Чудовище и чудовище

Быть может, люди, которых трудно полюбить, как раз больше всего нуждаются в любви. ©

Погода на улице достаточно дерьмовая для того, чтобы Стайлзу захотелось прогуляться. Прохладно, сумрачно да еще и эта постоянная мерзкая морось, от которой хочется спрятаться под шерстяным пледом. Стайлз зашнуровывает берцы, накидывает любимую, немножко вылинявшую толстовку и коротко свистит, нетерпеливо постукивая сложенным поводком по бедру. В комнате раздается шебуршание и почти сразу стремительный цокот когтей. Скалли пулей вылетает в коридор, вывалив розовый язык и сияя голубыми глазами. Стайлз тут же расплывается в дурацкой улыбке, садится на корточки и начинает чесать любимицу за ушами, даже не пытаясь увернуться от мокрой собачьей ласки. Скалли нетерпеливо поскуливает и вьется под ногами, пока Стайлз, посмеиваясь, цепляет к ошейнику карабин. Они выходят на поскрипывающее крыльцо, и Стайлз крепко удерживает поводок, пока плотно закрывает дверь. Конечно, то, что он живет в гребаной глуши, вовсе не повод оставлять дверь нараспашку. В конце концов, сюда могут забрести и слишком любопытные школьники (Стайлз точно знает — сам таким был), и какие-нибудь бродяги (хотя откуда им взяться в Бикон Хиллс?), поэтому он всегда упрямо запирает замки. Мокрая листва мягко пружинит под ногами. В лесу насыщенно пахнет влагой, деревом и чуть слабее — гнилью. Стайлз утирает лицо рукавом толстовки и спускает Скалли с поводка, подбирая с земли палку повнушительнее. Среди тишины леса звонкий собачий лай кажется практически неуместным. Полупрозрачный белесый туман стелется по земле, и Стайлз невольно щурится, когда рыжий хвост собаки исчезает вслед за улетевшей слишком далеко палкой. — Скалли, малышка, ко мне! Стайлз слышит подозрительный шорох, возню, и убыстряет шаг, опасаясь, как бы Скалли снова не сожрала какую-нибудь гадость, брошенную очередными свиньями. — Скалли, черт! Стайлз хмурится и матерится, с треском влетая в кусты, и тут же замирает, нелепо приоткрыв рот. Скалли, позабыв о палке, с интересом обнюхивает чье-то тело. Матерь божья, мертвое тело! Стайлз чувствует, как учащается его сердцебиение, пока он хватает собаку за ошейник, и подскакивает к самому горлу, когда тело издает глухой стон. Живое, блядь, тело. Стайлз грязно ругается, думая о том, что как-то невежливо называть грязного окровавленного мужика телом, пусть даже только про себя. — Твою же мать, вышли погулять, дурацкая собака… Скалли, словно почувствовав что-то, виновато прижимает уши и тычется мокрым носом в запястье. Стайлз шумно сглатывает и глубоко вздыхает, заставляя себя успокоиться и решить, какого черта ему теперь делать. Удивление и шок отступают на задний план, и Стайлз весь напрягается, когда замечает длинные когти у мужика на руках. Уже не церемонясь, он хватается за черные волосы на затылке и, приподняв чужую голову, предсказуемо видит выдающиеся вперед белоснежные клыки. Опомнившись, Стайлз трогает землю и тут же задумчиво хмыкает себе под нос. Неудивительно, что оборотень остался валяться именно здесь — круг из рябинового пепла зверюге, естественно, преодолеть так и не удалось. Стайлз отмечает черную слизь на прорванной кожанке, затвердевшие от крови джинсы на бедре и только брезгливо морщится. Прицепив поводок к ошейнику, Стайлз поднимается на ноги и оттаскивает все еще слишком любопытствующую Скалли от полудохлого оборотня. — Все, уходим. Домой, девочка, домой. Скалли упрямо упирается лапами в землю, но Стайлз, черт подери, в состоянии переупрямить собственную собаку, поэтому тянет ее за собой в сторону дома. Стайлз не замечает, но с каждой секундой начинает шагать все медленнее. Это всего лишь дурацкий оборотень, и это точно совершенно не его дело. В конце концов, он не просто так рассыпал вокруг своего дома рябину. И он не собирается влезать, в чужое дерьмо. Нет. Ни в коем случае. — Бля-я-ять! Стиснув зубы до скрипа, Стайлз резко останавливается и стремительно возвращается обратно. Мужик лежит, все так же уткнувшись носом в землю, и Стайлз вздыхает — тот вовсе не кажется ему тощим и легким. Бесцеремонно обшарив чужие карманы, Стайлз находит ключи от машины, пару баксов и кредитку — так себе улов, если честно. Уделив больше внимания ранам, Стайлз с облегчением отмечает, что, каким бы серьезным ни было повреждение на бедре, оно уже практически регенерировало, а вот глубокий след на спине заставляет его нахмуриться. Кажется, это была стрела с обязательным аконитом на острие, и Стайлз совершенно не уверен, что может хоть чем-то помочь, однако отступать уже поздно. Поплотнее обхватив парня за талию и закинув руку себе на плечо, Стайлз игнорирует жалобный стон и с кряхтеньем поднимается, покачиваясь от чужого веса. Скалли взволнованно бегает рядом, и Стайлз ненавидит себя за это, но почему-то вспоминает, как когда-то нашел ее в этом же лесу с перебитой лапой и принес домой. Оборотни — это, конечно, не щенки непонятной породы, но от идиотских мыслей избавиться не удается. К моменту, когда они добираются до благословенного крыльца, Стайлз уже обливается потом и проклинает внезапно проснувшуюся совесть. Правда, стоит ему переступить порог, как лимит совести, очевидно, оказывается исчерпанным, потому что он небрежно сваливает свою пока живую ношу прямо на пол. Испачкать собственную постель в черной кровище? Да ни за что! Немного отдышавшись, Стайлз перетаскивает оборотня вместе с небольшим половым ковриком поближе к камину, стягивает с него кожанку и грязную порванную футболку. Обнаженная спина выглядит не слишком здорово, и Стайлз морщится, отправляясь на крошечную кухню за травами и миской с теплой водой. Рядом с раной уже успели вздуться наполненные черным ядом вены, и Стайлз обреченно вздыхает, прихватив с собой еще и острый нож для мяса. Протерев кожу, сначала дезинфицирующим, а потом легким успокаивающим составом, он с силой упирается коленом в чужую поясницу и вскрывает лезвием вспухшие вены. Тело под ним дергается от острой боли, но ослабленный оборотень сейчас не в силах справиться даже с человеком, поэтому Стайлз хладнокровно игнорирует судорожные рывки под собой и выпускает яд наружу. Наконец черная кровь сменяется алой, и Стайлз с заметным облегчением отбрасывает нож в сторону. Изрезанная кожа на спине, кажется, совсем не торопится регенерировать, поэтому Стайлз, помешкав, накладывает на нее плотную повязку с заживляющей мазью и парочкой нейтрализующих яд травок. Он, конечно, совсем не уверен, что это поможет, однако думает, что хуже все-таки не будет. Проверив пульс и с некоторой долей облегчения отметив, что оборотень, не приходя в сознание, все-таки сумел трансформироваться в полностью человеческую форму, Стайлз тяжело опускается на пол. Окровавленные пальцы начинают подрагивать, учащается дыхание, и Стайлза предсказуемо накрывает откатом от только что произошедшего. Скалли, до этого мирно сидевшая на подстилке, тут же подбегает и начинает шумно и щекотно дышать ему в ухо, требуя внимания. Как только его немного отпускает, Стайлз заставляет себя встать и на предательски подгибающихся ногах доходит до ванной, где с ожесточением смывает с себя чужую кровь, черную слизь и в конце умывается ледяной водой. Самообладание постепенно возвращается к нему, и в комнату он возвращается уже практически спокойным. Оборотень валяется в той же позе, в которой он его оставил и, кажется, спит. Стайлз по возможности обтирает его от грязи, с любопытством разглядывая бледное, но очень даже привлекательное лицо, покрытое темной щетиной. Мысленно прикинув про себя возраст своего невольного гостя, он сходится со своим внутренним голосом на промежутке между двадцатью шестью и тридцатью годами. Поразмыслив, Стайлз решает не тревожить едва перевязанную рану и притаскивает из спальни шерстяной плед, расстилает его прямо на полу и осторожно перекатывает на него оборотня. Мужик даже не вздыхает в процессе и остается лежать, как его положили. С любопытством поглядывая в сторону мирно сопящего оборотня, Стайлз вытирает пол, ругается над испорченном ковриком, выкидывая его в мусор вместе с изодранной футболкой и ножом. Как-то ему становится не по себе от мысли о том, чтобы резать себе бифштекс на ужин тем же, чем еще недавно резал человека, ну, или почти человека. Растеряв даже намек на аппетит, Стайлз кормит с восторгом накинувшуюся на корм Скалли, и вяло раздумывает, насколько самоубийственно будет просто подняться в спальню и лечь в кровать. Поборовшись с собственным благоразумием, Стайлз зевает, едва не свернув себе челюсть, и останавливается на том, чтобы насыпать вокруг постели ровненький рябиновый круг. Остается надеяться на то, что активная Скалли не сделает его будущему убийце подарок, растащив пепел по комнате. Стайлз заставляет себя скинуть одежду, оставив ее неаккуратной горкой валяться прямо на полу, и с блаженным вздохом валится на кровать. Он отключается, стоит его щеке коснуться прохладной подушки. *** Скалли бесцеремонно начинает топтаться прямо на его многострадальных ногах, и Стайлз просыпается, пытаясь спрятать голову под подушку. Сладкая дрема все еще тянет его закутаться в одеяло поплотнее и отрубиться снова, однако воспоминания о вчерашнем обжигают волной, заставив пошевелиться волосы на затылке. Уже мгновение спустя он сидит на краю постели, разглядывает на первый взгляд нетронутую полоску рябины на полу и чутко прислушивается. В доме царит идеальная тишина, если не считать шумного сопения Скалли под боком. Выждав пару секунд, Стайлз лезет под кровать и достает оттуда потертую биту. Случись что, конечно, жизнь она ему не спасет, но и выпереться из комнаты с пустыми руками он тоже не может. Стащив со стула мягкие спортивные штаны, Стайлз одевается, медлит мгновение, но все-таки натягивает толстовку и накидывает на голову глубокий капюшон. Пусть это всего лишь какой-то долбанутый оборотень, может быть, даже омега… Когда от тебя отшатываются с гримасой отвращения — это в любом случае неприятно. Уж Стайлза можно считать своего рода специалистом в этой области. Деревянные ступеньки тихо стонут под его шагами, пока Стайлз с битой наперевес спускается по лестнице. В горле предательски пересыхает, сердце тяжело колотится о ребра, и Стайлзу кажется, что его грохот слышен во всем доме. Когда он преодолевает последнюю ступеньку, ему вполне серьезно начинает мерещиться, что он близок к инфаркту. Стайлз замирает, сжимая повлажневшими пальцами биту, переступает порог и облегченно фыркает себе под нос. Оборотень, видимо, еще даже не просыпался после вчерашнего — только поплотнее завернулся в оставленный плед. Почувствовав себя увереннее, Стайлз подходит ближе, заглядывая в чужое лицо. На первый взгляд кажется, что сегодня парень выглядит заметно получше — исчезли тени под глазами, и кожа перестала выглядеть такой пугающе бледной. Стайлз позволяет себе еще немножко любопытства — рассматривает темную, колючую на вид щетину, четко очерченные скулы и неожиданно трогательно оттопыренную во сне нижнюю губу. Он одергивает себя, когда склоняется к спящему так близко, что уже почти собирается заглянуть ему в рот, чтобы проверить наличие клыков. Встряхнувшись, Стайлз выметается из комнаты со скоростью метеорита и решает обосноваться на кухне. На всякий случай оставив биту в зоне видимости, он принимается за варку крепчайшего кофе, ласково бормоча заметно оживившейся Скалли «сейчас-сейчас, моя славная, мы пойдем гулять». Если бы его собака не была ходячей катастрофой, Стайлз вполне мог бы проводить свои утра в постели. Однако после того, как Скалли умудрилась сожрать что-то ядовитое, свалиться в ручей и наступить на стекло, он принял волевое решение сопровождать ее на всех прогулках. Стайлз потерял в своей жизни достаточно, и пусть это было смешно, но он не собирался терять своего последнего друга из-за желания поспать подольше. Бодрящий аромат разливается по кухне, щекочет ноздри, и Стайлз блаженно прикрывает глаза. Щепотка корицы, немножко холодного молока, ложечка сахара, и Стайлз обнимает ладонями теплые бока кружки с изображением Железного трона. На улице все еще прохладно после вчерашнего дождя, поэтому Стайлз накидывает на плечи куртку, и они вместе со Скалли выходят на крыльцо. Собака с радостным лаем тут же устремляется к ближайшим деревьям, а Стайлз усаживается прямо на ступеньки, потягивая кофе и щурясь от редких солнечных лучей. В такие моменты он всегда ощущает какое-то глубинное, удивительное умиротворение. Тихо шумят кронами деревья, щебечут птицы, Скалли с треском прорывается сквозь очередные кусты, и Стайлзу кажется, что он находится вне времени и пространства. Он один, и ему хорошо, по-настоящему хорошо. Стайлз успевает опустошить кружку, посидеть, привалившись к перилам и спрятавшись в капюшоне, когда наконец решает, что псина набегалась. Скалли отзывается на короткий свист и довольная, но вся мокрая и грязная, послушно шлепает в коридор. Он успевает схватить ее за ошейник до того, как она успеет оставить следы своих лап по всему дому, и тащит в ванную. Скалли обожает водные процедуры, поэтому с удовольствием пытается облизать Стайлза, пока он моет и вытирает ее лапы. Несмотря на спящего оборотня в гостиной, день проходит на удивление размеренно и спокойно. Поддавшись повседневной рутине, Стайлз расслабляется, скидывает толстовку, обнажая лицо, и устраивается с ноутбуком на диване. Старый сезон «Южного парка» все еще заставляет дебильно посмеиваться, и Стайлз хихикает, автоматически почесывая Скалли за ушами. Честно говоря, он настолько привык быть один, что чужой хриплый стон и скрежет когтей по полу, заставляет сердце панически удариться в ребра. Стайлз практически роняет все еще пищащий голосами мультяшных героев ноутбук и в шоке озирается, вспоминая, что, кажется, оставил биту на крыльце. Ладони предательски потеют, он жмет на паузу, и теперь отчетливо слышит почти волчье рычание и видит шевеление под сбившимся пледом. Стайлз вцепляется в Скалли, словно в спасательный круг, сжимая пальцами мягкую рыжую шерсть и отчетливо понимая, что он уже ничего не успеет сделать. Плед тряпкой отлетает в сторону, и, очевидно, пришедший в себя оборотень неловко пытается перекатиться на бок. Стайлз видит искаженное болью лицо, ладони с вылезшими когтями, которыми тот пытается упереться в пол, и не шевелится. Руки оборотня беспомощно подламываются под собственным весом, и он падает обратно, а взгляд Стайлза останавливается на промокшей от свежей крови повязке. — Дерьмо-дерьмо-дерьмо… Стайлз прикусывает костяшку пальца и буквально слетает с дивана, настороженно приближаясь к обездвиженному телу. Видимо, инстинкт самосохранения отключается полностью, потому что Стайлз плюет на все и присаживается на корточки, медленно устраивая ладонь на чужом ненормально горячем плече. — Эй… Ты меня слышишь? — голос предательски срывается на слишком высокие ноты. Оборотень заметно вздрагивает, но в ответ раздается только полное муки мычание. — Ты в порядке? Я не знаю, что делать — я не волчий врач. — Стайлз не слишком сильно встряхивает парня за плечо. — Давай же, ответь мне. Вот же блядь! — Я… — голос оборотня звучит очень низко и сипло. — Может, мне позвонить кому-нибудь? Кто-нибудь может помочь? — Нет, нет, я сам… — оборотень замолкает, и Стайлз ощущает мелкую дрожь, которая отдается ему прямо в ладонь. — Мне нужно вернуться… Меня зовут Дерек Хейл. Дерек отключается так же неожиданно, как и пришел в себя, и Стайлз тяжело опускается рядом. Дерек Хейл. Он непроизвольно хмурится, потому что имя странным зудом отдается где-то в подсознании. И где он мог его слышать? Не в силах перестать об этом думать, Стайлз автоматически сменяет оборотню повязку, с облегчением отметив, что рана все-таки начала медленно стягиваться. Устроив Дерека обратно на ковер и накрыв пледом, Стайлз сосредоточенно смотрит на небритое лицо. Торчащие черные волосы, белые зубы и смешной прикус. Воспоминание мелькает ослепительной вспышкой, и Стайлз даже зажимает себе