Для тех, кто верит в чудо.

Кофейные коты предпочитают жить в уютных чашках темного цвета - старинных, согретых теплом чьих-то губ, легко, еле уловимо пахнущих кофе - дело тут даже не в любви маленького зверька к горькому напитку. Скорее, чашки - лишь символ. Одиночества. Когда человек очень долго живет один и ждет кого-то, кто стопроцентно не может приехать по тысячам причин, рано или поздно в его доме, в тихом уголке, откуда можно смотреть на рассветы, заводится маленький кофейный котик сиамской масти и чудесного нрава. Сначала он только изредка высовывается из своей чашки, больше похожей на пиалу, лукавым синим глазом наблюдает за солнцем, ходом времени и ходом мыслей; со временем котик смелеет - если я скашиваю глаза влево, буквально на долю секунды, когда занимаюсь каким-то важным делом, я вижу, как он гуляет по книжной полке, разминая лапки, оставляя на гладком дереве полок цепочки медленно тающих следов. Когда же он бывает совершенно уверен в экстразанятости своей невольной создательницы, он храбрится, вылезает из своего обиталища с глазированными стенками, садится у края полки, как у пропасти и, уморительно-серьезно склонив голову к плечу, рассматривает меня. Как только я начинаю чувствовать, что начинаю сходить с ума от ожидания, в моем книжном шкафу завелся кофейный кот, не намного позже статуэтки японского бога Гасису, что записывает сны и ратует об их исполнении. Думаю, они - ближайшие друзья и соратники, ибо ни один бог-покровитель не может трудиться в одиночку, иначе к нему явится страшный зверь, а это неправильно. Кофейный кот рассеян и любопытен, иногда он роняет книги и отпивает из моей чашки свежий кофе; когда я отворачиваюсь, заглядывает мне через плечо в фолианты о древнем или о любимом - взамен он не спит целую ночь напролет, ворожит, зовет ко мне во сны моих друзей. Устает. Утром, как только я отправляюсь в ежерассветный рейд к храму гранита науки, он пьет солнечный свет, наполняющий его чашку через край, роется в книгах, оставленных на столе, нюхает ароматические палочки, собранные на полке, отряхивает пыль с брелков и статуэток, пытается победить в неравной борьбе с кнопками моего магнитофоны и заставить музыку звучать (на это у него только час, в другое время всегда кто-то дома). У него свои everyday bustles, которые занимают его рассеянный ум, но, в отличие от нас, он нисколько к ним не привязан. Единственное, что ему действительно нужно от жизни -мои сны и частичка волшебства, которая хранится в его черной чашке-сборнике из кусочков сердец, целовавших ее нагретый горячим кофе край. Поговаривают, иногда, по большим праздникам, они, эти души, приходят погостить, проводят чудесные вечера и вместе сочиняют целые романы, ставят цветные фильмы в снах бедного маленького недочеловека, доверчиво заснувшего неподалеку (потому что завтра-три контрольные, и одна из них-по физике, и надо спрятаться хотя бы во сне). К счастью, или же нет, они сюда приходят издалека, и им холодно добираться зимой до маленькой, пустяковой скорлупки, поэтому они навещают Кофейного Кота исключительно весной или осенью, когда им удобно плавать по ветру или по ручейкам. Весной, пожалуй, особенно... Они наколдовывают мне все виды самообманов, миражей и любви, любуются результатами опытов и чуть ли научные диссертации не пишут по вопросам моего последующего самочувствия. Уходят, посмеиваясь виновато, покашливая, по своим домам, по загробным мирам, покидая нас с Кофейным котом в самых растерянных чувствах. Он становится сам не свой - не любит, когда уходят - начинает иногда тоскливо мяукать по ночам и по ошибке сочинять не те сны, а еще - показываться средь бела дня сиамским печальным мороком. "Котик",- говорю я тогда и в растерянности забываю договорить задуманное. Однако Кофейный кот успокаивается, возвращается в черную свою чашку, ждет следующего визита гостей - вернее, мы оба ждем, потому что мы уже перестали обходиться друг без друга. Поговаривают, мол, это - глюк... Но мы-то знаем, что это не правда, так?