Большие проблемы маленьких людей

Wax Angel – Friend — Я тебя ненавижу! Ненавижу, слышишь? Уйди! — громко, срываясь на капризно-истеричные нотки, кричишь ты. Я немного отступаю, но мои руки не покидают твоих широких, часто вздрагивающих плеч. Какая там у нас разница в росте? Десять сантиметров? Пятнадцать? Ах, да, разница в целых двадцать. Впрочем, сейчас это не так важно. Ты плачешь. Нет, совершенно точно рыдаешь, морща аккуратное, без единого прыщика, личико. По твоим опухшим, по-детски круглым щекам, катятся крупные слезинки. Ты неловко утираешь их белоснежно белым шарфом. Скоро ты испортишь его. Местами первозданно снежная белизна приобретет черный незамысловатый узор. Тушь и темные тени, что так выгодно подчеркивают твои огромные, сказочно красивые глаза. Глупая, опять ведь испачкаешься… Ну, как большой поросенок, честное слово. Я это наверняка знаю. Не могу не знать. Хоть и не вижу из-за того, что ты стоишь ко мне спиной. Мое продолжение, мое отражение, мой самый дорогой компаньон. Сейчас тебе не нужны слова поддержки, сочувствия или (с чего бы?) сострадания. И мое участие тебе не сдалось. Наоборот, оно раздражает тебя, как и мое присутствие. Наверно. Но я чувствую, что должна поддержать тебя, сказать что-то ободряющее. Пообещать, что уеду вместе с тобой в США и мы будем играть вместе. Как прежде, как в наши самые лучшие годы. Помнишь? Ты, конечно же, помнишь… Наше знакомство в первый день вступления в университетскую команду? А как мы люто возненавидели друг друга с первого взгляда и как старшекурсницы называли нас самыми проблемными новичками их предпоследнего года? Помнишь, как нам не хотелось играть вместе? Помнишь, как ты считала мои пасы отвратительно быстрыми? А я терпеть не могла, когда ты пропускала мои передачи? Помнишь? Понимаешь ли…. Мы не успели осознать… Но уже стоим на широком пороге родного университета, а неистовые ветры перемен дуют нам в спину, выгоняя нас, легкие бумажные кораблики, в огромное и беспощадное море под названием «взрослая жизнь». Нас ждут новые горизонты, новые испытания, совершенно незнакомые, чужие люди и, конечно, болезненные расставания. Теперь мы сами выпускницы. Сами передаем свои надежды, и чаяния юным горячим головам, готовым, как губки впитывать наши знания и умения, запоминать важные наставления и выслушивать последние наши напутствия и пожелания. Теперь им творить новую историю, открывать новые двери и торить новый путь к собственным, уже чужим для нас победам. Теперь мы всего лишь красиво-некрасивая история на страницах потрепанного университетского фотоальбома. Напоминание и назидание следующим поколениям в виде незамысловатых, но объемных кубков со всевозможных студенческих чемпионатов. Пройдут годы, десятилетия, мы изменимся, постареем, у нас появятся свои дети, а после и внуки. Но со старых фото, в богом забытом музее давно изменившегося учебный профиль университета, все также будут глядеть вечно юные беззаботные лица, сгруппировавшиеся рядом с доказательством того, что они — лучшие. Они — первые, кто за много лет принес третьему родному дому, три первые победные серии. А пока…. Перед нами мир распростер тысячи дорог и только нам решать, какая из них правильная. Сейчас…. Я должна сказать. Должна поддержать, трепещет мысль на краю моего сознания. Но вместо слов поддержки и участия у меня вырывается неуместно язвительное бурчание. Интересно, я всегда такая отвратительная или только с ней? — Держи, а то сопли к лицу примерзнут. Что тогда я тренеру говорить буду? Что тебя с обморожением увезли? — в моем голосе показушная демонстрация недовольства за тонкой вуалью материнской заботы. У тебя ужасная аллергия на холод, хоть ты и родилась зимой, но это не твое время. Мне кажется, тебе к лицу поздняя весна с ее шумными столичными улочками… Или… яркое лето, с его сочными, исцеляющими любую душу красками. Да, ты больше всего похожа на лето. Что-то… сегодня я на редкость меланхолична и чувствительна. Не иначе, начинаю стареть в неполные двадцать два. Как бы завтра не найти седых волос на подушке. Ты недовольно сопишь и хлюпаешь носом. И, наверное, хмуришься. Знаю, тебя жутко раздражает это мое неумение подбирать нужные для тебя слова. Прости. Большой маленький ребенок. -Заткгнись, капитхан. Я все еще тебя ненафижу! — пытаясь поддержать себя и доказать всем, вплоть до испуганно озирающихся прохожих, что ты сильная и независимая, недовольно вопишь, шмыгая носом. Но уже без прежнего запала. Однако и это выходит у тебя до смешного отвратительно. Да и капитаном ты меня называешь только тогда, когда, после очередной помпезной ссоры, начинаешь потихоньку остывать, но все еще пытаешься неумело играть неприступность. Нет, совершенно точно, на сцену тебе путь заказан, большая девочка с громким именем — Победа. Одно мгновение и ты поворачиваешься ко мне лицом. Наконец-то мы можем посмотреть друг другу в глаза. Но в твоем взгляде… Мои ладони больше не держат, не сжимают твои усталые плечи. А от твоего взгляда, наполненного горечью и осознанием скорой разлуки… Нет, даже потери… Я сама чувствую, как к горлу подбирается предательский ком… А в следующее мгновение мне самой хочется выть, рыдать взахлеб, биться головой о невидимую стену и разбивать кулаки в кровь в очередном приступе бессилия-беспомощности. Точно также как и ты минуту назад. Но вместо этого, я до боли закусываю губу и вытаскиваю из широкого кармана зимнего пальто незамысловатый белый платок. В конце концов, вытирать любые слезы своим сокомандницам — это ведь тоже обязанность капитана? — Это нечестно. Я тоже хочу, чтобы ты согласилась подписать контракт! — шепчешь ты, взглядом исследуя в промерзшую, заснеженную землю. Зима в этот год, не в пример, холодная. Впрочем, как и моя решимость. Для себя я уже все решила… Я ведь тоже могу быть упертой, разве нет? И только ты продолжаешь безнадежно верить, а я уже не стараюсь убить твою хрупкую, как первый зимний лед, надежду. Бессмысленно это. Надеюсь, ты когда-нибудь поймешь меня. А пока…. — Только в тот день, когда ты обыграешь меня в шахматы, Виктория Алексеевна. — Это нечестно! Ты, хитро…кхм. коротышка… Ты ведь знаешь, что я ничего не смыслю в ваших со Шпаковским, долбанных логических играх!!! Да низвергнутся на ваши головы все экзаменационные кары! — А ты попробуй, учиться никогда не поздно. Может, лет эдак через надцать…. — Капитан, напомни, пожалуйста, подать на тебя в полицию нравов. — Это бесполезно, Вичка-синичка. Они сами рвут волосы на всех частях тела, чтобы только не встречаться со мной лишний раз. — Тогда задушить тебя подушкой ночью. И… какого черта ты меня так называешь, четырехглазое исчадие ада? — Это бессмысленно. Я сплю очень чутко, тем более, ты слишком громко сопишь, когда начинаешь усердствуешь. Тебя не услышит только мертвый. — Что сказала? — Я говорю, шевели ягодицами, сейчас последний автобус уйдет. — Чего ты сразу не сказала?! До отъезда последнего автобуса остается ровно одна минута и тридцать пять секунд.