рот ладонью, чтобы не охнуть. Особняк Хейлов находился совсем недалеко от этого домика, но Стайлз уже успел позабыть о его существовании, ведь после того пожара там больше никто не жил. Отец приносил это дело домой, сожалел о жестокой гибели почти всей семьи и искренне сочувствовал оставшимся в живых детям. Неисправная проводка или поджог — Стайлз плохо помнил — привели к тому, что дом вспыхнул, словно спичка. В живых остались только Дерек и Лора, задержавшиеся по нелепой случайности в магазине, и их дядя, получивший страшнейшие ожоги, но сумевший выбраться наружу. Стайлз не знал да и не интересовался особенно финалом этой истории. И уж, тем более, он никогда не подозревал, что семейка на деле окажется самой настоящей волчьей стаей. Однако вот он, одинокий волк Дерек Хейл вернулся обратно в Бикон Хиллс. Стайлз задумчиво смотрит в совершенно чужие черты лица и неожиданно замечает в них того мальчишку, что мельком видел в школьных коридорах. Как бы там ни было, но страх, что его съедят, постепенно сходит на нет. Стайлз поправляет уголок колючего пледа, ставит рядом с импровизированной постелью стакан свежей воды и думает, что поступил правильно. Может быть, он и озлобился на весь мир, но это уж точно не мешает ему осознать, что перед ним человек, которому когда-то тоже пришлось несладко. Да и, судя по его нынешнему состоянию, вряд ли с тех пор что-то изменилось к лучшему. Нет, Стайлз вовсе не дурак, поэтому не сравнивает их, не пытается найти в грязном, раненом незнакомце родственную душу или что-то типа того. Он просто знает, что от него не убудет, если он окажет эту чертову помощь. По крайней мере, на этот раз. *** Стайлз экспериментирует с новым рецептом лапши с мясом, вычитанным на форуме, когда в гостиной раздается подозрительный шорох, а затем и грохот. Ох, судя по звуку, он может распрощаться со своим любимым кофейным столиком. Помедлив одно мгновение, Стайлз вздыхает глубже, уменьшает огонь под воком и направляется на звук. Вновь очнувшийся Дерек, видимо, пытался подняться, но не справился, опрокинул столик и теперь сидит, ошарашенно уставившись на восторженно лезущую к нему собаку. — Скалли, ко мне! Скалли трогательно ставит уши торчком и, заискивающе виляя хвостом, подбегает к Стайлзу, прижимаясь головой к бедру. Дерек заметно напрягается и поворачивается на голос. Стайлз застывает и всем телом ощущает лихорадочный скачок своего пульса. Сейчас на нем только футболка, лицо полностью открыто, и он прекрасно знает, как выглядит со стороны. С того самого момента, когда ему впервые дали в руки зеркало, Стайлз никогда не пытался отрицать произошедшее. Наоборот, он смотрел на себя до тех пор, пока собственное отражение не стало привычным. Он знает, что короткий ежик волос привлекает к лицу больше ненужного внимания, но упрямо не меняет стрижку. Розовые шрамы от ожогов стягивают левую щеку, оставляя уголок губ всегда скорбно опущенным немного вниз. По сравнению с этим следы на руке от упавшего на него шкафчика с инструментами выглядят не так уж страшно — побелевшие швы с незначительными следами огня. Пальцы непроизвольно сжимаются в кулак, когда взгляд Дерека останавливается на его лице. Хейл моргает, забавно ведет носом, словно собака, и неожиданно хрипит: — Так вкусно пахнет… Стайлз вздрагивает и чувствует себя полным идиотом, стремительно убегая на кухню. Мясо и лапшу удается спасти, и Стайлз, недолго думая, выкладывает на тарелку приличную порцию. Оборотень пробыл в отключке почти двое суток, наверняка ему невыносимо хочется есть. Он выдвигается обратно в комнату с внушительной тарелкой, исходящей паром, и чувствует себя при этом дико неловко. Все-таки жизнь в лесу и редкое общение всего лишь с тремя людьми сделали свое дело, потому что сейчас Стайлз чувствует себя как ребенок, которого первый раз посадили на велосипед и столкнули с крутой горки. Хейл полулежит на том же месте, опираясь на стащенную с дивана подушку, но на этот раз смотрит внимательнее. Стайлз подходит ближе и протягивает обжигающую пальцы тарелку. — Будешь? Дерек принимает еду, но хмурится, бесцеремонно уставившись ему в лицо. Стайлз ежится и чувствует, как начинают гореть щеки. Ему неприятно — он уже отвык от таких пристальных взглядов. Тем более, в светлых зеленоватых глазах отражается нечто, что Стайлз не может толком определить. Это не так просто, как очевидные отвращение или брезгливое сочувствие посторонних. Это не ласковое участие Мелиссы и не дружеское подтрунивание Скотта. Дерек смотрит так, словно видит нечто большее, чем кости, кожа и волосы, и Стайлз отворачивается, пытаясь повернуться здоровой щекой. — Я тебя знаю? У Дерека между бровей залегает забавная морщинка, и Стайлз равнодушно пожимает плечами. Хейл автоматически начинает отправлять в рот сочные кусочки мяса и одновременно снова ведет носом, принюхиваясь. Стайлз понятия не имеет, что тот чует, однако чужой взгляд мгновенно проясняется, и Дерек уверенно произносит: — Ты же маленький сын шерифа. Стайлз закрывается мгновенно, захлопывается, словно раковина с жемчужиной. Он не знает, сколько еще времени должно пройти, чтобы при упоминании отца все внутри не обжигало болью. Может быть, столько, сколько у него никогда не будет. — Да. Ответ выходит резче, чем хотелось бы, и Стайлз отстраняется, усаживаясь на диван. Он ненавидит разговоры о личном с тех пор, как после произошедшего ему пришлось разговаривать с психологами. Тупые идиотки, вызубрившие учебники, но так и не научившиеся разбираться в людях. — Тебя нашла моя собака недалеко от дома. Я сделал, что смог — извини, но знаю я об этом не слишком много. Дерек приканчивает импровизированный обед и, заметно морщась от боли, ложится на бок. — Спасибо. Он больше ничего не добавляет, разглядывая Стайлза, словно какую-то редкую зверушку в зоопарке. — Хм, может быть, тебя сможет кто-нибудь забрать и подлечить получше? И мне, кстати, все-таки интересно, за что ты схлопотал стрелу? Дерек отрицательно мотает головой на первый вопрос и смотрит на него с такой подозрительностью, что волоски на руках становятся дыбом. Стайлз вполне себе по-настоящему пугается, потому что замечает красные отблески в прозрачно-зеленых глазах, и знает, какого дьявола это значит. Дерек не омега и даже не бета, если Стайлз все верно понимает, то тот, должно быть, гребаный альфа. — Откуда ты знаешь про аконит? И оборотней? — Дерек напряженно сводит брови, кажется вспоминая что-то: — И почему вокруг твоего дома рассыпана рябина? Стайлз вздыхает и с удивлением понимает, что вместо оправданной нервозности чувствует банальное раздражение. Он ненавидит отвечать на чужие вопросы, ненавидит, когда лезут в его жизнь, какой бы она ни была. Неужели этот волк-переросток не может просто остановиться на коротком «спасибо»? Или вообще свалить, если уж его сил хватает на допросы? — Какое твое дело? Я притащил тебя к себе домой, можешь быть благодарен. Подхватив пустую тарелку с пола, Стайлз уходит на кухню, и плевать он хотел на то, что эта зверюга действительно опасна. Вяло поковырявшись в своей порции, Стайлз моет посуду и решает пойти на примирение. Он, может, и растерял всю свою дружелюбность, но и полным мудаком выглядеть как-то не хочется. Стайлз заваривает в большой кружке чай покрепче, добавляет пару сушеных ягод и возвращается в комнату. Дерек по-прежнему лежит на полу и задумчиво чешет развалившуюся рядом Скалли. На протянутую чашку чая он реагирует благодарным кивком и смотрит на Стайлза мягче, чем пять минут назад. Почувствовав иррациональное облегчение, Стайлз снова устраивается на диване. Дерек с заметным удовольствием принюхивается к чашке и делает шумный глоток. — Меня подстрелил какой-то охотник, пока я осматривал остатки семейного особняка. Стайлз тут же понятливо кивает головой — в этом он, пожалуй, действительно может оказать Дереку неплохую услугу. — Это был Дюкалион. Слушай, он немного не в себе после того, как одна волчица едва не выцарапала ему глаза, а так не очень плох. Я могу сказать ему, что ты вернулся в город с полным правом на это. Дерек скептически приподнимает бровь и недовольно дергает уголком губ. — Он стрелял без предупреждения. Стайлз морщится, потому что, если честно, Хейл прав. У Дюка не все дома, его заносит, но он неплохой, по крайней мере, не настолько, насколько мог бы быть. — Я и не говорю, что он ангел небесный. Я же сказал, что поболтаю с ним — не усугубляй. Кстати, а сколько всего будет волков в твоей стае? — Нисколько, — Дерек замыкается так же быстро, как сам Стайлз недавно. В голосе звучит сталь, а в глазах отражается холодный неживой блеск. — Я приехал один. — Окей, как скажешь. У Стайлза в голове одновременно проносится столько разных мыслей и предположений, что он невольно вспоминает СДВГ, от которого страдал в школе. Альфа без стаи? О таком ему пока никто не рассказывал. — А куда делись Ардженты? — Уехали после того, как Кейт какой-то ловкач вырвал горло, — Стайлз равнодушно пожимает плечами, а Дерек давится чаем, чем вызывает закономерное подозрение. Стайлз мысленно ставит галочку, отметив про себя, что Хейл определенно что-то знает на этот счет. Тетушка Эллисон, конечно, была той еще сумасшедшей сукой, но все-таки. Они немножко молчат, пока Хейл допивает чай. Честно говоря, Стайлза, пожалуй, впервые почти не беспокоит чужое присутствие на его территории. То есть Дерек оборотень, альфа да к тому же раненный, но это не раздражает. Стайлз не чувствует в нем ничего из того, что до зубовного скрежета бесит его в людях. Быть может, все дело в том, что Хейл такой же изгой, как он сам. Пария. Калека. Не такой, как все. Стайлз ощущает в нем надлом. Они оба похожи на два неполноценных механизма, которые так и не удалось починить, или те, о которых просто предпочли забыть. Стайлз не тешит себя иллюзиями — уже давно сумел избавиться от этой пагубной привычки. Он знает, они оказались выброшены на обочину и на ней же столкнулись по нелепой случайности. Словно несчастье, притягивающее к себе еще большее несчастье. Дерек встречается с ним взглядом, и воздух, кажется, тут же тяжелеет, густеет и наливается жаром от того, что так и не было сказано, но неуловимо проскользнуло между строк. Стайлз автоматически меняет положение, поворачиваясь к нему здоровой частью лица, и Дерек недовольно поджимает губы, а вспыхнувшая между ними искра гаснет, будто ее и не было. — Я могу остаться у тебя до завтра? — Ага, — Стайлз непроизвольно дергает плечом и нервно чешет нос кончиком пальца, — можешь остаться, пока не заживет спина. Я потом подкину тебя в город, если надо. Хейл коротко кивает и расслабленно вытягивается под пледом, кажется, собираясь снова отрубиться. Помешкав, Стайлз подбирает пустую кружку с пола и молча направляется на кухню. Скалли уходит следом, звонко цокая по полу когтями. *** Стайлз уже минут пять стоит, тупо уставившись на разноцветные коробки с хлопьями. Цветные колечки, ванильные колечки, подушечки с шоколадной начинкой, звездочки… Он шумно сглатывает слюну и изо всех сил старается подавить желание натянуть бейсболку пониже. По супермаркету бродит всего несколько человек, но у него все равно мурашки бегут вдоль позвоночника. Стайлз все чаще заказывает себе еду по телефону и доплачивает пять баксов маленькому рыжему Джо за доставку на его скрипучем велосипеде. Однако сегодня, когда он подкинул Дерека до шикарно поблескивающей на солнце шевроле, Стайлз сказал себе, что поездка не должна быть бессмысленной. То есть самаритянские намерения это, конечно, круто, но у него и у самого могут быть дела в городе, правда же? Наконец запихнув в тележку три разных коробки, Стайлз направляется к замороженным продуктам. Набить морозилку под завязку — лучший способ не выезжать сюда подольше, пускай и рулить малышкой Си Джей ему нравится так же сильно, как прежде. Стайлз собирает коллекцию одинаковых картонных коробочек с разными картинками — курочка в кляре, котлеты, блинчики с мясом… Он даже не особенно обращает внимание на надписи. Вместо того, чтобы думать о том, чем набить собственный холодильник, Стайлз отчего-то вспоминает странный взгляд, которым Дерек проводил его отъезжающую машину. Может, и, правда, следовало что-то сказать ему на прощание? Что ж, Стайлз понятия не имеет, как нужно прощаться с оборотнями, которых подобрал в лесу, поддавшись мимолетному настроению. Поэтому он просто довез Хейла до платной стоянки, где тот оставил свою тачку, пробурчал что-то типа «пока» и уехал. Дерек выглядит, как человек, которому нужна помощь, но Стайлзу нет до этого дела, по крайней мере, не должно быть. Потому что, если уж быть откровенным до конца, то он и сам из таких. Из тех, на которых смотрят с затаенным подозрением и откровенной жалостью во взгляде. Из тех, о ком за спиной говорят «бедняжка», обязательно при этом печально покачивая головой. И ни один из его психиатров ни черта не был прав, когда пытался убедить Стайлза в том, что он сам бежит от помощи, скрываясь в крошечном домике в лесу и игнорируя любое проявление общественной активности. Это никогда не было правдой. Стайлз не прячется сам от себя, не бежит от истины. Он понимает, что вряд ли справится сам, но проблема в том, что помощь, которую ему может оказать Бикон Хиллс — это вовсе не то, что ему нужно. Стайлз заставляет себя переключиться, когда его покупки подъезжают к кассе. Заметно поседевшая Лорен улыбается ему ласковой и до тошноты сочувствующей улыбкой. Стайлз заставляет себя улыбнуться в ответ, хотя догадывается, что в его исполнении это выглядит не слишком-то дружелюбно. Но Лорен милая и всегда угощала его горстью разноцветных леденцов во времена, когда они с отцом стали приходить в магазин вдвоем после смерти мамы. — Что-то тебя давно не было видно, милый… Стайлз неопределенно пожимает плечами. Он появляется здесь крайне редко уже на протяжении почти пяти лет и каждый раз слышит одно и то же. Ответ придумывать необязательно, поэтому он поддерживает традицию и молча расплачивается кредиткой. Воистину гигантские пакеты загораживают обзор, и Стайлз матерится, пытаясь перехватить хрустящие покупки хоть немного удобнее. С облегчением заметив голубой бок своего джипа за торчащим багетом и петрушкой, Стайлз даже не успевает толком обрадоваться, потому что замечает и мужика в потертой куртке, небрежно облокотившегося на капот. — Привет, Дюк. Проигнорировав кривую улыбку и короткий кивок в ответ, Стайлз спокойно загружает пакеты в багажник, вытащив из крайнего пачку шоколадного «M&M’s». Захлопнув багажник, Стайлз расслабленно прислоняется к капоту рядом с Дюкалионом и высыпает на ладонь горсть цветных гладких конфет. — Ну, и какого хрена ты подобрал того оборотня? Что за замашки парня из Армии Спасения? Стайлз хмыкает и решает начать с красных, аккуратно выбирая конфетки пальцами. Яркая глазурь приятно хрустит на зубах, и шоколад растекается нежной сладостью на языке. — Ну, а какого ты его подстрелил, м? Дюкалион вопросительно вздергивает бровь, как бы намекая, что совершенно не разделяет внезапно вспыхнувшей в Стайлзе любви к оборотнями. — Слушай, это Дерек Хейл. Я его знаю, и обгоревшие остатки дома принадлежат ему. У него там всю семью сожгли. Не цепляйся к нему, что ли… Он же повода не давал. — И зачем он вернулся, может быть, тоже знаешь? — Ни за чем, блин. — Стайлз начинает раздражаться, хотя Дюк пока и не спросил ничего странного. — Хейл альфа, ты ведь не мог не заметить? — Я все заметил, но это его дом. Пока он ничего не нарушил, быть здесь — это его право. Охотник морщится так, словно Стайлз подсовывает ему под нос уксус. — Ладно, но только потому, что ты мне нравишься. — Наверное, все дело в моей симпатичной мордашке, — усмехается Стайлз и получает зеркальную ухмылку в ответ. — Твоя правда, хотя я еще ожидаю от тебя и волшебных травок для колена. — Ты уже прикончил прошлую порцию? Стайлз непроизвольно хмурится, раздумывая над рецептом — вполне мог и напортачить в последний раз. — Ага, но штука по-прежнему отличная. Просто переоценил