You're my Venice

POV Кихён Что может быть хуже, чем путешествие по Европе с младшим братом, вкусы и интересы которого кардинально отличаются от твоих собственных? Полагаю, каждый мог бы предложить целый список пугающих вариантов, но сейчас мне кажется, что даже спать в одной постели с мертвецом было бы куда приятнее. Будучи глубоко впечатленным книгами Дэна Брауна, я тянулся к Италии, мечтал осмотреть каждый камешек в Ватикане, пройти по следам главного героя и затеряться в Венеции, которая в его глазах выглядела совсем не такой романтичной, какой её привыкли рисовать. Насладиться величием Рима, восхититься архитектурой Флоренции, Пизы и Вероны, поваляться на пляжах Сан-Ремо и максимально пропитаться духом этой потрясающей, по моему мнению, страны. Всё это было в моих мечтах и планах, всё это было маршрутизировано и детализировано, но и половины из этого не было исполнено, потому что первым городом, в котором мы оказались, вообще стал Лондон. На самом деле мой брат, невесть по каким причинам впечатленный американской культурой, долго настаивал на поездке в Нью-Йорк, но Америка уже была записана в план путешествий следующего года, в Америку собиралась ехать мама (я, к слову, не собирался), поэтому после долгих и громких споров Минхёк хоть и не сумел отвоевать Нью-Йорк, но ему всё-таки удалось выбить для себя маленький бонус. Погода в Лондоне была паршивой. С мрачным лицом я смотрел сквозь затемнённое стекло на серый город, в то время как мой дорогой братец вовсю наслаждался происходящим. Может быть, ему приносил радость тот факт, что всё идёт наперекор моим планам, но улыбка не сходила с его лица даже тогда, когда он спал (а я изо всех сил сдерживал в себе порывы задушить его подушкой). В первый же вечер он потащился в Proud Camden, решив, что атмосфера как нельзя лучше подходит его мятежной душе, напился там, как свинья, и на ломаном английском пытался закадрить двух британок. Вышло у него, конечно, так себе, я наблюдал за всем этим со стороны и мог бы даже позабавиться, но с учётом того, что именно мне пришлось тащить его пьяное тело обратно в отель, мне было не до веселья. На следующее утро Минхёка постигло, наверно, самое дикое похмелье из тех, что он когда-либо испытывал, но даже оно не сумело остановить его от похода в легендарный магазин Вивьен Вествуд, которой он поклонялся наравне со всем, что относилось к панк-культуре семидесятых. Надо сказать, что из наушников, болтающихся на его шее, беспрестанно орали Sex Pistols, а футболки с надписью God save the queen составляли большую часть его гардероба. Надо сказать, что современная одежда Вивьен оказалась не такой уж дикой, чему Минхёк определенно не обрадовался, но он всё-таки купил себе нелепые полосатые брюки и футболку со странным рисунком, смысл которого мне вряд ли удастся постичь, даже если я очень захочу это сделать. Я понятия не имел и боялся даже спрашивать, сколько дней мы собираемся пробыть в Лондоне, но по прошествии недели, в течение которой один бар сменялся другим, а моя осведомленность о культурных ценностях города ни на йоту не увеличилась, я решил, что мне, пожалуй, стоит сменить маршрут и оставить своего непутёвого младшего брата наедине со своими увлечениями. Матери вряд ли бы понравилось такое решение, но я надеялся, что Минхёк слишком сильно будет занят своими впечатлениями, чтобы вспоминать о моём отсутствии. Однажды я встретил его на улице, вместо приветствия кричащего какому-то мужчине «God save the queen!», и определённо прошёл бы мимо, если бы не зацепился взглядом за лицо незнакомца, который на европейца был похож не больше, чем я сам. Телосложение у него было нетипичным для азиата, но черты его лица показались мне интересными, и я, хоть и не был большим любителем заводить новые знакомства, не удержался и всё-таки подошёл к нему с целью обменяться приветствиями. Он был приятно удивлён, услышав знакомую речь, и улыбнулся самой приветливой и тёплой улыбкой из всех, что я