Третий лишний

      Мясо было пересоленным и плохо прожаренным. От вида крови Виктора чуть не стошнило. Спаржа переварена и попросту безвкусна. Единственное, что не могло испортить этот и без того отвратительный ужин так это бутылка великолепного Pinot noir 1954 года. Прошлым летом, отдыхая во Франции, Юри потащил его полюбоваться красотами и историческими достопримечательностями Бургундии. Ну, а побывать на родине одного из самых лучших сортов вин и не прикупить несколько бутылок Виктор считал преступлением.       Налив в высокий бочкообразный бокал рубиновый напиток, альфа лишь слегка пригубил его. Что-то и оно не шло. Откровенный наряд Юри также не привлекал. Виктор слишком сильно перенервничал, и ему сейчас не до романтики. Возбуждение, которое переполняло бывшего фигуриста возле Плисецкого, куда-то улетучилось, сменив его нарастающим раздражением и нервозностью.       Юри, казалось, вовсе не замечал состояние мужа и усевшись ему на колени, быстро осушил, уже не первый за этот вечер, бокал дорогого вина. На долго Кацуки не хватило. Он что-то соблазнительно шептал Виктору на ухо, но каждое его действие вызывало в мужчине обратный эффект. Через час, когда Юри охмелел настолько, что стал путать слова, и его прикосновение больше напоминали жалкие попытки утопающего ухватится за соломинку, Виктор бережно отнес мужа в их спальню и уложил спать. Он любит Юри, и ради него идет на этот отчаянный поступок, в котором никогда не признается. Говорят, что на чужом несчастье счастья не построишь, но разве это не осчастливит их всех? И Плисецкого в том числе. Если для супругов Никифоров-Кацуки ребенок — логическое продолжение их бесконечной любви, то для юного омеги — это шанс вырваться из нищеты и стать тем, кем он только пожелает.       — Как же холодно, — припарковав машину в одном из непримечательных дворов, Виктор поспешил к Плисецкому. Ему надо любым способом убедить парня на короткую, ничем не обязывающую связь.       Еще в холле первого этажа он уловил сладкий запах течного омеги. Слишком вкусно и соблазнительно. Хорошо, что этот дом мало заселен. Давно, когда он во всей красе сражался на турнирах, Виктор приобрел эту квартиру исключительно для отдыха. Тогда он еще не был в нежных отношениях с Кацуки и потому не говорил о ней, а после, из-за дырявой памяти, забыл. Сейчас она оказалась очень кстати.       Быстро поднявшись на пятый этаж, Виктор застыл у самой двери. Он, как одержимый, посреди ночи мчался на другой конец города только для встречи с Плисецким, зачем? Почему не дождался утра? К чему эта спешка? В груди неприятно заныло. Альфа даже не подумал выпить подавитель, а ведь у Юры началась течка. Если сейчас он переступит порог, то непременно овладеет беззащитным парнем. И чем, скажете вы, Виктор отличается от тех мразей из ночного клуба?       Сняв с рук кожаные перчатки, Никифоров посмотрел на свое обручальное кольцо. Нет. Он знал, на что идет. Доктор более чем внятно объяснил ему сложившуюся ситуацию. Осталось только в выгодном свете подать это Плисецкому, и через две недели тест на беременность покажет положительный результат. Он слишком далеко зашел, чтобы все бросить на полпути. Об этой ночи все равно кроме него и Юры никто не узнает, и, если парень пожелает сумму в два раза большей предложенной, он, не задумываясь, отдаст ему ее.       По телу пробежала дрожь. В нос ударил запах дорогого парфюма и свежего морозного воздуха. Юра медленно приоткрыл глаза и, увидев знакомый образ, затрепетал. Это сон. Это все ему снится. Никифоров не может стоять в нескольких шагах и так страстно на него смотреть. Этот ублюдок бы непременно уже что-то да сказал, да еще бы и прокомментировал развратную позу Юры.       