Все будто в бреду.
Он прижимает её ближе к себе, едва волоча ноги. Чувствуя, как под весом его ладони трясется Хана, которую он поклялся защищать. Она смелая. А он… Что до Джека, то он просто творит безумие. Он ведет её, измазанную этой… дранью сквозь толпу: через поднимающиеся из-под гниющих ног ходоков столпы пыли, сквозь разверзнувшиеся пасти и тянущиеся к ним руки. Сквозь их голодный гул. У него больше нет времени... Он был укушен. Он так и не сказал ей, совсем не было на это времени. И Джек знает... Нет, хочет верить. Что, может быть, эта девочка всё понимает. Он видел страх и беспокойство в её распахнувшихся глазах, когда она произнесла надрывное: «Джек, у тебя нет руки!» И он всё ещё чувствует её. Руку. Всё слабее с каждым шагом. Но он выведет Хану из Саваны. Он сможет... Нет: он должен. В воздухе духота и смрад, каждый новый шаг сквозь толпу мертвых тел - подвиг. Но даже не для неё. Хана прикусывает губу, чувствуя, какая тяжёлая у Джека поступь, какие медленные движения груди и как его самого трясёт. И никак она не может осознать, реальность же настигает стремительно и неумолимо. Ей не хочется об этом думать и совсем не хочется представлять, что будет дальше. Не хочется, но она просто знает. Хана делает робкие шаги прочь от него и замирает. Сквозь пелену пыли и навалившейся на него смертельной усталости, Джек следует взглядом за Ханой и знакомые черты, которые он видел на фото в её доме, яркой вспышкой прорезают его сознание. - Хана, не… Крупная дрожь пробивает всё её маленькое существо, когда девочка смотрит в знакомое лицо с незнакомым выражением. Лицо её отца, смотревшее когда-то с фотографии. Дрожащие плечи Ханы. Все это тает перед его глазами, закрывается тёмным пологом. Он потратил слишком много времени, чтобы найти её, чтобы спасти её... Джек ощущает, как в его тело вгрызается слабость и тянет вниз - к мощёной мостовой.Он не должен. Закрывать. Глаза. Не сейчас.
В голове мыслей минус тысяча и только шум позади заставляет её перевести взгляд. Об Джека спотыкаются другие ходячие и падают, а затем встают и идут дальше. Джек не встаёт. Дотащить взрослого мужчину до ближайшего здания - легко. Не сравнить с усилиями, прикладываемыми, чтобы не думать о будущем. - Джек, нет, Джек, - Хана хлопает его маленькими ладошками по бледным щекам и часто-часто повторяет одно только имя тонким дрожащим голосом. - Джек, Джек, Джек. И очень сложно не сорваться на отчаянный крик. Джек слышит её. Это хорошо, нужно просто открыть глаза. Он будто под толщей воды, и он слышит Хану, зовущую его по имени. Джек делает глоток воздуха, рваный и жадный, распахивает глаза, вырываясь из тьмы на поверхность. К девочке, зовущей его по имени. - Хана, - имя слетает с его губ хрипом. – Хана, где…? Последнее, что он помнит – толпу ходячих. Нет, её отца. Он не смог. Они зря шли сюда. Он зря притащил её сюда. Куда? Калейдоскоп разрознённых фрагментов собирается в единую картину. Джек придерживает спину Ханы рукой, силясь подняться. Они шли, верно. Он вёл её. Прочь от Саваны. Прочь от мотеля. Рёва нет. Нет ни клубов пыли, ни шаркающих ног, нет хрипов и стонов. И только её имя крутится в голове нарочито громко, громче, чем гудит от удара его голова в тишине тёмной каморки. Он оглядывается. Судорожно, испугано. Он не может понять и понимает одновременно, что эта отважная девочка сделала. - Джек! - размазывая грязь и пыль по лицу, Хана прикладывает к мокрой щеке его грязную ладонь.