свои силы пару недель назад, — Дюкалион выдавливает из себя объяснение настолько неохотно, словно Стайлз выпытывает его раскаленными щипцами. — Ладно, сделаю. Заезжай через пару недель, окей? — По рукам. — Дюкалион хлопает Стайлза по плечу с такой силой, что он едва не рассыпает оставшийся «M&M’s» на асфальт. — Ладно, тогда до встречи, Стилински. — Угу. Дюк сваливает, а Стайлз в тишине доедает свои конфеты, разбивая их на группы по цветам и с любопытством разглядывая людей, входящих в супермаркет. Мысли о Дереке неожиданно возвращаются, когда Стайлз уже выезжает на шоссе. Мурлыча какую-то ерунду вместе с радио, он думает о том, что действительно интересно, зачем тот вернулся. Тем более, в полном одиночестве. *** Если у Стайлза и мелькают какие-то сомнения, то он не обращает на них внимания и уверенно восстанавливает рябиновый круг на территории. Конечно, они с Хейлом теперь вроде как соседи, но вряд ли собираются заглядывать друг к другу на чашечку чая. Жизнь очень быстро входит в привычную колею. Стайлз собирает ингредиенты для бальзама Дюкалиона, дочитывает толстенный справочник, который ему когда-то оставил Дитон, и немного расстраивается, потому что понятия не имеет, где еще можно найти нечто подобное. Он гуляет со Скалли, готовит всякую ерунду с форумов безумных домохозяек и даже устраивает мини-барбекю на одного. Инцидент с Дереком превращается в странноватое воспоминание, тем более, что тот больше никак о себе не напоминает. Если честно, Стайлз не слишком бы удивился, если бы ему сказали, что Хейл в принципе уже покинул Бикон Хиллс. Поэтому, когда глубокой ночью его будит душераздирающий волчий вой, он почти сваливается с кровати, ошарашенно уставившись на забившуюся под кресло Скалли. Леденящий душу звук ничуть не похож на то, что показывает Дискавери. Он пробирает до костей, заставляет волоски на загривке встать дыбом. Стайлз ежится, передергивает плечами, пытаясь совладать с собой и снова заснуть. Упрямясь, он вертится в постели еще минут двадцать, изо всех сил стараясь не прислушиваться, и все-таки сдается. Вскочив, откидывает одеяло в сторону, влезает в джинсы, толстовку потеплее и, подумав, все-таки решает взять Скалли с собой и цепляет к ее ошейнику поводок. Опомнившись, Стайлз застывает уже на пороге, нерешительно поглядывая в сторону кухни. Непрекращающийся вой неотвратимо возвращает его назад, швыряет в воспоминания, словно в бушующее море, в соленых волнах которого он легко может захлебнуться. Стайлз знает этот звук, помнит влажные от крови когти и клыки, светящиеся в темноте глаза и затем обжигающие языки пламени на собственной коже. Фантомные ощущения настолько яркие, что он прижимает сведенные судорогой пальцы к изуродованной щеке. Удушающий запах дыма, сладковатая вонь подпаленной плоти, ужас и горе, накрывающие его с головой. Стайлз хватается за Скалли, словно за спасательный круг. Пропускает между пальцами мягкую рыжеватую шерсть, тяжело опускается прямо на пол и позволяет собаке облизать лицо. Скалли прижимается теплым боком, тычется прохладным носом в вялые ладони, не давая ему нырнуть в бездну. Стайлз заставляет себя медленно вздохнуть и подняться на все еще предательски ослабевшие ноги. Волчий вой, кажется, становится тише, и Стайлз глубоко дышит, успокаивая взбесившееся сердцебиение. Он действительно не испытывает к Дереку ненависти и не чувствует рядом с ним страха, однако это вовсе не значит, что он проигнорирует настойчивый шепот собственного разума. Стайлз вовсе не обязан что-то доказывать самому себе, поэтому, больше не мешкая, достает из тайника в кухонном ящике пистолет. Отцовский Глок бережно завернут в тряпочку, а две пули с аконитом уже засунуты в магазин. Стайлз медленно заряжает его, завороженно проводит пальцами по тускло поблескивающему стволу и сильнее сжимает ладонь на рукояти. Лес встречает их влажной ночной прохладой, и Стайлз с наслаждением набирает холодный воздух в легкие. Надсадный скулеж раздается со стороны границы, где в тот раз Скалли нашла Дерека, и Стайлз уверенно направляется туда, на всякий случай ухватив собаку за ошейник. Листья шуршат под ногами, хрустят веточки, и звук, издаваемый оборотнем, кажется, становится все отчаяннее. Стайлз не уверен, что это действительно может быть так, но ему мерещится призыв и боль в этих животных звуках, в которых не осталось ничего человеческого. Они выходят к краю рябинового круга, и Стайлз невольно вздрагивает, потому что успел позабыть, что альфы в отличие от омег и бет обращаются полностью. Это определенно Хейл. Сомнения отпадают, и Стайлз, не колеблясь, засовывает тяжелый пистолет за пояс штанов. Огромный черный волк размером с хорошего шетлендского пони лежит у самой границы, устроив тяжелую голову на вытянутых лапах. Стоит Стайлзу показаться из-за деревьев, как волк вскакивает и, сверкнув алыми глазами, радостно поскуливает. Дерек в образе волка выглядит на удивление круто. Не жутко, а как-то… Ох, он даже испытывает что-то вроде восторга и восхищения. Потому что густой мех зверюги лоснится здоровым блеском, и у Стайлза чешутся ладони от желания запустить в него пальцы и потеребить бархатные на вид уши. Дерек остается по ту сторону круга, не отводя от него взгляда, и Стайлз искренне не понимает в чем дело. Волк выглядит здоровым, нормальным, и причина такого внезапного концерта у дома остается загадкой. Стайлз не знает, что ему делать. Насколько ему известно, у Хейла, как у чистокровного оборотня, не должно быть особых проблем с полнолунием. Тем более, Стайлз сам был свидетелем его прекрасного самоконтроля. Происходящее кажется странным и подозрительным, однако никаких дельных идей ему в голову не приходит. Потоптавшись на месте, Стайлз присаживается перед волком на корточки и удивляется про себя тому, как спокойно ведет себя Скалли. Собака даже виляет хвостом так, словно видит перед собой прежнего Дерека, к которому отнеслась чересчур дружелюбно, а не здоровенного опасного зверя. Пристальный волчий взгляд смущает, и Стайлз ежится, наблюдая, как светящийся красный сменяется знакомым зеленоватым. Почти человеческие глаза на волчьей морде смотрятся действительно дико. — Хей, что не так, дружище? — Стайлз произносит это и криво улыбается, представляя, как нелепо, должно быть, выглядит со стороны. Волк забавно склоняет голову немного набок, словно понимает его слова, и дергает ухом. Стайлз прилежно сидит еще немного, но, так ничего толком и не дождавшись, сдается на милость навалившейся сонливости. Душераздирающе зевнув, он уже разворачивается в обратную сторону, чтобы вернуться домой в уютную постель, но замирает, услышав за спиной глухое ворчание. Преграда, которую оборотень не в силах преодолеть, вспыхивает тусклым светом, когда Дерек упрямо царапает ее лапой. Волк смотрит на него так, будто Стайлз совершает худшее в мире предательство. Жаркий зуд в ладонях вспыхивает, когда он все-таки порывается уйти. Волк рычит громче, настойчивее, и Стайлз сдается, резко делая шаг назад и плюхаясь на влажные листья. Кожа на внутренней стороне ладоней все еще пылает странным жаром, и он неловко трет их друг о друга, пытаясь прогнать прочь нервную чесотку. Скалли, поворчав, укладывается рядом, прижавшись теплым боком к бедру и устроив морду у него на колене. Волк успокаивается почти мгновенно. Больше не пытаясь пересечь черту, тот ложится на своей стороне, уставившись на Стайлза завораживающими светлыми глазами. Стайлз понятия не имеет, как долго они так сидят. Ночная влага успевает пропитать его одежду, и это практически заставляет его замерзнуть. Однако стоит первым, совсем еще робким солнечным лучам озолотить верхушки деревьев, как волк поднимается со своего места и в один прыжок исчезает в лесу. Стайлз растерянно поднимается следом и сонно бредет в сторону дома, вдыхая свежий, ни с чем несравнимый рассветный воздух. Когда слепящий оранжевый свет заливает лес, он уже отрубается в своей постели, уткнувшись лицом в подушку. Сон Стайлза глубок и тревожен. Все, что ему снится — искры, вспыхивающие в ночи, и требовательный волчий взгляд напротив. *** Утро начинается для Стайлза ранним вечером. Вынырнув из сна, он долго с недоверием разглядывает телефон, утверждающий, что сейчас уже пять часов вечера. Спонтанное ночное бдение отзывается неприятным першением в горле, и Стайлз со страдальческим стоном заставляет себя вылезти из-под теплого одеяла и отправиться в душ. Теплая вода немного приводит его в чувство и относительно налаживает настроение. Вниз Стайлз спускается не таким уж и хмурым, обещая засидевшейся Скалли чудесную прогулку. Конечно, в этот раз делать вид, что ничего не произошло, получается гораздо хуже. Врожденное любопытство подкидывает ему целую кучу вопросов, на которые у него, естественно, нет ответов. Ему интересно, почему Хейл пришел именно к его дому, зачем выл и помнит ли произошедшее. По идее, если верить книжкам Дитона об оборотнях чистокровного происхождения, потеря памяти Дерека мучить не должна, однако эта мысль в свою очередь наталкивает Стайлза на новый вопрос. Придет ли Хейл с объяснениями или ограничится дипломатичным молчанием? Погруженный в размышления, Стайлз автоматически выгуливает Скалли, иногда кидая ей ее любимый зеленый мячик, и приходит в себя только, когда они возвращаются к месту, которое вчера облюбовал волк. Видимо, сегодняшний день проспал только Стайлз, потому что на ближайшем дереве висит замысловатый амулет, а под ним лежит бумажный пакет с узнаваемой эмблемой лучшей кофейни в Бикон Хиллс. И, да, Стайлз даже немножко жалеет, что проснулся так поздно, потому что кофе у них действительно замечательный, и пить его лучше обжигающе горячим. Конечно, он не сомневается, чьих рук это дело, однако удивляется безусловно. Пакет он подбирает без промедления, тут же с интересом сунув нос в едва теплый стаканчик — крепчайший кофе с капелькой сливок, ложечкой кленового сиропа и щепоткой корицы. Стайлз шумно сглатывает и задирает голову вверх, пытаясь получше рассмотреть занимательную вещичку, сплетенную из веточек, перьев, бусин и разнообразных цветных ниток. Жизнь кое-чему его научила, поэтому Стайлз не пытается сразу схватить амулет руками, но вытягивает из кармана смартфон и старается заснять его в мельчайших деталях. Прочитанные книжки не слишком сильно помогают определить материал сходу, поэтому он собирается честно все загуглить и на всякий случай еще пролистать имеющуюся литературу. Поведение Хейла теперь выглядит по-настоящему загадочным, интересным и, если быть честным, даже немного умилительным. Ну, по крайней мере, для такого дикаря, как Стайлз. Холодный кофе оказывается не так уж плох, и он с удовольствием прихлебывает его из стаканчика, пока они со Скалли медленно бредут обратно к дому. Перед тем, как уйти, он все-таки разрывает рябиновый круг. Возможно, Дерек и не решится зайти к нему на чашечку чая, но лишать его такой возможности — глупо. В конце концов, самый верный способ добыть достоверную информацию — обратиться непосредственно к источнику. Стайлз искренне пытается подавить завладевший им азарт, знакомый ему еще со школьных лет, поэтому сначала кормит собаку, готовит себе шикарную курочку в чесночно-сливочном соусе на ужин, и только потом позволяет себе приклеиться к ноутбуку. Фото выходят отличные, поэтому Стайлз без труда узнает почти все использованные каким-то, мать его, шаманом материалы, однако ни книги, ни Google не дают ему определенного ответа о предназначении талисмана. Сеткой свитые нити, с вплетенными в них яркими бусинами, веточки вяза, плотный кожаный мешочек, о содержимом которого приходится только догадываться, и даже зуб чертовой акулы. Амулет напоминает защитный оберег с довольно необычными свойствами. На самом деле Стайлз ожидает чего-то связанного с оборотнями, но не находит на них и малейшего намека. Зато каждый из определенных материалов буквально кричит о защите от какой-то неведомой магии. Стайлз не ленится и буквально роет землю носом — перетряхивает интернет и все доступные книги в поисках скрытого или какого-то иного значения амулета, однако все по-прежнему возвращает его к магии. К светлой и темной, к силам, неподвластным человеку, и он откровенно теряется, потому что действительно не понимает смысла «подарка», оставленного Хейлом. От чего или кого тот пытается его защитить? Такой странный вопрос заставляет Стайлза нервно усмехнуться под нос, потому что Дерек, конечно, ему должен, но при этом совершенно не похож на помешанного, желающего оказать ответную услугу любой ценой. Измучившись и просидев за компьютером и пыльными томами до глубокой ночи, Стайлз валится на постель, так толком ничего и не выяснив. Мысли бегут в голове непрерывной строкой, звучат монотонным настойчивым гулом, не позволяющим расслабиться и отдохнуть. Практически час Стайлз бестолково ворочается, сбивая одеяло неопрятным комом к самым ногам. Правда, когда он наконец проваливается в благословенный сон, ему больше не снятся ни дикие волки, ни сумасшедшие вспышки. Подсознание укутывает его в черное бархатное покрывало, в котором нет места сновидениям, и Стайлз сворачивается клубочком, позволяя себе утонуть в темных, мерно укачивающих его волнах. *** Короткий стук в дверь раздается как раз, когда Стайлз ставит чайник на плиту, и на одно короткое мгновение не сдерживает ухмылки, потому что чувствует себя, будто чертов Шерлок Холмс, приготовившийся к чаю с Мориарти. Достав еще одну кружку, он открывает дверь и встречается с хмурым взглядом из-под насупленных бровей. Дерек молчит, перекатывается с пятки на носок и наконец выдавливает из себя: — Есть разговор. Стайлз пожимает плечами и пропускает оборотня внутрь. Дожидается, пока тот разуется на пороге и машет рукой в сторону кухни, где уже начинает требовательно посвистывать чайник. Дерек пристраивается за столом, и, судя по хмурой и недовольной роже, чувствует себя просто дико неловко. Вообще-то, как правило, Стайлз и сам не прочь состроить подобную мину в чужом обществе, но Дерек, наверное, первый, кто в этом деле его заметно превосходит, поэтому он даже не пытается. Тем более, Хейл не делает ничего из того, что так сильно обычно бесит Стайлза — не задерживает взгляд на шрамах, не смотрит, как на щенка с перебитой лапой. Дерек смотрит ему в лицо так, как смотрел бы любому другому, так, будто шрамы — это всего лишь пара самых обычных родинок. Поставив перед Дереком исходящую паром чашку, Стайлз автоматически садится за стол так, чтобы оказаться к оборотню гладкой щекой. Молчание затягивается, и ему уже даже немного хочется поерзать от нетерпения. Честное слово, у этого волка серьезные проблемы с коммуникацией, и Стайлз не выдерживает, решая подтолкнуть: — Ну, ты вроде хотел поговорить? — Да, — Хейл коротко кивает, задумчиво отпивает горячий чай и хмурится так, словно попытка составить слова в предложение — это что-то типа ужасной пытки. — Почему ты живешь здесь? У вашей семьи есть дом в городе, вы же всегда приезжали сюда только на выходные или каникулы. У Стайлза от неожиданности даже глуповато приоткрывается рот, потому что такого вопроса он определенно не ожидал. Правда, и в себя он приходит очень быстро — удивление мгновенно сменяется раздражением. — Есть, и что с того? Хочу и живу. Дерек вскидывает голову, словно собака, учуявшая в голосе хозяина опасные интонации. Во внимательных светло-зеленых глазах мелькает понимание, но Хейл не отводит пристыженно взгляд в сторону. — Это действительно важно. Я спрашиваю не из простого любопытства, Стайлз. Голос Дерека звучит устало, и это неожиданно успокаивает. Стайлз, может, и не большой любитель рассказать о себе, однако и Хейл мало похож на человека, который может получать от чего-то подобного сомнительное удовольствие. — Я сдаю дом в аренду, а на вырученные деньги живу. И откуда ты знаешь про выходные? Ты помнишь меня? — Не особенно, — Дерек заметно темнеет лицом, — папа учил нас с Лорой быть осторожными в лесу. Я помню, что вы почти перестали приезжать