, когда Рейес понимающе кивает и молча отходит в сторону, позволяя бессмысленному шипению пронизывать железные стены нитями пустой веры для пустых людей. (полуживых, если честно). // У Эхо крепкая, отчаянная хватка и паника в глазах, видимая исключительно вблизи. Движения резкие, рваные, почти болезненные; Беллами впивается пальцами, оставляя отметины на чужом теле, заставляя (их обоих) судорожно ловить воздух губами. Она, впрочем, совсем не возражает – всегда без лишних слов пропускает в чужую свою комнату и со странной готовностью встречает его прикосновения. Ему кажется, что эти встречи для неё нечто большее, чем способ забыться и пережить ещё один день в замкнутом пространстве, но он молчит, притворяясь, будто ничего не замечает, будто всё идёт по не озвученному вслух плану. (ложь на корне языка почти не горчит и не скребётся в сердце; в конце концов, не впервой, давно привык). – Тебя мучают кошмары. Не спрашивает, утверждает. Приподнявшись на локте, Эхо мажет взглядом по его крепкой фигуре, сглатывая острое желание попросить остаться до утра хотя бы сегодня, и смотрит с таким пониманием, что Беллами хочется зажмуриться до цветных пятен под веками, чтобы всё вокруг исчезло. (иногда он жалеет, что не остался на Земле с ней). – Я понимаю, – говорит она, не дождавшись никакой реакции, и замирает в нерешительности, неотрывно глядя на Блейка. Ей хочется сказать, что звёзды чужды ей, а космос, неизвестный и непонятный, пугает её больше людей с Горы Везер. Ей хочется сказать, что в железных стенах Арки она бесконечно задыхается, а во снах её раз за разом прогоняет прочь Роан, оставляя сгорать заживо от Первородного Огня в полном одиночестве. Ей хочется говорить-говорить-говорить, но вместо этого Эхо продолжает: – Я понимаю, поэтому… – Увидимся за завтраком, – обрывает он на полуслове, ощущая подступающую волну паники. В горле пересыхает, и Беллами в спешке натягивает футболку, надеясь, что дёрганые движения останутся незамеченными. – Спокойной ночи. План, по обыкновению, катится к чертям, и Беллами думает, что лучше бы он попросил Эхо убить его. // В бывшей камере Кларк холодно и спокойно. Пол под ладонями шершаво-царапающий; Беллами осторожно касается рисунков, стараясь ничего не испортить, и, поднимая руку, рассматривает подушечки собственных пальцев, на которых остаются еле заметные следы угля. Свет мигает, едва-едва освещая помещение, но этого оказывается достаточно, чтобы разглядеть каждый земной пейзаж. Потому что в этом всём – она. – Мечты, мечты, мечты. Он поднимает голову – Кларк сидит напротив, облокотившись об стену и вытянув ноги перед собой. На её губах замирает улыбка – слабая и редкая, с тонким намёком измученности в уголках, и Блейк непроизвольно задерживает дыхание, боясь спугнуть столь исключительный момент. (боже, какая же она… Кларк). – Я люблю тебя, – неконтролируемо вырывается из горла прежде, чем он успевает подумать и остановиться. Однако слова звучат удивительно легко и правильно, и Беллами чувствует необъяснимую потребность повторить их. – Я люблю тебя. Он знает – Кларк Гриффин, ежедневно смотрящая на него с горькой печалью во взгляде, всего лишь плод его воображения. Подделка, подброшенная сознанием, и все её эмоции, все слова придуманы им самим. Фальшивка, претендующая на правду, и все её прикосновения никогда не были и никогда не будут настоящими. Потому что она не здесь. Потому что она мертва. – Я говорила тебе руководствоваться головой, а не только слушать сердце, – чуть укоризненно произносит Кларк и заглядывает ему в глаза с осуждением и тенью беспокойства. Беллами хочется сказать, что это она была его голосом разума, маяком, ведущим сквозь тьму, но он молчит, не находя в себе сил выдавить ни слова, и она вздыхает. – Тебе нужно избавиться от меня. Поговори с кем-нибудь, попроси помощи. Потому что видеть мёртвых людей не нормально, и ты знаешь это. (ты теряешь рассудок, и ты знаешь это). – Знаю, – кивает он, соглашаясь со всем сказанным, и это действительно так. Просто не сейчас, просто не готов отпустить, не готов остаться без неё. – Только не сегодня, хорошо? Как-нибудь потом. Обязательно. // – Ты будешь здесь, когда я проснусь? Скрип кровати режет слух, однако это, кажется, нисколько не заботит Беллами – он прикрывает глаза и со спокойствием выдыхает, расслабляясь впервые за несколько месяцев. Кларк перебирает его тёмные пряди вьющихся волос, медленно пропуская их сквозь пальцы, и тихо напевает что-то себе под нос. Умиротворение наполняет вены, разносится по телу, и сердце чувствует непривычный, абсолютный и безграничный покой. (поздравляю, Блейк, ты сходишь с ума, ничего необычного). Он резко распахивает глаза, когда всё внезапно прекращается, и испуганно вглядывается в лицо напротив. Гриффин всё ещё бледна, измучена (и мертва), и Беллами уже думает, что она снова собирается сказать, чтобы он отпустил её, но уголки её губ едва приподнимаются прежде, чем она отвечает: – Всегда.