- Джек, давай, вставай. - Хана, мы должны выбираться… Нам нужно уходить! – паника и отчаяние обнимают его дрожащие плечи и сдавливают глотку. Моррисон находит в себе силы заглянуть в её искрящиеся от слёз и страха глаза, пытаясь подняться ещё раз. Он очнулся. Он жив. Он говорит, что нужно выбираться, значит - они выберутся. Встают вместе, шагают аккуратно, словно она учит его заново ходить. Хана пытается улыбнуться линией дрожащих губ и всё ещё крепко держит ладонь. Когда он падает около батареи, она прерывисто выдыхает и опускается на колени напротив. - Джек, Джек, - снова начинает твердить она, - Вставай, ну же. Мы же... Почти... Тянет вверх, насколько хватает сил, и силится помочь. А на губах, словно молитва, словно это может помочь - его имя. - Хана. Я не могу… - Он поднимает на неё взгляд. Всматривается в её лицо, залитое жгучими слезами, и понимает, что ничего не может сделать для неё больше. Это – конец. Она молит его остаться и жить. Он молит её понять. – Хана. У меня нет руки, потому что меня укусили... Он не знает, что ещё ей сказать, не находит достаточно слов. Информация просто просачивается сквозь мозг, как через сито, и лишь частицами задерживается в затуманенном разуме. - Ты должна выбираться отсюда, слышишь? Он молит её не плакать. Быть сильной. Он опирается спиной о холодную, бетонную стену, ему становится немного легче. Думать становится куда проще. Он ещё может ей помочь, только ей. Не было ничего важнее Ханы. Всегда. С первого дня. Только эта маленькая девочка была важна. - Иди ко мне, - Голос становится всё слабее, срывается на шёпоте. Он, боящийся сорваться на слёзы, притягивает худое тельце к себе и заключает в объятия. – Хана, послушай. Ты должна быть сильной. Ты умнее всех этих тварей вместе взятых. Ты справишься… Мы будем работать вместе. - Джек жадно глотает ртом воздух, чтобы продолжить. - Ты и я… Чтобы найти выход… Выход должен быть. Для неё. Только для Ханы. Пусть она выживет. Хоть что-то хорошее в этом хаосе должно выжить и он положит себя на алтарь - нет, уже положил - чтобы так оно и случилось. Глухо рыдая Джеку в плечо, Хана не может смириться. К несчастью своему, она понимает, всё понимает, но... Это слишком тяжело для неё. Ей всего десять, как вынести это? Девочка жадно ловит каждое сказанное слово, сжимая рубашку до побеления кожи на костяшках. Он ведь всегда был добр к ней. С самого начала. Спасал ей жизнь, даже если на кону стояла его собственная. Сколько раз Хана говорила ему спасибо? Сколько раз она говорила, что чувствует? Он научил её сражаться, ставил выше всего остального. Отдавал жизни маленького бесполезного ребёнка наивысший приоритет. Неужели сейчас она не сможет отплатить за то, чего он с таким трудом для неё добивался? Новый приступ слёз настигает, когда она уже стоит напротив, но Хана давит его, рвано дёргая плечами и сжимая полы грязной блузки.Он прав ведь. Понимать это важнее всего.