после смерти твоей матери. Стайлз тяжело сглатывает, потому что упоминание мамы до сих пор заставляет его чувствовать себя совсем ребенком, абсолютно разочаровавшимся в мире, который ударил по нему так безжалостно. — Ага, а после смерти отца, я сюда зачастил, — Стайлз кривит губы в подобии злой ухмылки. — Вот, как-то так и вышло. — Он умер в том доме, да? Отрицать очевидное глупо, поэтому Стайлз хладнокровно отвечает, закрывая тему: — Его там убили. Тишина, наступившая после этих слов, вовсе не кажется нелепой или натянутой. Дерек не говорит, что сочувствует, но он, в отличие от многих, действительно понимает. — Других причин нет? Стайлз отрицательно качает головой, и Хейл тяжело вздыхает, отставляя наполовину опустошенную кружку в сторону. — То, что я скажу, покажется странным, хотя ты уже знаешь об оборотнях, поэтому тебе должно быть полегче. Ты, Стайлз, обладаешь искрой редкой силы, ты особенный, и я это чувствую, мой волк не может не чувствовать. — «Искрой»? — Стайлз едва удерживает дебильный смешок, потому что все это звучит по-настоящему диковато. — Именно. Ты же был знаком с Дитоном? — Да, но как это связано… — Он обладатель такой же искры, как и ты, он был Советником стаи Хейлов до тех пор, пока почти все не погибли в пожаре. — Но он ничего не рассказывал мне. Разве он мог не знать? — Мог. Искра — это что-то вроде врожденной способности к магии. Способность бывает разной силы и направленности, но пробудить ее может только альфа. Ты знаешь про оборотней, но, видимо, до меня не встречал ни одного альфу или видел их только мельком. Я почуял тебя сразу, как открыл глаза на полу в твоем доме. Дерек залезает во внутренний карман кожаной куртки и выкладывает на стол два потрепанных карманных томика в местами обугленных обложках. Потертые книжки оказываются совсем рядом, и Стайлз, не сдержавшись, проводит кончиками пальцев по старинным переплетам. — Здесь есть кое-что, что может оказаться полезным. Я хочу, чтобы ты прочитал это, чтобы у тебя было что-то большее, чем просто мои слова. Стайлз растерянно отрывает взгляд от книг и вопросительно смотрит на Хейла. Сказанное просто не укладывается в голове и все еще кажется какой-то дурацкой шуткой. — Но я не чувствую ничего такого! Дерек трет переносицу пальцами, и Стайлз только сейчас замечает, что тот выглядит на удивление изможденным из-за теней, залегших под глазами. — Вспомни, что ты чувствовал ночью рядом с волком. Любая мелочь, это может быть, что угодно. — Не знаю, кажется, все было нормально… — Стайлз задумывается и нервно трет внезапно зачесавшиеся ладони друг о друга. Ощущение дежавю окатывает его обжигающей волной вдоль позвоночника, и он ошарашенно произносит: — У меня чесались ладони. Хейл моргает и медленно кивает. — Похоже на правду… Руки — одни из самых сильных и очевидных проводников энергии, первое, что откликнулось в тебе на мой зов. — А, ясно… — Стайлз хмурится, чувствуя себя ужасно странно. — А зачем ты спрашивал про дом? — У любого, наделенного искрой, есть источник, из которого он черпает силу. Мне кажется, твой — это лес, именно поэтому тебе здесь так комфортно. — А амулет? — Хм, Стайлз, — Дерек делает паузу, подбирая слова поточнее, — теперь, когда я невольно разбудил в тебе это, твоя сила будет стремительно прибывать, и очень скоро альфы учуют ее даже на внушительном расстоянии. Амулет даст тебе возможность передышки, понять, что происходит, научиться хоть немного владеть собственным даром. Он будет скрывать твой потенциал от посторонних столько, сколько тебе будет нужно. Стайлз сжимает виски пальцами и прикрывает глаза — в голове мысли мешаются в сумбурную кашу. Несмотря на то, что он еще толком не может поверить в происходящее, его мозг один за другим уже подкидывает пункты для выполнения — связаться с Дитоном, прочесть книги, загуглить, поговорить с Дюкалионом… Стайлз резко открывает глаза и буквально впивается в Хейла взглядом. Может быть, сейчас он и плохо соображает, однако один очень занятный момент отчего-то был Дереком не упомянут вовсе. — Ты говоришь о других альфах, о том, что, возможно, чувствую я, а как ты сам это ощущаешь? Дерек? Хейл нервно дергает плечом, и Стайлз снова возвращается к заметно заострившимся скулам, к некой потасканности, которой не наблюдалось даже, когда тот был отравлен гребанным аконитом. И отчетливо понимает, что попал в яблочко. — Тяжело, — Дерек буквально цедит слово сквозь зубы, будто одно упоминание уже причиняет ему боль. — Меня тянет к твоей силе, словно на аркане, практически неудержимо. Альфа хочет тебя в стаю, требует от меня быть рядом. Что-то внутри у Стайлза предательски екает и завязывается тугим узлом в животе, потому что голос Дерека звенит от едва сдерживаемого напряжения, а в глазах то и дело мелькают красные отблески. Его дела должны быть действительно плохи, если такой, как он, так до боли откровенно вываливает это все практически чужому человеку. — Но как же амулет, разве он не должен блокировать меня от тебя? Хейл застывает, и Стайлз видит, как расширяются его зрачки и трепещут ноздри, когда он вдыхает нечто, абсолютно точно недоступное человеческому обонянию. — Дело не только в моем волке и твоей искре. — Дерек протягивает руку и уверенно берет Стайлза за запястье, мягко сжимает пальцы и тянет на себя, неожиданно прижимаясь губами к ладони. Жесткая щетина колет нежную кожу, пульс срывается на совершенно безумный ритм, и Стайлз напряженно сжимает захваченную в плен руку в кулак. Хейл ласкает кожу горячим хриплым дыханием, ведет носом, вдыхает и с выдохом выдавливает из себя: — Дело в том, как ты пахнешь. В том, что меня тянет именно к тебе. Горячий язык облизывает выступающую голубую венку, и у Стайлза на миг перехватывает дыхание. Он беспомощно хватает ртом воздух, будто глупая рыбка, выброшенная на берег, пока стук его сердца оглушающим набатом отдается в висках. *** Стайлз идет до тех пор, пока икры не начинают противно ныть, а Скалли абсолютно не теряет интерес к прогулке. Марш-бросок через лес приводит их к тихо журчащему крошечному ручью, и Стайлз, поддавшись настроению, усаживается на торчащие корни ближайшего дерева. От воды ощутимо веет холодом, и он ежится, пряча ладони в рукавах толстовки. За прошедшие с визита Дерека две с половиной недели взбесившиеся мысли и эмоции немного приходят в норму, и Стайлз старается разложить случившееся по полочкам. Ознакомившись с двумя принесенными томиками, он связывается с Дитоном, который сейчас, оказывается, занимается делами какой-то стаи в Техасе, и уже очень скоро получает массу отсканированных книг и рукописей. Открывшееся перед ним количество информации действительно потрясает и угрожает лишить нормального сна в ближайшее время. Возможности, которыми он обладает, производят неизгладимое впечатление, и на третий день Стайлз безбожно надирается виски, потому что не может перестать думать о том, как все могло сложиться, если бы сверхъестественный талант открылся в нем гораздо раньше. При достаточном усердии он может добиться ошеломляющих вещей, изменить свою жизнь полностью, изменить даже собственное лицо, если уж на то пошло. Как только ему удается, более ли менее, принять произошедшее, он начинает чувствовать себя, словно Стайлз времен старшей школы. Он вспоминает мечты, которыми грезил тогда — поступление в колледж, самостоятельная жизнь в каком-нибудь городе вроде Нью-Йорка. Ведь когда-то Стайлз собирался стать тем, кем его отец действительно смог бы гордиться. Но Джон погибает на его глазах, и жизнь Стайлза слишком стремительно меняет ориентиры. Смерть мамы далась ему очень тяжело — они с отцом буквально учились жить заново, пытались поддержать друг друга, будто шагая по минному полю. Однако когда умирает и папа, Стайлз остается совершенно один. Наедине с кошмарами, домом, наполненным запахом гари, крови и паленой шерсти и Мелиссой, тут же взявшей над ним опеку до восемнадцатилетия. Стайлз теряет те месяцы в тумане. Постоянная боль от ожогов, периодически заглушаемая лекарствами, бесконечные перевязки и темный гроб с американским флагом, который опускают в глубокую яму. Стайлз шел, когда его заставляли идти, ел, когда ему вкладывали в руки ложку… Он фактически не участвовал в происходящем и даже с трудом мог вспомнить, как сдавал завершающие экзамены в индивидуальном порядке. Вполне возможно, что все поставленные ему оценки были своего рода подарком, потому что он мог поклясться, что даже под дулом пистолета не смог бы ответить ни на один из бессмысленных вопросов. Он относительно приходит в себя только, когда оказывается здесь, в этом лесу, в пыльном доме, о котором никто не вспоминал годами. Конечно, требуется время на то, чтобы отучить некоторых особенно настойчивых навещать его без спроса, но на самом деле все выходит даже легче, чем казалось на первый взгляд. Скотт поступает в колледж в соседнем штате, Лидия, до последнего пытавшаяся его уязвить, растормошить и вернуть к прежним желаниям, уезжает с Джексоном в Лондон. Люди, называвшиеся его друзьями, оказываются далеко, а Мелисса слишком деликатна, чтобы безостановочно раздражать рану, которая никогда не перестанет болеть. Самым бездушным и настойчивым человеком неожиданно оказывается Дитон, странноватый местный ветеринар, разъяснивший Стайлзу любопытные детали про оборотней. Он хладнокровно игнорирует агрессию, попытки Стайлза огрызаться и регулярно угощает его подозрительными настоями на травах, которые неожиданно легко снимают боль и облегчают перманентную бессонницу. Дитон абсолютно спокоен и уезжает только тогда, когда удостоверяется, что минимальный инструктаж проведен, усвоен на отлично, и Стайлз в ближайшее время точно не убьется без чужой помощи. Через несколько длинных и, откровенно говоря, довольно унылых недель на его пороге появляется немного сумасшедший Дюкалион, и Стайлз даже усмехается такому своеобразному посланию от Дитона. Определенно, Бикон Хиллс для полного набора не хватает только слишком ретивого охотника, потому что сгоревший особняк, изуродованный затворник и загадочные смерти в анамнезе у них уже есть. Собственно, сейчас к этому набору прибавляется еще и одинокий альфа, а просто затворник превращается в гребаного Советника или, чем он там является на самом деле. Стайлз вздыхает и швыряет попавшуюся под руку веточку в быстро бегущий поток. Скалли заинтересованно приподнимает уши, но остается сидеть у него под боком. Идея посещает его неожиданно, хотя и является очень даже предсказуемой. Стайлз усваивает, что может, читает все, что попадается под руку, но, тем не менее, у него остаются вопросы, ответы на которые может дать только тот, кто спровоцировал его их задать. Стайлз так хорошо помнит этот ручей, потому что в старших классах он самолично вытаскивал Скотта ночью из постели, чтобы сходить и поглазеть на сгоревший особняк Хейлов, о котором ходили жутковатые легенды. Та выходка, кстати говоря, не обернулась для них ничем хорошим — Скотт умудрился посеять свой ингалятор, едва не попал под колеса несущейся по шоссе машины, а в довершении их заприметил проезжающий мимо патруль и, естественно, доставил шерифу. Однако до дома Хейлов действительно десять минут пешком, и это не самая плохая причина для того, чтобы зайти в гости. Стайлз поднимается с земли, отряхивает джинсы и на всякий случай берет Скалли на поводок. Честно говоря, он немного сомневается, что остатки дома пригодны для жилья, но и Дерек не слишком похож на нормального человека. Стайлз не уверен в том, что заставило того вернуться обратно на пепелище, на кладбище почти всей своей семьи, и его мысли на этот счет совсем не выглядят радужными. Дерек — оборотень и альфа, наполовину зверь, искалеченный и, кажется, лишенный стаи. С другой стороны, Стайлз и сам немногим может похвастать. Его лицо изуродовано, он прячется в лесу, его самое близкое существо — собака, и к тому же он до ужаса одинок. Сам того не зная, дотронувшись до него, Хейл открывает ящик Пандоры. Стайлз запретил себе думать об этом еще в больнице, захлопнулся на тысячи замков, чтобы однажды не разочароваться слишком сильно. Кто же знал, что одно прикосновение какого-то оборотня, заставит Стайлза думать о каждом миге, проведенном в изоляции. Это, словно искра, оброненная на сухой хворост, облитый канистрой бензина. Пламя вспыхивает мгновенно и охватывает все тело. Горячее прикосновение чужих губ к суматошно бьющемуся пульсу, к нежной коже, и на Стайлза буквально сходит лавина. Ему начинают сниться сны, в которых он сплетается с кем-то абстрактным в единое целое. Ему хочется трогать, хочется чувствовать чужие ладони на плечах, талии и заднице, нежное исследование пальцев, щекотно обводящих ключицы и трогающих вершинки вставших сосков. Стайлз ненавидит Дерека за то, что тот сделал, и в то же время, наверное, благодарен ему, потому что уже забыл, каково это — ощущать себя настолько живым. Он хочет почувствовать под своими ладонями отклик, тепло чужого тела, напряжение мышц, облитых кожей, и предательскую дрожь наслаждения. Стайлз жаждет засунуть язык во вполне конкретный рот, укусить гладкое плечо так, чтобы остался лиловый, моментально исчезающий синяк, вырвать хриплый стон сквозь стиснутые зубы и увидеть, как вылезшие когти бесконтрольно оставляют глубокие борозды на деревянном изголовье постели. Стайлз хочет и вовсе не уверен, что может справиться с этим желанием, даже осознавая, что Хейла, кажется, толкает на это какой-то странный животный инстинкт. Слишком долго он ограничивал себя, загонял в жесткие рамки, не позволяя и мысли о чем-то подобном. И сейчас, когда все это оказывается близко настолько, что стоит только протянуть руку, чтобы это заполучить, он практически готов сдаться. Тот Стайлз, которым он был прежде, конечно, разозлился бы, никогда бы не смог так поступить, возмущенный аморальностью происходящего. Однако жизнь многому его научила, поэтому теперь Стайлз кривовато усмехается, прекрасно осознавая, что вполне способен наплевать на мораль ради собственных эгоистичных потребностей. Ведь, какая, к черту, разница, если еще хуже стать все равно не может. Темный остов дома наконец появляется из-за деревьев, и Стайлз невольно передергивает плечами. Сейчас особняк выглядит еще хуже, чем в его воспоминаниях. Обугленная, полуразрушенная часть, будто выдавливает уцелевшую, делая ее на вид невзрачнее и уродливее. Оставшаяся на дереве краска окончательно выцвела, поблекла и стала облезать некрасивыми лоскутами. Крыльцо, кажется, немного осело глубже в землю, и одна из опор начала заваливаться на правый бок. Этот дом выглядит, как огромное странное существо, постепенно дряхлеющее и разлагающееся от старости. Может быть, Стайлз слишком суров, но единственное, что при взгляде на него ему хочется сделать — это сровнять особняк с землей. Здесь уже не поможет ни реставрация, ни новые, блестящие свежей краской стены. Дом пахнет горем, смертью и страшным одиночеством. Странно, что, вернувшись, Дерек не хочет ничего изменить или вовсе избавиться от стен, до сих пор хранящих по-настоящему жуткие воспоминания. С другой стороны, он, наверное, и возвращается сюда только потому, что сам оказывается привязан к ним намертво, неспособен сбросить груз прошлого с плеч и тянет его за собой, словно чемодан без ручки. Первая ступенька протяжно скрипит под его весом, и Стайлз морщится, скептически глядя на облезшие двери. Будет очень неприятно, если на него обвалится какое-нибудь перекрытие, и дом получит еще одну жертву. Потоптавшись на поскрипывающем крыльце, Стайлз извиняюще треплет Скалли за ушами и обматывает поводок вокруг одного из перил. — Прости, детка, но тебе придется остаться здесь. Сидеть. Собака послушно плюхается на задницу, но смотрит на Стайлза так осуждающе, что ему даже становится несколько не по себе. Переборов абсолютную собачью притягательность и желание немедленно взять Скалли с собой, Стайлз осторожно тянет на себя старую дверь и ступает внутрь. Деревянный пол отдается тихим стонущим звуком