Запасной

      Антон готов поклясться, что все это просто ужасная и совершенно несмешная шутка. Он просто поверить не может, что все это действительно происходит. Что он действительно снова оказался у Арса, снова наделал глупостей и снова лежит в его постели, проклиная себя, это утро и всю гребаную жизнь. И если в прошлые разы все и правда можно было спихнуть на эмоции, алкоголь или минутное помутнение рассудка, то в это утро этим уже нельзя отмазаться.       Они с Арсением сделали нечто ужасное.       Непоправимое.       Странное.       Неправильное.       Они переспали.       Шастун никогда не мог представить себя в подобной ситуации, а потому сейчас он просто не может заставить себя открыть глаза и встретиться лицом к лицу с ней. С реальностью.       С Арсением.       Почему каждое его появление в квартире Попова заканчивается хуже, чем предыдущее?       Хуже? А по-моему, тебе вчера понравилось. По крайней мере, стонал ты как…       Заткнись. Закрой свой рот.       Ты сходишь с ума, Антошик. Ты трахаешься с мужиками, не можешь расстаться со своей долбаной девушкой-манипуляторшей и разговариваешь с самим собой.       Все разговаривают с собой! И я переспал только с Арсом, и вообще… ай, к черту! Сейчас не до дискуссий. Мы оба в заднице.       На это заявление внутренний голос предательски молчит. Разумеется, ведь возразить ему нечего.       Шаст не знает, сколько времени лежит, пытаясь заставить себя открыть глаза. Сколько раз он уже лежал в кровати Арсения, ненавидя себя и обстоятельства? Три? Четыре? И когда все это закончится?       Что теперь делать? «Эй, отзовись».       Но нет, тишина. Он остался один с осознанием того, что его гребаная жизнь просто пошла под откос. Ира ведь наверняка уже проснулась, увидела, что его нет, начала названивать и написывать. А он тут. Изменил ей. С Арсом. Да ну нахуй. Кто из них теперь для Антона запасной?       Шастун мысленно считает до пяти, а потом все же открывает глаза. Вместо темноты он видит белизну потолка и люстру. Красивая. И почему только он не люстра? Она ведь наверняка не переживает из-за секса с другой люстрой, в то время как где-то недалеко за нее переживает торшер. Господи, ну и бред.       Парень глубоко вздыхает и поворачивает голову, глядя на Арсения, который, в свою очередь, смотрит на него. На лицах обоих растерянность, непонимание, страх. Они оба попались в западню. Они оба не знают, что сказать или сделать.       — Шаст, — все же прерывает неловкую тишину Попов, не узнавая собственного голоса.       И тут у Антона словно срывает крышу. Осознание произошедшего одним резким ударом проламывает череп, проникает в мозг, а тот, в свою очередь, подаёт сигнал: паника.       Шастун подрывается с кровати, сцепляя зубы от боли в заднице, которая заставляет его ещё быстрее одеваться и находить свои вещи.       Арсений выглядит ещё более растерянным. Антон же сам вчера пришел, сам почти признался в каких-то чувствах, сам поцеловал. И ни разу, ни разу, черт возьми, не воспротивился происходящему! А что теперь? Смотрит так, словно стал жертвой изнасилования.       — Антон.       — Нет! Нет, Арс, ничего не надо говорить сейчас, окей? Я просто соберусь и уйду, хорошо? Молча, — тараторит парень, судорожно выворачивая футболку. Слова даются тяжело, потому что в горле стоит противный ком истерики и тошноты. Дерьмо, в какое же дерьмо они друг друга втянули. Вернее, это все Арс. Какого хрена он позволил всему этому случиться? Он же был трезвый.       — Тох, успокойся, пожалуйста, давай поговорим, — все ещё пытается держать себя в руках Попов, поднимаясь с кровати.       — Нихуя подобного. Нет, Арс, никаких больше разговоров, никаких твоих «успокойся», понятно? Мне вчера хватило, спасибо, — нервно усмехается зеленоглазый, хватая свою ветровку.       — Антон…       — Я же, блять, сказал тебе, что не собираюсь разговаривать! — в отчаянии кричит Шастун, а потом пулей вылетает из комнаты и из квартиры. Арс снова остаётся один, испытывая ужасное, удушающее чувство дежавю. Он садится на край кровати, прячет в ладонях заспанное лицо и тихо рычит от досады.       Они с Антоном совершили ошибку. Их общую ошибку, но виноват почему-то снова только он. Да сколько можно прыгать по этим граблям? Он же не хотел, чтобы так вышло. Да, это была сумасшедшая во всех смыслах ночь (вернее, утро), но сейчас Попов искренне сожалеет, что вообще впустил Шаста в квартиру. У них ведь только все стало налаживаться. Арс даже решил, что эти чувства к другу — не так уж и плохо и с ними можно спокойно ужиться. Но все снова пошло по пизде.       