когда-либо встречал; я был очарован. Он представился и крепко пожал мою руку, его ладонь была сухой и теплой, и я весь вечер потом вспоминал это ощущение и каждый раз невольно улыбался. Мы немного поговорили о литературе, он указал на вывеску магазина, возле которого мы стояли, и мягко рассмеялся, когда я, не сумев сдержать эмоций, воскликнул, что именно в это место я и собирался пойти. Мы долго бродили между книжных полок, то и дело показывая друг другу обложки книг и спрашивая друг друга, читали ли мы их, хотели бы прочитать, знакомы ли с творчеством авторов. Я чувствовал духовное обогащение, не могу назвать своего брата идиотом, но в виду того, что его интересы и мировосприятие на данном этапе его жизни немного сбили его с пути, при общении с ним я совсем не испытывал подобных эмоций. И подобного волнения тоже. Мы пообедали в уютном кафе неподалеку, и европейская еда ещё никогда не казалась мне такой вкусной. Мне совсем не хотелось прощаться, но он не без сожаления сообщил, что его спутника нельзя надолго оставлять одного. Я заикнулся про Италию, и он восторженно произнёс, что она является следующим пунктом в их плане, однако, учитывая интересы Хосока (так звали его приятеля), им вряд ли удастся выбраться за пределы Милана. Я смеялся, хоть и чувствовал горечь; мы попрощались у входа. Он подарил мне книгу, на которую я обратил внимание, но из-за цены не решился приобрести, и снова пожал руку. Я боялся, что это наша последняя встреча, он сказал, что если нам суждено, то мы всё-таки сможем встретиться в Италии вновь. Я надеялся, что нам суждено. Переждав очередную волну похмелья, я всё-таки заставил Минхёка собрать вещи и поехать в Рим. Сопротивления он мне не оказывал, вяло сообщив, что устал от этого климата и что совсем не против оказаться в каком-нибудь солнечном месте. Погода нам благоволила. Я сказал своему брату «делай, что хочешь», к моему удивлению он изъявил желание составить мне компанию. Отказываться я не стал, понадеявшись, что это путешествие поможет мне в какой-то мере с ним сблизиться и хоть немного понять его; Sex Pistols больше не орали из его наушников, но футболки и надписи остались прежними. Я не стал к ним придираться, Минхёк не стал придираться к моим маршрутам, поэтому наши прогулки по городу прошли вполне мирно. От Ватикана он, правда, отказался, чему я был несказанно рад, потому что мне нужно было в одиночку прочувствовать его великолепие, обернуться на мгновение Робертом Лэнгдоном, испытать напряжение и восторг от неожиданных ключей и находок, пройти его путь и стать частью того таинственного мира, к которому я не принадлежал. Одиночество моё, правда, было не таким уж долгим, ибо на территории Сикстинской капеллы я столкнулся с человеком, которого совсем не ожидал здесь увидеть, и которому, к моему величайшему счастью, всё-таки удалось провести в Милане совсем немного времени. Я не знал, почему он снова один, и чем занимается его спутник, но не скажу, что был так уж заинтересован в этом вопросе. Радость от его присутствия переполняла меня, и я был счастлив разделить свои эмоции и взгляды с тем, кто полностью понимает их. Я вернулся домой поздно, опьянённый восторгом и предвкушением грядущей поездки в Венецию, краем уха выслушал возмущения младшего брата по поводу слишком резкой смены планов и следующее утро уже встречал в самолёте, со смехом разглядывая сонное лицо дезориентированного Минхёка. В аэропорту мы встретились с Хёну и Хосоком, разодетым в модные итальянские бренды и не испытывающим пока, судя по выражению его лица, особой радости от Венеции. Гениальная идея пришла в наши головы в одно и то же время, и мы, перебивая друг друга, бросились представлять своих спутников друг другу. Минхёк недоверчиво разглядывал брюнета, словно бы сошедшего с обложки журнала, Хосок в свою очередь довольно скептически пробегался взглядом по обилию джинсы в гардеробе моего брата, но я надеялся, что им всё-таки удастся поладить. Храни Боже