под его шагами, и Стайлз замирает напротив широкой уцелевшей лестницы на второй этаж. Изнутри дом неожиданно выглядит гораздо лучше, чем снаружи. Здесь по большей части чисто, нигде не свисает паутина и не клубится пыль. Остатки уцелевшей мебели расставлены в каком-то подобии порядка, и отчетливо заметны следы обитания здесь вполне живого человека — кружка с недопитым чаем, раскрытая книга, заложенная ручкой, забытая футболка на спинке сильно потрепанного дивана… Стайлз оглядывается со здоровым любопытством и вместо того, чтобы окликнуть возможного жильца смело направляется к лестнице. На первую ступеньку он наступает с предсказуемой осторожностью, но та оказывается неожиданно крепкой и даже не скрипит под его весом. Гладкие перила приятно скользят под ладонью, и Стайлз уверенно поднимается на второй этаж. Наверху пахнет пылью, и нос тут же начинает ужасно чесаться. Стайлз морщится и трет кончик ладонью, пытаясь подавить чих. Второй этаж выглядит гораздо более заброшенным и ветхим, и Стайлз начинает немного опасаться, что теперь он, скорее, провалится вниз, чем что-нибудь обрушится ему на голову. Кое-где на стенах и потолке даже виднеются влажные следы — видимо, на вид неплохо сохранившаяся крыша на деле все-таки прохудилась и стала протекать. Хотя, стоит признать, все выглядит гораздо лучше, чем могло бы быть. Стайлз как раз успевает сунуть нос за первую скрипучую дверь, когда за спиной раздается спокойное: — Привет. От постыдного вскрика его удерживает только какое-то чудо, и Стайлз, вздрогнув всем телом, резко оборачивается. Дерек стоит прямо за его спиной, небрежно прислонившись бедром, затянутым темной джинсой, к перилам, и смотрит с едва заметным вопросом во взгляде. — Ага, у тебя ужасно стремный дом. Стайлз неловко усмехается, пытаясь не думать о том, как отвратительно выглядит его лицо искаженное нелепой полуулыбкой. Дерек равнодушно пожимает плечами и машет в сторону лестницы: — Пойдем вниз, здесь не на что смотреть. Стайлз ничего не отвечает, но послушно следует за Дереком. Странно, он пришел сюда именно за тем, чтобы с ним встретиться, но сейчас чувствует себя так, словно его застали за чем-то запретным. Отвязанная от крыльца Скалли уже устроилась в уголке с внушительной костью, которую грызет, прикрыв глаза и порыкивая от удовольствия. Стайлз невольно замечает, что вообще-то это очень мило и немного странно — то, как Хейл сначала позаботился о его собаке и только потом потащился за ним наверх. Дерек останавливается на последней ступеньке и устраивается прямо на ней, вполне приглашающе прислонившись к перилам и оставив место слева от себя. Стайлз вздыхает с облегчением и не заставляет себя просить, тут же присаживаясь рядом. Ступенька, конечно, жесткая, не слишком чистая, но зато Дерек наблюдает его профиль с удачной стороны — вполне возможно, что он специально так сел, дабы избежать лишней неловкости. Все-таки чужое уродство — это всегда неприятно, даже если ты делаешь вид, что оно тебя не волнует. Они немного сидят в тишине, которую неожиданно нарушает именно Дерек: — Как погиб твой отец? Стайлз, не сдерживаясь, морщится и ощущает, как мерзко начинает ныть в груди. Не самый удачный вопрос для начала и без того неловкой беседы. Тем более, именно тот, на который ему, возможно, не хочется отвечать больше всего. — Есть разница? Дерек поворачивается к нему, приподнимает свои хмурые брови, и Стайлз сразу чувствует себя какой-то агрессивной белкой, пытающейся вцепиться в кормящую руку. Взгляд неожиданно задерживается на одной из стен, все еще хранящей следы сажи, и неприятное понимание холодком сворачивается в желудке. Стайлзу в подробностях известно, как погибли почти все Хейлы, он пришел сюда без спроса, практически в семейный склеп, чтобы поговорить с тем, кто не мог здесь не скорбеть. Возможно, вопрос Дерека не так уж и бесцеремонен, как ему показалось сначала. — Его задрал забредший на территорию Бикон Хиллс омега. — И после этого ты подобрал меня в лесу? — Дерек рядом заметно напрягается и мрачнеет лицом. — Поддался остаткам совести — глупо мерить всех одной мерой. Стайлз смотрит на потертое дерево у себя под ногами и сам не замечает, как нервно начинает дергать заусенец на большом пальце. — Как это произошло? Голос Дерека почти незаметно смягчается, и Стайлзу приходит в голову, что тот вполне может ощутить себя виноватым — ведь если бы хоть какой-нибудь альфа был тогда в городе и защищал свою территорию, если бы… — Мы с Дитоном сошлись на том, что ему просто не повезло, — Стайлз пожимает плечами. — Луна была практически полной, наш дом оказался ближайшим к лесу, омега себя не контролировал… Неудачное стечение обстоятельств. Заусенец наконец поддается, и Стайлз морщится от короткой вспышки боли и вида тут же выступившей капли крови. — Я в школе увлекался химией, знаешь ли, отсиживал дополнительные занятия у Харриса, и отец даже разрешил мне устроить что-то вроде лаборатории в подвале. В день, когда это произошло, мне показалось интересным попробовать сделать коктейль Молотова по рецепту, найденному в интернете. Я уже заканчивал внизу, когда услышал странный шум и два выстрела. Выскочив наверх, я как раз успел увидеть, как полуобратившийся омега сломал отцу руку, мгновенно разорвал горло, и на пол хлынула кровь. Плохо помню, как сумел сориентироваться дальше, но… Я поджог самопальный коктейль, оборотня, а заодно и свой подвал, который вспыхнул, словно спичка. Меня вытащили, конечно, но сам видишь… У Стайлза нервно дергается щека, и пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. Он до сих пор так ярко помнит уже не человека, но еще и не волка, склонившегося над его отцом, разрывающего беззащитное горло острыми когтями. Пожар и обжигающие языки пламени на собственном лице вспоминаются гораздо хуже. Физическая боль, к сожалению, стирается из памяти куда быстрее душевной. — Мне жаль, — Дерек говорит ужасную пошлость, но при этом осторожно накрывает судорожно стиснутый кулак теплой ладонью, и Стайлзу неожиданно становится легче. — Мне тоже, — голос предательски хрипит, но зато пальцы под чужим прикосновением заметно расслабляются. Удавка, сжавшаяся на горле, слабеет, и Стайлз медленно вдыхает, стараясь незаметно взять себя в руки. Ему совершенно точно не хочется говорить об этом, не хочется позволять себе окунуться в это снова, поэтому он спрашивает первое, что приходит в голову. Или, может быть, то, что на самом деле волнует его больше всего. — Что за чушь ты тогда сказал про меня? О том, что тебя ко мне тянет? Дерек разворачивается к Стайлзу лицом, прислоняясь спиной к перилам, и смещает ладонь так, чтобы обхватить уверенными пальцами запястье, в котором тут же учащается пульс. — Почему чушь? Ты спросил меня, и я ответил. — Все дело в моей магии? — Стайл сам от себя кривится, задавая вопрос ответ на который и так очевиден — конечно, дело в ней, в чем же еще. — При чем тут это? — Дерек хмурится, снова превращаясь в угрюмого волка. — Твою искру прекрасно глушит мой амулет. Я же сказал, что дело в тебе. Магия не работает таким образом — она всего лишь ориентир для альф, у которых нет Советника, не более того. — Во мне? Стайлз не сдерживает усмешки, демонстративно садясь на ступеньке так, чтобы Хейл хорошенько разглядел его лицо. Он знает, что дело не может быть только в нем. Так не бывает. Взгляд Дерека на мгновение вспыхивает алым, а пальцы с обычными человеческими ногтями как-то незаметно подцепляют его за подбородок. Стайлз пытается независимо отдернуться в сторону, но хватка оказывается неожиданно сильной, и он замирает, раздраженно глядя Дереку в глаза. Хейл открыто смотрит на его ожоги и ласково касается ладонью неровных шрамов. От прикосновения Стайлза всего продирает дрожью, и он чувствует, как тонкие волоски на шее становятся дыбом. Никто еще ни разу не касался его лица так. — Если надо, я могу повторить. Дело именно в тебе — не твоем лице, теле или искре, но если ты не заинтересован, я не собираюсь настаивать. Теплая шершавая ладонь соскальзывает на шею, и низ живота тут же скручивает жаркой судорогой. Стайлз сглатывает и прикрывает глаза, едва удерживаясь от внезапного желания податься вперед и поцеловать рот, произносящий такие возмутительные вещи. Подавляемые потребности рвутся на свободу, заставляя Стайлза замечать, как приятно от Дерека пахнет — лесом, немного бальзамом после бритья и мускусом, как преступно маняще выглядит его щетина и поразительно мягкие на вид губы. Стайлзу хочется потрогать его, прижаться, исследовать пальцами и губами кожу, увидеть член, налившийся кровью, и притягательную дорожку волос, спускающуюся от пупка к паху. Стайлз резко вскакивает на ноги за мгновение до того, как желания окончательно берут над ним верх. След чужого прикосновения все еще горит на изуродованной щеке, но он изо всех сил старается этого не замечать, как и заинтересованно привставшего в штанах члена. Дерек даже не дергается, спокойно глядя на него снизу вверх, словно ожидая какого-то ответа. Неловко озираясь, Стайлз хлопает себя по бедру: — Скалли, ко мне. Ко мне, девочка, мы уходим. Собака подбегает вместе с драгоценной костью в зубах, и Стайлз ласково треплет знакомую рыжеватую шерсть. Подхватив поводок, повешенный Дереком на перила, Стайлз цепляет карабин к ошейнику, проделывая все это в полном молчании. Хейл ничего не говорит, не пытается его задержать или окликнуть, поэтому на пороге Стайлз останавливается и оборачивается сам. — Приходи завтра, если будет время. — Дерек смотрит на него, и Стайлз тушуется, переступая на месте. — И если захочешь, конечно. Короткое «я приду» доносится ему в спину, и Стайлз чувствует, как его буквально омывает волной облегчения. В голове становится пронзительно пусто, а живот сводит щекочущим предвкушением. Стайлз спускается по скрипящим ступенькам и думает, что обязательно будет ждать. *** Наверное, жизнь находит особую прелесть в том, чтобы быть хоть чуточку непредсказуемой. Стайлз с самого утра выглядывает в окно, перестилает постель, чутко прислушиваясь, не раздастся ли стук в дверь, принимает душ, постоянно дергаясь от навязчивого ощущения, что кто-то его зовет. Однако Дерек оказывается на его крыльце именно в тот момент, когда Стайлз расслабляется и открывает дверь, одетый в старый, но ужасно теплый свитер и с чашкой кофе в руке. — Упс! — Стайлз непроизвольно дергается, едва не выплеснув на Дерека кипяток. Оборотень действует на инстинктах, тут же уверенно подхватывая его под руку. Дерек забавно ведет носом, словно принюхиваясь к чему-то, и настороженно косится на его чашку. — У тебя там виски, что ли? — Ага, — Стайлз кривовато улыбается, — но совсем чуть-чуть. И, правда, немного прежде так любимого отцом Джека точно может не считаться. Дерек фыркает и отпускает его, отходя на шаг, а Стайлз только теперь замечает, как близко они стояли еще секунду назад. Наверное, стоит пригласить его в дом, раз уж он все-таки пришел. Но прежде, чем Стайлз успевает открыть рот, Дерек расслабленно прислоняется спиной к перилам. — Давай постоим, пей свой кофе или как это назвать. Стайлз пожимает плечами и натягивает мягкие рукава свитера на ладони, плотнее обхватывая горячую кружку. Честно говоря, он даже рад, что Хейлу приспичило подышать воздухом вместе с ним — в конце концов, он понятия не имеет, что делать с ним в доме. Кофе, разбавленный виски, обжигает и приятно согревает изнутри. Дерек задумчиво пялится в лес, и Стайлз потихоньку расслабляется, привалившись к перилам рядом с оборотнем. — Я собираюсь восстанавливать дом. Уже даже выдал рабочим аванс. Совсем неуверенный в том, что подобные высказывания требуют ответа, Стайлз мычит что-то неразборчивое себе под нос и все-таки не сдерживается: — А зачем? — Я думаю, что хочу остаться здесь. Мое место в Бикон Хиллс. — Дерек бросает на него короткий взгляд, но Стайлз ускользает, не давая им встретиться глазами. — Собираешься покусать пару местных ребятишек и собрать стаю? — Вообще-то у меня есть стая. Стайлз пытается сделать вид, что не удивлен, однако он еще как удивлен, черт побери. Он искренне думал, что Хейл — альфа-одиночка, загадка на четырех лапах и, может быть, даже немного опасный псих. Наличие стаи делает его чуть более нормальным, правда, отнюдь не менее интересным. — Они все остались в Нью-Йорке. Сестре нравится там, а Айзек еще доучивается в колледже. — У тебя целых две беты? — Да, думаю с Айзеком вы даже успеете познакомиться лично. — Посмотрим, — Стайлз независимо поводит плечами и думает, что этот Айзек вполне может оказаться и любовником Хейла, пусть тот и говорит о нем с легкой снисходительностью, словно о младшем брате. — И ты уверен, что снова хочешь жить именно там? Восстановить семейный особняк? Дерек коротко кивает: — Этот дом помнит больше хорошего, чем плохого. Он стоит того, чтобы там снова жили. Я этого хочу. Только когда вернулся, понял, что действительно хочу. Худшее, что я могу сделать с землей своих родителей — это превратить ее в кладбище. Странно, но ответ Дерека не кажется Стайлзу такой уж глупостью. Может быть, новые волчата, бегающие по выжженной когда-то земле — это именно то, что нужно, чтобы наконец почувствовать себя на своем месте. Стайлз был бы непротив найти подобную панацею и для себя тоже. — Звучит не так уж плохо. Дерек пожимает плечами, а Стайлз одним махом допивает кофе и пристраивает чашку на перила. Возможно, это служит каким-то тайным сигналом, потому что они синхронно шагают к двери, неловко сталкиваются на пороге, но все-таки вваливаются в коридор. У Стайлза пересыхает в горле, и предательски учащается сердечный ритм, когда за ними с тихим щелчком захлопывается дверь. Ему не хочется тратиться на слова, потому что, надо признать, для них обоих — это слишком непривычная колея. Дерек, словно чувствует что-то своим звериным чутьем, и прижимает Стайлза к стене, сминая пальцами свитер на спине. Вздох облегчения и испуга вырывается из груди, будто Стайлз — это воздушный шарик, который проткнули иголкой. Полумрак скрадывает выражения глаз, черты лиц, и он позволяет себе запрокинуть голову и насладиться тем, как колючая щетина проезжается по шее, а неожиданно мягкие горячие губы касаются дрогнувшего кадыка. Дыхание обжигает шею, подбородок, здоровую щеку, и низ живота мгновенно наливается сладкой истомой. Дерек замирает в каком-то сантиметре от поцелуя, и именно этот момент выбирает Скалли, чтобы с любопытством выскочить в коридор и всем своим немаленьким весом поучаствовать в объятиях. — Черт! Стайлз хватает собаку за ошейник, а Дерек отступает назад, автоматически облизывая губы. Глаза оборотня сверкают алым в полумраке, и Скалли неожиданно затихает, прижимая уши и умильно задирая морду. Стайлз вздыхает, бросает на Хейла короткий взгляд и кивает в сторону лестницы. — Поднимешься наверх? Дерек кивает и тут же направляется в сторону лестницы так просто и уверенно, словно подобное для них в порядке вещей. Стайлз провожает широкую спину в кожаной куртке задумчивым взглядом и отмирает, оттаскивая собаку в комнату. Скалли не особенно возражает, когда он достает ей припасенное лакомство-косточку из зоомагазина и закрывает дверь. Где-то там наверху, возможно, даже прямо в спальне его ждет Дерек, и это вполне оправданно пугает Стайлза до мерзкой дрожи в коленях. Он совсем не уверен в том, что то, что они собираются сделать — это действительно такая уж хорошая идея. Сделав это, они мгновенно перешагнут за грань туманных намеков и неловких разговоров двух дикарей-одиночек, прячущихся в лесу. Стайлз боится заметить отвращение в чужом взгляде и еще больше боится, что в этом случае не сможет выйти из ситуации с достоинством. Тонкие ниточки симпатии, необъяснимо протянувшиеся между ними, пусть это и глупо, греют Стайлза изнутри. Он уже так долго один, что даже мысль о том, что он может кому-то нравиться таким, какой есть, обжигает изнутри идиотской надеждой. Стайлз уже давно не тот наивный дурачок, который верил в счастливые концы, поэтому он