Увы.       Это утро было отвратительным не только для Антона и Арсения. Ира тоже была крайне огорчена, если это можно так назвать, когда не увидела рядом Шастуна. Его не было в постели, в ванной, на кухне, на балконе. Его не было в его же квартире, он просто свалил, оставив ее одну. Ни записки, ни сообщения. Мало того, он и трубку не берет, не отвечает на ее смс, ничего. Полнейший игнор.       В голову лезут самые разные мысли, одна хуже другой. Куда мог деться Антон? Что-то случилось с ним или с кем-то из ребят? Может, вызвали на работу? Хотя не в том месте работает Шастун, чтобы с утра пораньше его срочно вызывали. Да и когда он вообще ушел? Возможно, утром, а возможно сразу, как только Ира уснула. Вот же козел!       Сначала Кузнецова хочет собраться и уйти, чтобы потом просто в отместку игнорировать горе-бойфренда, но быстро эту мысль отметает, потому что слишком уж велик шанс, что все закончится так же, как и с последней ссорой: Антон и не будет ей звонить. Он просто будет заниматься своими делами, словно ее и не существует.       — У него точно есть кто-то, — самой себе произносит девушка, нервно сжимая в руке мобильник. Нет, она останется здесь и будет ждать. Час, два, сутки. Рано или поздно он все равно вернётся, и тогда она пойдет на все, но вытащить из него правду, чтобы потом придумать, что с этой правдой делать. Она своего добьется при любом раскладе, ведь она Ира Кузнецова, у нее иначе просто не бывает.       Но прежде чем строить козни, Ирина решает позвонить ребятам. Мало ли, вдруг и правда что-то случилось, а она уже спешит всех ненавидеть. Первой он набирает Оксану, потому как сомневается в существовании женской дружбы, но верит в женскую солидарность. Правда, от Фроловой она ничего не узнает, кроме того, что никакого общего сбора сегодня нет, не было и не будет, а Антона девушка не видела и не слышала.       Ну, это уже кое-что.       Следующей в списке стоит Катя Позова, но та тоже Шастуна не видела уже давно, а Дима дома и никуда не собирается. Знает ли он, где его дружок? Не знает.       — Шикарно, черт возьми. Где тебя носит, Шастун? — шипит Кузнецова. Номеров Арсения и Сережи у нее нет, но с этим справиться легко, стоит лишь снова обратиться к Оксане.       Первым девушка набирает Попова, хотя после того случая на вечеринке она не очень-то хочет с ним говорить, и тот довольно быстро поднимает трубку.       — Да! Давай поговорим, ну пожалуйста!       — Арсений? — слегка опешив, спрашивает Ирина, и на том конце провода воцаряется тишина.       — Кто это?       — Это Ира. Девушка Антона. Привет, — все ещё удивлённая подобным тоном отвечает Кузнецова. Арс как-то резко выдыхает, и голос его кажется странным…       — Что-то… случилось? — как-то опасливо спрашивает импровизатор, вызывая все большее недоумение у Иры. Он накуренный там или что?       — Извини, что отвлекаю, но я просто ищу Антона. Ты не с ним случайно?       Снова становится тихо, и девушка даже стучит ногтем со свежим маникюром по поверхности стола, чтобы убедиться, что она не оглохла.       — Ар…       — Нет! Я случайно не с ним. А ты случайно с кем?       — Чт…       Но договорить она не успевает.       Арсений вешает трубку.       Никто не равнодушен к осени. Поэты, музыканты, художники, да и огромное количество людей других профессий считают осень самым прекрасным временем года. Все оттенки золота прямо над головой и под ногами — это ли не чудо? Время встреч, дымящихся кружек с чаем, теплых дождей и мягких свитеров.       Другие говорят, что все совершенно наоборот и осенью все мы ни в каком не в золоте. Мы становимся мошками, застрявшими в вязкой капельке янтарной смолы. Это время расставаний, горькой водки, бесконечных холодных ливней и промокших насквозь ботинок.       Антон никогда не относил себя ни к первым, ни ко вторым. Осень, зима или лето — какая разница? Время года не имеет никакого значения. Однако все мы рано или поздно меняем свое мнение. Антон изменил тоже.       Осень — время хандры и перемен.       Парень, выйдя из квартиры Арсения, ставшей его персональным адом, бездумно бродил по грязным, холодным и безразличным улицам столицы. Так много людей вокруг, а каждый все равно сам по себе. Впрочем, это давно в порядке вещей.       