Les fans de Javert

Солнце клонилось к закату, начиная плавить золотом окна зданий. Недалеко от входа в одну из окружных парижских префектур начали собираться стайки девушек - все как одна в странно вызывающих своей нарочитой скромностью платьях, с кружевными зонтиками и непременными вуальками на шляпках. Они о чем-то переговаривались между собой, переглядывались с другими такими же группками, иногда переходили из одной в другую, но затем неизменно возвращались в свою. С позволения читателя автор позволит себе приблизиться к ним чуть ближе и рассмотреть одну из этих групп чуть подробнее. Группка эта состояла из шести девушек в возрасте от 16 до 18 лет и была объединена страстью к одному инспектору, имени которого мы называть не будем, дабы еще сильнее не осложнять жизнь этого достойного человека. Тем более, что и сами девушки никогда не называли предмет своего обожания по имени - это казалось им слишком приземленным и недостойным ЕГО. Когда же они произносили "ОН", то делали это с таким значением, что автору поневоле приходится писать это большим буквами, дабы наиболее полно передать их чувства. Единственно, где допускалось использование имени, быль альбомы юных барышень, где они писали это имя на разные лады, украшая завитушками, сердечками, цветами и всем, что только могла подсказать им их фантазия. Одна из девушек, оглядевшись по сторонам, развязала сумочку и с неким благоговением извлекла оттуда небольшую книгу. - О, что это у тебя, Эжени? - Три дня назад, - Трепетным полушепотом, словно открывая страшную тайну, произнесла Эжени, - Я увидела как ОН продал ее разносчику... Дружный вздох, полный восхищения и зависти, был ей ответом. Одна из девушек робко потянулась ручкой, затянутой в изящную кружевную перчатку к этому сокровищу: - Ты позволишь? - Конечно, Люси, - Эжени с благосклонностью, достойной королевы, кивнула. Тонкие пальцы коснулись обложки. - О-о-о!!! - Только и смогла произнести Люси, после чего лишилась чувств. Вернее, она точно лишилась бы чувств, будь рядом хоть кто-нибудь, способный ее поддержать. Но, поскольку никого достойного рядом не случилось, она просто томно откинулась назад, приложив одну руку к груди, а другую - ко лбу и прикрыла глаза. Остальные только с завистью глядели на нее, ибо повторить столь дерзкий поступок и коснуться своей рукой предмета, которого касалась ЕГО рука у них не хватало мужества. Люси, равно как Эжени, а также некая Катрин, которая по непонятным причинам отсутствовала в данный момент, были самыми дерзкими по части добывания информации и всего такого прочего, что имело отношение к НЕМУ, и остальные четверо в этой группке относились к ним с нескрываемым уважением и восхищением. Им приходилось довольствоваться мелкими "знаками внимания", которые они, тем не менее, ценили очень высоко и не упускали случая похвастаться друг перед другом. - А вот я, - начала одна из них, всем своим видом подчеркивая важность сообщаемых сведений, - вчера, совершенно случайно, встретила ЕГО на улице. И ОН дважды посмотрел в мою сторону! - А меня ОН после мессы задел плечом на выходе из церкви и сказал "Пардон, мадмуазель." - А я третьего дня очень удачно обронила платок ЕМУ под ноги, вот, - и на свет был извлечен заляпанный грязью батистовый платочек с довольно четким отпечатком подошвы, вызвавший наибольшее количество восхищенных охов и ахов. Четвертой похвастать явно было нечем, и она было надулась, но через мгновение радостно просияла, и, повернувшись к одной из подруг, произнесла: - Ты не забыла надеюсь, что наступила моя очередь? Та испустила горестный вздох, после чего медленно и неохотно сняла с шеи форменную пуговицу на шелковом шнурке. Это была одна из величайших драгоценностей компании, переходящая реликвия, хозяйка которой менялась каждую неделю. Пуговицу эту раздобыла Катрин. Точнее говоря, она раздобыла три такие пуговицы, но одна была оставлена ей в свое личное пользование, вторая, по общему согласию, была вручена Люси, которая, обладая несомненным талантом, никогда не отказывала подругам в их просьбах нарисовать в альбоме очередной ЕГО портрет, а третья, как мы уже упоминали, стала всеобщим достоянием. Подробности добывания пуговиц Катрин до сих пор не разглашала, но лицо ее при упоминании этого случая принимало такое мечтательное выражение, что всем остальным оставалось только завистливо вздыхать, теряясь в догадках. К ним подошла одна из барышень другой группки, в которой ожидали выхода некоего жандармского капитана, добродушного и щедрого на комплименты и прочие знаки внимания малого. - А вы все своего ждете? - с деланным равнодушием поинтересовалась она. - Конечно, - с