понимает, что все вполне может закончиться куда больнее, чем кажется на первый взгляд. И подняться сейчас наверх, войти в комнату — значит, ступить на дорогу к поражению, которое неизбежно. Неминуемо в их случае. Стайлз поднимается катастрофически медленно, но ступеньки все-таки заканчиваются, и он оказывается перед приглашающе приоткрытой дверью в собственную спальню. Сердце тяжело бухает в груди, тихо скрипят петли, и Стайлз набирает в грудь побольше воздуха, чтобы все-таки сказать то, что вертится на кончике языка: — Может быть, нам все-таки… Слова обрываются толчком в грудь. Дерек, как настоящий хищник, видимо, почувствовав угрозу заранее, вжимает его в стену и затыкает поцелуем. Языки влажно сталкиваются, и это так приятно, что Стайлз мгновенно теряет так и невысказанную мысль. Дерек прихватывает его нижнюю губу зубами и обхватывает лицо ладонями, заставляя смотреть себе в глаза. Стайлзу неуютно от того, что тот видит его шрамы так близко, наверняка ощущает их ладонью, но буквально заставляет себя не отводить взгляда. — Все будет хорошо. Стайлз не может заставить себя не думать «нет, вовсе не будет», но позволяет Дереку демонстративно медленно развернуть себя левой щекой. Уши тут же предательски загораются от стыда и злости на собственное смущение, а Дерек ласково прижимается к шрамам носом, щекотно вздыхает и прихватывает неровную кожу губами. Стайлз дергается от прикосновения так, словно его бьет током, но вырваться из хватки альфа-оборотня не так-то просто. Дерек целует его в щеку и ловко опускается на колени, впиваясь пальцами в бедра. Стайлзу, конечно, очень хочется побыть благородным, но мысли превращаются в облако сладкой сахарной ваты, и он надсадно стонет, ощущая горячее дыхание и давление ладони через мягкую ткань. Штаны легко сползают на бедра, резинка от боксеров оказывается под яйцами, и Стайлз застывает, когда уверенные пальцы обхватывают основание члена, а влажный горячий рот смыкается на чувствительной головке. Он зажмуривается до белых вспышек, сжимает ладони в кулаки, не в силах терпеть эту картинку, кажется, теперь выжженную на внутренней стороне его век. Склоненная темноволосая макушка, широкие плечи и Дерек, дрочащий себе через джинсы. Воздух вокруг наливается влажным жаром, и Стайлз тяжело дышит, срываясь на хрипы, когда вокруг его члена сжимается чужое узкое горло. Дерек выпускает его изо рта, и Стайлз пялится на блестящий от слюны и смазки рот. Удержаться невозможно, и он толкается бедрами вперед, прижимается покрасневшей головкой к этим нежным губам, умоляя продолжать начатое. Дерек ухмыляется, шумно вдыхает, прижимаясь носом к бедру, прикрывая глаза от удовольствия, и Стайлз ощущает это, словно удар под дых. Низ живота сводит судорогой, и он запускает пальцы в темные волосы, тянет за пряди на затылке, вынуждая Дерека вернуть внимание подрагивающему от нестерпимого возбуждения члену. Альфа оказывается неожиданно послушным, ластится к ладони, и Стайлз смелеет — перемещает руку на влажную от выступившего пота шею и толкается сильнее. Дерек забавно сопит носом, но уступает инициативу, смотрит горящими светлыми глазами и расслабляет рот, пропуская член до самого горла. Горячая дрожь волной поднимается от коленей к бедрам, обжигающим удовольствием охватывает позвоночник, и Стайлз несколько раз резко и жестко вталкивается между напрягшихся губ, чтобы тут же с облегченным выдохом кончить. Дерек, вопреки ожиданиям, даже не дергается, сглатывает и небрежно вытирает мокрый рот тыльной стороной руки. Сердце Стайлза все еще пытается выскочить из груди, отголоски оргазма все еще догорают ослепительными искрами в теле, но он смотрит, не отрываясь. Потому что Дерек сплевывает в ладонь и через несколько сильных движений спускает себе в кулак. Стайлз облизывает пересохшие губы и, поддавшись моменту, сползает по стене вниз. Сейчас его ресурсов определенно не хватает на какие-то слишком сложные задачи, поэтому он просто целует Дерека в солоноватые губы. Стайлз молчит, колется о щетину, прижимаясь губами к шее и вдыхая чужой, щекочущий ноздри запах. Стайлз наслаждается, но все равно думает о том, что закончиться для него все это может исключительно хреново. *** Дюкалион, конечно, выбирает самое любимое время, чтобы приехать. Стайлз уже сквозь сон улавливает знакомое ворчание мотора внизу и заливистый лай Скалли. Грохнув по двери кулаком, Дюк бесцеремонно вваливается в гостиную, и Стайлз слышит, как вскоре тот начинает греметь посудой на кухне. Со страдальческим стоном, приоткрыв один глаз, Стайлз косится в сторону окна, за которым едва рассвело. Однако Дюк на деле еще тот засранец, поэтому надеяться на то, что он просто свалит, не приходится. Стайлз заставляет себя сползти с кровати и натянуть толстовку прямо поверх тонкой пижамной футболки. Под одежду тут же проникает утренняя прохлада и ужасно хочется залезь обратно в еще теплую от его тела постель, но вместо этого он с мученическим вздохом начинает спускаться вниз. — Привет, не разбудил? Дюкалион ухмыляется, потягивая кофе из чашки, и Стайлз хмурится. — Ха. Ха. Очень смешно. Ты не можешь приезжать в какое-нибудь более гуманное время? — Могу, но так это доставляет мне гораздо больше удовольствия. Стайлз фыркает и берет свою кружку, которую охотник тоже не забыл наполнить. Насыщенный бодрящий аромат щекочет нос, и Стайлз блаженно обнимает кружку ладонями. В уютном молчании они выпивают по чашке, и Дюкалион уходит обратно к машине, что означает, он, скорее всего, привез что-то для Стайлза. Спустя пять минут несколько внушительных на вид капканов с тяжелым металлическим звоном приземляются прямо на кухонный стол. Стайлз только хладнокровно вздергивает бровь, изо всех сил сдерживая дебильный смешок. — Я бы на твоем месте расставил их рядом с домом, я покажу как. — Дюк, — Стайлз внимательно и серьезно смотрит на охотника, — не съезжай с катушек, хорошо? Это добро увезешь обратно — это раз, и два — я настоятельно советую тебе привыкать к Хейлу, потому что он остается здесь. — С какого это хрена? Дюкалион недовольно стискивает зубы, но Стайлз все-таки надеется на остатки его благоразумия. — Он собирается восстанавливать особняк, поэтому, будь добр, не лезь к нему. Дерек нормальный для оборотня. Дай ему шанс. — И он собирается притащить сюда всю свою стаю? — Слушай, в той стае всего две беты, один из которых все еще учится! Дюкалион все равно темнеет лицом и скрещивает руки на груди. И, господи боже, Стайлз узнает это упрямое выражение — вот только мини-войны ему не хватало. — Дитон, между прочим, рассказал мне о твоем внезапно открывшемся таланте. Что теперь собираешься бегать с волчатами? — Нет, я… Стайлз устало опускается на стул и тупо пялится на капканы перед собой. Вообще-то ему нравится эта странная недодружба с долбанутым охотником — ссориться не хочется совершенно, поэтому он дает еще один шанс попытке объясниться. — Мой, как ты выразился, «талант» пока практически неуправляем. Меня некому учить, а одному разбираться во всем этом довольно паршиво. И я думаю, Дерек не тот альфа, которому сейчас нужен в стаю Советник, а я вовсе не уверен, что собираюсь им становиться. Не делай из меня того, кем я никогда не буду. Я не на твоей стороне не потому, что вдруг решил сыграть за команду оборотней, а потому, что сейчас ты действительно неправ. Звенящая тишина, которая повисает после последнего сказанного слова, нарушается увесистым подзатыльником, который получает Стайлз. Дюкалион ухмыляется, вмиг теряя это свое жутковатое выражение лица. — Не хами мне, сынок. Я тебя услышал, с Хейлом поговорю, согласен? — Согласен. Стайлз показательно морщится и трет пострадавший затылок ладонью, чем вызывает у Дюка еще более широкую ухмылку. — Кстати, травки-то готовы? — Готовы-готовы. — Стайлз лезет на дальнюю полку и достает банку, завернутую в плотный слой темно-коричневой бумаги. — В этот раз попробовал кое-что новое, поэтому на свету не держать, в остальном — все как обычно. — Окей, спасибо. Дюкалион с интересом разглядывает самодельную обертку и хлопает Стайлза по плечу. — Ладно. Капканы оставляю тебе — мало ли что. Стайлз только демонстративно закатывает глаза и провожает Дюка до порога. Когда шум двигателя исчезает вдали, он с чистой совестью возвращается обратно в кровать и отрубается, накрывшись одеялом с головой. На этот раз ему снятся гладкая шерсть под пальцами, горячее дыхание на шее и мускулы, перекатывающиеся на широкой, влажной от пота спине. *** Мерный стук и постоянное переругивание рабочих на первом этаже раздражают даже Стайлза, поэтому он с трудом представляет себе, как оборотень с суперчувствительным слухом может мирно дремать в такой обстановке. Однако Дерек, уютно прижавшись щекой к подушке, кажется, занят именно этим. Стайлза никто не видит, поэтому он позволяет себе растянуть губы в не очень-то привлекательной улыбке. Спящий Дерек, как ни стыдно признаваться, выглядит довольно мило. Стайлз залипает на расслабленно приоткрытых губах, тонком розовом следе от смятой простыни на плече и, не удержавшись, проводит кончиками пальцев вдоль позвоночника. Дерек дергает плечом и ворчит, не размыкая глаз: — Я не сплю… Стайлз фыркает и начинает медленно тянуть одеяло на себя. Дерек ежится, покрывается мурашками и все-таки приоткрывает хищные зеленоватые глаза. Знакомая волна неловкости окатывает Стайлза изнутри. Дерек очень красивый, привлекательный, и собственное несовершенство рядом с ним пронзает острыми иглами. Каждый раз, когда они смотрят друг на друга, осознание того, что видит перед собой Дерек, разъедает Стайлза хуже соляной кислоты. Не выдержав, Стайлз протягивает руку и закрывает сонный взгляд ладонью. Дерек не сопротивляется, только моргает, щекоча кожу ресницами, словно у него под пальцами бьется живой мотылек. Стайлзу жаль, что сейчас всего лишь день, и в комнате светло, несмотря на новенькие плотно задернутые шторы. В тусклом полумраке вечера или в густой темноте ночи легче быть кем-то, кто действительно может нравиться, кого можно желать до дрожи в пальцах и прижавшегося к животу члена. Стайлзу хочется быть смелее, увереннее в себе, потому что Дерек, мать вашу, Хейл заслуживает кого-то, кто должен быть именно таким. И если бы все это было так просто. Даже обладая пресловутой искрой, собственное лицо не изменишь по щелчку пальцев, тем более, никогда не бывает достаточно просто создать иллюзию. Исправить внешнее всегда легче, чем починить что-то изнутри. Ничто не в силах избавить Стайлза от кошмаров, от потери отца и от въевшейся под кожу привычки сторониться зеркал. Даже исчезнувшее для всего мира уродство. Переместив ладонь на сильную шею, Стайлз надавливает, понукая Дерека уткнуться лицом в подушку, и тот не сопротивляется, расслабленно распластавшись на животе. Стайлз переступает коленями на мягко пружинящей под ним кровати и практически ложится на Дерека, тесно прижимаясь к горячей гладкой спине. Оборотень под ним едва заметно приподнимается, прижимаясь бедрами, и Стайлз довольно ухмыляется, оглаживая сильные бока. Трогать Дерека приятно настолько, что у него встает практически мгновенно. Это, словно гладить опасного дикого зверя, который в любой момент может откусить руку по локоть, но вместо этого почему-то послушно прогибается под ладонью. Стайлзу нравится это будоражащее чувство, ощущение скольжения над пропастью и темное возбуждение, растекающееся по венам вместе с кровью. Стайлз намеренно действует грубее, стискивает пальцы сильнее, зная, что метки пусть и исчезнут мгновенно, но заставят нервные окончания болезненно ныть. Сейчас эти желания не кажутся Стайлзу такими уж дикими, хотя согласие Дерека все еще приводит в своего рода трепет. Хейл, альфа, способный прибить его одним неосторожным взмахом руки с выпущенными когтями, позволяет ему опрокидывать себя на спину, и одна мысль об этом наполняет член Стайлза нестерпимым жаром. Облизнув пересохшие губы, он тянет мягкие спортивные штаны Дерека вниз, оставляя их болтаться где-то в районе коленей. Сдержаться трудно да и не особенно хочется, поэтому Стайлз звонко хлопает Дерека по бедру, оставляя на нем мгновенно исчезающий отпечаток ладони. Хейл дергается и на этот раз, кажется, абсолютно сбрасывает с себя расслабленное сонное состояние. Стайлз с удовольствием разглядывает перекатывающиеся под кожей мышцы и трется стоящим членом о восхитительную задницу. Тюбик со смазкой удачно нащупывается под подушкой, и Стайлз выдавливает прозрачный гель на пальцы. Конечно, хочется тут же засунуть их в Дерека, но вместо этого он спускает боксеры и размазывает смазку по собственному напряженному члену. Яйца тут же поджимаются от знакомых движений скользкой ладони, и Стайлз довольно вздыхает, замечая, как Дерек начинает требовательно коситься на него через плечо. Ох, конечно, этот альфа получит все, что захочет, и даже немного больше. Стайлз трет влажными пальцами тут же сжавшуюся дырку и наваливается на Дерека всем телом, властно надавливая ладонью на черноволосый затылок. Жесткие гладкие волосы приятно скользят между пальцами, и Стайлз прикрывает глаза от удовольствия. Помогая себе свободной рукой, он медленно начинает проталкиваться в тесное и горячее. Дерек под ним тут же напрягается, изгибается, приподнимая бедра повыше, и Стайлз проскальзывает в него до упора. Шипящий выдох вырывается из них практически синхронно. Дерек вцепляется пальцами в подушку, Стайлз стискивает его задницу, удерживая на месте, и начинает двигаться. Сладкие спазмы внизу живота сливаются в одно тлеющее ощущение дикого кайфа. Стайлз трахает Дерека так, что спинка кровати мерно бьется о стену, и это добавляет его удовольствию какой-то особенный темный оттенок. Стайлз представляет, как эти звуки эхом разносятся по первому этажу, как молча переглядываются между собой рабочие, когда глухое томное рычание оборотня обрывается протяжным стоном. Стайлз прижимается носом к чужим напряженным лопаткам и вылизывает взмокшую ямочку между ними. Пряный вкус соли на языке, тяжелый запах пота, мускуса и секса становятся последней каплей. Стайлз протискивает руку под животом Дерека, ловит ладонью мокрый отяжелевший член и трет подушечками чувствительную уздечку. Хейл дергается, сжимает его, словно тисками, и в ладонь тут же брызжет горячим. Стайлз растирает чужую сперму по напряженному прессу, продолжая частые короткие толчки внутрь все еще содрогающегося тела. Кончить Дереку на спину — это какое-то особенное удовольствие, которое будит в нем типичные мужские инстинкты. Задыхаясь от оргазма, Стайлз проезжается все еще твердым членом по призывно приоткрытой скользкой дырке и обессиленно валится на постель. Какое-то время они сыто валяются рядом, наслаждаясь исходящих от них обоих жаром. Стайлз позволяет блаженной звенящей пустоте поселиться в мыслях, по крайней мере, до тех пор, пока Дерек не решает свалить в новую душевую кабинку, ласково потрепав его по плечу напоследок. За стенкой начинает шуметь вода, и Стайлз переворачивается на бок, вытирая липкую ладонь о простынь. По телу растекается приятное сладкое утомление, хочется уткнуться носом в насквозь пропахшее ими белье и отключиться на пару часов, чтобы, очнувшись, потрахаться снова. Вместо этого Стайлз подтягивает боксеры и надевает джинсы, забытые на полу. Толстовка находится висящей на спинке кресла, и он устраивается в нем поудобнее, небрежно накинув ее на голые плечи. Дерек плещется не так уж долго, поэтому очень скоро Стайлз отрывает взгляд от еще толком не перекрашенной стены и переводит его на мокрого оборотня. Хейл, ничуть не стесняясь, отбрасывает влажное полотенце в сторону и голым разваливается на постели. У Стайлза даже начинают зудеть подушечки пальцев от сильнейшего желания подойти и накинуть на того хотя бы край измятой простыни. Обнаженный Дерек возвращает его к примитивным желаниям кинуться, нагнуть и прижаться носом к затылку. В такие моменты Стайлзу начинает казаться, что звериного в нем гораздо больше, чем в Хейле, или, может быть, это