Перевернувшись на другой бок, Юра закрыл глаза. Ему надо забыться и уйти в иной мир. Мир безнравственности и греховных желаний. Тихий стон сорвался с губ, когда первые капли стали стекать по его стволу. Странно, но он все еще не может избавится от навязчивых мыслей о Викторе. Ему необходимы его прикосновения, его ласки и в конце концов он сам.       Переступив порог квартиры, Вик ожидал увидеть что угодно, но только не это. На шелковой постели, почти в чем мать родила, Юра неумело ублажал себя. Разве не так выглядит праздничный торт? И как это скопление невинности и порока умудрилось до такого возраста оставаться девственником, Виктор мог лишь догадываться.       За колкостью и язвительностью скрывалось запредельно ошеломляющее пылкое создание. Хватая ртом воздух, Юра пытался облегчить свои страдания. Сквозь затуманенный взор он вновь видел силуэт своего кумира: — Ви-итя-я, — тихо простонал он.       От услышанного, Никифоров опешил. Значит мальчишка видит его и все равно продолжает утеху. Злой умысел закрался в его далеко не святую душу. Приглушив свет так, чтобы в спальне были видны лишь очертания фигур, а не сами люди, Виктор склонился над Юрой.       Шелковый халат скрывал всю нижнюю часть тела омеги, и лишь оголенные молочные плечи и грудь, были дерзко выставлены на показ. Было не сложно догадаться, чем именно заняты его шаловливые пальчики, которые скрылись между ног под халатом. У Вити язык чесался поддеть парня, но боясь спугнуть «жертву», он решил не рисковать.       — Юра-а, — шепот, как шорох опалой листвы, прозвучал где-то возле омеги. — Юра-а, — и вновь этот змеиный голос, что зовет его в неизвестность.       Приоткрыв глаза шире, он увидел размытую тень. Совсем близко. Коснись рукой, и желанное будет рядом, и Юра потянулся за ним.       Виктор пытался сконцентрировать внимание на том, чтобы хоть как-то привести парня в чувства и поговорить с ним о некой корректировке договора, но, когда Юра привстал и потянулся всем телом к нему, разумные мысли напрочь вылетели из головы. Он альфа — существо, которое создано для того, чтобы завоевывать, подчинять, осеменять и быть на вершине всего. Так как ему устоять перед тем, кто так вызывающе себя предлагает? Если на утро Плисецкий убьет его, Никифоров будет знать, что не зря прожил эту жизнь, ведь теперь он по-любому оставит после себя потомство.       Холодные пальцы коснулись обнаженной кожи груди омеги. Невероятный контраст белого с синим сводил с ума, а ведь не так давно, Юри также был в темно-синем, но это не вызвало у Вика должного возбуждения. Ему хотелось наброситься на Юру, сорвать ненужную тряпку и рассмотреть каждый участок девственного тела. Мысль о том, что к Плисецкому еще никто настолько откровенно не прикасался, сладкой болью отозвалось внизу живота альфы. Первый. Он будет первый у этого мальчика, которого не любит, и если бы не течка, то и не захотел бы. Это даже не влечение, а низменное животное совокупление, о котором Юра не должен вспомнить. Течка напрочь лишит его воспоминаний. А те обрывки, что будут всплывать в его памяти, он сочтет за дурной сон.       Юра впритык смотрел на Виктора. Пальцы альфы осторожно выводили узоры на его груди, плавно пересекая ключицу и поднимаясь к подбородку.       — Поцелуй меня, — просит Юра, и Виктор не может устоять.       Полу-хрип полу-стон срывается с губ альфы, когда он жестко впивается в нежные уста омеги. Инстинкты взяли верх. Он раб собственных желаний и пороков. Скинув с плеч пальто, Вик прижал к себе податливый стан Юры. Парень сел ему на колени и, обхватив тонкими руками шею, стал пылко отвечать.       — Хочу тебя, — без тени смущения пробормотал Юра и начал расстегивать ненавистную рубашку Виктора.       