королеву, футболки с этой надписью у Минхёка закончились, и ему пришлось надеть ту, что он приобрёл в магазине Вивьен Вествуд. Завтракали мы вместе, Хёну рассказывал о местах, в которых ему хочется побывать, на что я, сидя с набитым ртом, мог только кивать, и делал это так интенсивно, что у меня заклинило шею. Дальнейшие планы наших спутников нас интересовали мало, поэтому, взяв с них обещание не потеряться (но не слишком в него поверив), мы их покинули, отправившись по запланированному старшим маршруту исследовать закоулки этого очаровательного города. Некоторое время спустя я обнаружил, что Хёну сжимает мою ладонь в своей, но не счёл нужным делать замечаний по этому поводу; слишком комфортно было ощущать прикосновения его кожи к своей. Не знаю, как нам это удалось, но за один день мы осмотрели все главные церкви, соборы, дворцы, площади и мосты, и к вечеру у меня совсем не осталось сил, поэтому «неизвестную» Венецию мы решили отложить на завтра, уютно устроились на балконе, пили красное вино и делились впечатлениями о дне, проведённом вместе. Я ещё никогда не встречал человека, с которым чувствовал бы себя так легко и комфортно (могу сказать, что я не из тех, кто легко заводит друзей и новые знакомства), и даже негромко звучащая из соседнего номера Anarchy in the U.K, совершенно не вписывающаяся в обстановку, нисколько не портила общего впечатления. Мы не задавались целью что-то искать, просто бродили по городу, отдалившись от центра и в буквальном смысле потерявшись в узких улочках и переходах, потерявшись во времени и друг в друге. Я не задумывался о том, как должен называть эти неожиданно вспыхнувшие чувства, но когда Хёну, крепко прижав моё тело к себе, увлёк меня в долгий поцелуй, в моей голове пронеслась мысль о любви. Мы не были пьяны, но я вряд ли вспомню, как мы оказались в одной постели, ибо обнаружил этот факт я только на следующее утро. Не смогу с уверенностью сказать, было ли между нами что-то, ибо тело не болело, и никаких опознавательных знаков на нём не было, хотя отсутствие одежды наводило на определенные мысли. Мне не хотелось выходить из номера, поэтому день мы провели в постели, рассказывая друг другу истории из своих жизней и то и дело прерываясь на поцелуи. В один из таких моментов в комнату забрался Минхёк, громко провозгласил “Disgusting!” и скрылся из вида. Вряд ли ему в самом деле не нравилось то, что между нами происходило, скорее всего ему просто хотелось нам насолить. Его общение с Хосоком, недоверчивое и колючее, постепенно наладилось, и я знал, что за эти несколько дней между ними сложились довольно тёплые доверительные отношения. Может быть, Минхёк встретил человека, который сумел его понять и не осуждал, как это всё время делал я. Может быть, я сам встретил такого человека. Мне не хотелось возвращаться домой, потому что за этот короткий промежуток времени Хёну стал моим домом, и я боялся, что всё останется здесь, в Венеции, как сладкий сон или красивая мечта. Я не высказывал своих опасений, но я уверен, что он чувствовал их и, наверно, даже разделял. Мы не обсуждали наше будущее, но, когда самолет приземлился, и мы ступили на родную землю, он взял меня за руку и твердым голосом сказал, что ничего не заканчивается. Я оставил ему номер телефона, он оставил мне ощущение тепла и поцелуй, такой же волшебный, как тот, что впервые случился в Венеции. Он проводил нас до машины, мама тихонько хмыкнула, глянув в зеркало и увидев в нём моё пылающее лицо. Она была в футболке c надписью God save the queen, Минхёк тихонько сопел на моём плече, а на экране моего телефона то и дело вспыхивали значки сообщений, которые присылал Хёну. Он желал нам счастливого пути. Говорил, что нам обязательно нужно встретиться завтра. И что ему жизненно необходимо сказать мне одну важную вещь. Я прятал лицо в ладонях и улыбался так сильно, что у меня болели щёки. Я знал наверняка и с того момента больше никогда не сомневался в том, что это действительно любовь.