просто передается половым путем. — Собираешься уходить? Голос Дерека после секса звучит гораздо мягче, и Стайлз рассеянно кивает головой, прислушиваясь к чувственным рокочущим ноткам. — Ага, пора. Дерек садится на постели, все-таки оборачивая простыню вокруг бедер. — Тебя проводить? Стайлз насмешливо приподнимает бровь — можно подумать, в этом медленно восстанавливаемом доме можно заблудиться. — Не надо, лучше ответь мне на один вопрос. — Задавай. Дерек смотрит на него неожиданно пристально, словно ожидает от вопроса чего-то крайне неприятного. Стайлз крутит про себя слова и так, и сяк и не находит в них ничего опасного. — Я стану Советником твоей стаи? На одно мгновение в глазах Дерека мелькает какое-то неясное выражение, но исчезает так быстро, что Стайлз начинает думать, что ему показалось. — Не обязательно. Почему ты спрашиваешь только сейчас? Стайлз неловко пожимает плечами. — Я прочел достаточно, чтобы быть уверенным. Советник остается рядом с альфой, которого встретил первым, разве не так? Странное чувство заставляет голос Стайлза звучать неуверенно. С одной стороны, он ощущает облегчение от того, что он ничего не должен, с другой — ему неожиданно обидно, что Хейл, кажется, даже не рассматривал подобный вариант. — Нет. Хреновые были бы из них советники, если бы они не были расположены к стае, с которой оставались. Это только твой выбор, Стайлз. — Окей, я понял. Стайлз отводит взгляд в сторону и чувствует себя довольно глупо. Уверенность в том, что он уже негласно является частью стаи Дерека, исчезает поразительно быстро и заменяется неприятным сомнением. Стайлз сваливает из особняка так быстро, словно земля горит у него под ногами, оставляя альфу недоуменно хмуриться в одиночестве. *** Несколько раз сверив схему на полу с фотографиями на экране, Стайлз вроде бы успокаивается и садится в центр искусно начерченной пентаграммы. Рисует он ее уже далеко не в первый раз, однако пока заставляет себя не лениться и повторять каждый раз заново, чтобы отработать движения до автоматизма. Парочка зажженных свечей, спокойное дыхание, и Стайлз поджигает спирт в стоящей перед ним стеклянной пиале. Стараясь не обжечься, он растирает над пламенем сухие листики омелы и пару веточек розмарина. Несколько капель эфирного масла полыни на внутренние стороны запястий и на виски. Прежде, чем взглянуть в тускло мерцающую поверхность зеркала, Стайлз несколько раз вдыхает поглубже запах сожженных трав. Сегодня полнолуние, рябиновый контур вокруг дома замкнут, и это значит, что его вряд ли побеспокоят или отвлекут не в самый подходящий момент. Стайлз расслабляется, позволяет навязчивым мыслям исчезнуть в пламени свечей и обращается к тому, что делает его особенным. Не одна неделя ушла на то, чтобы научиться чувствовать в себе эту искру. Уловить волшебное течение внутри, ощутить, как оно тянет силы из прилегающего к дому леса. Все имеет значение — увядающая трава на заднем дворе, гниющие, питающие землю листья и даже вечно зеленая молоденькая сосна, пустившая корни у самого крыльца. Стайлз растворяется в окружающих его потоках, позволяет им проходить сквозь грудную клетку, сочиться между ребрами и обвивать тоненькими зелеными жгутами сердце. Он сам — всего лишь часть окружающих его сил. Стайлз не замечает, но на доли секунды его радужка выцветает с теплого медового до пугающе белого, и зрачок сужается до булавочной головки. Зато, он наконец решается взглянуть в зеркало, его сердце наполняется пьянящим удовлетворением. Собственное отражение кажется непривычным, и Стайлз проводит по абсолютно гладкой щеке ладонью. Кожа под пальцами мягкая, с редкими пробившимися волосками щетины. Стайлз смотрит на себя и не может поверить, что у него все-таки получилось. Конечно, ему еще потребуется время и тренировки для того, чтобы научиться контролировать иллюзию без усилий, однако уже сейчас ясно, что он на верном пути. По сравнению с десятками предыдущих попыток результат сегодняшней действительно близок к идеалу. Он видит себя таким, каким мог бы стать, не загорись точно факел. Его отражение — это обычный, нормальный парень, на котором никто особенно не задержит взгляд. Не так уж часто в детстве Стайлзу хотелось слиться с толпой, стать незаметным, словно человек-невидимка. Стайлз очень четко помнит свое прежнее желание оказаться в центре внимания, стать эпицентром, притягивающим, словно магнит. Теперь он ощущает каждый пристальный взгляд, словно мерзкую личинку, ползущую по коже, и безумно рад, что может вернуть себе то, что раньше так сильно раздражало. Стайлз получает шанс стать никем. Затеряться в сотнях до боли похожих первокурсников. Спрятать тяжелый взгляд за очками или козырьком кепки и быть всего лишь не запоминающимся смазанным пятном из толпы. Стайлз может исчезнуть и все, что о нем вспомнят, это, кажется, несколько милых родинок на щеке. Где-то вдалеке раздается надсадный волчий вой, пробирающий до костей, но Стайлз даже не вздрагивает, продолжая легко удерживать концентрацию. Сквозь кожу не начинают проступать шрамы, как в последний раз, и Стайлз позволяет себе улыбнуться собственному отражению. *** Вообще-то Стайлз думает, что Дюк заедет к нему снова после того, как соберется поговорить с Дереком. Однако разговор уже успевает состояться, охотник с альфой заключают своего рода перемирие, а с визитом Дюкалион вовсе не торопится. Дерек в свою очередь отмалчивается с каменным лицом, буркнув лишь, что они договорились. Стайлза же крайне интересуют подробности, тем более, если учесть его внезапно возникшие планы на будущее. И раз уж у него все равно появляется надобность съездить в город, почему бы не заехать и к Дюкалиону, так же не утруждающему себя заранее сообщать о визитах. Хмуро постояв перед витриной секс-шопа, раздумывая между смазкой с анестетиком и обычной, Стайлз уверенно делает выбор в пользу первой. Хотя… Если уж быть абсолютно честным, у Дерека не сильно и больше, чем у него самого. Однако Стайлз всегда считал, что ему-то как раз вполне обоснованно есть чем гордиться. В отличие от Скотта он никогда не боялся, что его засмеют в душе или раздевалке, поэтому решает подстраховаться. Затем он направляется в местную забегаловку с лучшими бургерами в округе и берет два двойных с собой, добавив к ним золотистые палочки картошки и картонные стаканчики с кофе. Теплый пакет наполняет салон такими аппетитными запахами, что Стайлз шумно сглатывает всю дорогу до дома Дюкалиона. Охотник живет в очаровательном, хоть и несколько удаленном, домике со светлыми голубыми ставнями, и это отчего-то заставляет Стайлза довольно глупо улыбаться. Ровный газон и белые занавески позволяют думать, что здесь вполне может проживать одинокая леди за тридцать или, быть может, какая-нибудь премиленькая старушка. Дюкалион, конечно, на леди не тянет, но его странная тяга к уюту и эстетике производит довольно занятное впечатление. Прижимая хрустящий пакет к боку, Стайлз уверенно стучит в дверь. Наступившая затем идеальная, практически звенящая тишина нарушается шорохом, а потом и тихим «какого еще дьявола принесло». Дверь приоткрывается, и Стайлз криво ухмыляется, преувеличенно радостно сообщая: — Сюрприз! — Стилински? — Дверь распахивается во всю ширь, и сменивший недовольное выражение лица Дюк отступает в коридор. — Заходи, раз уж пришел не с пустыми руками. Стайлз победно встряхивает пакетом и вваливается в дом, следуя за Дюкалионом на крытую веранду. Стайлз был здесь всего лишь несколько раз, но уже успел проникнуться очарованием подвешенного к потолку гамака, холодильника с пивом и окон от пола до потолка. Довольно нагло устроившись в мягко покачивающемся гамаке с картошкой и стаканчиком кофе, Стайлз решает поддаться и соблазниться фаст-фудом. Какое-то время они посвящают простому насыщению в уютной тишине. Время вопросов приходит сразу после того, как во рту исчезает последняя хрустящая палочка картошки, а в животе ощущается приятная тяжесть. Стайлз устраивается поудобнее, подпихнув себе под спину подушечку, и отталкивается от пола, качнув гамак чуть сильнее. — Слышал, вы поболтали с Дереком? Дюкалион ухмыляется, очевидно, заметив любопытство Стайлза. — Вроде того. И он тебе нравится, мальчик. Стайлз, конечно, не собирается смущаться, поэтому переключается на другую шаткую тему, сделав вид, что ничего не услышал. — Ты использовал дробовик. Или капкан? Колись, мне интересно, как вы оба остались целыми и невредимыми. — Дробовик. Дюк хищно улыбается, а Стайлз хмурится, потому что представлять продырявленного Хейла вовсе невесело. — Но без аконита. Это была просто проверка, и он справился. Мы поделили песочницу, так что завязывай изображать заботливую нянечку. — Окей, понял. — Стайлз показательно закатывает глаза, демонстрируя таким образом, что сравнение с «нянечкой» его ничуть не задело — тоже мне детский, блядь, сад. — Ты трясешься за него. — На этот раз Дюкалион смотрит крайне пристально, и игнорировать уже второй выпад подряд невозможно, поэтому Стайлз отвечает таким же прямым взглядом. — Но при этом ты все равно собираешься свалить. Почему? — Кто тебя надоумил? Дитон? Дюкалион, кажется, намеревается возразить, но сжимает губы, заметив холод в карих глазах. Стайлз уверен, что сам бы охотник никогда не сделал подобный вывод. Дюкалион знает Стайлза только после смерти отца, а догадаться мог лишь тот, кто знал его и до. Еще больше его неожиданно выводит из себя то, что в голосе Дюка слышится явная нотка осуждения. — Может, и он. И это правда? Ты действительно уедешь в академию или колледж? Разговор принимает действительно неприятный оборот, но от попытки просто встать и уйти Стайлза удерживает совесть. Он не собирался говорить об этом сейчас, правда, и тянуть дальше теперь тоже не имеет смысла. В конце концов, ему не нужно чужое одобрение для того, чтобы поступить так, как он считает нужным. Это его жизнь. Ему и решать. — Я думаю, да. Если все сложится удачно, то не пройдет и месяца. Дюкалион никак внешне не проявляет удивление, но Стайлз все равно замечает тень, мелькнувшую в его глазах. Охотник определенно не в восторге от его слов, более того, он выглядит разочарованным или раздосадованным — Стайлз не может разобрать. — Ты уверен? — Да. Стайлз подтверждает ответ коротким кивком и тяжело выбирается из гамака. Закончить этот разговор ему хочется как можно быстрее. Тем более, к этому желанию прибавляется еще и довольно острая потребность уйти и побыть в одиночестве. — Зачем ты тогда вообще связался с этим волчонком? — Я не связывался. Это просто… О, да забудь, Дюк. Стайлз обрывает сам себя, чувствуя, что его речь странным образом начинает напоминать оправдания. Плевать. Ему не в чем оправдываться. И, нет, он не считает, что его стремительный уход напоминает бегство. Всю обратную дорогу его преследует странное ощущение — давление на ребра, словно кто-то сжимает его грудь стальными тисками. Стайлз не хочет об этом думать, не хочет признавать, что это чувство похоже на неудержимое скольжение к обрыву. Как будто он совершает ошибку, но упрямо закрывает глаза, отказываясь видеть. Стайлз уверен в себе. По крайней мере, так он сказал, а значит, это должно быть правдой. *** Леса все еще стоят рядом с активно достраиваемой частью дома, хотя сегодня рабочих не видно. Особняк погружен в ставшую непривычной за последние пару месяцев тишину, однако на что-то такое Стайлз и рассчитывает, приходя сюда в воскресенье. Чтобы все вышло как надо, ему необходимо остаться с Дереком наедине. Этот дурацкий дом, лес и только они вдвоем. Стайлз действительно хочет, чтобы для них обоих это стало приятным воспоминанием, опытом, который хочется переживать снова и снова. Стайлзу это необходимо. И он вовсе не хочет задумываться почему. Разве недостаточно того, что Дерек подходит ему в этом смысле? Всего лишь удачный вариант, не более того. И даже если со стороны это похоже на прощальный подарок, Стайлз не уверен, кого он все-таки собирается одарить — себя или Хейла. Входная дверь, естественно, оказывается незапертой, и он немного удивляется тому, что Дерек не встречает его внизу. Обычно оборотень слышит или чует его приближение заранее, но в этот раз дом погружен в абсолютную тишину. Легко взбежав по ступенькам наверх, Стайлз мельком оглядывает пустую спальню и немного разочарованный спускается обратно на первый этаж. Он даже успевает практически смириться с тем, что, видимо, не судьба, но сталкивается с разгоряченным Дереком в дверях. От Хейла пышет жаром, шумное дыхание опаляет щеку, а тонкая майка темнеет от пота и влажно липнет к телу. — Привет, я бегал, но услышал тебя и решил вернуться. Стайлз глубоко вдыхает тяжелый, типично мужской запах и выдыхает: — Это хорошо. Кончики пальцев тут же начинают зудеть от желания прикоснуться, но он ограничивается тем, что на мгновение прижимается к Дереку и легко касается губами соленой на вкус шеи. Дерек сейчас напоминает Стайлзу море, к которому его маленьким возили папа и мама, — он такой же солью оседает на языке. Этого хватает, чтобы тот заметно расслабился, а из глаз ушло настороженное выражение. На самом деле это задевает Стайлза каждый раз — то, как Дерек смотрит на него. В его светлых глазах таится настороженность бродячей собаки, уже смирившейся с жизнью на улице и всегда ждущей подвоха. Самое неприятное заключается в том, что он знает, чужая настороженность оправданна, ведь именно это он и собирается сделать — подвести Дерека. — Я схожу в душ, подождешь? Стайлз коротко кивает и отступает в сторону, давая Дереку пройти к лестнице. Вообще-то он хотел ошарашить Дерека с порога, но дурацкие мысли совершенно сбивают подходящий настрой. — Ага, сделаю кофе или еще что-нибудь. Наверху включается вода, и Стайлз расслабляется, подходит к не распакованному до конца зеркалу, прислоненному к стене, и сосредотачивается. Шрамы исчезают практически без усилий — Стайлз уверен еще немного, и ему не придется даже задумываться об этом. Удерживать иллюзию будет так же просто и естественно, как дышать или ходить. Конечно, Стайлз вовсе не собирается варить кофе и сразу поднимается наверх. Дерек еще плещется в душе, и Стайлз задумывается о том, прислушивается ли тот к происходящему в комнате. Он сдергивает покрывало с кровати и скидывает кеды, отпихивая их в угол. Начать наедине с собой — возможно, одна из лучших его идей. Стайлз спокойно, методично раздевается, вешая одежду на спинку стула. С удовольствием разваливается на еще прохладной постели, ухватившись ладонями за изголовье. Он позволяет себе расслабиться, раскинуться на чистом белье, едва заметно пахнущем порошком и Дереком. Отпустив себя, он старается проникнуться моментом — ощущать себя только здесь и сейчас, не давая воли обычным выматывающим мыслям. Все, что может случиться — произойдет когда-то потом, поэтому в данный момент не имеет значения. Не должно иметь. Стайлз, как и любой продвинутый по части мастурбации парень, прекрасно знает свое тело. Он лениво поглаживает низ живота, дразняще сжимает член сквозь хлопок трусов и спускает резинку под яйца. Ткань давит на чувствительное местечко, и привставший член знакомо скользит в ладонь. Стайлз закрывает глаза и сладко вздыхает, потирая подушечками пальцев напрягшуюся головку. Если Дерек и слышит подозрительное шевеление за шумом воды, то стоически игнорирует, и его подозрительная выдержка тоже играет Стайлзу на руку. В комнате становится жарко, жар наполняет его изнутри, закипая в крови щекочущими пузырьками, и Стайлз скидывает боксеры куда-то на пол. Предусмотрительно вытащенная из штанов смазка холодит пальцы, и Стайлз ерзает, устраиваясь удобнее и немного прогибаясь в пояснице. Собственные пальцы в заднице для него, конечно, не в новинку, но присутствие Дерека за тонкой стенкой и осознание того, что на этом все не закончится, приятно подогревает привычные ощущения. Стайлз ласкает себя, стараясь не увлекаться, и удерживается на тонкой грани между приятной расслабленностью и острым возбуждением. Он погружается в