- К-какой выход? Он есть? - утирая кулаком нос, продолжает. - Что я могу сделать, Джек? И бесконечно вглядывается в это уставшее бледное лицо с припущенными веками и впалыми щеками. В лицо человека, для которого стала всем и кто стал всем для неё в этой ужасной и жестокой реальности. Глаза Джека начинают мутнеть, в ужасе она снова зовёт его по имени и всхлипывает вновь, когда светлая макушка с проседью дёргается и полупустой взгляд фокусируется на ней. - Хана, - Джек снова выплывает из-под толщи воды к девочке. Его мысли путаются, голова – будто набита свинцом. Но он помогает ей. Сначала – бита. Затем – стул. Разбить окно Хане удается на удивление ловко. Она делает всё по его указке. "Она всё ещё хочет меня вытащить" думается Джеку. И внутри он ухмыляется этой мысли. - Всегда… Сперва оружие, Хана. Стой, – Ходячий, застрявший в витрине, тянет к ней свои руки и клацает зубами, но не может до неё достать. Как он и говорил. Они – глупые. И он тоже скоро станет глупым, хотя, в отличие от охранника, застрявшего прочно в витрине, он сможет подняться и навредить ей, когда… нет. Этого нельзя было допустить. – Хана…ты должна. Приковать меня… Пальцы совсем не слушаются, но она молча застёгивает металлический браслет сначала на запястье мужчины, а затем на батарее. Отчаянно заглядывает в глаза и шепчет: "Нет, нет, нет". Никаких отказов он от нее не принимал. Вереница событий потом – туман. Он не умер едва ли не третий раз за одни сутки. Ходячий вырывается из замысловатого капкана. Хана теряет равновесие и уползает. Статуя у самой двери, напротив которой сидел Джек, пошатывается и отправляет его в нокаут.«Только не так, Хана! – Джек пытается очнуться. Он видит биту, тянется к ней. Но, глупый болван, ты же прикован! Джек чувствует себя полным идиотом. В висках пульсируют страх и отчаяние. Он толкает биту в сторону девочки ногой. – Хана, не умирай!»
Она вышибла ходоку мозги. Она – умная и сообразительная. Вся Хана дрожит, переводя дыхание. Джек ощущает, что это рубеж, который он одной ногой переступил. Он хочет спать, безумно устал. Сипло дыша, он просит её, замирая на ней взглядом. Будто все вокруг исчезло и только они вдвоем - остались. – Прежде чем… Хана. Тебе нужно… избежать моего превращения. Ты же понимаешь?Ты же правда понимаешь?
Трясутся руки, всё ещё держа окровавленную биту. Трясутся мокрые от слёз ресницы, трясутся разбитые коленки. Как может она не понимать? Она же видела других. Она знает, что так не только спасёт себя, но и поможет Джеку. У неё подкашиваются ноги. - Нет, пожалуйста, Джек. Папа... - Хана прерывается, утирает горячие слёзы, размазывая по лицу кровь, - Я видел, солнышко…я видел. – Джек пытается быть сильным до конца, но он – устал. - Он ведь там, я видела. Он стал ходячим, Джек! Но ты, нет! Не становись им, пожалуйста! Она знает, что слова не помогут. Она знает, что нужно сделать, чтобы этого не произошло. Всё знает, понимает. Но не хочет этого так сильно, что согласна забыть. Сесть вот тут же, рядом, и уснуть. Но он озвучивает то, что крутится в голове у обоих, и она хватается за голову."Ты должна выстрелить в меня."
Прямо сейчас он говорит из последних сил. Вспоминает их первую встречу, вспоминает, как убивал заражённых людей, чтобы помочь им. И всё это чтобы придать сил одной крохе, сидящей перед ним на коленях на холодном бетоне. - Х-хорошо, Джек, - дрожащим шёпотом говорит она, - Да. Да, я смогу, Джек. Я смогу... Собственный голос совсем не успокаивает, а звучит, как звон разбиваемой посуды. Руки крепко сжимают рукоятку подобранного пистолета, пока Хана встаёт. Сил на то, чтобы стоять прямо не хватает. На глазах пелена слёз, контуры расплывчатые. Она запрокидывает голову вверх и шмыгает носом, а затем снова переводит взгляд и пронзительно смотрит ему в лицо. Хана не должна колебаться. Их время уходит параллельно. И если она не выстрелит. Если она замешкается или прождёт чуть дольше. Джек не хотел, чтобы она увидела его превратившимся. – Ты сможешь…«Не забывай следить за причёской. Не забывай, что сначала – всегда оружие. Не забывай меня. Не забывай ничего».