неприкрытой надменностью ответствовала Эжени, пряча драгоценную книгу в сумочку, подальше от чужих глаз, - И надеемся увидеть. Он полтора часа назад вошел в префектуру, мне об этом сержантик на посту сказал... Подошедшая довольно удачно изобразила дружелюбную улыбку: - Удачи вам, мои дорогие. А то ведь он может как обычно, уйти черным ходом... Опять простоите до темноты, и все зря. - Не стоит за нас беспокоится, моя милая. Своего не упустите. - О, мы-то не упустим! Наш, в отличии от вашего, от нас не бегает. - П-ф! - Люси презрительно вздернула свой хорошенький носик - зато в вашем нет ничего загадочного, ничего необъяснимого... - По моему мнению, - произнесла пришлая девица с язвительной учтивостью, - его единственная необъяснимая загадочность заключается в том, что он явно избегает женского общества. - Много ты понимаешь в мужчинах! ОН просто невероятно скромен. В отличии от некоторых... В этот момент к ним присоединилась Катрин, слегка запыхавшаяся, но не теряющая достоинства. Обменявшись с подругами приветственными поцелуями, она тут же перешла к главному: - Не выходил еще? - Нет, дорогая, ждем. - А ОН, между прочим, недавно на задержании отличился. - Откуда знаешь? Катрин многозначительно повела глазами: - Слыхала. А сегодня у квартирной хозяйки из дома напротив все досконально вызнала. - Неужто всё? - И со всеми подробностями! - Ох, ну не томи! Рассказывай! - История - просто умереть! Значит так... Он стоял в лестничном пролете и сквозь маленькое оконце с тоской наблюдал за группкой девиц, решая дилемму, как же ему покинуть здание, не привлекая их внимания. Можно конечно уйти черным ходом, но... Он все таки инспектор, а не рассыльный какой-нибудь. Можно дождаться темноты, ибо барышни были, как не крути, из приличных семей, и, как только начинало смеркаться, покидали свой пост, бросая печальные взгляды на здание префектуры. Опять же - но... Боже, да за что эта напасть на его голову? Ну почему бы им не оставить его в покое? Отчего он не может просто выйти из здания, не боясь попасть в плотное кольцо восторженных барышень, которые лезут к нему с нелепыми расспросами и идиотскими просьбами, заставляя затравленно озираться и мечтать о притоне с вооруженными до зубов отпетыми уголовниками? И ладно, если бы он видел их только здесь, когда являлся к окружному префекту с докладом - нет, эти барышни мелькали у него на пути постоянно. Они попадались во время патрулирования, путались под ногами во время слежки и даже в церкви во время мессы рядом с ним вполне могла обнаружиться одна из них. Что ж за жизнь такая - ходи да оглядывайся, словно ты не инспектор полиции, а беглый каторжник какой... Эти девицы в своем преследовании доходили порой до невообразимого, давая сто очков вперед как профессиональным сыщикам, так и профессиональным карманникам. Вот, например, одна из них как-то заявилась в участок и сходу разразилась рыданиями, да так ловко все устроила, что он ее не только не опознал, а наоборот, идиот, позволил висеть у себя на шее со всеми ее невнятными всхлипываниями: "такой ужас, месье, такой ужас"... Потом девица успокоилась, утирая слезы (на самом деле, конечно, прикрывая лицо) платком, сумбурно объяснила, что ее просто напугал на улице подвыпивший мастеровой, но сейчас он наверное уже ушел и надобности в услугах полиции нет, и удалилась. А он в итоге не досчитался нескольких пуговиц на мундире. Как ей это удалось, он понять не мог, и главное, что не укладывалось в его голове - для чего это было нужно? Или, помнится, устроили слежку, сменяя друг друга, да так чисто все провернули, что он - инспектор первого класса! - обнаружил их присутствие позже, чем следовало. После этого пришлось менять жилье - что за дела, когда у твоей двери постоянно обнаруживаются разного рода букетики да надушенные записочки, сплошь покрытые пронзенными сердечками да прочей слюнявой ерундой. Последней каплей стал котенок с громадным бантом на шее и благоухающий, как целая парфюмерная лавка, на которого он чуть не наступил, выходя как-то утром из своей комнаты. Добавьте к этому насмешливые взгляды квартирной хозяйки и других жильцов. Срам, да и только. К делу бы их приставить, с такими-то талантами, жаль, не место женщинам в сыске... Наконец он решился - плотнее нахлобучил шляпу, застегнул редингот под ворот, перехватил дубинку поудобнее, спустился по лестнице, резко распахнул дверь и быстрым шагом двинулся вниз по улице, изо всех сил стараясь не сорваться на позорный бег. Девушки, не успевшие среагировать на его появление, с толикой огорчения глядели ему вслед. - Ох, - наконец произнесла Эжени, обиженно надув губки, - И вот почему он такой бука?