собственные ощущения настолько, что не замечает, как в душе перестает литься вода, и вздрагивает, когда дверь в ванную открывается. Дерек нелепо застывает на пороге, придерживая руками полотенце, и Стайлз буквально заставляет себя не шевелиться, хотя стыд и смущение окатывают изнутри обжигающей волной. Глаза оборотня на мгновение вспыхивают алым, и Стайлзу, кажется, что в этом гораздо больше растерянности, чем во всей его застывшей фигуре. — Дерек… — Стайлз тяжело сглатывает пересохшим горлом. Хейл движется так стремительно, что Стайлз даже не успевает дернуться, как тот оказывается у постели. Дерек склоняется над ним, смотрит в глаза, скользит взглядом по лицу и прижимает ладонь к ставшей гладкой, бархатно-нежной щеке. Стайлз ожидает чего-то в духе «ты красивый», он даже желает услышать нечто подобное, поэтому слова Дерека оказываются, словно удар по лицу: — Прекрати это, Стайлз. Верни все назад. Стайлз растерянно моргает и не может поверить, не может сосредоточиться, чтобы сбросить прилипшую к коже иллюзию. Ему нужно подумать, но дыхание Дерека касается его лица, а слова безжалостно сбивают с толку. Он не понимает. Правда. Их отношения, точнее, взаимодействие в постели казалось ему крайне логичным. Занятые позиции никогда не обсуждались вслух, потому что, ну, о чем тут говорить, разве нет? Но теперь Стайлз начинает сомневаться, что его мнение на этот счет имеет отношение к реальности. Для того, чтобы позволить кому-то трахнуть себя, вовсе не обязательно испытывать безумное влечение. Можно уткнуться лицом в подушку и наслаждаться действием, поэтому Стайлз никогда даже не намекал Дереку на возможную смену ролей. Во-первых, трахать Дерека — это буквально едва ли не лучшая вещь в его жизни. Во-вторых, он никогда не забывал, как выглядит. Стайлз не справился бы даже с мимолетно промелькнувшим на лице Дерека отвращением или сомнением. Он бы не смог сделать вид, что ничего не случилось. Он всего лишь хотел предотвратить катастрофу, но каким-то образом спровоцировал другую. — Стайлз, пожалуйста. Дерек, смотрящий на него, вовсе не выглядит счастливым или восхищенным. Если честно, он выглядит дерьмово. Так, будто Стайлз действительно умудрился его обидеть. Зацепить за нежное беззащитное брюхо и не заметить. Стайлз подчиняется, потому что понятия не имеет, что еще ему делать. Новая кожа сползает с него, словно невидимая змеиная шкурка, и уже спустя несколько секунд под ладонью Дерека снова оказываются старые шрамы. Стайлз прикрывает глаза, кривясь от нестерпимого стыда, который жжет гораздо сильнее, чем тот, который он ощущал пару минут назад, лежа перед Дереком обнаженным и с раздвинутыми ногами. Такой стыд заставляет его чувствовать себя открытым и уязвимым в совершенно ином смысле. И это мало похоже на приятное сексуальное переживание. Теплая широкая ладонь ложится на бедро, вынуждая Стайлза вынырнуть из личной бездны. Дерек улыбается. Улыбается, черт побери, и обнаглевшие пальцы скользят по коже, по нагревшейся смазке, лаская приоткрывшееся отверстие. — Скажи, что ты этого хочешь. — Дерек почти прижимается губами к уху, и его голос продирает Стайлза до кончиков пальцев. — Скажи. Рука перемещается на член, и Стайлз на мгновение задыхается от сладкой судороги внизу живота. Это безумие, но чужие слова ложатся на кожу раскаленным тавром, и Стайлз на самом деле не может сказать «нет». Не сейчас. — Да. — Он подается навстречу прикосновениям, тянет на себя дурацкое влажное полотенце, скользнув ладонью к чужому отяжелевшему члену. — Я хочу. Дерек не отвечает, но наваливается на Стайлза сверху. Вплавляется в него, прижимаясь голой кожей к коже. Стайлз впивается пальцами в напряженные лопатки, в гладкую мускулистую спину и бесконечно длинно стонет, обдирая горло до хрипа. И больше не думает ни о чем. *** В реальности все оказывается гораздо хуже, чем он себе представлял. Тело все еще приятно ноет, томится после отличного секса, и Стайлзу хочется обвиться вокруг Дерека и поспать. Ему хочется немножко передохнуть и затеять второй раунд, на этот раз распяв Хейла на постели. Но все это будет лишним. Стайлз уже сделал то, за чем пришел. Может быть, все прошло совсем не так, как он думал, но это случилось. Стайлз готов признать, что новый опыт оказывается другим. Совершенно не тем, чем должен был стать для него. Стайлз хотел сделать им обоим подарок на прощание, но все это выглядит так, словно он швыряет Дереку кость вместо… Вместо чего? У Стайлза на самом деле даже нет ответа на этот вопрос. Пока они трахаются, все действительно прекрасно, но стоит им кончить, как он чувствует это всем телом. Дерек ничего не говорит, не смотрит как-то по-особенному, но он знает. И Стайлз видит, что он знает. Но они оба продолжают молчать и делать вид, что этого молчания нет. Тишина звенит эхом непроизнесенных слов, и Стайлз не чувствует в себе силы их произнести. Может быть, об этом вовсе нечего разговаривать да и не о чем. Стайлзу трусливо хочется бежать. Исчезнуть из этой разворошенной постели, пропахшей их спермой, смазкой и потом. Испариться из комнаты, в которой воздух отяжелел от запаха секса и взаимного, до омерзения вежливого молчания. Просто два показательных джентльмена, блять. Ни один не готов ткнуть другого носом в собственное дерьмо. Он подцепляет кончик простыни, сосредоточенно вытирает собственный живот и скользкие следы на бедрах. Дерек даже не меняет позы — лежит, задумчиво разглядывая потолок, и, кажется, просто дожидается развязки. Стайлз чувствует себя настоящим придурком, пока собирает свои вещи и ужасно медленно надевает каждую по очереди. Собирает, словно броню, без которой нет возможности поставить точку. Дерек остается обнаженным и равнодушным, будто прислушивается к мелодии, ноты которой известны ему до одной. Последним Стайлз натягивает на голову капюшон мягкой худи, пряча лицо, и неловко замирает на месте. Наверное, нужно что-то сказать, но язык, словно бесполезная наждачка, прилипает к небу. Дерек даже не смотрит в его сторону. Внутренности сжимаются, и Стайлз нервно сглатывает, разворачиваясь к двери. Слова догоняют его уже на пороге, будто плевок в спину: — Прощай, Стайлз. Это его последняя возможность ответить, но Стайлз больно прикусывает язык и бегом спускается по лестнице вниз. Никто, конечно, не пытается его остановить. Не нагоняет его по дороге через лес, как бы медленно он ни плелся. Дом встречает его возмущенным и радостным воем Скалли. Стайлз выдавливает из себя улыбку, потрепав собаку по золотистой холке. Собранные заранее чемодан и несколько сумок теснятся у постели, прижавшись друг к другу круглыми, набитыми до отказа боками. Стайлз смотрит на вещи и ощущает во рту привкус соли и железа. Кажется, он все-таки умудрился прокусить язык до крови. *** Небо радует легкой облачностью, солнце не слепит, и дорога гладкой серой лентой стелется под колеса его джипа. Диджей на радио одну за другой ставит любимые песни, и Скалли довольно забавно пытается высунуть нос в приоткрытое окно. Стайлза не веселят даже смешно развевающиеся на ветру уши и возбужденно мечущийся из стороны в сторону хвост. Он любит движение. Ехать куда-то на верном Си Джей — это прекрасно. Чувствовать дорогу под колесами и представлять, что на самом деле она может вывести куда угодно. И на этот раз все должно ощущаться еще ярче, потому что в конце пути его ждет незнакомый большой город, с которым им только предстоит познакомиться. Но в отличие от собственной собаки Стайлз совершенно не ощущает приятного возбуждения. Он старается улыбаться своему новому, вполне симпатичному отражению, но уже через пару напряженных минут уголки губ опускаются в привычное положение. Впервые за долгое время он делает, что хочет, он рвется навстречу свободе, но при этом не чувствует себя счастливым. Легкие не сжимаются от предвкушения, а в животе вовсе не порхают бабочки. С каждым километром он уезжает все дальше от Бикон Хиллс, от города, в котором, если честно, с ним почти никогда не случалось ничего хорошего. Но, кажется, это злосчастное «почти» становится тем самым камушком в ботинке, который так невыносимо раздражает при ходьбе и не позволяет бежать. Стайлз думает об этом, бессмысленно таращится на дорогу и упрямо продолжает давить на газ. Он останавливается только через запланированные пять часов у какой-то невзрачной придорожной забегаловки. Скалли выскакивает из машины, словно пробка из бутылки, и тут же с интересом прилипает носом ко всем доступным столбам, столбикам, кустам и деревьям. Стайлз дает собаке как следует размяться да и сам не отказывается от легкой пробежки вдоль обочины. Ранний завтрак напоминает о себе тоскливым урчанием в животе, и Стайлз скептически смотрит на кафе под названием «У Джонни». Честное слово, владельцы подобных заведений уже должны были придумать что-то получше. Впрочем, выбирать Стайлзу особенно не из чего, так что он привязывает Скалли недалеко от входа в забегаловку. Запирать ее в джипе как-то слишком жестоко и чревато последствиями, поэтому лучше дать Скалли возможность размять лапы напоследок. Колокольчик над дверью пронзительно звенит, когда Стайлз заходит внутрь. Сонная девушка за стойкой вскидывает голову, и он вздрагивает от неожиданности, потому что та мгновенно меняет выражение лица и расплывается в улыбке. — Добро пожаловать! Присаживайтесь, я принесу вам меню. Стайлз выбирает столик у окна и в растерянности смотрит на собственные ладони. Улыбка девушки ничуть не напоминает искусственную вежливость, скорее, она похожа на откровенный флирт. Может, он давно не видел ничего подобного в свой адрес, но все еще помнит, как это работает. Легкие шаги за спиной, и официантка кладет перед ним меню, прислонившись к столику бедром. Стайлз останавливается взглядом где-то в районе очень даже милых ножек, обтянутых потертыми джинсами, не решаясь посмотреть выше. Он начинает листать липнущие к пальцам страницы, бессмысленно разглядывая картинки. — У Джонни сегодня вышли отличные блинчики. Самое то перед дальней дорогой. Стайлз рассеянно захлопывает меню и заставляет себя улыбнуться. — Тогда давайте королевскую порцию блинчиков и обычный чай, если есть. Официантка становится действительно очаровательной, когда демонстрирует ямочки на щеках, и Стайлз замечает светлые медовые веснушки у нее на носу. — Пять минут. Девушка скрывается за дверью подсобки, и Стайлз тупо пялится на скатерть в типичную красно-белую клетку. Именно этого он хотел добиться, скрывая шрамы, но теперь совершенно неожиданно понятия не имеет, что ему делать с реакцией, к которой он не привык. Ему хочется натянуть капюшон на голову, спрятаться от чужих взглядов, но у него нет на это ни единой причины. Стайлз зависает, рассматривая свое желание, словно мерзкое насекомое, и включается, только ощутив аппетитный запах блинчиков и кленового сиропа у себя под носом. Официантка уже оказывается у другого столика, обслуживая внезапно появившегося там дальнобойщика. Стайлз встряхивается и принимается за еду. Блинчики действительно оказываются отличными, сироп в меру сладким, а чай достаточно крепким. Стайлз с удовольствием сметает все подчистую и вместе с последним съеденным кусочком, принимает неожиданно простое решение. Он ничего не говорит на прощание, но оставляет на столе чаевые, равные сумме заказа. Может быть, все дело в волшебном кленовом сиропе или улыбке, предназначавшейся только ему. Стайлз не знает причины, но ни секунды не жалеет, что зашел сюда. Скалли встречает его возбужденно мечущимся хвостом, и он ласково треплет собаку за ушами, отвязывая поводок. Прежде, чем сесть обратно за руль, он дает Скалли как следует напиться и балует свою девочку сахарной косточкой. Они устраиваются на передних сиденьях. Джип заводится с первой попытки, мягко тарахтя стареньким мотором, и Стайлз расплывается в дебильной улыбке. Смеется, словно сумасшедший, и Скалли вторит ему тихим поскуливанием. — Да, моя славная. Мы возвращаемся домой. Скалли согласно гавкает в ответ, и Стайлз резко разворачивает Си Джей в обратную сторону. Впереди у них еще пять часов дороги назад. И Стайлз верит, нет — точно знает, что это еще не «слишком поздно». *** Они оказываются в Бикон Хиллс, когда на город опускается уже совсем поздний вечер. Стайлз не тратит время на то, чтобы разобрать багажник — только запускает Скалли в дом. Собака счастливо устраивается на диване, всем своим видом демонстрируя, что не собирается покидать его ближайшие несколько часов. Стайлз начинает думать, что поторопился, когда на середине пути к особняку Хейлов ему приходится подсвечивать себе телефоном, чтобы не сломать ноги в какой-нибудь яме. Чертыхаясь, он задается очень своевременными вопросами о том, почему не взял с собой фонарик или не запомнил хоть одно гребаное заклинание, дающее свет. Он ожидает тишины и, может быть, одинокого горящего окна на втором этаже, поэтому неловко замирает на опушке, услышав ровный рокот мотора. На крыльце горит лампа, и Камаро, выгнанная из гаража, поблескивает темными хищными боками. Стайлз делает шаг вперед и буквально впечатывается в появившегося из ниоткуда Дерека. Стайлз непроизвольно отшатывается, схватившись за мягкий рукав кожаной куртки, и Хейл спешно подхватывает его под локоть. Вопрос вырывается раньше, чем Стайлз успевает подумать: — Ты куда-то уезжаешь? Дерек смотрит на него крайне внимательно и, выдержав паузу, непривычно медленно отвечает: — Уже нет. Стайлз понятливо кивает и прикусывает язык, потому что неожиданно понимает, что Дерек может быть вообще не в курсе его неслучившегося отъезда. То есть, конечно, ему кажется, что тот знает, но выставлять себя идиотом, если — нет, все-таки не хочется. Поэтому Стайлз тупо молчит, судорожно пытаясь придумать какой-нибудь изящный выход из ситуации. Дерек тяжело вздыхает и как-то весь выпрямляется, расправляет плечи, очевидно, решив взять все в свои руки. — Стайлз, — он весь напрягается, потому что разговор, который начинают подобным образом вовсе не обещает быть приятным, — мы оба налажали. Стайлз даже открывает рот, чтобы возразить, но тут же захлопывает его обратно, потому что произнесенное настораживает. Он догадывается, в чем налажал сам, но вот где провалился Хейл — интересно. — Мы оба решили притвориться теми, кем не являемся на самом деле. Я сделал вид, что могу тебя отпустить, но это не так. — Дерек крепко обхватывает его запястье. — Я не могу. Я хочу держать тебя так сильно, что мне становится жутко от этого. Но это правда. Дерек смотрит на него и кладет свободную ладонь на затылок, притягивая ближе, сжимая пальцы на коротком ежике волос. У Стайлза от этого прикосновения мурашки стекают вдоль позвоночника, и в животе появляется странное щекочущее ощущение. — Мне не нужно, чтобы ты думал, что я лучше, чем есть. Я не хочу, чтобы ты сам становился лучше. Ты нужен мне таким, каким был. Настоящим. Ты слышишь меня? Стайлз облизывает пересохшие губы и, пожалуй, действительно слышит. Дело не в шрамах, а в том, кто он есть на самом деле. Ему нравится жить в чертовом лесу, и никакая внешность этого не изменит. Как ничто, кроме смерти, не изменит волчью сущность Дерека. Они такие. Точка. И если они не могут быть настоящими друг для друга, то зачем вообще все это нужно. Сбросить маску легко — стоит только на мгновение расслабиться и потерять концентрацию. Дерек мягко улыбается, очерчивая подушечкой пальца тут же скорбно опустившийся уголок губ. И Стайлз сдается. Спокойствие и отстраненность утекают из него так же быстро, как вода из разбитой бутылки. Напряжение последних дней сжимается вокруг горла шипастой удавкой. Стайлз вздыхает и резко подается вперед, вжимаясь лицом Дереку в шею, сгребая кожаную куртку в кулак у того на спине. Дерек теплый, почти горячий, немножко колючий и пахнет домом. Стайлз прижимается к нему до боли и чувствует легкое дыхание у собственного виска. — Ты станешь Советником моей стаи. И впервые за долгое время Стайлз чувствует себя правильно. Так, словно наконец нашел свое место.