Шаст пытался обдумать все произошедшее, но слишком уж этого не хотел (хоть бы на пару минуточек почувствовать себя свободным ото всех этих событий!), а потому предпочел всем этим мыслям бездумные скитания.       И вот, несколько часов спустя, Шастун замерзает окончательно, поэтому заваливается в ближайший бар. Хочется напиться, забыться или убиться, но он заказывает лишь бутылку пива. Себе он объясняет это тем, что не так уж и сильно все произошедшее его подкосило, но в глубине души он знает, что снова окажется в квартире Попова, если хоть немного переборщит с алкоголем.       — Что-то ещё? — спрашивает молоденькая официантка, которая словно и не узнает уже довольно известного парня с ещё более известного канала.       — Нет, спасибо, — отзывается Антон, вглядываясь в лицо девушки и замечая в ее глазах нечто такое, что наверняка можно найти и в его собственных. У нее тоже личная драма. Для нее осень тоже не пахнет счастьем.       Но вот она уходит, а Шаст достает мобильник из кармана. Он видит пропущенные от Арсения, Иры, Димы, видит кучу пришедших сообщений из всех мессенджеров, но ему глубоко плевать. Как его вообще могут интересовать сообщения? Как, если он потерял себя?       Или нашел.       — Да заткнись, никто тебя не спрашивает, — раздражённо цедит Шастун, а подошедшая вновь официантка даже бровью не ведёт. Может, они и этим недугом схожи, а?       — Ваше пиво, — говорит девушка, и Шаст читает «Мария» на ее бейджике и «Понимаю, парень, мне тоже хреново» на лице.       — Спасибо, — выдыхает он, имея в виду не только бутылку. Согласитесь, страдать немного легче, если ты знаешь, что кто-то рядом тоже страдает.       Но у понимающей Маши и без него есть, чем себя занять, поэтому она уходит, оставив после себя лишь бутылку и едва ощутимый аромат духов. Кажется, это ваниль.       Да, и немного безнадёги.       — Опять ты, — Шаст хмыкает и качает головой. Все должно быть не так. Он должен быть с Ирой. Должен просыпаться по утрам с ней в одной постели. С ней или с пахнущей ванилью Марией, или с любой другой девушкой, но не с Арсом. Нет. Как вообще теперь исправить все произошедшее? Как работать с Поповым? Как смотреть в глаза Ире? Как оправдываться перед ребятами? Как жить с чувством обмана самого себя? Как найти ответ хотя бы на один вопрос?       Импровизатор вздыхает уже в сотый раз за последние десять минут и делает глоток, к своему собственному удивлению отмечая, что бутылка уже опустела, а улица окрасилась в более глубокий серый цвет. Сколько времени он тут сидит?       Антон потирает глаза и смотрит на экран телефона. Да уж, уже и правда вечер. Хотя какое ему дело, если бар круглосуточный? Он может сидеть здесь ещё месяц, и никому не будет дела.       Кроме Арса. Он же любит тебя, помнишь?       Шастун сжимает зубы. Нет, дело не в Арсе. Хватит вообще уже о нем думать! Ничем хорошим это не закончится. Надо вспомнить об Ире, которая наверняка ужасно переживает. Она ведь сидит одна в его квартире и даже не знает, где он и что с ним.       А ты всего лишь трахаешься со своим другом и напиваешься.       Резким движением отпихнув от себя пустую бутылку, Шаст поднимается из-за стола и идёт расплачиваться. Он не поедет к Арсению, не будет ему звонить, писать, не будет о нем даже думать. Он поедет к себе домой, обнимет Иру и скажет, как сильно ее любит и как ему жаль, что он такой мудак. А потом все будет хорошо. И никаких больше сомнений. И никакой больше хандры.       Уже перед выходом Антон оборачивается и ловит на себе жалостливый взгляд официантки.       Она словно уже знает, что парень с печальными зелёными глазами сделал неправильный выбор.       Больше всего Ира Кузнецова ненавидит две вещи — когда кто-то ее недооценивает и когда она не знает, что делать. И как назло именно сейчас она чувствует себя совершенно беспомощной.       После непонятного и неприятного разговора с Поповым, она позвонила и Серёже, но от него никакой информации также не получила. Каков итог? Антона до сих пор нет, никто его не видел, никто не знает, где он и что с ним, звонить и писать бесполезно, потому что ответа нет. Ещё и Арсений не даёт покоя. Точнее, его слова, его тон, его неприкрытая агрессия и показушная неприязнь. Последнее Ира заметила ещё на той проклятой вечеринке, когда Попов почти в открытую назвал ее шлюхой. На это же он, видимо, намекнул и сегодня. Что с ним не так? Откуда подобное отношение?       «Может, он и правда гей?» — проносится в голове девушки, но она тут же отмахивается от этой мысли. Нет, это бред. Антон, кажется, говорил, что Арс был женат. Тогда в чем дело?       