История

«И первым словом стала смерть. Она пришла к тем, кто не верил или не знал. Незнание было грехом, а жизнь во грехе карается смертью. Не было в той смерти благости, были лишь муки. В смерти той отразилась вся грязь существования глупцов. Смерть была первым словом», — так начиналась книга «Тысяча слов повиновения и правды». Рыжий мальчишка сидел, склонясь над фолиантом в тишине темной пустой комнаты. Раньше здесь жили еще трое, но их похоронила лавина, сошедшая в горах этой зимой. Теперь он безраздельно правил кельей четыре на четыре метра, что несказанно его радовало. Кровати его товарищей ныне были загромождены книгами и свитками. Здесь было все, что душе угодно: трактаты по медицине, фолианты с историей империи, учебники по фехтованию, свитки на древних языках и словари. Вечера, проводимые ранее в беседах и игре в три камушка, теперь были наполнены тишиной, неярким светом свечи и единственным размеренным дыханием. «Тринадцатым словом стала жизнь. Она благодетельствовала тем, кто понимал мир вокруг. В ней были покой, облегчение, сила и доблесть. Доблесть та звалась рыцарской, и кто не знал ее, тот был слаб. Жизнь же, приходя и уходя, одаривает нас своими дарами в вечном расцвете. Жизнь была тринадцатым словом», — рядом с этим абзацем была иллюстрация: девушка пляшет на площади, среди нищих и убогих, волосы цвета спелой ржи заплетены в две косы, вся ее точеная фигурка словно бы светилась изнутри. Парень отложил книгу в сторону, встал, сделал два шага в центр комнаты. Он стоял, покачиваясь с носка на пятку, глаза закрыты, губы плотно сжаты. Тень, явившаяся на свет благодаря свече, плела на стене кельи невероятный танец. Там, в темноте под веками проносились слова из книги. Ошибись хоть в одном и тебя настигнет кара — первое слово. Мальчишка простоял так с полчаса, пока прочитанное не отпечаталось в памяти настолько, что вместе с текстом вспоминались все изъяны и особенности каждой из тринадцати страниц. Парню было тринадцать, стало тринадцать сегодня. Потому-то его и допустили к азам науки «Несущих Слово». Отсюда и до момента, когда ему исполнится восемнадцать с половиной, он будет изучать науки слова и дела Императора, чтобы затем служить ему. Первой книгой, как и сотен детей в этой крепости, для него стал труд второго великого магистра ордена Карла Велеречивого «Тысяча слов повиновения и правды». В нем, как несложно догадаться, была тысяча слов с их значением для служителей ордена. Эти слова лягут в основу их силы. Пройдут годы, и на эту тысячу слов ляжет тысяча книг, тысяча из которых будет помогать в обретении силы и мудрости. Так, по крайней мере, говорят учителя. Мальчик оставляет свои попытки превратится в маятник и возвращается к книге. «Четырнадцатым словом стал меч. Закаленный в воде, крови и вере он разил врагов жизни и справедливости. Так сохраняется и по сей день. Меч хранит остальные слова от коварства, глупости, пустозвонства. Узоры его танца станут погребальным венком дурака. Меч был четырнадцатым словом». На картинке рядом был меч, пронзающий змею, черствое сердце и червивый разум. Парень встает со стула, перебирается на кровать. Под скрипучий пружинный хор он прислоняется спиной к холодной каменной кладке, книга теперь на коленях. В келье все так же тихо, время идет. « Двадцатым словом стала стена. Возведенная в годину страха она хранила людей от пороков. Ныне она слаба, но на ее место приходим мы. За верную службу ей вечная память. Наши души должны уподобится ей для защиты. Двадцатым словом была стена». По коридору затопал старик-смотритель. Тонкую нить тишины разорвал колокольчик, оповещающий послушников ордена, что пора отходить ко сну. Кристофер встал, разделся, задул свечу и лег, прокручивая в голове первые двадцать слов. Так он и заснул, остановившись на тринадцатом слове.