Даже святой не устоял бы перед таким соблазном, а Никифоров никогда не был праведником. Черные, низкие мысли порой блуждали в его голове. Но они никогда не касались Плисецкого. Ему и в голову не могло прийти, что все обернется именно так. Ну, а сейчас чего роптать, когда он сам сжимает нелюбимого сильнее, чем когда-либо обнимал Юри.       Новый протяжный стон сорвался с припухших от поцелуев губ парня, когда Виктор обхватил его за ягодицы и прижал к центру желания. Твердая плоть даже сквозь ткань брюк сильно выпирала. В паху все горело. Виктор алчно смотрел в опьяненные невозможно-зеленые глаза юного любовника. Они еле разорвали поцелуи и теперь тяжело дышали. Почти задыхаясь, Виктор вновь коснулся губ Юры, но не тем детским, а настоящим поцелуем. Разомкнув его уста, он проник жарким языком глубже к языку дерзкого мальчишки.       Юра также изучал тело Виктора, что на ощупь казалось настоящим. Он его сон, его запретная мечта, больная фантазия, которая чудесным образом материализовалась и так смело отвечает. Ни один из его прежних снов не был столь ярким и насыщенным, как этот. Вот Виктор освобождается от рубашки и начинает наклонять его. Нагие лопатки вот-вот коснутся постели. Из-под полуприкрытых век Юра изучает полуобнаженного альфу. Странно, он и не думал, что за всей той горой одежды скрывается до безумия великолепное тело: широкая подкаченная грудь, крепкий, он проводит пальцами по нему, торс. Рука спустилась ниже.       — Постой, — мягко, но уверенно отстраняет он Юру и заводит его руку над головой.       Теперь Никифоров навис над Плисецким и серьезно смотрит на него сверху вниз. За все годы его недолгого брака он ни разу не изменил Юри, и об этом случае он постарается забыть. Он не станет рушить правдой то, что оберегал. Потянув за тонкий пояс халата омеги, который вообще-то был его, он, наконец, освободил юное тело от какой-либо преграды. Шумно вдохнув носом неземной аромат Юрия, Виктор стал покрывать молочное тело мокрыми поцелуями. Главное не переусердствовать и не оставлять явных отметин. Тогда Юра не поймет, что произошло. Все должно быть аккуратно.       Кожа пылала. Губы Никифорова умело спускались к впалому животу. Полумрак делал каждое движение невероятно сексуальным и умопомрачительным. Хватаясь руками за постель, Юра, как выброшенная на берег рыба, жадно хватал воздух. Юркий язык провел дорожку от пупка к выступающему органу. Виктор подул на головку эрегированного пениса.       — Не стесняйся, стони громче, — почти приказал Виктор, увидев, как Юра, закусывая губы, начал стыдливо сдерживать сладкие для его уха стоны. Даже эти губы не должны быть изранены. Он еще успеет искусать их в кровь.       Усмехнувшись на невинную реакцию парня, он хотел было перейти к его бедрам, но Плисецкий, силой ухватив его за волосы, заставил поднять на себя глаза: — Хватит, — болезненно шептал он. — Пожалуйста, — умолял Юра.       Его тело сковывала судорога. Внутри все горело. Слишком долгий сон. Омега устал от этой чувствительной пытки. Ему жизненно необходимо ощутить этот фантом в себе.       Виктор повиновался. Он провел рукой по шелковистой коже. Что-то на внутренней стороне бедра Плисецкого на долю секунды привлеко его внимание, но слишком затуманенный от страсти взор плохо фокусировался на увиденном. Сейчас более важны тактильные ощущения.       Его лицо на уровне лица Юры. Дыхание обоих неровное. Подушечками пальцев он провел по нижней губе омеги: — Ты только мой, — еле слышно прошептал он.       Он уже не понимает, что говорит это совсем чужому в его жизни и сердце человеку. Возможно, на утро он и сам не вспомнит то, что сейчас сказал и половину того, что в скором времени сделает. Рука спустилась вниз к не столь большому, как у альфы, пенису любовника. Обхватив его рукой он стал водить по нему вверх-вниз. Заглушая стоны Юры поцелуями, он еще сильнее захотел овладеть им.       