Кузнецова даже подпрыгивает на месте, когда слышит скрип входной двери. А вот и блудный бойфренд вернулся.       Девушка спешит в прихожую и сразу же встречается глазами с Антоном.       — Где ты был?       — Привет.       — В жопу себе засунь свои приветы! Где ты был? — уже кричит Ирина.       — Я гулял. Прости, нужно было предупредить, — говорит парень, стягивая обувь, но в его голосе не слышно сожаления.       — Я весь блядский день обзваниваю твоих друзей, сижу, жду тебя и волнуюсь, а ты просто гулял? Просто, твою мать, гулял? Да голову ты давно лечил? Где твои мозги? Прогулял? — продолжает повышать голос девушка, а потом взгляд ее мутнеет, а нижняя губа нервно подрагивает. Антона подобная перемена настораживает, причем очень сильно.       — Что это? — едва слышно выдавливает из себя Ира. — Что это такое?       Шастун непонимающе хмурится и осматривает себя. Ничего.       — Где?       — На шее у тебя! Это засос, Антон! И он нихрена не мой!       Шаст напрягается и оборачивается к зеркалу. И правда засос. Гребаный засос гребаного Арсения Попова. Парень шумно и медленно выдыхает. Вся его былая уверенность испаряется. Теперь он тоже не знает, что делать. Падать на колени и просить прощения? Признаваться? Да ни за что. Никогда и никто не узнает о том, какую страшную ошибку он совершил.       — Кто это? Я её знаю? — на удивление спокойно спрашивает Ира. Она подозревала. Она снова оказалась права. Она все ещё не готова отступать.       — Нет.       — Ты любишь ее? Собираешься к ней уходить? Давно у вас это?       — Нет.       — Что «нет», Антон?       — Я не собираюсь от тебя уходить. Это была ошибка. Прости, — говорит Шастун, и это, пожалуй, самое честное, что он мог сказать.       В прихожей повисает гнетущая тишина.       Ира думает, что все не так плохо. Антон уверен, что хуже просто быть не может.       — Ты меня любишь, Тош?       — Да.       — Давай поженимся?       Этот вопрос словно берёза посреди пустыни — неправильный, дикий, странный. Пугающий.       — Что? — кажется, впервые за последние часы Шаст выходит из своего апатичного состояния. Какая ещё женитьба?       — Если ты любишь меня и вернулся ко мне, то давай поженимся, хочешь? Я готова все это тебе простить. Твою измену, твое поведение в последнее время, твою отстранённость. Хочешь, ребенка заведем? Хочешь, Антош? Будем семьёй. Все будет хорошо. Ты только не уходи от меня больше, пожалуйста. Я ведь тоже люблю тебя, — говорит Ира, и импровизатор почти верит в ее чувства. Почти верит в счастливый конец. Он хочет рассмеяться ей в лицо, но этого «почти» оказывается достаточно. Он слишком раздавлен, а она почти убедительна. И поэтому он не смеётся. Он целует ее. Потому что это правильно. Потому что так должно быть. Потому что это не страшно. Потому что за это не будут ненавидеть. Потому что этот выбор примут.       — Я устал. Пойдем спать? — отстранившись через пару минут, спрашивает Шастун.       — Хорошо. Поговорим об этом в другой раз, — улыбается Кузнецова, очень надеясь, что поцелуй был хорошим знаком. Антон не возразил, не оттолкнул, не отказал. Подумаешь, перепихнулся с кем-то. Какая разница? Главное, что одумался и вовремя вернулся.       Может, любовь и правда существует? Просто действует она на всех по-разному. Кого-то делает добрее и радостнее, кого-то превращает в монстра, кого-то доводит до сумасшедшего дома или тюрьмы.       Антона любовь к Ире сделала глупцом.       Иру любовь к Антону сделала жалкой.       Только вот любви у них никогда не было. Слепая влюбленность, расчет, комфорт, что угодно, но не то самое чувство.       Арсения любовь к Антону сделала несчастным. И только его любовь настоящая. Он принимает ее. Он чувствует ее. Не в сердце, как пишут обычно. Он чувствует ее под кожей, в лёгких, между ресниц. Ее так много, что где-то под кожей ее движение ощущает и сам Антон. И ему страшно. И он засыпает, надеясь хоть во сне забыться.       Взглянув на него, Ира улыбается. Он снова с ней. Он никуда не денется. Да, она ослабила хватку и позволила ему погулять, но теперь все будет иначе.       — Спи, дорогой, — шепчет она, касаясь ладонью колючей щеки. Шастун чуть морщится, а потом улыбается.       — Щекотно, Арс, — бормочет он во сне. Так, словно это в порядке вещей.       Ему кажется, что все не так уж плохо.       Она уверена, что хуже просто быть не может.