- Я буду скучать, Хана. – Джек наконец-то позволил себе закрыть глаза, опуская такую тяжёлую голову. Позволяя жгучей слезе, наконец, скатиться вниз.***
- Осторожнее! Это был первый день эпидемии. Но, конечно, откуда ему было знать? Он ехал в полицейской машине навстречу тюремному заключению в Атланте, а попал к точке невозврата. Шериф, ехавший с ним – мёртв. Нет, не так. Он был какое-то время жив. Полз, раскрывая пасть, к Джеку и обрел покой после гулкого эха от выстрела из дробовика. Его руки тряслись. Его разум – кричал. Его нога – болела. Всё происходящее не имело никакого смысла, и он бы, признаться, хотел верить, что всё это – плохой сон. Он просто заснул в полицейской машине и ему снится освобождение от тюрьмы. Он пошёл за силуэтом вдалеке, волоча ногу. В поисках помощи. Подальше от тварей с человеческими лицами. Но это не ему нужна была помощь. А ей. Той девочке, промелькнувшей на холме. -…Звони в полицию, милая! Номер 9-1-1, – Голос на автоответчике срывался. Джек ощущал себя вовлеченным во что-то ужасающее. Люди с фотографии смотрели на него, улыбаясь. А он молчал и продолжал слушать сообщения на автоответчике. - Мы любим тебя, Хана. Мы любим тебя… Её имя - Хана. Хана Сон. Её оставили дома с сиделкой. Когда всё это безумие началось, она спряталась в домике на дереве и ждала, когда вернется отец, сжимая в руках рацию. Что бы случилось с ней, не приди Джек тогда, он представлял себе довольно четко после поместья в Саване и заморенного голодом мальчика, превратившегося в одного из этих…тварей. Девятилетняя девочка из домика на дереве не молила ей помочь. Не плакала и не боялась. Когда сиделка накинулась на Джека, пытаясь вгрызться ему в лицо, она протянула молоток. - Ты убил её? – Спросила она, кажется. - Нет. Это сделал кто-то до меня, – Кажется, ответил он ей. И с тех пор он решил, что должен помочь ей. Защитить её. И он чувствовал себя практически неуязвимым, будто присутствие Ханы само по себе его оберегало. Может быть…так оно и было. Ведь стоило ей пропасть и Джека укусили. Он лишился руки. Лишился людей. Лишился, будь он проклят, рассудка. Но обрёл уверенность в том, что даже самые ужасные его поступки, самые бесчеловечные и жестокие, помогли или ещё помогут этой девочке выжить. - Ты даже не знаешь, сколько ей лет. - Ей девять, – Он сидел перед человеком, похитившим Хану, будто на исповеди. На проверке. - Неверно, – Гнусная улыбка искривила его губы. – Ей десять. - Но… - Её день рождения был шесть дней назад. Сердце Джека в тот момент рухнуло. Он прав, этот человек. Джек ей не отец. Даже не близко. Так. Какой-то парень, прошедший мимо. Но… Важно ли это? Важно ли это, если…***
- Я тоже, Джек. Руки дёргаются от отдачи, а от звука выстрела наступает контузия. Хана роняет пистолет и прижимает ладони к ушам, жмуря веки изо всех сил. Она сразу отворачивается и не хочет смотреть, но возникшее буро-красное пятно выжигается на сетчатке навеки. Из приоткрытого рта вырываются рваные вздохи и она вся сжимается в комок. Воспоминания находят волной и давят на рёбра. Она навсегда запомнит блонд с проседью, рваный шрам на лице, и пронзительно голубые глаза. Большие руки, что так трепетно защищали её, и тёплая улыбка, словно весеннее солнце сквозь стекло. И вот её благодарность? Достаточно ли этого, чтобы сказать"Спасибо, Джек"?