Цепляясь за плечи Виктора, Юра со слезами на глазах отвечал на каждую ласку. Почувствовав, как пальцы мужчины стали спускаться ниже, к тому самому месту которое больше всего требовало внимания, он от переизбытка чувств прикусил нижнюю губу альфы. Никифоров, увлеченный тем, что стал вводить палец за пальцем в тугой анус Юры, даже и не подумал останавливаться. Ему дурно. Голова совсем не соображала.       Мокрые. Липкие. Они не могли оторваться друг от друга. Вытащив два истекающих от смазки пальца из Плисецкого, Вик внезапно садится и поспешно расстегивает штаны. Скинув их, он тут же потянулся к резинке боксеров. Приспустив трусы, он освободил давно возбужденный не маленьких размеров член.       Глухо застонав, Виктор подстраивается между ног Юры. Щенячий взгляд мальчика молил немедленно проникнуть в него. Одной рукой Виктор держал свой член, второй же сжимал узкую талию парня. Головка стала упираться во вход, и Юра начал подвигаться ближе.       — Не спеши, — прошипел альфа. — Потерпи немного.       Но Юра, будучи уже не в силах ждать, обхватил талию Виктора ногами. Он лишится рассудка, если сейчас все закончится на полпути, и он так и не узнает окончание сего запретного сна. Но сон не закончился. Альфа резко, одним толчком вошел в девственные стенки омеги. Боль на миг исказила красивое раскрасневшееся лицо парня.       — Дыши, — он остановился. — Сейчас боль пройдет, — поменяв позу, Вик лег на любовника. Губы коснулись алых губ.       Прикосновения были насколько нежными, настолько же и напористыми. Чувствуя в себе нечто большое, омега стал инстинктивно ерзать под альфой. Никифоров, почти вытащив член, ввел его с новой силой. Плавные движение чередовали с точными и где-то даже грубыми. Но Юре нравилось. Он, наконец, получил то, чего хотел и теперь сам старался двигаться в такт.       Далее бедра альфы стали двигаться все быстрее и быстрее, пока он с Юрой не достиг высшей точки блаженства. Впервые в жизни, занимаясь сексом, он не чувствовал неприятного жжения на внутренней стороне бедра. Но эта мысль и не пришла ему в голову сейчас. Сейчас он думал и желал только одного — как можно дольше не отрываться от Плисецкого.       В комнате было достаточно темно, чтобы заметить каждую эмоцию на лице Юры, но довольно светло, чтобы рассмотреть его удовлетворенную и такую теплую улыбку.       Виктор все еще находился в нем, когда член стал наливаться и он уже был готов к новому батлу. Юра также почувствовал это и перевернув Никифорова на спину, смело уселся на него сверху. Так он еще сильнее почувствовал его внутри себя, а также нечто иное, что достигало до самых его глубин. Если Юра был в недоумении, то Виктор знал — началась сцепка.       Их страсть длилась до самого рассвета и только с первыми лучами восходящего солнца, Юра, обмякнув в руках Виктора, крепко уснул.       Сам же Никифоров не спал. Как только прошла сцепка, а после они еще несколько раз отдались друг другу, желание стало спадать. Ему действительно было хорошо. Даже очень. Разум постепенно приходил в норму, а с ним и запоздалая совесть. От мысли: «Что я наделал?», — Виктор серьезно посмотрел на объект своей внезапной страсти. Юра спал тихо. По-детски подложив под голову две ладошки, он был похож на маленького котенка. Не удержавшись от этой запредельной милоты, он провел кончиками пальцев по его щеке.       Осторожно выбравшись из постели, Виктор наспех оделся. Теперь оставалось скрыть следы «преступления» с самого Юры. Убедившись, что омега спит мертвецким сном, он стал смело смывать с его тела остатки былой ночи. Вымыв лицо, грудь и руки, он откинул тонкое одеяло и оцепенел от увиденного.       Теперь до него, наконец, дошло, что именно он увидел на внутренней стороне бедра Плисецкого. Четкий замысловатый соулмейтный узор был точно такой же, как тот, что перед свадьбой с Кацуки он вывел у себя.